Глава1. Приезд в город

Игнатий вышел из автобуса, и не торопясь направился в сторону городского сквера, что отчетливо выделялся небольшим островком оазиса среди пыльных дорог и улиц, окруженный невысокой металлической оградой, по всему периметру, которой были рассажены низкорослые, декоративные кусты. А над ними возвышались аллеи могучих тополей и кленов, вперемешку со стройными рябинами, от чьих краснеющих гроздей стало на душе у старца неспокойно. И странник, пройдя через центральные ворота, присел на ближайшую лавочку, в тени шумных, широколиственных крон многолетних деревьев, где бил фонтан высокими струями прохладной радужной воды. Со склоненной головой, тяжело вздыхая, думал о том, как мало прихожан было сегодня в церкви. Где он отстоял службу и на последние медяки поставил свечки Иисусу Христу, пресвятой Богородице и всем святым. Теперь терпеливо ожидал вечера, чтобы посетить Лыковых. Он твердо обещал им быть не позднее восемнадцати часов. Уже конец августа, и дни хоть не на много, но стали короче. «Ещё успею», думал Игнатий, глядя на высокое солнце из-под козырька ладони. Сквер был безлюден. Только изредка по тротуару, за размашистыми ветвями кустовых неизвестных ему насаждений, стуча каблуками мужских башмаков и женских босоножек, торопливо проходили горожане. Игнатий вспомнил раннее утро в лесу, где случайно повстречал своих старых знакомых: Кота Василия, Лешего, Кикимору, Водяного, Бабу-Ягу и беса, которые по своей озлобленной недалекости ограбили обкомовского служащего и его двух подчиненных. У старца защемило в груди. «Что-то случилось», подумал он и посмотрел на безоблачное, тихое небо. Странник по-старчески глубоко вздохнул, словно не хватало воздуха и трижды перекрестился, вспоминая разговор с обкомовским служащим товарищем Хитрецовым. Как доедут они до дачи, без одежды? Все ли благополучно у них? «Господи, спаси и помилуй в пути этих несчастных, от всяческих невзгод и посягательств. Отведи беду стороной. - Запричитал Игнатий. - Господи, ты мудрый. Не суди их строго. Когда-то и секретарь был ребенком и бегал босым по лужам. Любил и папу, и маму. Да и они в нем души не чаяли. И вот вырос и стал материалистом. Да, как же верно сказал Василий, «деньги засасывают». Трудно не соблазниться. Особенно, если в душе нет Бога. Не встретил в свое время хорошего учителя, что мог бы объяснить то, о чем к большому сожалению не говорят в школах. А именно о Евангелие. И возможно тогда он был бы совсем другим человеком». 
Слезы покатились по его худощавому, морщинистому лицу. По небу вновь поплыли облака, гонимые теплым августовским ветерком. На склоненных ветвях деревьев зачирикали воробьи. Игнатий поднял голову и добродушно улыбаясь, подумал: «Вот, если бы все люди на земле брали с них пример. Не рвались бы так безрассудно к власти - Игнатий горько закачал головой: - Как они не понимают, какую ответственность берут на свою душу».
Но его мысли неожиданно перебил захлебистый плач ребенка, на вид не больше четырех лет. И грубый, хрипловатый голос, постепенно перерастающий в крик, молодой женщины - матери того малыша: Ее худенькая фигура, в голубом платье, была наклонена над дитем, одетого в рубашку и коротенькие штанишки с помочами.
- Будешь слушаться меня? Говори, будешь? 
Но тот в ответ не мог сказать ни слова, и заливаясь слезами, в знак согласия, только кивал маленькой, русоволосой, кудрявой головкой.
Старец резко встал и грузно проламываясь сквозь колючие тернии кустов, потрясая клюкой, что есть мочи вскричал: - Остановись, несчастная! Бьешь своего дитя, а больно делаешь Богу! Смотри, как текут по лицу твоего мальчика слезы! Это Всевышний плачет его глазами.
Женщина отпустила мальчугана и изумленно посмотрела на старца. Ее малыш, размазывая слезы по щекам, продолжал стоять рядом и тяжело всхлипывать.
