Загадочная старуха

Что чувствует человек, который понимает всю степень безнадёжности своего положения, заблудившись зимой в тайге?  Чувства его могут посещать самые разные, но всегда до определённого момента в душе живёт надежда на спасение.

Однако при крайне негативном стечении обстоятельств надежда может вдруг покинуть душу, оставив вместо себя  непривычное безразличие к самому себе и окружающему миру – особенно при наступлении сильной усталости. Ты вдруг  ясно понимаешь, что сил  для спасения  почти не осталось.

Ох уж это – почти! Пока этот оставшийся резерв в вас ещё живёт, вы отчаянно  цепляетесь за жизнь. Примерно в таком же положении сейчас  нахожусь и я. С самого утра на лыжах наматываю по тайге вёрсты, а к селу, где живут мои родственники,  возвратиться не могу.

К ним я приехал в канун  Нового 1965 года, в гости. Новогодняя ночь прошла замечательно – повеселились от души. Угомонились уже под утро. Я тоже лёг, но долго ворочался  с боку на бок, а сна –ни в одном глазу. Решил выйти  во двор подышать морозным воздухом – авось в сон сморит.

Утро тихое, пасмурное, морозное – с неба, медленно кружась, слетают крупные снежинки. Заглянул в сарай – в правом углу увидел две пары  лыж, а на стене ружьё с патронташем. В голове тут же родилась, как мне тогда показалось, разумная мысль: покататься в окрестностях села на лыжах. Мне эта идея  в ту минуту очень даже понравилась – пока все родственники  крепко спят, проложу-ка я свежую лыжню по  снежному безмолвию. Надел тулуп, шапку-ушанку, валенки, меховые рукавицы – одним словом, утеплился на совесть. Лыжи тоже надеты, а значит –  пора доставить душе удовольствие. В прошлые приезды сюда я на лыжах в этих местах не катался, так как это был  почти всегда весенне-летний период.
Тихо закрыв за собой калитку, я направился к окраине села, где меня  ожидала  принаряженная,   в снежных одеждах тайга. Оказавшись в зимнем лесу, я сначала даже остановился от восхищения – настоящая зимняя сказка! Полюбовавшись  высокими, припорошенными снегом елями, я двинулся  в глубь тайги.

Тогда мне подумалось, что обратно вернусь по своей же лыжне – ведь я далеко от села  отдаляться не планировал. Но когда ты очарован зимним лесом и эта чарующая картина всё длится и длится на твоём пути – сам не замечаешь, что  прошёл на самом деле большое расстояние, измеряемое километрами.

Накатавшись от души, решил повернуть обратно. В это время заметно усилился ветер и с неба стал большими хлопьями валить снег. Катясь по своей лыжне обратно, я видел, как она стремительно исчезает  под  снегом. Я максимально увеличил скорость, но уже через полчаса оказался перед тем местом, начиная с которого моей лыжни уже не было видно. Вот это номер! Куда дальше-то держать путь? Да, у меня немалый опыт таёжных путешествий, но эти Муромские леса мне совсем незнакомы. Я стоял и размышлял, в каком направлении мне двигаться.

Прикинув и так и сяк, решил  двигаться   левее того места, где заканчивалась моя лыжня, потому что справа невозможно было пройти из-за  большого нагромождения поваленных ветром  старых высохших сосен, а значит там я точно не мог идти раньше. Я шёл в намеченном направлении целый час, но никакого села не было и в помине. Затем я раза три менял направление движения, но всё безуспешно.

Час назад снегопад закончился и небо стало прояснивать, а вместе с этим стал крепчать и мороз. Уже вечереет – впереди ночь. Я сильно устал, но останавливаться нельзя. Стоит только  прислониться к стволу дерева, чтобы хоть немного  передохнуть, и сам не заметишь, что ты уже спишь. А сон в сорокаградусный мороз, как правило,  может стать  последним  в твоей жизни. Я даже куска хлеба с собой не взял – ведь вышел  на часок, но вот уже целый день нарезаю круги по тайге, и всё впустую.

Да, впереди ночь, а скитаться ночью по тайге – ещё то занятие! И такая перспектива сейчас открывается передо мной во всей своей красе. Я также хорошо знаю, что в этой местности расстояния между населёнными пунктами приличные, да и их количество в дремучих Муромских лесах  малочисленное. Одна назойливая мысль меня сейчас держит в напряжении:  что, если я так и не найду путь к своему селу и настанет минута, когда двигаться вперёд уже не будет больше сил. Неужели я останусь навсегда в этом  восхитительном снежном безмолвии, над которым начинают лениво сгущаться сумерки? Здорово! Я – пленник Муромского леса! За прошедшие века много разного люду сгинуло в нём. И вот теперь, судя по всему, подошла моя очередь. Да, в селе меня уже давно ищут. А, собственно, где меня искать? Моя лыжня под снегом. Где я запропастился? Поди  догадайся.

