Завтрак

Завтрак
I
Кто не любит поесть? О, это прекрасное занятие не только дарит энергию, но и счастье, которое, хотя и недолго длится, но приносит в жизнь больше светлых эмоций. Однако эта история вовсе не о еде и ни коим образом её не касается.
Осень. За окном все реже и реже из-за туч выглядывает солнце. Дожди, холод, ветер, который словно пронизывает насквозь, поминутно толкает то вперёд, то назад, то в сторону, сбивая с пути. Уже тяжело без часов определить какое время суток, а неделя превращается в вереницу однообразных тоскливых дней. И чем ближе зима, тем сильнее эта печаль.
Иван Васильевич Бобылякин не имел своего жилья, и едва не всю жизнь слонялся от дома к дому, выискивая, нет ли хоть одной свободной кровати или угла. Бывали дни, когда ему приходилось, сжавшись и дрожа от холода, спать на скамейке, откуда нередко его гнали дворники или проходящие мимо милиционеры, которых тот из обиды называл мухами. Чем он питался и где обитал, если не на улице, знал только Бог, а откуда деньги брал – того и Он не ведал. Но обнаружив однажды, что в кармане нет и копейки, Иван Васильевич пришёл в сильнейшее замешательство: где, а главное, как ему раздобыть средств хотя бы даже на жалкое существование нищего. «Милостыню просить? Да кто мне хоть грош даст! Работы сыскать? Да кто ж меня возьмет!» -- и так весь день слонялся он по городу то думая, то делая вид, что думает о том, как ему жить, а главное – на что.
Потом он даже пустился в философствования. Да и кто из бездомных не философ? О, вы знаете, люди падшие весьма интересны своим взглядом на окружающую реальность, все у них не как у обычных людей. Имеете ли вы в кругу знакомых лиц человека, пристрастившегося к алкоголю? О, их размышления в пьяном состоянии порой настолько невероятны, что дивишься, как такое вообще могло прийти в голову. А ежели пьяница дошёл до состояния практически невменяемого и вот-вот уж, кажется, ощутит наяву все «прелести» белой горячки, то в такие дебри заходит его мысль, что простому смертному не разобрать, что он там говорит. А говорит он много, причмокивая, заплетаясь, охая и ахая, приложив ладонь к голове и активно жестикулируя второй, трясущейся, желто-зеленой рукой. И доказывает он вам, что египтяне-то вовсе не египтяне, а самые настоящие славяне. А что, думаете, зря васильки у Тутанхамона в гробнице? Не-е-ет, ничего не бывает случайно, дорогой читатель, и такой гениальный человек, как пьяница или обычный бездомный, который, право, совершенно не понимает, как у него в жизни так сложилось, при этом лично знаком с Тутанхамоном и знает(ещё бы не спросить о таком!), к какому этносу тот принадлежит. Думаете, шучу я про эти несчастные васильки? Как бы не так… Впрочем, другая это история, и заслуживает она отдельного рассказа.
Именно так, как я в предыдущем абзаце, растекаясь мыслию по древу, переходил от думы к думе и Бобылякин. И тут (о, верите ли? Впрочем, Иван Васильевич и сам не верил происходящему) на глаза попалась блестящая серебристая брошь, лежавшая – ей-богу, будто нарочно оставленная какой-то щедрой дамочкой для нищего Бобылякина – прямехонько перед носом – у поребрика, в неглубокой ямочке. Ба! Счастье-то какое! И он схватил, воровски оглядываясь, скрылся за углом, и побежал, побежал… А куда, спрашивается, побежал? И зачем? Он вдруг остановился, хотя лучше бы уж продолжил бежать, затем с мыслью о том, чтобы положить брошку на место, развернулся в ту сторону, откуда  умчался.  «Да ежели я эту брошку брошу (как забавно звучит!), то на что мне питаться, где спать(хотя это проблема уже второстепенная)?» -- думал Бобылякин. – «Ах, и для чего Богу нужна будет моя душонка? И здесь я ни на что не гожусь (какой от меня толк?), и там...» И вот уж он вновь пустился в размышления о сущности бытия…
II
На следующее утро, так ничего не поев перед сном и сильно от того страдая, бобылякиновым коллективным разумом мозга и желудка решено было нести эту брошь процентщице.
Евдокия Власьевна была дамой возрастной, но жизнью не наученной. Между тем в городе считалась она едва не самой опасной для карманов процентщицей. Славилась она не только высокими процентами, но и ведомостью на всякую дурость (то, верно, возрастное). Поэтому Иван Васильевич всерьез рассчитывал на недолгие колебания и весьма неплохую сумму за заклад.
