Мусёк

               

                ПРЕДИСЛОВИЕ

              Как же мне описать все это, как рассказать?
              Столько мыслей в голове копошится.
   Я чувствую, что мой мозг окутала прочная паутина. Я стараюсь избавиться от нее, но невидимые силы мешают мне сделать это.
 
   Кажется, мне поможет только одно средство ; вылить, расплескать на бумаге все, что накопилось за это время в душе. Очень, очень хочется все это поскорее выбросить из головы, но я почему-то мало верю в то, что у меня что-то получится.
   Это так же, как вдруг кончилась любовь, а почему это произошло, никто не понимает. И грустно и даже стыдно, что обманул дорогого человека, но ничего не попишешь. Обратного пути нет.
 
   А бывает наоборот: расстаешься с любимым, просто так складываются обстоятельства. Знаешь, что это была для тебя самая главная любовь, что дальше ты опустишься совсем на другой уровень, где не может быть даже намека на такое счастье и жизнь потеряет всякий смысл. Из-за этого сначала жутко пусто в душе, а потом привыкаешь.

   Но, все же, бывают моменты: нет, нет, да и вспомнишь былое. И вроде как бы становится легче, но потом почему-то еще тяжелее, чем было…

   К чему это я все написала? А просто так, накатило…


                МУСЁК

               
   – Как! Вы не знакомы с моей Мухочкой?! Это большое упущение с вашей стороны. Да нет же. Конечно, нет! Наша-то совсем другая кошечка. Она живет с нами уже много лет. А та, про которую вы так презрительно улыбнулись, это дворовая. Их и сравнивать нельзя. Даже стыдно! Наша – вальяжная, интеллигентная, вся ухоженная, совсем как королева!
   – Так уж и королева?!
   – Конечно королева! Но только  кошачья.
   – А ведь говорят, что домашние животные со временем становятся похожи на своих хозяев или хозяева на них.  Вы что же, намекаете на себя, то есть про королеву-то?
   – Ну что Вы! Даже и в мыслях не было…
 
   Этот непритязательный и ничего, казалось бы, не обещающий разговор между двумя немолодыми женщинами происходил несколько лет назад. Обе прогуливались в цветистом парке маленького зеленого городка. Одна из них маленького роста, одетая немного неряшлива и не по моде, с трудом наклонилась и подняла с земли большой лист желто-красной раскраски, упавший с дерева прямо ей под ноги.
 
   – Смотрите, какая красота! ; Она подняла голову, чтобы внимательнее рассмотреть дерево, роняющее такие чудесные листья.
   ; Вы, может быть, знаете, как называется это дерево? Я в ботанике полный профан.
   ; Спросите что-нибудь полегче, – ответила вторая дама, забрасывая назад за шею ажурный шарфик, который очень украшал ее сухопарое тело и скрадывал слишком высокий рост.
   – В России я кое-что понимала в растениях, а здесь все совсем другое. Уже поздно учиться заново. Вы лучше расскажите мне про Вашу кошку. Как Вы ее назвали? Мусечка. Я тоже люблю животных. У меня дома в России было две собаки.  Но тут ведь не до этого. Немного помолчав, она грустно и со вздохом добавила, – правда, я  по ним очень скучаю.

    Было такое впечатление, что собеседницы едва знакомы, и им бы и разойтись на этой печальной ноте, но красота цветущих кустарников и весеннее утреннее солнце располагало к продолжению разговора. Им обеим хотелось еще немного потрепаться, и они присели на скамейку.
   – Не подумайте, что я хвалюсь. Напротив, мне это претит и совсем не свойственно, – вдруг выпалила улыбчивая маленькая дама, вращая в руке красочный листок. – Но подумайте сами: как-то одна пожилая женщина из соседнего дома, вы ее, наверное, знаете, ну та, что очень маленького роста и очень некрасивая, кстати сказать, чтобы вы знали, она очень важное лицо в нашем микрорайоне и самая большая критиканка, забыла, правда, как ее зовут…
 
   – Да что Вы?! – с удивлением перебила ее высокая дама. – А ведь не скажешь. Я припоминаю, на вид такая доброжелательная и любезная женщина. Я с ней почти не знакома, но часто вижу ее около ваших домов, на нашем мягко выражаясь «Бродвее». Никогда б не подумала, – прибавила она задумчиво и с недоверием посмотрела на собеседницу.

   – Да, да. Внешний вид иногда обманчивый. Так вот эта самая пенсионерка «доброжелательная и любезная», как вы отметили, один раз в мимолетном разговоре со мной с горечью произнесла: «Между прочим, ваша Муська ; гордость и украшение всей нашей округи!». Я была просто ошарашена. И так печально она это сказала…
Наивная дама пересела на другую сторону скамейки, спрятавшись от слишком яркого ослепительного солнца. После небольшого перерыва, она прервала молчание.