В следующую секунду боковым зрением я почувствовал, что из-за разлапистых елей на меня кто-то смотрит. Повернул голову – и  неприятный холодок тронул душу. Это были волки. Их  было двое, и они меня внимательно разглядывали. Наверняка в их глазах я был потенциальной добычей. Медлить нельзя,  волк – хитрый и коварный зверь. Дашь в поединке с ним слабину – и поминай как звали.  Я резким  движением сорвал  с плеча ружьё, вскинул и выстрелил немного выше волков. Они сорвались  с места и скрылись за  стеной белоснежных елей. Я умышленно не стал убивать волков, а только припугнул. Ведь волки – коллективные  хищники, а значит  где-то рядом вся стая. За убитого собрата они могут начать мстить, а мне сейчас только этого ещё  не хватало. Впереди ночь, усиливающийся мороз и накопившаяся за день усталость. Да и в лесу волкам на тебя напасть внезапно гораздо легче. Это не степь, где всё видно до горизонта. Теперь ружьё нужно постоянно держать наготове. Кто там знает, что на уме у вожака стаи, и кто на кого на самом деле будет охотиться?

От звука выстрела немного шумит в ушах, ведь целый день  почти в полной тишине проскитался по тайге. Хотя нет, это не от выстрела – это какой-то  самостоятельный отдалённый шум. Едва различимый, но всё  ближе и ближе приближающийся. Я растёр  рукавицами уши, опять вслушался – это был звук приближающейся машины. Я даже снял шапку-ушанку, чтобы точно  определить, с какой стороны доносится гул мотора. Но мне гадать сильно не пришлось – через минуту метрах примерно в тридцати впереди по ходу моего движения проехал грузовик. Свет его фар скользнул по  заснеженным  вершинам  отдалённых  елей и исчез. Гул стал удаляться.

Я изо всех сил рванул к тому месту, где только что  проехал грузовик. Через метров двадцать  я вышел на заснеженную дорогу и  с трудом верил своему счастью. И уже волки не так страшны. Что ж, надо двигаться. Через сколько времени, интересно, мне встретится попутка? Сколько пройдёт времени:  час, два, три? Что толку гадать – радуйся, что вообще вышел к дороге.

Надо идти! Просто вбить себе  в мозг цель – идти, идти и идти. Идти, пока несут ноги, и надеяться на попутку – ведь надежда умирает последней. Градусов сорок уже  наверняка есть, а я даже спички с собой не взял. Эх! Как бы они сейчас были кстати! Развёл бы прям у дороги костёр – сидел бы и грелся. Да и дикий зверь к огню не рискнёт приблизиться. Что теперь об этом сожалеть – иди уже и не канючь…
 
Я в очередной раз хорошенько растёр  лицо руками и медленно пошёл по дороге. Дорога примерно на километр позади и впереди  просматривалась, а там, вдалеке, наверное, поворачивала налево или направо. На небе уже зажглись звёзды. Было полнолуние – поэтому дорога и лес были освещены нежным лунным светом. Сказочная картина –  заснеженный лес, луна, мерцающие звёзды и бесконечная тишина. Стой и бесконечно восхищайся этим чудесным и загадочным миром.

Как только я подумал о бесконечной тишине Вселенной, где-то далеко протяжно завыл волк. Ну вот, я и не один в этом сказочном мире. Свирепые «собачки»  относительно недалеко от меня. И они  знают, что я здесь.

Почему, интересно, волки воют на Луну? Что за этим скрывается? Может, они родом оттуда? И этот протяжный вой – неизбывная грусть по родному дому? Всё может быть, все может быть…

После волчьего завывания ко мне  сразу вернулось ощущение  близкой опасности. Я стал  постоянно озираться по сторонам, так как лес от полотна дороги был примерно в двадцати метрах. При такой дистанции волки вполне могут предпринять внезапное нападение – даже невзирая на моё ружьё. Они очень умные хищники, и, наблюдая  за тобой со стороны, сразу берут  на сторожок  слабые места  в твоей защите. И горе, если ты постоянно не контролируешь  обстановку вокруг себя или утратил бдительность из-за сильной усталости. Последует молниеносная и безжалостная атака. И к этой агрессии нужно быть всегда готовым.

Снег под ногами вдруг стал ярким, снежинки засверкали, и от каждого снежного бугорка легла  длинная  тень. От меня тоже вдоль  дороги растянулась длинная несуразная тень. Я не сразу понял, что это свет автомобильных фар. В следующие секунды я услышал рокот автомобильного движка. Да, видно, и мой мозг тоже стал замерзать на этом лютом морозе. Я оглянулся и чуть не закричал от радости. Ко мне быстро приближался грузовик – по звуку похож на МАЗ. Я стал голосовать. Действительно, это был МАЗ-500. Приближаясь ко мне, водитель стал притормаживать машину и, поравнявшись, остановился.

Приоткрыв дверь кабины, водитель  с интересом  меня осмотрел и осипшим голосом сказал:
– Здорово, хлопец! Куда это, на ночь глядя, путь держишь? Отсюда до ближайшего населённого пункта  почти сто километров. По такому морозу ты далеко не уйдёшь.

