Папаня, ты не дури, ты лей...

В 1939-м году у наших родителей, наконец-то, появился долгожданный первенец и назвали его Николаем. Рос он вполне здоровым, в меру бойким, но очень послушным мальчишкой. По воспоминаниям мамы он кушал то, что дадут, сидел там, куда посадят и по-детски бесхитростно улыбался всем кто был рядом. Короче говоря, больших хлопот с нашим старшим братишкой у родителей не было.

Жили они тогда в небольшой белорусской деревушке, ни шатко, ни валко надо сказать жили. По первам у них  и  коровы-то своей не было, а потому молоко для маленького Колюшки приходилось покупать. Но, купленные продукты имеют одно малоприятное свойство, быстро кончаться. Да, как это объяснить двухлетнему Коле, требующему по ночам:
- Маманя, дай молочка! Пити хочу!

Естественно, если молоко в доме было, мать подымалась с постели, шла в коридор, наливала в кружку любимого продукта и несла сыну. Напившись, бесхлопотный Коля быстро и безмятежно засыпал. Однако, перебои с молоком случались довольно часто и малыш  в такие дни  капризничал, ворочался с боку на бок и подолгу плакал. Родителям порой  приходилось как-то хитрить, изворачиваться.

Например, видя, что проснувшийся сынишка никак не засыпает, мама брала со стола кружку и отправлялась в коридор. Там, постучав пустой посудиной о корчажку, набирала с неостывшей печки тёпленькой воды и несла сыну.

И Колюшка, напившись такого «контрафакта», бывало, что засыпал, а мать, ложась к проснувшемуся от ночного гомона отцу, шёпотом докладывала:
- Слава, Богу, Гриша!  Опять сынок тёпленькой водички напился, засыпает. Может, привыкнет, а?
 
Расстроенный то ли оптимистичным, то ли безрадостным выводом отец с тягостной ноткой в голосе ответил:
- Спи, Маруся, спи. Обидно только, что даже молока не можем сынишке вдоволь дать. Вот же жизня, - и немного погомонив, все трое заснули крепким деревенским сном.
 
После того случая прошло недели две-три. Купленное на днях молоко опять кончилось, а денег на новое не было. Мать ещё днём последними остатками молока заправила пшённую для Коли кашу, а отцу виновато шепнула:
- Гришь, опять молочко кончилось… Придётся, если что водичкой Колю поить, - услышав это, отец горестно-прегорестно вздохнул. Растянувшийся же летний день, проведённый в бесконечных заботах-хлопотах, быстро скатился к закату и уставшие родители сразу же после захода солнца легли спать. Только, маме в тот раз не спалось, у неё уже тогда сильно болело сердце.

И как на грех в полночь зашевелился маленький Коля и, всхлипнув два-три раза, тихонечко попросил:
- Маманя, дай, молочка.
Проснувшийся отец, сочувственно положил руку на плечо приболевшей матери и вполголоса сказал:
- Лежи-ка, Маруся, лежи. Я сам.

Выйдя в коридор, он как можно убедительней стукнул кружкой о пустую корчажку, а набрав из ведра полу остывшей воды, услышал:
- Папаня, ты не дури! Ты водичку не лей! Ты молочко…  лей, - съязвил из кроватки маленький Коля.
 
Растерявшийся было отец бессильно застрял в двери, а у матери из глаз брызнули слёзы. Слёзы непреходящей безнадеги, слёзы извечной деревенской неустроенности, слёзы неподъёмного пресса наседающей на их семью бедности.

И долго, слишком долго она в ту ночь плакала. Уж и Коля уснул, в кои разы, согласившийся с родительской подменой, и отец мирно похрапывал, а мама всё не унималась, беззвучно рыдая в сбившуюся подушку. Да, давно уж по-ихнему дому гуляла беда, под едким названьем бедность. Но, как оказалось, эта беда и бедой-то не была, а настоящая беда их поджидала  впереди.

В нищенскую, не обустроенную родительскую  жизнь вдруг ворвалась война и все беды и лишения только начались. В ту распроклятую войну наши родители потеряли двух дочек, родившихся в трёхлетней немецкой оккупации. Одну из них звали Олечкой, а другую Шурой и это всё, что нам о них известно. Спросить у матери о сестрёнках мы стеснялись, чтобы не причинить ей  боль, а сама  она мало что о них говорила.
 
А вот Коля благополучно выжил, но жить родителям в Белоруссии уж не было никаких сил. И они тронулись на  Дон, на далёкую мамину родину. Тронулись, чтобы вырастить на донской земле шестерых сыновей. Тронулись, чтобы бок о бок прожить без четырёх дней пятьдесят лет и обрести вечный покой в ставшем для них родным казачьем краю. Вечная память и шестикратная сыновья признательность им за их безмерный родительский подвиг.

С любовью и низким земным поклоном, дорогие наши родители, Григорий Сергеевич и Мария Яковлевна Винокуровы, ваши состарившиеся уже сыновья: Николай (1939-1999гг.), Пётр (1945-2013гг.), Владимир (1948-2016гг.), Сергей (1951г.) и братья-близнецы Константин и Михаил (1961г.).