   – Ну, делать нечего, если Вы так интересуетесь моей королевой, то придется рассказать Вам о «нашей гордости». Нет, правда, зачем это Вам? Неужели нет для вас чего-либо более интересного? Хотя лично для меня нет ничего лучше и важнее, чем общение с животными, и если Вы так настаиваете, то слушайте…
Я помню все, с самой первой встречи, когда ей было не более трех месяцев, и до ее безвременной кончины, когда ей было уже почти семнадцать лет. Что? Почему безвременной? А все очень просто: врачи, то есть ветеринары, просто угробили ее! Да, да, прямо все, как у людей. Между прочим, один умнейший человек, еще давным-давно тонко подметил, что, «несмотря на все старания врачей, Наташа Ростова выздоровела». Как припечатал! А? И как это верно! И будет верно еще тысячу лет, ведь вы со мной согласны? Ну и славно…

   ; История жизни нашей любимицы довольно трогательная, но длинноватая (семнадцать лет все-таки), так что, если вам надоест слушать, то спокойно можете остановить меня. Я не обижусь.
 
   Тогда мы снимали квартиру в самом фешенебельном районе приморского города. Как мы оказались в этом дорогом престижном месте – это для меня до сих пор загадка. В первый год нашей иммиграции (а на иврите это называется «алия») и прозябания в бедном, дешевом и грязноватом  районе мы и не подозревали, что так скоро, уже через год, попадем в самую гущу культурной прослойки городских жителей, где проживают и врачи, и инженеры, и богатые владельцы торгового бизнеса. Не какая-нибудь голытьба подзаборная, которую, не дай бог, можно встретить в нижнем приморском районе. ; А знаете, ; задумавшись и легко вздохнув, она добавила,– впрочем, все в жизни дело случая.

    Так вот, шел второй год нашего пребывания в приморском городе Хайфа. Наша съемная квартира располагалась на среднем этаже небольшого трехэтажного дома с прелестным ухоженным садиком. В квартире пять комнат: четыре небольшие уютные спальни и просторная гостиная с огромным на всю стену огромным окном. В окна наших маленьких комнат заглядывали лапы высоких пахучих сосен и своей разветвленной кроной заслоняли нас летом от палящего солнца. Дышалось легко и свободно. Вокруг чистота, зелено и тихо. Летом не жарко, зимой не так холодно с газовой печкой. И не сыро, хотя далеко внизу плещется Средиземное море.
Вы что-то хотели спросить? Не стесняйтесь, я же вижу по вашим глазам. Сколько человек нас было? Тогда нас было пятеро: две пожилые бабушки нашего шестнадцатилетнего сына и я с мужем. Конечно, до отъезда из Советского Союза на нашу «доисторическую» родину, мы жили отдельно от мам, даже в разных районах. Но обстоятельства заставили нас здесь скучиться, хотя по сравнению с другими соплеменниками нам повезло: две бабушки оказывали нам весомую материальную поддержку, так как сразу по приезде получили от государства, хоть и небольшую, но пожизненную пенсию, да еще в придачу месячные выплаты на аренду квартиры. Поэтому мы смогли себе позволить эту просторную квартиру, да и в каком престижном районе!

   
    Старшая бабушка, моя свекровь, в ту пору ей было уже лет восемьдесят, еще крепко держалась на ногах и активно занималась домашним хозяйством. Очень высокая седая в прошлом блондинка, чем-то похожая на Вас, между прочим. Красивые длинные ноги, правда, слишком большого размера обуви, гордая осанка и при этом довольно миловидное лицо, – все это говорило о том, что человек сам себя уважает и очень хорошо о себе думает. А уж, какая физическая сила была у моей свекрови! Я тому живой свидетель. Мы несколько лет подряд каждое лето жили вместе с ней и с моим маленьким сыном на даче под Киевом у тетки моего мужа, и я помню, какие тяжеленные сумки с продуктами она привозила из города. Как-то раз я решила ей помочь, но моя первая и последняя попытка окончилась несмываемым позором: ни одну сумку я не то, что нести, а поднять-то не смогла, и в результате, мне была доверена только небольшая авоська с хлебом и кошелек с деньгами. А однажды, там же на даче, когда у нас лопнула канализация, она сама выкопала огромную яму на участке и, тем самым, спасла нас от больших неудобств.
 