– Здравствуйте! Я приехал к родственникам в гости, чтобы  вместе встретить Новый год, а утром, пока все спали,  взял лыжи  и решил  покататься. И вот с утра  нарезаю круги по тайге, а выйти к своему селу не могу. Одним словом, заблудился. Я в этих лесах первый раз, и вот так сходу опростоволосился. Подвезите до ближайшего посёлка, а то пропаду!

– Конечно, подвезу – неужели оставлю тебя здесь замерзать. Ты скоро превратишься в сосульку. Кидай лыжи в кузов и сидай в кабину.

Я так и сделал. В кабине было тепло и уютно. Настоящий островок жизни среди почти безлюдного на многие километры пространства. За лобовым стеклом кабины катилась навстречу МАЗу январская заснеженная дорога.  Так бы ехал и ехал.

Водителю на вид было лет пятьдесят. Вытянутое, лошадинообразное лицо, глубокие морщины на лбу, упрямо сжатые в одну линию губы и курносый нос. Если бы не эта забавная курносость, лицо этого человека производило бы  впечатление вечной нахмуренности и неудовлетворённости жизнью. Водитель покосился на меня правым глазом  и добродушно сказал:
– Давай уж познакомимся что ли а то,  кто его знает, может, придётся ещё в жизни встретиться  при других, более благоприятных обстоятельствах. Зовут Степан, по батюшке –Васильевич.
– А меня Юрий Иванович – зовите просто по имени. Вы ведь меня гораздо старше – поэтому пусть будет по-простому.
– Юр, тебя вон  по полной смаривает в сон. Оно и понятно – здесь тепло и тревоги дня уже позади. Ты, давай-ка не мучь себя, придави-ка на массу. Ехать до твоего села часа полтора. Ты от него ушёл по тайге в противоположную сторону. Хорошо, что ещё к дороге сумел выйти, а то сам знаешь, чем бы твоя прогулка могла закончиться. Так что давай без церемоний: прикорни пока мы едем.
– Да, меня действительно сильно смаривает – глаза еле раздираю, хоть спички вставляй. Я, пожалуй, действительно прикемарю.
– Давай-давай, сон – лучшее лекарство от усталости и прочих невзгод.

Как только я  закрыл глаза, сразу же отключился от реальности  и погрузился в странный сон. Я как будто надеваю свои лыжи, но в то же время мне кажется, что они не мои. Надев их, я отправляюсь на окраину села и там делаю первый толчок ногой посильней, чтобы начать набирать скорость. Но в этот момент  я  стремительно стал отрываться от земли и начинаю лететь над заснеженной просекой. Я продолжаю работать руками и ногами и ощущаю, что воздух, словно снег на земле, обрёл незримую упругость и по нему можно также  скользить. Только скорость здесь совсем другая. Я буквально стремительно лечу над верхушками деревьев и замёрзшими руслами рек. Небо синее и морозное, а  солнце ослепительно яркое. И останавливаться мне совсем не хочется. Летел бы так и летел над этим снежным миром целую вечность. Куда – не знаю, да это и не важно.

В следующую  секунду я вижу, что начинаю пролетать над руслом очень широкой реки. Как она красиво  вьётся  по тайге змейкой в даль  – туда, за линию горизонта. На несколько секунд я невольно залюбовался этой красотой, а когда глянул прямо  по  ходу  моего полёта, весь  от увиденного  внутренне сжался. Противоположный берег реки представлял из себя громадный по высоте утёс. Я стремительно лечу в эту стену и понимаю, что избежать  столкновения не получится. Я отчаянно пытаюсь набрать высоту, но уже поздно – вот и скала, в которую я со всего маху влетаю. И – тишина!

Затем послышался чей-то знакомый голос, обильно рождавший самые изысканные ругательства. Только сейчас я полностью пришёл в себя – я же спал. Рядом в кабине Степан Васильевич, и он, на чём свет стоит,  костерит  какую-то  старуху. А у меня  побаливает  правая часть лица, которой я ударился  при резком торможении  о приборную панель. Мы были  не на дороге, а с её левой стороны, почти вплотную у стены деревьев. Скорее всего, при резком торможении машину  вынесло с дороги влево, к деревьям. Мотор работал на холостых оборотах. Машина заметно накренилась задним левым углом кузова. Наверно, левыми колёсами влетели в какую-то яму. Я молчал, видя, что мой спутник сильно нервничает. Он ещё несколько раз попытался вырваться из этой ловушки, но всё тщетно. В сердцах, он слегка ударил по баранке и с нескрываемой досадой в голосе сказал:

– Ну надо же было  в ночное время залететь  в такую неприятность, а всё эта  злополучная старуха. Я её за малым не сбил. Она мне раза два  раньше встречалась в этих местах – и всегда ночью.
– А откуда  тут  ночью может  взяться  старуха? На десятки километров  вокруг нет никакого жилья. К тому же поздним вечером и в такой трескучий мороз. Тут молод и силён, а за малым от мороза чуть не окочурился. А что говорить  о старухе?

