Продолжение. По мотивам Гора

В свое время я прочно и навсегда полюбила такие походы, когда легион несколькими колоннами движется куда-то. Клубится пыль из-под сапог солдат, неторопливо едут повозки, офицеры верхом объезжают свои отряды, бредут длинные вереницы связанных, закованных в цепи рабов. Летят шутки из конца в конец колонны, блестит позолота на доспехах, то и дело доносится смех. Офицеры не препятствуют. Только что все они побывали в аду, выжили, победили, и с богатой добычей наконец возвращаются домой. Вот и не мешают солдатам выпустить пар. В такие моменты обычно я иду у седла господина, он шутит, мы смеемся. На мои подначки и шуточки он не обращает внимания. Иногда он пристегивает меня цепью за ошейник к седлу, но чаще всего обходится без этого. Наоборот, частенько он берет меня к себе в седло, и я еду, прижавшись спиной к его широкой груди, ощущая, как остро пахнет от него здоровым потом, маслом, смазкой от оружия, и чувствовать, как сильная рука бережно прижимает меня к жестким доспехам. Но сегодня так не получится, у меня на руках пять новеньких подопечных, поэтому я все время слежу за ними.
Сколько километров я сама так отшагала, в рабских караванах, мелькает у меня в голове, уже и не вспомню. Идти в рабском караване, со связанными за спиной руками, босиком, обнаженной, вовсе не просто, особенно, если нет навыка. Особенно, если ты еще недавно была свободной. Дорога неровная, разбитая множеством копыт и повозок, приходится смотреть под ноги. Лужи, камни, испражнения животных, да просто крутые подъемы, тоже никто не отменял. Даже если ты абсолютно свободна, идти, без остановки, очень непросто. В караване же ты привязана к подругам, руки стянуты за спиной, равновесие держать очень и очень тяжело, приходится подстраиваться под рабыню, идущую впереди и девушку, идущую сзади. А нежные ножки, привыкшие к обуви, так просто начинают просить пощады уже через несколько мгновений. Да, для девчонок тяжелый день, они бредут, тяжело дыша, покрытые потом и пылью, которые смешиваются и засыхают в затейливый рисунок на их телах. Конечно, опытные, тренированные рабыни переносят такие переходы намного легче, но у меня-то подопечные не такие, скорее всего, они вообще столько пешком раньше не ходили.
Подбадриваю их хворостиной, вовсе не из врожденной злобности, а чтобы приучить правильно ходить. Им же легче будет, когда идут в ногу, держат один ритм, никто никого не тащит за собой за веревку на ошейнике. То и дело рабыни вскрикивают, когда я пытаюсь подровнять их линию, и хлесткий удар прилетает по бедрам, спинам или плечам. Но со временем я бросаю это, бесполезно, слишком они измучены, даже кричать уже сил нет, только вздрагивают, реагируя на удар. Одна Ника держится молодцом, ну еще бы, у нее наверняка опыт не меньше, чем у меня. А остальные совсем расклеились, плетутся, а не идут, смотрят в землю, чего делать категорически нельзя.
Оставляю их ненадолго, бегу к господину.
- Девкам совсем нехорошо, господин, - выпаливаю я, - до привала продержатся, но завтра их не поднять.
- А ну-ка, покажи сиськи, быстро! – внезапно командует он.
Мгновенно, с готовностью, распахиваю на груди тунику, чтобы он мог полюбоваться моими грудями, еще и призывно трясу ими, потом начинаю поглаживать, сжимая мгновенно напрягшиеся соски.
- Господин соскучился? – лукаво спрашиваю я. – Рабыня Кара точно соскучилась.
Вместо ответа он вздергивает меня в седло, целует и теперь его руки медленно ласкают мою обнаженную грудь, так, что у меня начинает звенеть в ушах, а низ живота наливается приятной тяжестью. Но он спихивает меня на землю, насмешливо смотрит сверху вниз.
- Ты-то, рабыня Кара, небось отмахала раза в два больше, чем они, - с неожиданной нежностью спрашивает господин, - сколько раз ты вокруг них оббежала?
- Много, - притворно вздыхаю я, - так я сильная и выносливая, господин.
- Горт! – вдруг командует он, и к нему подлетает один из командиров отряда, окидывает мои обнаженные груди одобрительным взглядом, я деланно-скромно запахиваю тунику.