    Вторая семидесятилетняя бабушка, моя мама, еще не потерявшая свою былую красоту, а в придачу чувство юмора и стройность, особенно не рвалась нам помогать. Так уж она была устроена: всю жизнь занималась своими внутренними переживаниями, то есть в основном, совершенствовала свой духовный мир. Как вы уже поняли, две наши мамы были настолько разные, что ужиться вместе они бы никак не смогли, но поначалу задумываться об этом нам было некогда. Муж работал на тяжелой физической работе, а я училась в ульпане. Изучала новый язык, от которого, замечу, голова совершенно одурманивалась. Иногда мыла лестницу в подъезде. В общем, все были при деле. Мы были еще тогда сравнительно молоды, как говорится, в расцвете лет и сил, полные надежд, и все хорошее казалось еще впереди.

   Соседи по дому относились к нам неплохо: с пониманием и сочувствием. Кроме одного одинокого мужчины средних лет, обитавшего в такой же, как и у нас, пятикомнатной квартире только на последнем третьем этаже, как раз над нами. Казалось, он единственный из всех соседей не заметил нашего громкого вселения. Это был коротко постриженный, щуплый и немного ненормальный индивидуум. Звали его, Дуди. Обеспечен он был выше крыши, не работал, видимо, получил большое наследство. Он занимался только сборкой автомобиля собственной конструкции. Все остальное ему было до лампочки, и мы в том числе. Оборудовал себе слесарную мастерскую в просторной кладовке при входе в подъезд и пропадал там все дни напролет. Грохот от его сверлений, скрежет железных деталей и гудение мотора маленького станка, работающего, кстати, от общего недешевого для нас электричества, действовал всем соседям на нервы. Но никто не возникал: видимо, было бесполезно на него воздействовать, и, как говорили, даже суд не помог. Поэтому мы тоже не возникали, тем более при нашем-то знании иврита.
Под нами на первом этаже жила интеллигентная семья врачей. Муж, всегда гладко выбритый, холеный и с грустным выражением лица, его жена – высокая немного сухопарая нервного типа, но тихая женщина, и маленький Даник, их сын, очень подвижный красивый мальчик, не старше пяти-шести лет, еще дошкольник.
Я описываю наших соседей не просто так, а по той простой причине, что они сыграли не малую роль в жизни нашей Мухочки.

                Глава 1

                ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА

   Итак, приятное майское утро. Я выхожу из подъезда нашего дома в маленький дворик на каменную дорожку, ведущую к калитке. Вдоль дорожки зеленая травка и ухоженные цветочные клумбы. Красота, да и только! Но мысли мои уже далеко от дома. Забот, как всегда, полно. И вдруг прямо на моем пути на этой самой чистенькой дорожке сидит маленький премаленький комочек серо белой окраски. И такой милый! Жалобными зеленоватыми глазками он смотрит прямо на меня. Мордочка с серо-черными пятнами, шея чисто белая, как жабо, пушистые лапки и хвостик темно серого цвета. Ни капельки не испугавшись, казалось, он специально поджидал именно меня. Ну, конечно, я повернула обратно в подъезд, чтобы вынести ему из квартиры блюдечко со сметаной. Поставила я это блюдце около задней стены дома, котенок быстро побежал за мной и слизал сметану в два счета.
   К вечеру я уже успела забыть об этом симпатичном маленьком существе. Но на следующее утро все повторилось. А днем я увидела, что маленький Даник держит эту мягкую прелесть на руках. Гладит и, видимо от удовольствия немного прищурившись, осматривает его со всех сторон. Через пару дней наш найденыш куда-то пропал, а вскоре я узнала, что Даник упросил родителей забрать котенка в дом. Какой хороший мальчик!

   Прошло не больше недели. И вот котенок, а как потом выяснилось, это оказалась маленькая кошечка (конечно кошечка, ведь особи мужского пола не могут вызывать такого умиления), опять появилась на дорожке нашего садика и именно на том же самом месте, как и в первый раз. Оказывается, случилось так, что почему-то кожаный диван в стерильной и богато обставленной квартире состоятельных докторов, да и не только диван, но и другая мебель, а также тапочки, туфли и много чего еще, что плохо лежало в доме, понемногу стало приобретать потрепанный вид. После долгих пререканий с мамой заплаканный Даниэль вынес свое сокровище из квартиры опять на улицу. Котеночек, может быть, и обиделся, но от нашего дома не отошел.
Каждое утро милая кошечка встречала меня  у входа в дом, я здоровалась с ней и начинала разговаривать, типа: «доброе утро, как дела?». В ответ еле слышно она бормотала нечленораздельное: «м-м-р-р». В конце концов, мне пришлось дать ей имя – Муся. Так звали нашу предыдущую российскую кошку. Ее, кстати сказать, не стало задолго до нашего отъезда.
 
