Баро

Из цикла "Колымские истории"


    В начале лета с группой строителей я прибыл в город N в длительную командировку. Трудовой месяц пролетел незаметно, и однажды мы с коллегами решили наведаться в ресторан при гостинице, в которой остановились. О том, что наша группа прибыла из Магадана, персонал ресторана уже знал: наверняка им доложили дежурные гостиницы (уж они-то знали, кто есть кто).

Мы сели за столик, официантка Татьяна предложила меню. Вскоре на столе появились первые блюда, мы принялись за ужин и одновременно стали разглядывать присутствующих. Разнообразие публики не удивило, но особое внимание привлекли цыгане, стол которых находился недалеко от нашего. Среди этой жизнерадостной компании выделялся пожилой, плотного телосложения цыган с волнистой шевелюрой и седой бородой, на нём были светлая рубашка и тёмный костюм с жилетом, он напоминал Будулая из фильма с одноимённым героем. Было понятно, что он – главный.

Мы знали, что в городе обитает небольшая цыганская диаспора, знали также, что они ведут спокойный образ жизни и милиция к ним претензий не имеет. Может, они и промышляли своим цыганским ремеслом где-то в других местах, например, в близкой Москве, но в своём городе жили тихо. Цыгане на своём языке о чём-то оживлённо говорили, и в какой-то момент, перехватив мой взгляд в их сторону, ребята попросили:
- Володя, спой цыганскую.
И я запел:
- Очи чёрные, очи жгучие, – очи страстные и прекрасные, как люблю я вас, но как боюсь я вас…
В зале воцарилась тишина, внимание присутствующих было приковано к нашему столику и цыганскому. После окончания моего неожиданного выступления со всех сторон раздались аплодисменты. Я сел на место, мы пригубили из бокалов, и в этот момент подошла официантка, в её руках красовался поднос с бутылкой коньяка. Взглянув на меня, она сказала:
- Это вам с того столика, - она кивнула в сторону цыган.
Я, признаться, растерялся и, смутившись, проговорил:
- Не надо, не надо.
- Но их обижать нельзя, - ответила Татьяна.

Я взял коньяк и увидел, что пожилой цыган встал и поклонился в мою сторону, я тоже встал, поклонился в ответ.
- Это здешний цыганский барон, - проговорила Татьяна, - вам тоже надо бы в ответ передать свой презент на их столик.
Что мы и сделали. Через мгновение увидели, что барон поднялся из-за стола и направился к нам, – придвинув стул, ребята предложили ему сесть рядом со мной. Он выпил за наше здоровье и, повернувшись ко мне, сказал:
- Мы заслушались тебя, – ты родом не из цыган?
- Нет, я русский, но пою с детства и очень люблю цыганские песни.
- Ты отлично поёшь, – наверное, в театрах пел?
- В театрах я не пел, хотя в двадцать лет приглашали в Одесский оперный, но только после получения музыкального образования, а у меня его не было и возможности получить тоже не было, да и поезд уже ушёл. Это было в юности, когда я проживал в тёплых южных краях, а голос у меня от природы, моя мама хорошо пела, и не только пела, но и музицировала на фортепиано.
Цыган добродушно посмотрел на меня и попросил:
- Спой ещё.
И я с удовольствием исполнил песню «Милая, ты услышь меня».
Уходя, он сказал:
- Придёшь к нам, когда приглашу тебя?
- Да, - ответил я.

Однажды вечером в гостиницу вошёл мужчина цыганской национальности, он попросил дежурную пригласить меня. Переполошенная дежурная поднялась на второй этаж, постучала в номер и, войдя, испуганно сказала:
- Володя, внизу вас ждёт цыган, но смотрите, будьте осторожнее: они – лихие ребята!
Я понял, что это посланец от барона и сказал:
- Не беспокойтесь, всё будет хорошо.

Я спустился в фойе, подошёл к цыгану и поздоровался, он передал приглашение барона пожаловать в ближайшую субботу к нему домой.
- Если не возражаете, - сказал цыган, - то в субботу в десять утра я за вами заеду, можете пригласить товарища.
Слава Богу, пойду не один, подумал я и дал согласие, с собой решил взять Толика Смирнова. В назначенное время посланец зашёл за нами, и мы направились к Баро, – так назвал барона цыган.

Усадьба Баро находилась за высоким забором у небольшой реки, она была похожа на оседлый табор, коих в середине восьмидесятых было не так уж и мало. Подъехав, мы выбрались из машины, вошли во двор и осмотрелись. В центре усадьбы увидели автомобиль «Москвич», чуть подальше – ближе к забору – большую, крытую брезентом телегу, напоминающую шатёр на колёсах, по широкому двору гуляли куры, утки и гуси, невдалеке в стойле виднелась лошадь, рядом с сараями находилась будка, в которой обитал большой лохматый пёс, похожий на западноевропейскую овчарку. На его лай вышел Баро, он поприветствовал нас, пожал руки и пригласил в дом.