Нужно отметить, что расположение духа у него было хорошим, можно даже сказать отличным. Единственное, что несколько путало и без того скомканные мысли Бобылякина и временами приводило его в расстройство, так это дикий рев обозленного желудка, который, как казалось, уж начал угрожать тем, что скоро свернется в трубочку, а потом и вовсе начнет переваривать сам себя.
Кое-как отыскав нужную квартиру, Бобылякин недолго постоял у двери, сомневаясь, стоит ли оно того(воодушевление как-то вдруг покинуло его, стоило только переступить порог парадного подъезда), и поправив всю висевшую на нём одежду, постучался так, словно за ним велась погоня, и ежели бы в это мгновение кто-то великодушный не открыл ему, то можно было бы считать, что жизнь его кончена. А ведь Бобылякин даже не успел бы написать завещания. Хотя что ему можно было завещать: дырявый кафтанчик, измазанные от постоянного сидения на мостовой всевозможной дрянью штаны и девственно чистую душу обманутого жизнью человека? Ах, да, ведь есть еще брошь!
Не прошло и минуты, как Евдокия Власьевна доковыляла в коридор, по середине которого, впрочем, и остановилась. «Неужто этого чертяку принесло… Боже, вот кто меня дернул ему денег давать, да еще и на такой срок. Дура дурой! Вот, старая, совсем из ума выжила» -- корила себя Евдокия, даже не торопившись подходить к двери. Еще с минуту примерно она помедлила в нерешительности: «а вдруг не он?» Но тут вновь кто-то неистово застучал, и старушка уже стояла и через закрытую на цепочку дверь смотрела в глаза посетителю. «Тьфу ты!» -- подвела она итог непродолжительных мечтаний, поняв, что посетитель оказался вовсе не тем, кого ожидалось видеть.
• Добрый день, Евдокия Власьевна!
• Добрый, добрый… заходите.
«И кого я в свой дом пускаю? Не дай Бог еще преступник какой, ишь, вон, как выглядит…» -- старушка дождалась, когда Иван Васильевич войдет, и закрыла дверь на ключ, спрятав его под коврик.
• Хотел бы сделать заклад.
• Оно-то ясно, уважаемый, не чаевать же вы пришли. Что закладывать-то хотите?
• Да вот-с. Брошь имеется, -- он вытащил ее из кармана и притворно тяжело вздохнул. -- Как от сердца отрываю, вы знаете, она у меня -- единственное, что от матушки осталось.
• Ну-с, дайте-ка…
Евдокия Власьевна принялась рассматривать брошь со всех сторон: то так покрутит её, то иголку проверит, то камушки, переливающиеся на свету всеми цветами радуги. Она даже на миг отошла от Бобылякина, повернувшись к зеркалу и приложив украшение к груди. «Хороша-а-а», -- старушка улыбнулась отражению.
• Рубля 3 дам. С каждого по полгривны.
• Что, что?..
• По грошу с рубля, говорю.
• Выходит, гривну да еще грош вернуть надобно?
• Гривну да грош, -- повторила, медленно моргая, процентщица.
• Ну-с, что ж… ежели так, то я, -- он забегал глазами, тем самым выдавая своё замешательство и незнание, как обыкновенно оканчивается посещение процентщиков и что нужно говорить, -- я согласен.
• Процент я с тебя сразу возьму, а то знаю, какие вы у нас, мошенники, бываете, Так что вот тебе: два рубля и   тридцать пять копеек. Месяц – срок.
• Месяц? – брови Бобылякина сложились домиком.
• Так, так, -- подтвердила Евдокия Власьевна, убирая брошь  один из ящичков своего большого комода.
• В таком случае, я пойду, -- Иван Васильевич шмыгнул носом.
• В таком случае идите.
• Благодарю вас.
• Благодарите, -- ляпнула Евдокия, нисколько не смутившись, и проводила Ивана Васильевича. – Надеюсь на вашу благоразумность.
• Не беспокойтесь, все в срок возвращу.
• Уж извольте.
• Изволю, -- Бобылякин улыбнулся и вышел прочь.
«И все-таки человек он наистраннейший» -- женщина недовольно хрюкнула. – «Да и внешний вид, конечно… кхм, мало располагает», -- Евдокия поправила свою потрепанную юбку, успевшую уже сотню раз перекрутиться и измяться, и, затворив дверь, возвратилась в комнату. -- «А брошь-то и впрямь хороша!..»