– Хороший вопрос! Я бы и сам хотел это узнать. Первый раз она мне повстречалась года три назад примерно на этом же отрезке  дороги. Только тогда было лето. Я ехал один, был поздний вечер – стемнело. Еду я себе, еду, и после очередного поворота дороги  вижу впереди,  метрах в ста,  на обочине стоит женщина. Стоит недвижимо – лицом к дороге, как будто это не человек, а каменное изваяние, истукан, поставленный здесь навсегда. Старуха была одета в длинное, до пят, платье тёмно-серого цвета. Голова покрыта  тёмно-коричневой шалью, завязанной  узлом на груди. В правой руке у неё был посох, на который она двумя руками опиралась. Лицо было воскового оттенка, но не факт. Возможно, свет фар создал такое впечатление.

Когда я стал к ней уже совсем близко подъезжать, она стала поднимать глаза, которые до этого смотрели в землю. Она даже не повернула голову в сторону приближающейся машины. В этом недвижимом теле сейчас ожили только глаза. Они медленно поднимались, как будто  внутри неё существовал какой-то, наполовину заржавевший, скрипучий, старинный механизм, который вдруг начал запускать рукояткой вернувшийся из дальних странствий мастер.
От этого ужасного взгляда в мою душу ворвался страх – холодные серые глаза смотрели на меня из глубины глазниц пронизывающе, с какой-то опасной непредсказуемостью и неотвратимостью. У меня тогда промелькнула мысль:  ну вот и всё, пришёл мой черёд. Эта дамочка по мою душу!
Вместо того, чтобы остановиться и спросить, не надо ли подвезти, я сильно нажал на педаль газа. Машина стала резко набирать скорость. Через несколько секунд я с опаской  посмотрел в зеркало заднего  вида, но старухи на обочине уже не было. Я ещё тогда подумал:  может, привиделось? Но я не был уставшим и не хотел спать. И вообще чувствовал я себя в тот момент бодро.

Примерно через год она мне снова встретилась на дороге при схожих обстоятельствах, но я уже не стал притормаживать, а только увеличил скорость. Проезжая мимо неё, я опять поймал на себе этот страшный, выворачивающий душу взгляд. У меня тогда вырвалось шёпотом: «Свят, свят, свят!»

И вот сегодня эта дама мне встретилась  в третий раз. И в этот раз она повела себя как-то странно. Она, как и в предыдущие разы, стояла на обочине, по мере приближения машины стали подниматься её страшные глаза на изрезанном  морщинами лице. Мы проехали, и я подумал: «Ну, и на сей раз пронесло». Хотя в следующие секунды засомневался – наверное, нужно было остановиться, может, женщина замерзает на дороге, как, к примеру, ты  сегодня. Одним словом, совесть вдруг проснулась.

Только я об этом подумал, как вдруг впереди на дороге, на моей полосе, метрах в двадцати впереди появилась эта самая старуха. Она даже не появилась, а мгновенно возникла на дороге. Только в этот раз её глаза не поднимались вверх тягомотно, а мгновенно на меня зыркнули останавливающим взглядом. Я нёсся на неё с  приличной скоростью и сбил бы её насмерть, если бы  не мгновенная реакция опытного водителя.

Я резко ушёл влево и, пролетев по встречной полосе, едва не задел кузовом злополучную старуху. Почему кузовом? Потому что машину на скользкой дороге начало разворачивать боком, и она  стала двигаться юзом. Затем нас  отнесло  за обочину, к стене деревьев.

Когда машина  замерла в полуметре от толстенного ствола сосны – я перекрестился. Взял фонарик, выскочил из кабины и посветил на дорогу, но на ней  никого не было – вообще никого. Я  в момент остановки всё же подумал, что углом кузова  зацепил старуху – но нет, никого.  Задними левыми колесами мы влетели в яму, которая была засыпана  снегом. Яма приличная – вряд ли без посторонней помощи  сможем  выскочить из ловушки.  Ты уж сам видел, как я несколько раз  пытался  это сделать. Но,  видно, яма приличная,  да ещё снег  способствует пробуксовке. Сцепления с грунтом должного нет. Ты вот тоже головой о приборную доску приложился.  Болит, небось?

– Пустяки, терпимо! Интересно, зачем старуха вдруг попыталась остановить машину таким опасным способом?
– Не знаю, зачем ей это было нужно, но мы могли разбиться или перевернуться. Или лоб в лоб влететь в эту толстенную сосну. Мы с тобой  ещё отделались лёгким испугом.

Я сейчас посмотрю, что там с задними колёсами, а ты пока заготовь для костра сухие ветки. Вон сухая старая ель – да вон там, где две высоченные сосны. Топор возьми в кузове – вот тебе  второй фонарик. Без костра пропадём. Жечь постоянно бензин тоже не лучший вариант, а если до утра никто здесь не проедет? Да нам  кто попало и не нужен – нужен грузовик, чтобы нас мог выдернуть из этой ямы.  Там, в левом углу, увидишь  канистру с бензином. Чуть плеснёшь на хворост, чтобы тебе не долбаться с розжигом. Так что, мой друг, займись костром…
– Да, да! Сейчас  всё устрою в лучшем виде. Разводить костры я мастак – для меня это своего рода целый ритуал. Ну ладно, лирику в сторону, пойду нарублю сухих веток.