   За лето здешняя еврейская Муська прилично подросла. Кормила я ее регулярно, а она веселилась в нашем симпатичном садике. По утрам сидела на своем месте возле входа в дом на каменной дорожке и гипнотизировала всяк выходящего и входящего своим писклявым и тишайшим «мяу». Ну, как не подать, когда такое беззащитное милое существо надеется на вашу доброту!? Она же в качестве благодарности выделывала перед нами разные трюки: то валилась на бок, как мертвая, то переворачивалась на спину, задрав лапки кверху, то каталась по траве, то прыгала прямо мне на ноги, а потом быстро убегала. Ну, прямо, как будто уже закончила с отличием цирковое училище. В общем, как мне казалось, всеми этими трюками она старалась показать нам, что она полноправный член нашего уютного местечка. Глядя на ее проделки, настроение резко повышалось, появлялась улыбка, а то и слышался веселый смех. Постепенно пропадало и внутреннее напряжение, и на целый день мы получали заряд бодрости. Правда, когда все эти знаки внимания были направлены на кого-то из соседей, я ловила себя на том, что мне это не очень приятно. Представляете, я даже ревновала!
 
   Постепенно между мной и Мусей завязалась интимная связь, как теперь говорят, «химия», но мне и в голову не приходило привести ее в нашу квартиру. Свекровь к кошкам относилась очень, мягко говоря, не дружелюбно, а нам только не хватало в доме дополнительного напряга. Так мы и жили с Мусей под разными крышами. Ночью она клубочком спала на земле под навесом задней части здания, в том месте, куда я ставила ей еду, днем же наслаждалась в экологически чистом садике при входе в дом. Не жизнь, а сплошная малина была у Муськи. Везет же иногда и кошкам, а не только собакам, всяким там Шарикам!

   Но вот наступила поздняя осень, и зачастили дожди. В один прекрасный солнечный, но уже, слава богу, прохладный день, не предвещавший ничего неожиданного, на улице вдруг в один миг все посерело, потом почернело, прогремел раскатистый гром и с неба начали падать редкие крупные капли, а через какое-то время полило, как из ведра. Это был первый настоящий, прямо сказать, зимний израильский ливень. Да еще и с почти ураганным ветром. Муська укрылась под навесом задней части дома, на своем любимом месте. Гром и молнии порядком ее испугали. Но погода еще стояла теплая, так что я не очень за нее волновалась, просто чаще выходила во дворик проверять, на месте ли она. Ведь мало ли что могло с ней приключиться!
 
   Как нарочно первая зима в жизни нашей Мусечки выдалась очень дождливая и холодная. Как-то вечером, когда уже стемнело, опять пошел проливной дождь со шквалистым ветром, заливая все подходы к нашему дому. Казалось, весь наш район вымер, все спрятались в своих жилищах. Тут мое терпение лопнуло, и под раскатистое грохотание грома я все-таки уговорила всех домашних приютить несчастную Мусю. Выбежав из дома в темноте, я громко позвала ее, не очень-то надеясь быстро отыскать ее в такую бурю. Но, видимо, она почуяла меня всем своим нутром еще задолго до моего появления, и уже ожидала меня, укрывшись в подъезде. В кромешной тьме я ее не разглядела. После моего громкого призыва очень близко от меня раздалось жалобное «мяу-мяу». Я схватила ее быстро на руки и совершенно мокрую и дрожавшую от холода, внесла в теплую квартиру. Все домашние на мое счастье расползлись по своим комнатам, ничуть не обрадовавшись нашему появлению. Но в этот момент нам с Мусей было не до них. Я обтерла ее сухим полотенцем и прижала к себе. Потихоньку она успокоилась и так и заснула у меня на руках. На следующее утро у Муськи было уже свое спальное место в квартире.
 
   Так в нашей квартире появился еще один член семьи. Каждое утро Мусечка стояла у входной двери квартиры и мяукала, чтобы ее кто-нибудь выпустил на улицу. За несколько месяцев свободной жизни она уже привыкла к свежему воздуху и не могла днем находиться в квартире. Все свои важные дела она тоже делала на улице при любой погоде. Мне даже не пришлось покупать горшок с песком, как я намеревалась вначале.