III
Вышед на улицу, Бобылякин с видом владыки всея мира вздернул нос и поправил повидавший виды кафтанчик. «А ведь было бы хорошо купить новый», -- подумалось ему, но вспомнив тотчас же, что владыка он вовсе не мира, а всего лишь несчастных двух рублей и тридцати пяти копеек, отбросил мысль в сторону со словами: «Ну, ничего, ничего, и на нашей улице будет праздник. Мы люди неприхотливые, нам и так хорошо, хотя и холодно».
Да-с… говорят, мол, не в деньгах счастье, есть и другие радости у человека, однако Бобылякину так вовсе не казалось. Напротив – именно с приходом даже жалкого грошика его настроение вмиг достигает высшей точки на шкале удовольствия от жизни, а тут уж, сами понимаете не до философии становится и мысли только об одном: в какое дело было бы вернее пустить заработок? Да, в мгновенье забывается тоска и разочарование, не посещает уж мысль о собственном ничтожестве, нет чувства безысходности и «одиночества в этом мире прогнивших, гнусных людишек, только и думающих, где бы схитрить, где бы извернуться и получить как можно больше выгоды». Разумеется, Иван Васильевич таковым себя не считал. Что вы, это просто чистейшей души человек!
Именно поэтому Бобылякин первым делом посетил не рынок, а кабак. Хотел ли он о праздновать появление таких лёгких денег? Нет-нет. Иван Васильевич забрел туда исключительно в поисках игроков в картишки. Завидев жуликоватых мужчин, сгорбившихся над столом, Бобылякин сразу же направился в их сторону. Откуда у него навык игры в карты? О, тут надобно отдать должное его отцу. Будучи заботливым родителем, Василий Иванович Бобылякин заблаговременно обучил сына двум важнейшим в жизни навыкам: владение картами и основы мухлежа. Впрочем, подробности будут излишни, скажу лишь одно: учеником Иван Васильевич был способным, а потому, дабы не засорять голову ничем другим, решено было не учиться более ничему и развиваться только лишь в этом направлении. И это, конечно, дало свои плоды.
• Позвольте присоединиться.
Игроки, повернув карты рубашкой вверх, едва обернулись к обратившемуся к ним Бобылякину.
• А, Ваня, вот так встреча! – один из них поднялся с места. – Садись,  я нынче ни играю, все только смотрю.
А ведь и впрямь удачное стечение обстоятельств…
• Проигрался, стало быть? – шепнул Иван Васильевич.
• Ты знаешь, я в данном случае более предпочитаю говорить «пребываю в ожидании».
• В ожидании чего?..
• Манны небесной,  -- при сих словах он поднял указательный палец. -- Ты знаешь, Ваня, а я-то ведь человек верующий…
• Гм…
• Я ведь и в церковь ходил.
• Верю, верю.
• Вот и я верю, Ваня, Бог – он ведь на то и Бог, чтобы помочь. А то ведь какой он Бог, ежели не помог?
• И то верно…
• А сколько у вас денег-то, уважаемый? – с тоном пренебрежения вопросил один из сидящих.
• Два рубля.
• Эге-е-е, да это ты что, шутки шутишь, что ли?
• Никак нет. Два рубля, как есть говорю.
• Что ж ты с ними делать собираешься?
• Множить.
И ведь жаль порой, что деньги не делятся путём митоза.
• Не ломай комедию. Ты либо играй с нормальными ставками, либо уходи отсюда, ищи себе дураков, которые согласятся на такую сумму играть.
• Да что ты, Савва, он, знаешь, какой игрок?
• Я не ради удовольствия играю, Захар, и ты это прекрасно знаешь.
• А ты хоть раз ради удовольствия сыграй.
• Ишь чего! А деньги, по-твоему, я откуда возьму? Они мне с неба падать будут, что ли?
• Да судя по тому, как ты сегодня играешь, у тебя и оставшиеся не надолго задержатся.
• Чего-о-о? – Савва так и стукнул по столу. – Ты чего тут устраиваешь? Играю я не так? Да?
• Не пыхти, -- сосед пихнул его локтем в бок. – Опять тут драку устроишь, а нас из-за тебя выгонят. А играешь ты сегодня и впрямь неважно.
• И ты туда же? – он вновь стукнул по столу. – Шаврик.
• Вот те на! – вполголоса проговорил Бобылякин. – Да я уж лучше пойду.