И вот каждый из нас  занялся своим делом. Взяв в кузове топор, я пришёл к указанной моим спутником ели. Старая высохшая ель лежала на земле, и мне  не составляло  особого труда нарубить целую кучу сухих толстых веток. Прежде чем нести первую  охапку к машине, решил минуту-другую перевести дух.
Прислонившись  спиной к стволу высоченной сосны, я глянул в сторону машины. Да, сильно она накренилась на задний левый угол – видно, там приличная яма. Как теперь будем из неё выбираться?  И когда какой-нибудь грузовичок, на наше счастье, здесь проедет? Вот же угораздило попасть! И вокруг на десятки километров  дремучий Муромский лес. Замечательно!

Я стал осматриваться по сторонам – и вдруг замер, не поверив своим глазам. С противоположной стороны дороги в глубину леса тянулся сосновый бор. Лес здесь был редкий, расстояния между деревьями по нескольку метров. В силу этого примерно метров на сто  этот участок леса просматривался в глубину. И вот там, в этой глубине, горел огонёк. Нет, – это был не костёр. Светящееся пятнышко не мерцало, не изменяло свою форму – оно просто жило в чаще этого угрюмого леса. Да это же светящееся окошко крестьянской избы! Вот так да! Значит, мы не одни в этом снежном безмолвии. Надо быстрей порадовать Василича. Я  схватил большую охапку еловых веток и быстро пошёл к машине.

Из-за МАЗа вышел Василич – по его угрюмому выражению лица я понял, что влетели мы основательно. Поэтому осторожно спросил:
– Что, всё так плохо?
– Да, это, видно, край болота, задние левые колёса провалились на две трети в болотную жижу. Без подмоги самим не выкарабкаться. 
– Да, действительно не весело Но, с другой стороны, мы  могли вообще завалиться на бок  или,  ещё чего хуже перевернуться. Василич, пойдём, я тебе  что-то покажу – давай на ту сторону дороги перейдём,  влево метров двадцать. Пойдём, не пожалеешь!

– Что ты там мог такое увидеть, что меня могло бы обрадовать? Нам уже достаточно на сегодня приключений. Ну да ладно – пойдём, показывай, что там  такое ты увидел.
Мы пошли на другую сторону дороги. Я шёл, а про себя  подумал: вдруг с того места, откуда я увидел огонёк, уже ничего не будет видно. Тогда Василич   подумает, что теперь  не только одному ему мерещится.
 Подойдя к тому самому месту, я обрадовался, увидев огонёк, – значит, мне не показалось.

– Вон там горит свет в окне избы,  отсюда метров сто.  Может, дойдём до этого жилища? Вдруг нам там чем-нибудь помогут.
– Да чем нам там могут помочь? Нам  нужен такой же МАЗ или ЗИЛ, чтобы нас можно было выдернуть из ямы, а тут, в этой глухомани, разве что лошадь может быть  у хозяина. Но этот вариант нас  не сможет утешить.

Стоп, совсем забыл – примерно в 23.00 – 23.30  на нефтебазу по этой дороге будет проезжать бензовоз. Он будет ехать пустой, поэтому вполне сможет нас выдернуть из этой злополучной ямы. До того счастливого момента ещё полтора часа. Ладно, давай  быстро дойдём до той избы и обратно. Мотор нужно периодически прогревать, а то потом не заведём, вон какой мороз. Василич  еще погонял мотор минут
пятнадцать, заглушил,  и мы пошли к избе, в окне которой так маняще горел свет.
Дошли мы быстро – ведь расстояние всего-то метров сто. Дом ничего особенного из себя не представлял, – такой тип дома в народе называется «брус». Это вытянутый в длину прямоугольный сруб, в котором были объединены все помещения, жилые и хозяйственные, и перекрыты общей двускатной  симметричной крышей. В таком доме две трети площади занимала  хозяйственная часть, выходившая на задворки, а жилая, меньшая часть – занимала  главный фасад  и выходила на улицу. Отдельно от этого дома располагались гумно и баня. Весь двор был обнесён забором, сделанным из кривых жердей. Открыв калитку, мы подошли  к входной двери. Она с внешней стороны была закрыта на толстый деревянный засов. Значит, хозяин  дом покинул ненадолго, ведь свет в доме горит. А может, в доме кто-то ещё остался, ведь через хозяйственную часть дома тоже можно выйти на задворки. Василич, наморщив лоб, с какой-то неуверенностью в голосе сказал:

– Может, не стоит беспокоить хозяина дома, ведь уже поздний час. Думаешь, ему нужны незваные гости?
– Да ведь мы только на чуть-чуть – трошки погреемся и вернемся к машине. Мы, конечно же, не будем злоупотреблять гостеприимством.  Нужно  постучать в окно – если там кто-то есть, хозяин шторку отодвинет и даст нам знак, что сейчас выйдет.  Сейчас так и сделаю.

Я подошёл к окну, которое на две трети мороз украсил своими волшебными узорами, и аккуратно постучал. Подождал несколько секунд, но  шторка на окне никем  не приоткрылась.  Постучал второй раз и через полминуты – третий, но всё тщетно. Похоже, хозяин  на некоторое время покинул  своё жилище.