   Понимаете, это оказалось удивительное создание, наша Мухочка. Если мы в выходные дни выходили пройтись по нашему красивому, утопающему в зелени и цветах местечку, она  выбегала из своего укрытия, мяукала, чтобы мы ее подождали, и бодро бежала за нами. Где это вы видели, чтобы кошка гуляла, то есть прогуливалась по окрестным улочкам, вместе с хозяевами?! Она никогда не пропускала наших пешеходных прогулок. Мы боялись, что она потеряется или на нее нападет какая-нибудь собака. Поэтому при приближении опасности мы брали ее на руки, и она тихонько сидела, прижавшись к кому-нибудь из нас, но при этом торжествующе поглядывала сверху на чужих собак и кошек, очень гордая собой.
Так мы и прожили с ней первый год в прекрасном благоухающем и экологически чистом районе над самым синим пресиним морем. Бабушки наши оказались совсем не бесчувственными и очень привязались к Муське. Кормили ее, выпроваживали на улицу, ласково с ней разговаривали. С кем же им было поговорить, как не с ней? Нас дома практически не было, а друг с другом им все труднее и труднее было ладить. Сын в эти годы учился в Иерусалимской школе - интернате и наведывался домой в лучшем случае раз в две недели. Кроме того, у него появилась девочка, так что мы сами видели его очень редко. Но зато когда он приезжал, то первым делом обнимался с Мусечкой. Он называл ее Муха, а потом и Мусёк. Моя мама обращалась к ней Мухочка, только свекровь называла ее «кис-кис», но довольно ласково. Вот так Мусёк стала любимицей всей семьи, а я уже и не представляла себе жизни без нее. Совместное существование с ней часто вызывало во мне ощущение, что жизнь прекрасна и удивительна! И в этом была ее личная заслуга!

   По секрету я Вам скажу, что это любимое всеми животное каким-то непонятным образом мирила между собой два, казалось бы,  непримиримых лагеря в нашем доме, прямо по пьесе Островского «Волки и овцы». Мне не очень-то хочется углубляться в эту тему, только скажу, что я всю свою жизнь была активным членом лагеря «овец». Ничего не понимая в людях, мне всегда  казалось, что вокруг одни только добряки, и я ко всем без разбора относилась приветливо, без каких-либо подозрений на коварство, зависть и подобные «милые» поползновения души. И часто, конечно, получала по заслугам из-за своей наивности. А вот самый настоящий хищник, моя Муся из породы кошачьих, самим своим существованием гасила отрицательную энергию окружающих, принимая ее на себя. Вот такой парадокс!

    Прошло почти два года. Мусечка выросла и стала еще красивее: хвост потолстел, сильно распушился, стал прямо лисий какой-то; глаза поумнели, еще более позеленели и приобрели миндалевидный разрез, как у грузинской княжны. Нижняя часть правой лапки поменяла цвет и стала белая как лунь. Чистоплотность ее не знала границ. Основным ее занятием дома было облизывание себя со всех сторон. В остальное же время она или спала или играла с другими обитателями нашей квартиры. Она уже понимала человеческую речь и была приятным собеседником, а ее интеллектуальный потенциал, на мой любящий взгляд, был не ниже уровня  гуманитарных корифеев из породы гомо - сапиенс. Но это, конечно, мое личное мнение.

    Нет, я совсем не шучу. В новой для нас стране мы попали в другую среду обитания. Мы оказались в другом измерении, в чистом поле или, если угодно,  в черной дыре космического пространства. Спасало только то, что заботы об устройстве новой жизни не давали заклиниваться на этой проблеме. Просто на это не было времени. Не мне вам объяснять, что мы все оказались тут без какой-либо моральной и психологической поддержки. Но, к счастью, нам здорово повезло: совершенно случайно нашлись довольно близкие родственники по мужу, переселившиеся в Израиль в двадцатых годах после революции. Несмотря на языковой барьер, сами того не ожидая, мы почувствовали в них близких нам по духу людей, впоследствии опекавших нас к тому же с любовью и действительно по-родственному. Это была уже вышедшая на пенсию пожилая бездетная пара. История нашей встречи с ними не совсем обычна, и я, если позволите, немножко отвлекусь от жизнеописания любимой кошечки Мухи.
 
                Глава 2

                РОДСТВЕННИКИ

    Начну с того, что почти сразу после переезда в Израиль мне пришлось пойти к врачу. Это был пожилой мужчина крепкого, даже я бы сказала, могучего телосложения с печатью интеллекта на лице и добрыми умными глазами. По-русски он говорил с трудом, но очень внимательное ко мне отношение сглаживало неудобство нашего общения. По окончании приема между нами завязался разговор «за жизнь», он заинтересованно спрашивал кто мы, что мы, откуда приехали.
   – Как хорошо, что столько вас прибыло из России! Почти миллион! А то мы уже одичали здесь с этими афроазиатами.
   – Как это, одичали?– спрашиваю я, думая, что не правильно поняла его ломаный русский.
   – Вы не представляете, как трудно общаться с людьми другой культуры, то есть не европейской. А теперь их здесь большинство, и мы потихоньку скатываемся к странам третьего мира.

