Невезение

Существует шутливый философский принцип, называемый законом Мерфи, который утверждает: «Если что-нибудь может пойти не так, оно пойдет не так» (англ. Anything that can go wrong will go wrong). Я считаю, что этот перевод недостаточно точно передает смысл оригинала. Когда я говорю, что что-то пошло не так, то не акцентирую внимание на том, что я надеялся на благополучный исход мероприятия, а получил не благополучный. Приведу пример — вы пошли в киоск купить мороженое. Вам хотелось приобрести пломбир, но его не оказалось в наличии, и вы купили эскимо. Формально можно сказать, что покупка мороженого пошла не так, как планировалось. Но эскимо тоже оказалось вкусное, и вы не испытали разочарования. Поэтому я бы перевел на русский язык так: «Если какая-нибудь неприятность может случиться, она обязательно случится».

В своей жизни я много раз испытывал на себе действие закона Мерфи. Расскажу вам об одном таком случае. Он произошел в 1978 году, когда я служил в должности младшего научного сотрудника в 30-м Институте Министерства обороны  СССР. Начальником лаборатории, то есть моим непосредственным начальником, был подполковник Иван Петрович Максимов. Была у него такая черта — формализм. Есть люди, которые поставленную задачу сначала досконально исследуют, прощупают, и только потом начинают ее выполнять. Увы, об Иване Петровиче этого сказать было нельзя. Однажды начальник лаборатории отправил меня в командировку в город Горький. Перед тем, как рассказать об этой поездке, надо изложить некоторые моменты читателю, далекому от Министерства обороны.

В любом государстве разработка вооружений и военной техники является делом секретным. Это понятно и с этим никто не спорит. Но в каждой стране существуют свои методические подходы к охране собственных секретов. В Советском Союзе были, как бы мягче выразиться, перегибы в этом деле. Недаром появился термин — шпиономания. Собственно, скрывалось все: кто делает, что делает и где делает. Разберем эти три категории по порядку.

Кто делает. Еще до войны, в тридцатые годы прошлого века, каждый завод, который делал что-то для военных, кроме «человеческого» названия имел свой номер, например завод №103. Кроме этого, открытое название предприятия, как правило, не отражало сущности выпускаемой на нем продукции. Так, Харьковский тракторный завод являлся перед войной крупнейшим в мире предприятием по производству танков. Ирония заключается в том, что у проходной завода по производству «сноповязалок» на постаменте мог стоять танк Т-34, что как бы намекает. В дальнейшем военные предприятия получили наименования «почтовый ящик» такого вида: п/я А-7866.

Что делает. Опытно-конструкторская разработка, сокращенно ОКР, имела свое официальное название типа «Разработка перспективного танка для … бла-бла-бла» - длинное такое, на целый абзац. А чтобы эту длинную фразу каждый раз не повторять, ОКР присваивался шифр из одного слова, вот у нас сейчас на слуху ОКР «Армата». Если исходить из того, как это задумывалось, то простые смертные сейчас не должны были ничего знать про какой-то там танк Т-14, так как это наименование грифованное и присваивается после принятие образца на вооружение. А пока идет ОКР, непосвященные могли сталкиваться в открытой литературе только с наименованием «объект 398» (название вымышленное). Причем в присвоении условных наименований между видами Вооруженных Сил не было никакой стандартизации. У нас, авиаторов, использовали слово «изделие» (изделие 94), сухопутчикам нравилось слово «объект» (объект 398), а моряки предпочитали слово «проект» (корабль проекта 1134).

Где делает. В одном документе не могло сочетаться название почтового ящика и его местонахождение. То-есть, нельзя было в открытом документе написать, что предприятие В-2749 находится по адресу: г. Ленинграл, улица…, дом… Отсюда следует, в частности, такое правило, что вы не могли приехать в командировку, выйти из здания вокзала и спросить у водителя троллейбуса: «Я доеду на вашем маршруте до почтового ящика такого-то?». Знакомство с милицией вам было обеспечено. Немаловажный нюанс — военные приезжали в командировку на оборонное предприятие только в цивильной одежде. Таким образом, если вам нужно было одному в первый раз ехать в командировку в другой город на режимное предприятие, то вы должны были быть готовы весь путь от вокзала до места назначения выполнить самостоятельно, без чьей либо помощи. И не дай бог, что-то непредвиденное произошло, например по маршруту автобуса ремонтируют теплотрассу, и он вынужден объезжать это место по другой улице. Напоминаю, GPS и смартфоны еще не изобрели.