– Василич, давай зайдём хоть на минутку в дом – может, хозяева сейчас находятся в хозяйственной части дома и не слышат нас. Ну, если они  дома, извинимся за самовольство и скажем, что сильно замёрзли. Зашли  на чуть-чуть погреться.
– Не нравится мне всё это!  Без  разрешения зайти в чужой дом? Хозяину дома это может очень не понравиться!

– Но ведь это Север! А если бы мы на самом деле были с тобой на грани замерзания – что тогда? Мы бы вынуждены были зайти в этот дом, чтобы не замёрзнуть.
– Да ладно уж, чего там, давай на минуту заглянем, но только на минуту – и назад, если хозяев действительно дома нет.

Я вынул из железных скоб засов и поставил  его рядом с дверью. Открыл дверь, вошёл в сени и осветил их фонариком. Большая часть сеней была заставлена каким-то хозяйственным скарбом, на полках стояли с чем-то  глиняные горшки разной величины. Висели на стенах   связки каких-то  веток и растений. Пахло  сушеными травами – наверное лечебными.

Я открыл следующую дверь, и мы вошли в большую просторную комнату. Вдоль стен располагались лавки, а над ними  полки-воронцы. Они  вплотную примыкали от стен к печному столбу. Печь была расположена сбоку от входа в избу и устьем была обращена  в сторону фасадной стены. Рядом с печью находилась хозяйственная часть – прилуб с посудой и хозяйственной утварью. В красном углу располагались стол и скамьи.  На столе стоял чугунок, три глиняные тарелки, накрытые  холстяным полотенцем.  Я приоткрыл крышку чугунка – из него вырвался пар. Казалось, что его кто-то  снял с печи минут пять назад, перед нашим приходом, и поставил на стол. На одной тарелке была пареная репа, на другой – овсяные оладьи и на третьей  ржаной хлеб. На краю стола стояла крынка с молоком.
Только сейчас я понял, как сильно хочу есть. Но мои мысли о еде прервал голос Василича:

– Хозяева! Отзовитесь, есть тут кто али нет? Гости тут к вам непрошеные пожаловали.
Эту фразу он повторил достаточно громко раза три, но в доме стояла тишина, которую нарушало  приглушенное потрескивание горящих в печи дров.
– Юр, нет тут никого. Хозяин,  скорее всего, куда-то на ночь  подхватился. Хотя, с другой стороны, куда может приспичить человека подорваться поздним вечером?  Да и нам-то до этого какое дело? Думаю, нам нужно отсель отчаливать, а то как-то не по-людски получается – шастаем по чужому дому как по своему.
– Ладно, ладно!  Ну, ещё минуты три-четыре подождём и пойдем – больно уж тут тепло и уютно.

Мы оба замолчали и почему-то уставились на огонёк керосиновой лампы, которая стояла в самом центре стола. Как же завораживающе  потрескивают дрова в печи! Слушал бы и слушал часами эти волшебные звуки. То, что произошло в следующие секунды, заставило нас   заметно остолбенеть.

Деревянная дверь в другую комнату была немного приоткрыта. Вдруг она тихо заскрипела и ещё сантиметров на пять-десять приоткрылась. Через одну-две секунды заскрипела половица на отрезке от этой двери до стола. И ещё секунды через три огонь  керосиновой лампы стал гореть ярче, как будто кто-то невидимый подкрутил регулировочное колёсико. Мы переглянулись. Василич побледнел и, вцепившись в мою руку, прошептал:

– Твою мать! Так мы сами пришли в гости к  той ужасной старухе. Она здесь, я это нутром чувствую – просто  мы её сейчас не видим. Юрка, а ну бегом отсюда прочь!
Он  рванул меня  за собой к выходу – и вот мы  опять на морозе. Я захлопнул с силой входную дверь и всунул в скобы  засов. Боковым зрением я заметил, что от забора в сторону амбара метнулась росомаха. Она, наверно, была напугана нашим внезапным появлением.

 Василич бежал впереди и «жарил» отборным крутым словцом всех на свете чертей. Я тоже бежал, хотя  никакого страха сейчас  не испытывал  – я же ни разу не видел старуху во всей её красе. Но другу по происшествию надо подыграть, а то еще подумает, что я из себя  эдакого умника строю, которому всё нипочём.
Метров через тридцать он перешёл на быстрый шаг и, на ходу обернувшись ко мне, сказал с едва уловимой ноткой виноватости в голосе:

– Юр, ты там того, не подумай чего, а то может обиделся, что я тебя так резко вырвал из избы на улицу – меня просто переклинило. Встреча с чертовщиной меня будоражит, я её  опасаюсь. Я мужик не из робкого десятка, три с половиной года фрица на фронте бил, сотни раз вставал в атаку и выжил. А колдовских проделок боюсь – очень уж я суеверный. И здесь уж ничего не могу с собой поделать. Так-то вот!
– Да всё  нормально! Перестраховаться никогда не бывает лишним – ведь бережёного и Бог бережёт. Мы ведь в самом деле не знаем, на  что в действительности способна эта загадочная старуха.
– Вон до машины уже рукой подать, первым делом  сразу разведи костёр – нечисть очень боится огня. А я пока  погоняю мотор – иначе потом фиг его заведёшь из-за мороза.