   Затем наш разговор плавно перешел на другую тему. «Наверное, у него так мало пациентов, что он может себе позволить терять на одну меня столько времени», – подумала я про себя.
   – Скажите, а у вас есть здесь родственники? – откинувшись на спинку кресла, спрашивает он как бы невзначай.
   – Нет, у нас здесь никого нет. В общем, кто-то должен быть, но мы не знаем, где и как их искать.
 
    Тут я немного слукавила. Еще перед отъездом моя свекровь послала на адрес Сохнута запрос в Израиль о своих родственниках. Она точно знала, что здесь давно еще с двадцатых годов живет семья ее родного дяди. Но так и не получила никакого ответа. Этот запрос с фамилиями и именами она  передала мне перед самым моим отъездом. Надо сказать, что я уезжала с четырнадцатилетним сыном и с мамой, в самый разгар местной войны с Ираком, вернее с режимом Садама Хусейна. Остальные приехали позже меня. Я сейчас не буду распространяться, почему – это отдельная история. Может быть, я расскажу ее позже.
 
   После приезда у меня не было времени заниматься вопросом поиска родственников. Ведь все организационные дела, а их было хоть отбавляй, легли, конечно, на меня одну. Кроме того, как-то было неудобно напрашиваться. Я очень не люблю навязываться кому-то. Такой уж у меня дурной характер.
   – И вообще, – тихо продолжаю я, застенчиво глядя в глаза доктору, – как-то неудобно напрашиваться.

   Тут доктор вдруг встрепенулся, выпрямился, как бы готовясь к прыжку, весь прямо-таки позеленел, потом покраснел, и лицо его задрожало от негодования:
   – Вы что?! Тут все только и говорят о своих родных, прибывающих из России! Друг перед другом хвалятся: «А к вам приехали? А ваши так и не нашлись?» – А вам, видите ли, неудобно! Да вы что? Это просто не красиво! Не уважение  к родным…
Он чуть не захлебнулся от обиды за всех вместе взятых родственников, своих и чужих тоже. Немного погодя уже спокойно произнес: «Я вас очень прошу, займитесь этим вопросом…»


   Я ему пообещала, и уже буквально на следующий день послала запрос свекрови в Иерусалимское отделение Сохнута. Ответ я не получила и не через неделю, и не через месяц. В конце концов, я перестала об этом думать. Мы тогда жили еще в средней части города.
 
   Прошло примерно полтора месяца, и вдруг кто-то позвонил по телефону к нам домой. Сняв трубку, я услышала почти рыдающий мужской голос:
   –  Моя фамилия Рахлин! Вы Лена?– спросил по-русски голос с чудовищным акцентом.
   –  Да, а кто это говорит?
   –  Это говорит ваш родственник из Иерусалима, Ицхак!
Я, конечно, опешила: ни про какого Ицхака мне свекровь не говорила. После небольшой паузы всхлипывающим голосом он добавил:



   – Завтра к вам придет мой брат Авраам. Он вам позвонит, он живет в Хайфе,– произнес он уже более спокойно.
Вот про Абрама я знала. А Ицхак, как выяснилось позднее, родился уже здесь, в Израиле, и поэтому в России про него никто не знал. Авраам и Ицхак были сыновья дяди моей свекрови. То есть ее двоюродные братья. Ну а для меня практически пятая вода на киселе.

    На следующий день, как было обещано, утром позвонил Абрам и сообщил, что он через десять минут прибудет. Мы с мамой здорово взволновались, просто не знали, как его принимать, чем угощать, во что одеться (наш основной багаж еще не прибыл в Израиль). Деликатесов в нашем доме не было, жили мы более, чем скромно, прямо скажу, только на мамину пенсию. Случилось так, что почти все «подъемные» деньги, которые нам дали в аэропорту по прибытии в страну, после самых  тщательных расчетов я истратила на холодильник и телевизор. Взяла на платежи. Но через два месяца доллар вдруг поднялся почти в два раза (а мы и понятия не имели, что он, то есть доллар, может скакать!) и мы остались на бобах, так как и все платежи поднялись во столько же раз! Если бы не мамина пенсия, то просто пошли бы по миру. Хорошо еще, что я не купила сразу и стиральную машину, чувствовала, видимо, что это уже слишком.