- Какой Бог? Какой Всевышний? Ты что, старый, обалдел что ли совсем? И вообще, какое ваше дело? Идите, куда шли! Мой ребенок! Хочу наказываю, хочу нет. Это наши проблемы, - с презрением прокричала молодая мамаша, глядя на старца лучезарными светло зелеными глазами. Ее длинный, густой пучок русых волос был натуго сжат ярко красной заколкой. Пухленькие загорелые ножки, обутые в летние, золотистого цвета туфли, в некоторых местах были запачканы грязью, а небольшой курносый носик, что придавал ее лицу очарование, раздраженно подергивался. На алых сочных губках блестели шоколадные брызги недоеденного мороженного, что случайно выронила в порыве гнева. Оно лежало у ее ног и искушено таяло в серебристой обертке «Эскимо».
- Нет, уважаемая! - не дав досказать еще что-то, перебил женщину Игнатий, глядя на малыша, что уже перестал плакать и тяжело вздыхая, смотрел на него.  Вид мальчугана был на столько растерян и жалок, что Игнатий понизил голос.   
- Ошибаешься! - Чужих детей не бывает! Для Господа нашего все люди равны, а дети тем более. Горе тому, кто не понимает этого. Пройдешь мимо детских слез, и Господь мимо пройдет, когда тебе трудно будет. На своего ребенка или чужого, даже голоса никто не имеет права повысить. Только словами, с материнской любовью да лаской, объяснять, что? Как? Зачем? И почему? Чтобы не вырос злым и жестоким. Доброте учить надо, с малых лет. А если, голубушка, нет у тебя такого призвания, быть матерью, то извини, как в народе говорят, «медицина здесь бессильна». И твой мальчуган в этом не виноват. Благодаря твоим коварным усилиям, даже страшно подумать кем он может стать. Лукавый будет рад. И заберет ваши души на вечные муки. Гляди же! Князь тьмы не помилует.
- Что ты такое буровишь, старик? Какой еще лукавый? Какой князь тьмы? Какое вы имеете право пугать меня? - вскрикнула женщина и на всякий случай оглянулась. Убедившись, что по близости никого нет, снова перевела свой суровый взгляд на старца, хладнокровно взяв мальчугана за руку. Он стоял смирно, не противясь воли матери.
- А то что мой ребенок неслухом растет, это как, по-вашему правильно? - продолжала она. - Избалован свекровью и свекром, до предела. Дальше некуда. Теперь уж никогда Павлушу к ним не поведу, даже в выходные дни. Ведь зарекалась, зарекалась же, что ноги моей там больше не будет. Да вот, мужа послушала, дура! Ссориться с ним не хотела. Мои родители строгие, но справедливые. Воспитывать умеют. Не ублажают, как некоторые. И потому, телячьи нежности здесь неуместны. Безрассудной воли не даем, чтобы рос не баловнем каким-то, а настоящим мужчиной. Мой отец, майор в отставке. Воспитывать умеет. Будьте спокойны. И хочет, чтобы Павел не был хлюпиком. Уже с этих пор готовит из него настоящего бойца, воина.
Игнатий вытер капли пота со лба и горько усмехнулся.
- Как же мне больно слушать речи твои неразумные. Да разве в этом дело? Вы хотите, чтобы он стал пушечным мясом. А ведь он человек. И пока еще несмышленыш. Ребенок! Понимаешь ты это? И ему не чужды детские игры и забавы. Материнская ласка и любовь. Нежность и бабушкины хлопоты. Детство дается лишь раз. Когда же ему радоваться? Скоро вырастет, и глазом не моргнешь. А что касается, будет ли он хорошим человеком или нет… Это, голубушка, зависит только от вас, и ни от кого больше. Не знаю, хватит ли у тебя мудрости, понять. По этому поводу, хочу рассказать тебе небольшую историю. Когда-то я встретил одну семью, прогуливаясь по берегу реки. Издали заметил две палатки и мне стало интересно, что за люди там расположились. Подошел к ним. Поздоровался. Встретили меня радушно и даже пригласили к костру отужинать. И там за ложкой ухи познакомился поближе. Отец, глава семейства, Захаров Степан Семенович, высокий мужчина с суровым лицом, но с необыкновенной душевной теплотой, работал на комбайновом заводе токарем. Супруга его Наталья Львовна, женщина невысокого роста русоволосая с очаровательно миленьким личиком, трудилась в том же цеху кладовщицей. Я был немного удивлен, то что у них было трое детей, так как многие и двоих по такой жизни, считают иметь проблематично. Старший - Андрей, средний — Игорь, а младшего Дмитрием звали. И все как один похожи на отца, не только лицом и осанкой, но и походка такая же твердая, как у былинных богатырей, словно всю мощь свою в нее вкладывали. Я с большим интересом слушал Захарова старшего, как он рассказывал о своей дружной семье:
«Однажды Андрей принес двойку и чуть не плача, признался нам в этом. Огорчились все, но сына не ругали, понимая, что ему и так больно. И мы все старались его как-то успокоить, объясняя, что, если бы он получше выучил тот предмет, обязательно получил бы хорошую оценку. За правду детей не наказывали, какой бы горькой она не была, и потому по сей день никто из них не врет и не обманывает».