«А то и мне прилетит по шапке», -- заключил у себя в голове Иван Васильевич и поднялся с места.
• Я с тобой. Ну их к чертовой матери! Они все тут ерохвосты да охальники, еще подерутся, не доведи Господь, а нам всем потом расхлебывать -- милиционеры-то не станут в этакой потасовке разбирать, кто и с кем, всех сгребут, -- тихо сказал Захар Бобылякину, встав вслед за ним.
И верно сделали, что ушли. Не успели они и переступить через порог, как Савва с кулаками набросился на соседа и поднял такой шум и гам, что поди разбери, кто кому морду бьет.
• Я ж говорил тебе, Иванек, минуты не пройдет, как мы уйдем, а он уже кого-нибудь за уши оттаскает.
• Ты мне, Захар, лучше скажи, где у вас денег подзаработать можно?
• Что ж, -- тот почесал затылок, -- у Евдокии ты, стало быть, уже закладывал?
• Это как ты так догадался?
• Ну не с пустого места же у тебя два рубля взялось. Любопытно только вот узнать, что ж ты ей такое заложил, что она тебе столько дала. От неё, ведьмы, с ее-то процентами и рубль, ей-богу, получить сложно.
• Да так… брошь какую-то нашел да отнес.
• Ишь как… ну, с твоими двумя рублями и впрямь идти некуда. Я б отвел тебя к одному мужику, да он тебя с такими-то деньжищами не примет -- больно надо ему на два рубля играть.
• Значит, не отведешь?
• Отведу, ежели надо, но заранее обнадеживать не буду.
И повел он его к черту на куличики.
IV
Часы на центральной площади били двенадцать, меж тем как Бобылякин и его товарищ Захар только-только добрались до места назначения. Обходя лужи и прыгая с «островка» на «островок», испачкавшиеся и потрепанные, они прошли по двору к черному ходу в дом и резким маневром завернули в одну из квартир.
• Гаврюша, поди посмотри, кого там черти принесли, -- не отрывая глаз от газетенки крикнул хозяин квартиры.
Мальчик тут же спрыгнул с дивана и побежал ко входу, шлепая босыми пятками по холодному полу. Распахнув дверь, Гаврюша вдруг обнаружил, что на пороге стоят двое незнакомцев. А там уже, как говорится, картина маслом: оборванец с плутовским лицом и в одежде отнюдь не первой свежести, всей потертой и запачканной, и его товарищ-спутник (который, впрочем, сюда его и привёл) жуликоватого вида, но уже немного почище. Словом, Гога и Магога.
Мальчик тут же смекнул, что что-то тут нечисто(во всех отношениях), захлопнул дверь прямо перед лицом посетителей и побежал обратно к отцу.
• Кто там, Гаврюша?
• Шлынды какие-то.
• Вот те новости! Что за слова ты употребляешь? Ишь, материнское воспитание…
Мужчина положил газету и, дав оплеуху сыну-шалуну, поднялся с места и направился в коридор, дабы своими глазами поглядеть на «шлынд». Вновь дверь распахнулась. Все та же картина маслом, все те же рожи, разве что теперь не очень довольные.
• Чего тебе, Захар?
• И ведь даже не поприветствовал.
• И не хочу я тебя приветствовать, многого хочешь. Ты мне когда долг вернуть обещал?
• Завтра, завтра все верну, честное слово!
• Слово твое в кошелек не положишь. Если завтра же ты мне не отдашь долг, то будь уверен, я самолично заложу твои вещи процентщице и заберу деньги себе. А ты уже возись с этим, как вздумается – это уже не мое дело.
• Ба, ты глянь, Иванек, как он с порога-то на меня налетел! У-у, злыдня!
• Пошел вон отсюда.
• Изво-о-оль, Палыч, да я же не просто так пришёл, больно уж надо мне на рожу твою морщинистую, как у мопса, смотреть. Дело есть.
• С тобой я дел иметь не желаю.
• Нет, нет, не у меня к тебе дело, а у моего товарища.
• И с товарищем твоим возиться я тоже не намерен.
• Он картежник.
• Очень интересно! – рука потянулась к дверной ручке.
• И он хочет приумножить свой капитал.
• Сильно сомневаюсь, что его капитал, -- мужчина произнес это слово не без смеха, -- не столь уж велик, чтобы можно было его приумножать этаким образом.
• В его кармане целых два рубля!
• Нет, вот скажи, ты надо мной смеешься, что ли?
• Ни в коем случае!
• Да тьфу на тебя, дурак.