    Назавтра точно в одиннадцать часов утра раздался звонок в дверь. Я еще тогда не знала, что Абрам живет по правилу: «точность – вежливость королей». Открываю дверь. На пороге стоит пожилой седоватый мужчина с короткой стрижкой, маленького роста, серьезной наружности и очень прилично одетый. Чистая светло бежевая рубашка с короткими рукавами, а было тогда еще  начало апреля, но здесь уже 21-24 градуса тепла (это не то, что в Москве), отутюженные брюки в тон рубашки.
Мне сразу показалось, что он чем-то напоминает нашего сына: узковатое лицо, высокий лоб, нос с небольшой горбинкой. Только усов мой сын еще не отрастил, да и глаза у Абрама чуточку настороженные. Можно было подумать, что этот человек (в отличие от меня) людям вообще не очень-то доверяет. Первое время после знакомства я чувствовала, что он и не очень-то уверен в нашем родстве.

   – Доброе утро, – приятный интеллигентный голос, русская речь гораздо с меньшим  акцентом, чем у его Иерусалимского брата. В ожидании родственников из России, (а вдруг), Абрам пошел на университетские курсы по изучению русского языка. Можете ли вы себе представить, чтобы очень пожилой пенсионер добровольно начал изучать в университете русский язык! В изучении русского языка ему помогло то, что он постоянно жил со времени приезда в Израиль вместе со своей мамой, которая на иврите не знала ни одного слова, и ему приходилось  общаться с ней только на русском языке.

   ; Вы Лена? – спрашивает он, протягивая мне руку, и очень доброжелательно прибавляет, – а я ваш родственник, Абрам.
   Приглашаю зайти. Из своей комнаты, улыбаясь, выходит мама. Садимся на стулья в моей комнате. Совершенно простые стулья, а еще обеденный стол, а еще две кровати с матрацами и постельным бельем, все это мы приобрели с большой скидкой через государственную организацию, помогающую адаптироваться новым репатриантам. Впоследствии, сосед с верхнего этажа нашего дома, довольно красивый молодой, но уже семейный израильтянин, отдал нам старый журнальный столик, диван и два кресла. Его мебель нам очень долго служила. Только лет десять назад мы ее выбросили, но до сих пор я почему-то не могу расстаться с его журнальным столиком. Как-то греет душу его добрый поступок. Очень непритязательный, чисто деревянный столик, что большая редкость в домах репатриантов. Со временем этот столик я даже перекрасила в коричнево бордовый цвет, и неплохо получилось.
А пока еще дивана и кресел у нас нет, предлагаю Абраму сесть на доисторический стул. Я еще не знаю, с чего начать беседу. Нелегко с незнакомым человеком и в чужой стране. Но Абрам, видимо, понимая наше положение, решил сначала осмотреть нашу съемную квартиру, выражая свое удовольствие от того, как мы устроились, а  мне-то было стыдно за наше первое жилище в Израиле. Кроме того, оно было не первое. Но об этом я не хотела распространяться при первой встрече. Я, как и положено,  предложила  ему выпить чаю. К нашему стыду угостить его было нечем, кроме печенья, правда, очень вкусного.
 
   За чаем, он начал рассказывать, каким удивительным образом он, а вернее его родной младший брат Ицхак из Иерусалима, узнал о нашем существование. Это было действительно что-то мистическое. Не могу пройти мимо этого и не рассказать. Не пугайтесь, короткий рассказ, но интересный. Получилось так, что израильтян с нашей фамилией Рахлинберг в Израиле не нашлось. Это потом приехали еще наши родственники. А на тот момент, извините, таких фамилий в Израиле не было. Оказывается, много лет тому назад вновь прибывшие в подмандатную Палестину еврейские семьи старались сократить по мере возможности свои фамилии до минимума. И наши родственники переписали себе фамилию, а именно, вместо Рахлинберг – Рахлин. Вот такая блажь, совершенно мне непонятная. Наверное, из-за экономии чернил. Ха-ха! В России об этом никто не знал, да и придумать такое трудно! Так что мы бы никогда и не нашли наших родственников, если бы не сработал его величество случай. А случилось то, что наш запрос, в конце концов, случайно попал в руки работницы отдела поисков в Сохнуте. Эта приятная женщина  жила под Иерусалимом по соседству с Ицхаком. Они оба жили в одном, поселке деревенского типа, здесь это называется мошава. На наше счастье как раз в это время она заменяла ушедшего в отпуск постоянного секретаря по вопросам поиска родственников. Как водится между хорошими соседями, иногда по вечерам они вели задушевные разговоры и беседовали на разные житейские темы. В том числе, между прочим, рассказывали друг другу о своих корнях и о своих родителях. При этом, видимо, Ицхак называл их «российскую» фамилию. Очень странно, что она это запомнила и вспомнила же в нужный момент! Получив посланный мною запрос с фамилией Рахлинберг, тут же обратилась к Ицхаку. Вот такая детективная история!
Радости братьев Рахлин не было конца. Наконец-то, и им улыбнулось счастье! Но, как говорится в песне: «радость со слезами на глазах». И у Абрама, хотя он и не очень-то сентиментальный, не то, что его младший брат Ицхак, на глаза наворачивались слезы, когда мы просматривали старые фотографии семьи Рахлинберг, а особенно растрогала его фотография дедушки Залмана, которую он видел у своего отца, но почему-то со временем она была утеряна. Эти фотографии я положила в чемодан буквально в последний момент перед отъездом. И положила их так, на всякий случай. Вот так и бывает в жизни. То, чего очень желаешь, никак не приходит; а приходит что-то другое, неожиданное и более интересное, волнующее и, как оказывается, более нужное.