- Завтра поведешь отряд, - распоряжается господин, - я и охрана устроим дневку, потом нагоним вас.
- Понял, командир, - кивает офицер.
- Скажешь Ральфу, пусть сделает для моих девок клетку на повозке. Какие-то дохлые попались. Завтра пусть отдохнут.
- Можно сказать, господин? – подаю я голос.
- Говори, - кивает он.
- Нужны ножные браслеты для рабской цепи, тогда можно будет и развязать их, и вести их будет намного удобнее.
Господин кивает и подначивает меня:
- А если тебя посадить на эту цепь?
- Лучше посадите меня на цепь возле вашего ложа, господин, - выпаливаю я.
- Командир, эта девка дерзит, - смеется Горт, - но сиськи у нее хорошие. Может, продашь?
- Я как-то привык уже к ней, - вздыхает господин, - через час командуй привал.
Солнце уже клонится к закату, когда войско останавливается. Везде загораются яркие костры, начинается привычная лагерная суета. Мои подопечные просто валятся с ног от усталости. Притаскиваю для них большой бурдюк с водой, по очереди пою каждую, потом пью и сама. Запыхалась за день действительно здорово. И здесь роскошный подарок, потому что я давно ломаю голову, развязывать их или нет на ночь. Ральф, один из десятников, приносит мне длинную транспортную рабскую цепь. Это обычная цепь, с крупными и тяжелыми звеньями, только на эти звенья, с промежутком где-то метр, приклепаны браслеты с замками. Такой цепью можно сковать рабынь как за руки, так и за ноги, и вообще удобно, в любой момент можно отомкнуть замок и снять девушку с общей цепи. Есть, конечно, еще цепи для ошейников, но надо радоваться и тому, что есть. Первым делом я защелкиваю браслеты на левой щиколотке каждой из рабынь, они почти безразлично протягивают мне свои грязные босые ноги для того, чтобы я заключила их в стальной плен. Потом я развязываю им руки, снимаю с ошейников веревки, которые соединяли их. Невольницы с наслаждением растирают опухшие, красные запястья, с грубыми следами веревок на них. Сейчас я не глуплю, первой в цепи оказывается Ника, она и будет теперь задавать ритм и темп ходьбы, следом за ней – рыжая скандалистка, потом Лери, Лора и Ове. Рыжая безымянная рабыня с ужасом смотрит на свои ноги, левую ее щиколотку охватывает браслет. Браслет довольно свободный, но стащить все равно не получится.
- Какой ужас… - бормочет она.
- Девки, идите за мной, - командую я, подходя к Нике и беря ее за руку, - сейчас я вас выкупаю, потом накормлю и спать. Завтра будете отдыхать весь день.
- Спасибо, госпожа, - серьезно говорит Ника.
- С левой ноги, пошли!
Под глухой звон цепи, тянущейся между ног рабынь, мы идем к небольшой речке неподалеку. Собственно, она и послужила причиной остановки. Неподалеку солдаты купают, поят коней, еще дальше – моются сами и моют многочисленных пленников, захваченных в городе. Такие же вереницы, как и моя, то и дело подходят к берегу. Выдаю на всех большой кусок мыла. У меня такой же, только поменьше.
- В воду, рабыни, - командую я, - мыться тщательно, если кто хочет справить нужду, скажите сейчас, дальше я вас прикую на всю ночь.
Почти все, кроме рыжей скандалистки, поднимают руки. Вот дура, ничего не понимает. В высокой прибрежной траве девушки дружно журчат, даже рыжая присаживается на корточки, потом я решительно загоняю их в речку. Сама тоже скидываю тунику и вхожу в реку. Вода ласково принимает меня, я отталкиваюсь от мягкого песчаного дна и плыву. Потом долго и тщательно моюсь, поглядывая на моих подопечных, которые плещутся на мелководье, они прикованы друг к дружке, так много не наплаваешься. Наконец, распоряжаюсь им выйти из реки и сохнуть на берегу. По воде медленно, по течению, течет грязная мыльная пена. Потом веду их в лагерь, опять под глухой звон цепи, по звуку уже слышно, что они учатся ходить в ногу, молодцы.