• Ах!
• Иди, вон, к соседу моему. Он тоже картежник то еще,. И такой же дурак, как ты. С ним и играй, а ко мне только с деньгами приходи.
• Ну, в таком случае, самое время откланяться! – Захар манерно приподнял шляпу и слегка поклонился, после чего, смеясь, развернулся и пошел к указанной квартире.
Палыч, как его назвал Захар, тут же закрылся на замок и вернулся к чтению и комментированию газет, периодически выругиваясь на ту или иную статейку, в перерывах объясняя Гаврюше вред брани в повседневной жизни.
Меж тем наши герои уж оказались в квартире соседа: тот даже не колебался и тут же впустил гостей, не заставляя ждать их на пороге. Итак, перед ними оказалась комнат. Не большая и не маленькая, самого обыкновенного обустройства, разве что стол стоял не так, как у многих, в какой-нибудь углу, а прямо по середине, что позволяло уместить больше игроков и наблюдателей. Не раз уже соседи, в том числе и Палыч, жаловались на излишний шум домовлалельцудомовлалельцу, однако тот вовсе не спешил что-то с этим делать, более того, он даже одобрял этакий заработок: просто брал с Родиона, хозяина квартиры, больше денег, так что и у него был процент от выигрыша.
И в этот раз, как и во все остальные, народу собралось немало, и все во что-то играли, кричали, ругались, хлопали, топали, галдели что-то своё. Словом, создавалось впечатление, что это была вовсе не вартира, а одна из зал воксала.
• Ну, уважаемые, позвольте-ка присоединиться, -- плюхнувшись на стул, сказал Иван Васильевич.
• Уж дай нам партию кончить, а потом и присоединяйся.
• Что ты!.. – многозначительно ответил Бобылякин и поднял руки вверх, точно сдаваясь.
Ещё около двух минут, бранясь, как сапожники (впрочем, может, они и впрямь имелись среди игроков, кто знает?), оканчивали партию в дурака – напрочее они были не способны, да и зачем, ежели и так на хлеб зарабатывать выходит? К чему выдумывать какие-то сложности? Жизнь без трудностей – хорошая жизнь, а если они имеются, то нужно сокращать их количество или хотя бы не допускать размножения. Проблемы -- они, как сорняк, распространяются настолько быстро, что порой даже не успеваешь среагировать, а уже весь урожай попорчен.
• Ну-с, вываливайте, что у вас имеется?
• Два рубля у нас.
• Деньги есть деньги. Играем.
Хлоп-хлоп, мать-перемать -- и вот уже у Бобылякина остался один только рубль. Желудок жалобно простонал и завопил: «Дура-а-а-ак!!!»
• Здорово ты, браток, играешь! – ехидно оттянув уголки губ шипел победитель.
«У-у, ащеул!» -- вполголоса проворчал Иван Васильевич. Но не сломить Бобылякина, не пасть ему духом, не ввести его в сомнение проклятому желудку!
• По новой раздавай, гиена, уж больно много говоришь, а играешь черт знает как, -- Иван Васильевич нахмурился, глядя в глаза тасующему.
• Ишь, сам играть не умеет, а еще тявкает что-то, щенок.
• Вот те!
• Да это он разминается. Иванек ещё оттаскает тебя за нос, -- вкинул своё словцо Захар.
• Верю, верю… -- игрок и остальные сидящие пустились в хохот.
• Ну-ну! Говорю я тебе, смотри-и-и…
И все, как обычно: хлоп-хлоп, мать-перемать.
• А я говори-и-ил! Говори-и-ил!!! – заревел во все горло Захар.
• Да я поддался.
«И что за глупость он говорит? К чему бы поддаваться в игре на деньги? И впрямь человек он недалекий, а гордыни-то!..» -- подумалось Бобылякину.
Уж не буду в подробностях расписывать каждую партию. Скажу лишь, что по окончании вечера Иван Васильевич проигрался настолько, что даже стал должен одному из игроков. Вот же неудача!.. Голова шла кругом, желудок рычал, как дикий зверь, так ещё и денег нет ни гроша.
• Карты -- это, безусловно, дрянь демоническая. Такая зависимость появляется!.. Но если карты -- дрянь, то долг карточный -- это святое, и святости этой у него не отнять. Отдашь ты всё, Иванек, найдешь денег, не вешай нос. Хошь, дам тебе в долг?
• Так ведь ежели я у тебя долг возьму, то теперь уже трем людям должен буду. Да и не дашь ты мне столько, сколько нужно, сам ведь с тремя рублями. А я уже десять задолжал.