Ну вот мы и около нашего  застрявшего МАЗа, каждый занялся своим делом. Я поодаль от машины развёл костёр. Старые, высохшие еловые сучья быстро  разгорелись и потрескивали так же, как и дрова в печи той загадочной избы, которую мы в спешке покинули. Глядя на  таинственный танец пламени, мне вдруг пришло ощущение, что я стоя начинаю засыпать. Вот этого только ещё не хватало! Давай-ка разотри хорошенько лицо ладонями, а то и впрямь  закимаришь. Василич, прогрев движок, подошёл к костру. Он выбрал в охапке принесённых мной веток ту, которая потолще, и протянул мне:

– Вот эту ветку на одну треть положи в костёр, чтобы её конец горел. Если появится старуха, я выну эту ветку из костра и  буду этой горящей палицей совершать крестные знамения перед старухой – колдовское отродье боится огня.
– А откуда такая уверенность, что боится?

– Я это узнал, когда умирала моя мать. Возраст у неё был преклонный, да к тому же она в последний год жизни постоянно болела. В тот год я как раз приехал в родное село в отпуск – отец-то умер на два года раньше и дом остался без мужских рук. Приехав, я первым делом стал чинить прохудившуюся крышу. Работал до позднего вечера, затем спустился в кухню, поел и зашёл в комнату к матери – посидеть, поболтать о том о сём. Зайдя, я увидел, что она  обеими руками от кого-то отмахивается – то с левой  от себя стороны, то с правой. Подумал: может комары залетели в дом и не дают ей покоя? Я сел на стул, стоявший рядом с её кроватью, и спросил:

– Ты от комаров отмахиваешься?
Она посмотрела на меня печальными глазами и с нескрываемой досадой в голосе ответила:
– Какие там комары – черти вконец замучили. С наступлением сумерек они приходят ко мне и начинают надо мной потешаться. Один подходит с левой стороны и начинает корчить  разные смешные гримасы. Другой, пользуясь тем, что я смотрю на его собрата, подкрадывается с другой стороны  и, ущипнув меня за плечо, начинает  весело смеяться.  Тот, который меня отвлекал, начинает хлопать в ладоши и тоже смеётся, – затея удалась. Посмеявшись надо мной вдоволь, они отходят в сторону и начинают шептаться, постоянно поглядывая на меня. Затем начинается новая их придумка, которая им снова удаётся, и они снова хохочут надо мной. Я пытаюсь их от себя отогнать, но это только ещё больше их раззадоривает.

– Мам, да нет тут никаких чертей. Кроме нас, в комнате нет никого.
– Да вот же они  около второго окна стоят. Ты зашёл со свечкой, и они стали пятиться к окну, сразу присмирели, съёжились – с опаской глядят на пламя. Вон окаянные, о чём-то шушукаются. Ты возьми свечу и сделай в их сторону пару шагов – увидишь, как начнёт потрескивать пламя свечи. Сделай так, сделай – если мне не веришь.
Я взял свечу и сделал  три  шага  в сторону  дверного проёма соседней комнаты – пламя действительно  начало  немного потрескивать.

– Ну что,  убедился? Вон они  как испугались! Выглядывают из-за косяка дверного проёма, шепчутся о чём-то. Ты свечку-то оставь, пусть горит – я хоть посплю  немного. А ты тоже иди, отдыхай, завтра  поговорим – утро вечера мудренее.
Я пошёл спать, но сон долго не шёл ко мне в тот вечер – я всё думал и думал о чертовщине, которую якобы видела моя мать. Откуда это? Может, оттого, что она знахарством занималась – заговаривала  некоторые болезни, снимала порчу и сглаз. Этот дар передался ей от отца.  Но это же благие дела – это только на пользу людям. К тому же она за это деньги не брала. За что здесь может  последовать наказание? Ответ на этот вопрос я так и не нашел. Вот такая вот,  Юр, история.
– Очень интересно! Кстати, когда мы  выбегали из той избы, я заметил во дворе  росомаху. Может старуха оборотень и обладает даром  превращаться в диких зверей?  Я об этом сейчас подумал потому, что вспомнил рассказ отца. Он  родом со Ставрополья, и  как-то за чаркой вина рассказал мне, что в станице, где он жил,  стали люди поговаривать о происшествиях. Повадилась поздним вечером приходить  большая дикая свинья и, сделав подкоп под забором, проникала во двор, а затем и в курятник. Подавив несколько кур, она хватала одну  и убегала за станицу в лес. И  никак её не могли поймать мужики.