Надеюсь, в общих чертах обстановка читателю понятна. Возвращаюсь к теме моего повествования. Приходит к нам в институт обычная, то есть не секретная телеграмма из одной из служб Главного штаба ВВС. Я считаю, что сотруднику, который ее писал, даже лень было дойти до Узла связи и взять блокнот для телеграмм ЗАС, в ней можно было передать больше информации. Текст был примерно такой: «Прошу командировать вашего представителя на предприятие А-4961 (номер вымышленный — прим. автора) для участия в работе комиссии по объекту 1Л22 с 9 по 10 августа 1978 года. Суконкин». Вот такой перл, ЦРУ отдыхает! Небольшое отступление. Сейчас, по прошествии стольких лет, поиском в интернете вы можете найти много информации по этому объекту. Так вот, эта телеграмма совершила пару пируэтов по кабинетам институтских начальников и, в конечном итоге, оказалась на столе у подполковника Максимова. Дальнейшие события показали, что Иван Петрович был не совсем в курсе того, о чем говорилось в этой телеграмме. Звонить в Главный штаб ВВС и разбираться с содержимым документа он не счел нужным, он сразу принялся его неукоснительно выполнять. Первым делом надо было решить, кого посылать в командировку. В подчинении у Максимова было три офицера: два младших научных сотрудника и ваш покорный слуга — старший научный сотрудник. Поскольку в институте было не принято отправлять в самостоятельную командировку младших научных сотрудников, выбор начальника неизбежно пал на меня. Был проведен инструктаж, мне были сообщены сведения, о структуре которых я писал выше, чтобы я мог добраться до цели ни у кого ничего не спрашивая, так словно я нахожусь на необитаемом острове. Далее мне надо было оформить все необходимые для командировки документы и купить билет на поезд. Ехать надо было в город Горький, который сейчас называется Нижний Новгород.

Опускаю ряд обычных моментов, присущих подготовке к командировке. В нужный день приезжаю в Москву на Ярославский вокзал. Обычный ночной поезд — вечером сел, ночь переспал, утром почистил зубы, умылся и вот я на вокзале в незнакомом городе. Точно уже не помню, на каком виде общественного транспорта я ехал, скорее всего на трамвае. Ехал долго, трамвай 70-х годов прошлого века, это совсем не то, что современный скоростной трамвай. Открытое наименование цели моего путешествия — КБ ГТЗ (Конструкторское бюро Горьковского телевизионного завода). Вышел из трамвая, осмотрелся, увидел нужное здание. Дальше надо было найти главную проходную завода, обычно там находилось бюро пропусков. Акцентирую на том что «главную», так как большое предприятие могло иметь несколько проходных. Нашел проходную, зашел внутрь. Моему взору предстала стандартная для режимных предприятий картина. Большое фойе: прямо — много турникетов с кабинками контролеров, направо — дверь с табличкой «Бюро пропусков», налево — дверь с табличкой «Камера хранения». Захожу в бюро пропусков, достаю из саквояжа все необходимые документы и стучу в окошко. Дверца открывается, за ней сидит сотрудник явно пенсионного возраста. Я здороваюсь и протягиваю ему свои документы. Он берет документы и закрывает дверцу.

Несколько секунд проходят в волнительном ожидании. Наконец, дверца со стуком открывается. Сотрудник бюро пропусков протягивает мне документы со словами: «Вы приехали не на то предприятие». Трудно передать словами мое удивление. Я попросил товарища объяснить мне произошедшее более подробно. Оказалось, что ГТЗ — это совсем другой почтовый ящик, а не А-4961, как написано у меня в командировочном предписании. Здесь надо сделать не лирическое отступление. Этот сотрудник имел полное право отдать мне документы и захлопнуть окошко, мол дальше выпутывайтесь сами — это ваши проблемы. То есть, он мог не помогать мне, аргументируя это тем, что не может нарушать правила режима секретности. Мог быть и другой вариант, он хотел мне помочь, но не знал, что это такое — А-4961 и где оно находится. В этом случае, как бы я выпутывался из такой ситуации? Позвонить по межгороду своему начальнику я не мог, его телефон не имел выхода не то, что на межгород, даже на городские телефоны Москвы. Если бы я вернулся в свою часть без отметки о пребывании в пункте назначения, мне пришлось бы писать объяснительную записку, было бы служебное расследование, и скорее всего мне не оплатили расходы в командировке.