• Ну-с, -- Захар почесал затылок, – что-нибудь да придумается. ..
• Послушай, а нет у тебя еды какой?
• Так ты и не ел ничего? Э-э, браток, ну ты в самом деле дурачье! – молодой человек с улыбкой по-товарищески похлопал того по плечу. – Хлеб, кажись, оставался. Сухой уже, правда, да то не беда, мы его размочим… -- и тут Захар смолк и не говорил ни слова до самой квартиры, погрузившись в свои какие-то мысли.
V
Так пролетела неделя, а за ней ещё одна и ещё… Минул месяц-другой, точно и не было их, и все это время крутился Бобылякин, как мог. Чем питался, где жил – вопрос трудный. Иван Васильевич и сам не знал, как он так живёт, не замечая смены дня и ночи. Хотя, знаете ли, уже и впрямь было сложно сказать, когда кончался день: все небо так и скрыто за непробиваемой стеной туч, которые, казалось, с каждым днем опускались все ниже, точно пытаясь поглотить город. А Бобылякина, как тучи город, стягивали по рукам и ногам долги, так что приходилось вечно убегать от тех, кому он, собственно, должен был вернуть некоторую сумму.
В один из таких дней, идя по улице, Иван Васильевич(о Матерь Божия!) встретил Евдокию Власьевну. Та же, завидев своего должника, пулей метнулась в его сторону и, чуть не схватив его за воротник, начала кричать на несчастного.
• Ах, вот где ты! – сверкнула глазами процентщица. – Когда долг вернешь?
• Завтра! Завтра же, клянусь вам, все-все верну!
• Ты смотри-и-и, милиционерам тебя сдам.
• Не надо никаких милиционеров… завтра же к вам приду!
Женщина недоверчиво взглянула в глаза Бобылякину.
• Не придешь ежели… сам знаешь…
• Знаю, знаю! Приду завтра, вот вам крест!
• Ишь, богохульник…
И вот будто бы и не было ничего – процентщица так и испарилась. «Уж не с ума ли я схожу?» -- потирая лоб, Иван Васильевич уселся на поребрик.
• О, кого я вижу!
«Тебя-то только мне не хватало…»
• Должок-то, дружок, вернуть не мешало бы.
• Ты знаешь, сейчас денег нет, но завтра обязательно будут, я точно знаю. Завтра же тебя навещу!
• Уж изволь, -- и он скрылся за углом дома.
«Уж больно легко я отделался от него. Что-то тут нечисто!..»
• Захар! – так и закричал Иван Васильевич, узнав в мимо проходящем человеке товарища. – Захар,  постой же!
• А-а, Иванек! Ты знаешь, не признал тебя что-то сразу.
• Да что уж там, ничего. Не спешишь? Мне дело есть…
• Да и у меня дельце к тебе имеется, хотел вот к тебе вечером зайти, да только не знал, куда. Думал спросить кого.
• О, знал бы ты, Захар, сколько бед на меня свалилось: жить негде, чем питаюсь – и сам не ведаю, как не простыл ещё в этих своих лохмотьях – знать не знаю. А скольким людям я должен!..
• Вот о долге-то я тебя спросить и хотел, Иванек. Когда ж ты мне его вернешь? Дружба дружбой, а денег у меня не так много, чтобы налево и направо разбрасываться. Едва на угол да на буханку хватает.
• Завтра, клянусь, все отдам. Я подсуечусь, к завтраму найду.
• Ну, смотри, Иванек. До завтра жду, а потом уж не ручаюсь…
• Вот те крест!
• Ну-ну.
Само собой, Бобылякин знать не знал, где взять денег. Да и откуда б ему знать? И как так вышло, что он – он,  Бобылякин – так страшно проигрался в карты. Он, что с малых лет мог обдурить любого взрослого человека. Он, гордость отца-картежника. Он, человек, не знавший, что такое честная игра. Просто безобразие! Да быть того не может!
Однако это почему-то случилось. И вот теперь Бобылякин должен, как ему казалось, всему городу. Каждого кормил он завтраками, давая честное слово, что «вернет, ей-богу, как только, так сразу!»
Но в один из таких «завтра» точно и не стало Бобылякина. И черт один знает, где его носит. Быть может, он, поняв, что в этом городе нынче сыты все, отправился кормить завтраками людей из других городов? О, и рождаются же такие, как Иван Васильевич! Все для других... Все-все и при этом ничего вовсе.