В лагере, перед знакомой палаткой господина, стоит большая повозка. Ненадолго скрываюсь в палатке. Возвращаюсь, неся в руках два замка. Один конец ножной цепи рабынь обвиваю вокруг одного большого колеса, щелкаю замком, продетом между звеньями, второй – вокруг другого колеса. Все, никуда рабыньки до утра не денутся. Осталось последнее. Иду к повару отряда и прошу накормить новых рабынь, тот кивает и на прощанье отвешивает мне дружеский хлопок по заду. Привычно притворно взвизгнув, совершенно обессиленная, возвращаюсь к рабыням.
- Вас накормят, рабыни. Спать будете здесь. Если будет холодно, прижмитесь друг к дружке плотнее, можете залезть под повозку. Все понятно?
- Спасибо, госпожа, - опять умница Ника подает голос, - рабыни благодарны.
- Чтобы я обнималась с собственной рабыней? – конечно, это подает голос рыжая скандалистка. – Приведи своего хозяина, я хочу поговорить с ним.
Я слишком устала за день, а от нее так вообще устала.
- Ника, девочки, если вы придушите эту дуру ночью, я сделаю вид, что ничего не заметила, - бросаю я, - мы все рабыни, она одна этого не понимает.
- Выпорите ее, госпожа, - говорит спокойно Лери, - или дайте мне хлыст, я справлюсь.
- Спать, девчонки, спать, - я машу рукой и вхожу в палатку господина, откинув и тут же задернув полог.
Он тоже устал, лежит, раскинув руки, на походном ложе и смотрит в потолок. Хмыкает, заметив меня, протягивает ко мне руку. Тут же опускаюсь на четвереньки и облизываю каждый его палец.
- Устала, маленькая? – в его голосе звучит нежность, от которой у меня екает сердце.
- Я крепкая, господин…
- Можешь говорить без господина, по имени…
- Спасибо… Гай, - несмело говорю я, - только господин мне привычнее, разреши и дальше так обращаться к тебе.
- Разрешаю, - смеется он, - иди ко мне, моя девочка.
Мигом избавляюсь от туники и привычно льну к его мускулистой груди. Некоторое время мы молчим, только его рука так же привычно гладит мою попу.
- Может, тебя освободить? – вдруг спрашивает он.
- Нет! – рефлекторно я хватаюсь за свой ошейник. – Я ваша, господин, только ваша. Что я делать буду на свободе? В бордель пойду? Я рабыня, только ваша рабыня…
- Умеешь уболтать, чертовка, - улыбается он, - конечно, ты моя. Никто тебя не освободит, так и помрешь в рабстве. Разве что, когда станешь старой и некрасивой, я тебя продам.
- Когда я стану старой и некрасивой, у господина уже давно не будет стоять, ему будет все равно, - ехидничаю я, - и разве что такая рабыня и сможет его возбудить.
- А ты нахалка…
- Ага… Выпорите меня, - мурлычу я, еще уютнее устраиваясь в его руках, - и по попе продолжайте гладить, рабыне приятно.
Вместо ответа он продолжает медленно и нежно поглаживать меня, мы опять молчим.
- Как девки? – наконец спрашивает он.
- Нормальные девки, - вздыхаю я, - есть одна припудренная, но это поправимо. И одна просто отличная рабыня. Если хочешь, вдвоем тебя обслужим, не пожалеешь. Только, чур, сначала я ее попробую…
- Мне и тебя хватает, - хмыкает он, и я просто таю внутри.
Наконец, господин шевелится и спихивает меня с себя. Он обнажен, как и я, и я не удерживаюсь.
- Вам надо осмотреть посты, я понимаю, - быстро говорю я, - только уделите мне немного времени…
Пока он не успел ответить, я оказываюсь перед ним на коленях, и мой жадный рот принимает его. Все действительно оказалось быстро, когда горячая влага бьет мне в рот, я облизываюсь, как кошка.
- Сучка похотливая, - беззлобно бормочет господин, одеваясь.
- Вы точно представляете, насколько похотливая, господин, - охотно откликаюсь я, шнуруя его тяжелые сапоги.
- Тебе принесут ужин… - господин откидывает полог палатки, - я поем с солдатами. Если захочешь спать, меня не жди, ложись.
- Я люблю вас, господин.
Вместо ответа он корчит дурацкую рожу (увидел бы кто из его солдат, ни за что бы не поверил, что командир способен на такое) и выходит, а я раскидываюсь на ложе, только сейчас понимая, как я устала за день.