В просторном помещении, куда мы вошли, слева стояла печь, под стенами располагались кровати с живописными ковриками над ними, на полотнах были изображены лихо скачущие лошади, грациозные лебеди и другие виды цыганского быта. Недалеко от печи находился длинный стол, ломившийся от разных блюд и напитков, за столом в живописных красочных костюмах сидели цыгане, особенно хороши были молодые цыганки в длинных цветастых юбках и нарядных блузках. Барон представил нас и сказал, что в их город мы прибыли из далёкого северного Магадана, на торжество приглашены по случаю проводов его любимого сына в армию. Юноша подошёл к нам, мы с Толиком пожелали ему успешной службы и вручили подарок. Цыгане запели на своём языке, но спустя какое-то время, барон поднял руку, – они затихли.
- Спой нашу, – цыганскую, - обратился он ко мне.
И я запел:
- По обычаю, по цыганскому, – по обычаю, по молдаванскому, не могу я жить без шампанского и без табора, без цыганского. Очи чёрные, очи жгучие, очи страстные и прекрасные, как люблю я вас, как боюсь я вас, знать в недобрый час повстречал я вас…

Гости поддержали, и песня зазвучала истинно по-цыгански: красиво, широко и свободно. Песня всё ещё звучала, когда в комнату вошёл молодой цыган, он что-то сказал хозяину, и тут я заметил, что Толик отсутствует. Барон, не привлекая внимания гостей, пригласил меня выйти. Толика я увидел около телеги, его под руки держали молодые цыгане, он был пьян. Возбуждённо жестикулируя, цыгане говорили на своём языке, в их руках виднелись купюры денег. Барон что-то сказал – они отошли в сторону. Оказалось, Толик, выйдя во двор вместе с молодыми цыганами, выпил с ними и стал требовать, чтобы они пели ему и танцевали, получив отказ, он выхватил свой кошелёк и начал бросать им под ноги купюры. Гордые цыгане решили, что Анатолий покупает их, – было видно, что ситуация накалилась до предела. Угораздило его, - подумал я, - мы ведь здесь одни, среди цыган…
- Он пьян и не ведает, что творит, - сказал я барону, – мне стыдно за него, я приношу извинения и прошу отпустить нас домой. Когда он протрезвеет, я с ним сам разберусь.

Баро снова что-то сказал цыганам, и те отпустили его, – повернувшись ко мне, проговорил:
- Хорошо, мы прощаем, – твоего товарища мои ребята доставят в гостиницу целым и невредимым, а тебя попрошу остаться.
Проводив Толика и сопровождающих его цыган, я возвратился в дом, но на душе было неспокойно. Время, в течение которого отсутствовали молодые цыгане, для меня стало настоящим испытанием: я очень боялся за Толика, думал, как бы он не устроил бузу с ними. Через некоторое время молодые цыгане вернулись и доложили Баро, что передали моего друга в руки дежурной, и тут я успокоился.

После этой встречи я несколько раз общался с семьёй барона, он и сам, бывало, приходил в гостиницу – просто так, поговорить, а говорили мы на разные темы, в нём чувствовались недюжинный ум, твёрдая воля, и с ним было интересно.

Прошло какое-то время. В один из вечеров выходного дня, когда мы ужинали в ресторане, к нашему столику подошёл черноволосый молодой солдат.
- Спойте нам, пожалуйста, - попросил он меня.
Я сначала не узнал его, но, приглядевшись, понял, что это сын барона.
- Откуда ты взялся, Ваня, ты же в армии, - спросил я.
- В отпуск пришёл, - ответил он, - дали за хорошую службу. А вас я сразу узнал.
Мы сдвинули столики и остаток вечера провели в кругу молодых цыган, – они своими песнями и танцами не уступали старшим цыганам. Вместе мы пели так, что от нашего бесплатного концерта посетители ресторана были в восторге. В конце вечера Ваня попросил:
- Дядя Володя, возьмите меня с собой на север!
- Обязательно возьму, - ответил я, - но только, если тебя отпустит отец.

Сказал так, потому что знал крутой характер Баро. Как-то, во время одной из наших встреч, он с гневом пожаловался на старшую дочь, которая собиралась выйти замуж за русского, за что Баро пригрозил ей расправой. Помню, я сказал тогда:
- Зря ты так! Люди бывают хорошими и плохими независимо от национальности, твоя дочь выбрала его, значит, это хороший человек, ведь я тоже русский, но мы с радостью общаемся друг с другом. Ты сначала поговори с ними по-хорошему, и тогда можно будет сделать правильный вывод.
Баро молча выслушал и в знак согласия кивнул головой, но было ли его согласие истинным, не знаю.

Годичная командировка подходила к концу, и так сложилось, что через некоторое время мне предстояло срочно вылететь на Колыму. С Баро перед отъездом я не увиделся, но от ребят, продливших командировку и оставшихся в городе N, вскоре пришло письмо. Приходил Баро, - писали они, - он очень сожалел о том, что ты не простился с ним, сказал, что послушался твоего совета и выдал дочь за русского, ещё сказал, что помнит твоё пение и всегда рад принять тебя в своём доме.
Таким Баро и запомнился, – сильным, умным, властным, но доброжелательным и гостеприимным, – настоящим «Баро ром», что означает «Большой цыган».