Говорят, что свет не без добрых людей, вот именно такой человек мне и попался. Он знал, где в Горьком находится это предприятие и подробно мне объяснил, как туда доехать. Догадываетесь, насколько я обрадовался! Поблагодарил доброго человека и пустился в путь. Город Горький занимает большую площадь. Я так долго ехал на разных трамваях с пересадками, что мне показалось, что он больше Москвы. Эта поездка напоминала экскурсию, я увидел много интересного, так, в одном месте я видел подводную лодку на постаменте с надписью на барельефе «Красное Сормово». Танк Т-34 на постаменте в нашей стране можно увидеть во многих городах, но чтобы подводную лодку…

Наконец трамвай прибыл на конечную остановку, я вылез и осмотрелся. Да, действительно, вижу перед собой какой-то завод. Но что интересно, завод расположен на самой окраине города. От остановки трамвая до проходной идет асфальтированная дорожка, за проходной она заканчивается, а дальше, что называется, чистое поле. Захожу в здание предприятия, в целом все так же, как и на предыдущем месте, только интерьер скромнее. Нахожу бюро пропусков и вручаю свои документы. На этот раз то, что написано в моих командировочных документах, полностью совпадает с реальностью. Это нас уже радует. Одна маленькая загвоздка — для вас нет заявки на пропуск. Я спрашиваю, что мне делать. Мне дают номер телефона со словами: «Звоните военпредам и с ними разбирайтесь». Звоню военпредам, представляюсь и объясняю ситуацию. Получаю ответ: «Ждите, к вам выйдут». Тонкость ситуации в том, что уже вторая половина дня, неумолимо приближается конец рабочего дня. Выходит военпред, изучает мои документы, забирает их и уходит оформлять пропуск. Минут через 15 он выходит уже с заявкой на пропуск и отдает ее в бюро пропусков. Еще минут 5 ожидания, и заветный пропуск у меня в руках. Осталось только сдать в камеру хранения мой саквояж и можно проходить внутрь здания. Пока мы дошли до комнаты военпредов, я понял, почему на предприятие допускают гостей только с сопровождающим — в этом лабиринте коридоров одному немудрено заблудиться.

И так, я в комнате военпредов, какая радость, я наконец-то достиг цели моего путешествия. Начинается профессиональный разговор. Тут следует новый удар. Оказывается, совещание, на которое я приехал, было перенесено на более ранний срок, то есть оно уже состоялось на прошлой неделе! Получается, что наш куратор из Главного штаба ВВС просто не сообщил в 30-й институт о переносе совещания. Мне надо было как-то минимизировать негативные последствия. Я попросил хозяев каким-то образом ознакомить меня с результатами этого совещания. Мне принесли документ, естественно он был с грифом, и я внимательно прочитал его, стараясь максимально запомнить содержание. Интрига заключалась в том, что я не знал, что же скрывается за аббревиатурой 1Л22, а мне нужно было создавать видимость, что я разбираюсь в этом вопросе. Наконец, все официальные вопросы обсуждены, пропуск отмечен и меня повели на выход. Около турникета попрощались с сопровождающим, я вышел и направился снова в бюро пропусков — нужно было один документ сдать, а другой получить. Никаких затруднений с этим не возникло. Я испытал большое облегчение: осталось получить в камере хранения свой саквояж, и, как говорится, я на свободе. Стучу в дверь камеры хранения… но мне не открывают. Читаю распорядок работы камеры хранения и смотрю на часы — до ее закрытия еще 40 минут. Снова стучу в дверь, теперь более настойчиво. Безрезультатно. Высовывается из своей амбразуры контролерша и раздраженно говорит: «И чего стучишь? Ее там нет». Я подхожу к ее будке и спрашиваю, где она. Контролерша отвечает: «Она отпросилась и ушла домой, у нее там что-то случилось». И что мне делать, у меня вечером поезд в Москву. Вообще-то, «хранительница» портфелей и саквояжей не имела права так поступать — у нее оставались не выданные вещи. Можно было из двух нарушений правил выбрать меньшее. Первый вариант — она могла оставить ключи в бюро пропусков, дескать тут придет один разгильдяй, отдайте ему саквояж. Второй вариант — она могла отдать мой портфель контролерше и попросить ее передать мне, когда я появлюсь. Но она сделала так, как было ей удобно, и совсем не подумала обо мне. Я знаю об этом не по наслышке. После увольнения из армии я более 10 лет проработал на режимном предприятии. У нас на камере хранения висело объявление, что оставлять вещи на ночь строго воспрещается. Следовательно, раз в камере хранения остался мой саквояж, сотрудница не имела права уходить с работы и оставлять любой предмет на ночь.