- Летом Захаровы в выходные дни выезжали за город. Зимой посещали театр, всевозможные музеи, кинотеатры и прочее, где можно было бы душевно отдохнуть. Вечерами за круглым столом пили чай и вели интереснейшую беседу о живописи, музыке, о поэзии. Пели песни, читали стихи любимых поэтов.  С самых ранних лет не были их дети лишены родительской любви и ласки. И тем не менее избалованными не выросли и хлюпиками не стали. Я их встречал и позже, где-нибудь у реки с удочкой или у костра возле палаток. Вскоре Андрей закончил школу с отличием и пошел в армию. Хотя мог поступить в институт. Но он твердо решил идти на военную службу. В армии был на хорошем счету. Вернулся в чине сержанта. И я скажу больше, если что серьезное, живота своего не пожалеет во имя Отечества. Так воспитали его, родители. За это хвала им и честь. Но к сожалению, Дима был болен, бронхи слабые. Врачи посоветовали сменять климат. И Захаровы сделали размен квартир и уехали на Украину. Как они там — не знаю. Да хранит их Господь. Но иной раз, думаю о них и на душе становится легко и спокойно. Значит, все хорошо, живы и здоровы. И вот что еще хочу тебе сказать: большой будет грех, не показывать Павлика свекрови и свекру. Они же любят своего внука. А ты хочешь их разлучить! Да как же у тебя, сороки, язык повернулся сказать такое?
- Да-а-а-а!? - визгливо протянула женщина. - А вы знаете, что это за люди? Сколько украдкой слез пролила от их нехороших высказываний в мой адрес? То я Павлика не люблю! То мало покупаю ему сладостей! То редко видят его! И прочее, прочее, прочее. Да сколько можно терпеть-то? А сегодня и вовсе сказали, что я Павлушу морю голодом. Не даю ему есть. И вы хотите, чтобы я была с ними в хороших отношениях? Да ни за что на свете. И мужу все выскажу, что думаю о них. Пусть только заикнется пойти к ним в гости. Я такой скандал закачу, окна по вылетают. Я, что?! Виновата, что мой ребенок такой худенький. Что я с ним сделаю, если он с утра до вечера бегает не переставая. Поэтому и не поправляется. Вдобавок к тому же еще, как все нормальные дети, растет. А этим старым хрычам разве что докажешь? Упрутся рогом, с места не сдвинешь. Почему мои родители не такие? Почему? Хоть бы раз заикнулись, что я плохо отношусь к ребенку. Или мало игрушек покупаю. Или еще что-нибудь. Одних солдатиков накупила столько, что класть уже некуда.
- М-да-а-а-. - не громко протянул Игнатий. - Не легко тебе достается, однако. Но такие вопросы с бухты-барахты не решаются. Подумать надо. Скажу только одно: Не будь похожей на свою свекровь. Поставь перед собой такую цель, и тебе воздастся. Прошу тебя, не разлучай их со внуком. Если они плохие, то хоть ты будь хорошей. Когда-нибудь они поймут свои ошибки и глубоко раскаются. Не давай им повода для злорадства. Не вредничай, а то не дай Бог, змеи в сердце заведутся — не выведешь. Глядя на тебя и сын твой вредным станет, ох, и помаешься же ты с ним. А если что серьезное, не дай Бог, потом будешь утверждать, что во всем улица виновата. А ты ни при чем. Чтобы такого не произошло, живи по-доброму.
Но тут неожиданно их разговор перебил лай пробегающих мимо бездомных собак. Женщина подхватила на руки ребенка и крепко прижала его к груди, испуганно провожая взглядом, быстро удаляющуюся свору.
- Вот теперь, ты похожа на мать. - мягко улыбнулся странник и направился к лавочке.
Собаки уже скрылись из виду и женщина с малышом на руках, поспешила к выходу.