Но мой отец решил её изловить. Для этого он заночевал на крыше курятника. Настелил там себе  сена, взял приличной длины дрын  и прилёг караулить злодейку. Ближе к полуночи послышалось какое-то шуршание около забора. Да, это была непрошеная гостья, и сегодня она выбрала этот двор для своего черного дела. Сделав быстро под забором подкоп, свинья проникла во двор и побежала к курятнику. И только она стала ломать небольшой загон для кур, мой отец спрыгивает с крыши с дрыном  и от души «угощает» им по спине злодейку. Та аж взвыла от боли и стремительно помчалась к подкопу. Но когда она наполовину  пролезла под забором, отец её вторично наградил орудием возмездия. Свинья как ошалевшая вырвалась на улицу и помчалась в сторону леса. Утром сосед Николай  восхищённо  сказал моему отцу:

– Иван Тимофеевич, как ты знатно приголубил холудиной по хребтине кабаняку. Вот так она взвыла от боли! Я тоже караулил её на крыше  своего сарая и видел всё. Теперь уж точно забудет к нам дорогу.

После этого случая станичники заметили, что тётка Степанида куда-то делась, не появляется  на людях и всё. Соседка сказала, что пыталась зайти проведать её, но дверь у неё входная была закрыта. Увидела, что форточка окна приоткрыта, крикнула, мол, всё ли у тебя, соседка, в порядке? Та, не появляясь в окне,   ответила, что болеет, помыла пол и на нём же поскользнулась – ушибла спину. Но помощь не нужна – сама народными средствами одолеет хворь. Три недели она  соблюдала затворничество. Но что примечательно: после этого случая  ночные нападения на курятники прекратились.

Вот такой вот случай. Но росомаха у избы старухи могла появиться и случайно, просто совпало с нашим визитом . Единственно, о чём жалею, так это о том, что не прихватил с собой хотя бы одну картошину – с предыдущей ночи ничего не ел.  Но ведь нельзя без  разрешения хозяев…

При моих последних словах Василич встрепенулся, с сокрушенным выражением лица развёл в стороны руки и с виноватым выражением лица сказал:
– Вот так да, морочаю тебе голову всякими страшилками, а похамать дать забыл. Иди, в кабине увидишь большой термос с чаем, а во втором широком термосе пирожки – жинка напекла в дорогу. Давай неси, поужинаем вместе.

Я с радостью в душе рванул к машине, принёс термосы, и мы начали ужинать. Никогда  я не пил такого вкусного чая и не ел таких бесподобных пирожков! Откусив кусок от очередного пирожка, я с восхищением в голосе сказал:
– Никогда в жизни таких вкуснейших пирожков не ел – просто объедение. Ваша жена – волшебница! Спасибо ей огромное!

Василич был польщён моими словами – на лице его светилось добродушие. Глянув на меня с некоей хитрецой во взгляде, он сказал:
– Да ты, брат, просто изголодался  за время своих скитаний, хотя, возможно, ты и прав насчёт пирожков – жинка у меня по части стряпни искусная мастерица. Стоп, молчим – это не мне одному слышится звук приближающейся машины?
Я тоже различил пока ещё еле слышный звук приближающегося грузовика.
– Да это, наверно, тот самый бензовоз, который следует на нефтебазу. Надо подойти к дороге, а то ещё промчится мимо, и мы будем дальше здесь торчать.
Через несколько минут мы увидели свет фар, а потом и сам бензовоз. Да, это был МАЗ-500, который был нашим спасением. Бензовоз стал притормаживать и немного съехал на обочину. Его водитель был другом Василича.  Мы втроём пошли и осмотрели наш засевший МАЗ. Андрей, водитель бензовоза, достал трос, и мы зацепили наш грузовик. Через пять минут мы были освобождены из плена. Андрей, довольный тем, что нам помог, с улыбкой сказал:

– Давайте двигаться друг за другом, чтобы вы ещё в какую неприятность не попали – так будет надёжно. Ну что,  по коням?
– По коням! – весело ответил Василич.
Я тоже запрыгнул в кабину, плюхнулся на сиденье, но тут же вскочил  – на нём что-то лежало.
- Василич, включи верхний свет, тут что-то на сиденье лежит.
Когда загорелась лампочка, мы увидели на сиденье небольшую охапку гроздьев сушёной калины. Василич побледнел и чуть не выскочил из кабины. Но,  совладав с собой, прижался к двери и с испугом в голосе  закричал:
– Бесовка проклятая, она здесь была в наше отсутствие. Это её колдовские штучки. Порчу, не иначе, на нас решила навести – выбрасывай немедленно из машины эту дрянь. И вот, возьми тряпку, протри сразу сиденье и тряпку тоже лучше выбрось на снег.

Я начал выбрасывать из кабины гроздья калины. В эту секунду в моём сознании зазвучал женский голос. Он был приглушённым, как будто доносился из-за широкой реки, с того берега, окутанного туманом. Я вслушался и различил одну фразу: «Ну, хоть одну гроздь себе оставь – это же на счастье подарено!»

Протерев сиденье тряпкой, кинул её на снег. Ещё раз глянул на  разбросанные на снегу гроздья калины. Рука как-то сама потянулась поднять одну. Быстро поднял гроздь и сунул её в карман. Василич ведь не узнает! Я  не какой-нибудь редкостный чудак, чтобы от Счастья отказываться.
.