Возвращаемся в город Горький. Контролерша после моего вопроса пожала плечами и говорит: «Она живет здесь недалеко, если хотите, можете сходить за ней, я вам расскажу, как найти ее квартиру». А куда мне деваться? Конечно пойду. Записал адрес на бумажке и пошел. Помните, я выше писал, что завод — это была самая окраина? В сторону того жилого района даже не было асфальтированной дорожки, нужно было идти по тропинке через поле. Район был еще тот — двух- и трехэтажные дома барачного типа, может еще довоенной постройки. Нашел нужный дом и квартиру, позвонил. Хозяйка была, естественно, не довольна моим появлением, но деваться ей было некуда. Через несколько минут мы, уже вдвоем, отправились в обратный путь. Через полчаса заветный саквояж наконец в моих руках, и я испытал большое облегчение. Дальнейшая моя поездка, мое возвращение домой прошло без приключений, даже мне самому странно. Почему бы, например, отправление поезда в Москву не задержалось часа на четыре? Повидавший в жизни многое читатель мог бы сказать: «Ты ври, да не завирайся. Так много неприятностей на одного человека за такой короткий промежуток времени не может выпасть». Тем не менее, тема с опозданием поезда тоже была в моей жизни, и не один раз. Но это уже сюжет для другого рассказа.

Возвратился я в свое родное Подмосковье, привел себя в порядок после трудной командировки и на следующий день вышел на службу. Доложил о результатах командировки своему начальнику, обо всех ее перипетиях. Иван Петрович мой доклад воспринял совершенно индифферентно, как будто так и должно было быть. И покатилась моя служба дальше по наезженной колее.

                *   *   *

Сейчас, после того, как я прослужил в 30-м институте целых 21 год, я могу оглянуться назад и попытаться проанализировать события тех дальних лет. Когда та злополучная телеграмма в конечном итоге попала в руки Ивана Петровича, он вряд ли догадывался о том, что именно скрывается за обозначением 1Л22. Естественно, он не мог по обычному, гражданскому телефону позвонить в штаб соответствующему направленцу и в лоб спросить: «1Л22 — это что?» Режим секретности, понимаете ли. Был другой путь, Иван Петрович мог пойти к Начальнику управления и попросить разрешения позвонить в Главный штаб ВВС по телефону ЗАС (данный вид связи был только у Начальника управления). Этим звонком он ничего не нарушал. Но он показал бы штабисту свое незнание этого вопроса — а это значило подмочить и свою личную репутацию, и репутацию института в целом. Максимов на это пойти не мог, самолюбие не позволяло. Оставался еще один вариант прояснить ситуацию. Для этого надо было иметь в институте много друзей, и чтобы эти люди тебе доверяли и согласились поделиться с тобой своими знаниями. Наверняка, можно было найти в институте сотрудника, который хотя бы что-то, когда-то читал об этом 1Л22. Так случилось, что я в процессе своей службы в институте в результате различных организационных изменений поработал не только в разных отделах, но и в разных управлениях. Потом, через несколько лет, я точно узнал, что это такое — 1Л22. Если бы тогда Иван Петрович это разузнал, он мог пойти к Начальнику управления и передоложить эту телеграмму. Так мол и так, я разузнал, это не наш объект, им занимается подразделение подполковника Думина. И все, исполнение этой телеграммы было бы поручено другому подразделению. Естественно, я бы не поехал в командировку в Горький.

Другой интересный вопрос: если Максимов не знал, что такое 1Л22, то почему он направил меня именно в КБ ГТЗ? Мое предположение такое. Наша лаборатория осуществляла сопровождение объекта 1Л12, и разрабатывался этот агрегат именно в КБ ГТЗ. По написанию эти два условных наименования весьма схожи. Иван Петрович решил, что раз КБ ГТЗ разрабатывает 1Л12, то они же должны разрабатывать и 1Л22, но это оказалось не так. Те люди в высоких кабинетах, которые придумывали эти условные обозначения, действовали по каким-то более сложным алгоритмам, которые были неведомы простому начальнику лаборатории из 30-го института.

И последнее. Наш направленец из Главного штаба ВВС, который отправлял телеграмму, неужели не знал о том, что совещание перенесли на другой срок? Скорее всего, именно его начальник и принимал решение о его переносе. Так почему же он не сообщил о новой дате в 30-й институт? Есть такое давнишнее определение — штабная культура. В данном случае ей и не пахло.

16 ноября 2022 года