    Ну а потом мы очень подружились и с Абрамом и с его женой, доброжелательной Шулей, «приятной дамой во всех отношениях», и с многочисленной семьей Ицхака. Абрам даже познакомил нас вскоре со своей уже тогда тяжело больной сестрой Беллой, и с ее дочерьми. Для этого он повез нас с мамой в Тель-Авив. Мы увидели, как живут богатые израильтяне в своих маленьких поместьях. В семье у одной из дочерей Беллы, Ирины, трое детей. Один из них, младший, лет пятнадцати, оказался неполноценным: почти не говорил, с трудом передвигался из-за неправильной формы ног и рук, а на лице его было выражение трехлетнего ребенка. Мне запомнилось поразительно нежное отношение к нему всех домашних, а особенно его старшего брата, которому тогда еще не исполнилось и двадцати лет. Он трогательно ухаживал за своим больным братом, не давая ему при этом почувствовать трагичность положения. Часто слышался смех обоих. После небольшого угощения нас усадили в огромный автомобиль на восемь мест и повезли осматривать окрестности. Недалеко от дома был небольшой посаженный лес. Мы подбирали с земли упавшие с деревьев незнакомые нам экзотические орехи, наслаждались тишиной, спокойствием и прохладой этого уголка природы. А еще нам показали  необычное строение посреди леса, в котором обитали такие же неполноценные дети, как и их младший сын. Самое для нас удивительное было то, что семья Беллиной дочери, Ирины, специально взяла шефство над этим заведением, и даже рядом купила прилегающую территорию, чтобы построить на ней свою великолепную фазенду в два этажа. Муж Ирины работал в государственной электрической компании на высокой и хорошо оплачиваемой должности. А сама Ира перешла работать в  этот частный дом, в котором находился и ее младший сын.

   Знакомство с многочисленными родственниками моего мужа было бы очень трогательным, если бы не было немножко грустно и неловко оттого, что мой иврит еще тогда был просто никакой. Моей маме повезло больше: она худо-бедно изъяснялась на своем далеко несовершенном английском. Подчас мы выглядели почти немыми и беспомощными. Я злилась на себя за примитивный и неправильный иврит. Но надо отдать должное не только нашим родственникам, но и всем израильтянам без исключения: никогда и нигде в дальнейшем мы не встречали не только насмешек, но даже и скрытых намеков на нашу несостоятельность. Сабры (так называют себя коренные израильтяне) не только всем прощали наши чудовищные ошибки, но с радостью старались помочь и всячески угодить.

    Вот так нежданно-негаданно мы оказались вхожи в культурный и интеллигентный круг израильского общества. Между прочим, перед отъездом в Израиль жена моего дяди, маминого брата, нагадала на картах, что у нас там будет все в порядке, и нам будет опорой седой мужчина преклонного возраста. Тогда, я, конечно, была удивлена и не могла предположить, что это будет как бы еще несуществующий для нас родственник моего мужа.

   Разговор наш с Абрамом непринужденно перетекал от одной темы к другой, и под конец разговора он стал расспрашивать, каким путем мы добрались до Израиля. А это, надо сказать была не очень простая дорога. Сначала из аэропорта Шереметьево до Будапешта, а там ожидание рейса до Израиля. Это было незабываемое путешествие.
На этом месте Елена Марковна вдруг остановилась, и оглянулась вокруг. По ее растерянному выражению лица было видно, что она слишком увлеклась воспоминаниями и с удивлением обнаружила, что находиться совсем не в Шереметьево и даже не в Будапеште, а сидит в парке рядом с почти незнакомой женщиной. Она внимательно посмотрела на нее, не спит ли та, и с облегчением вздохнув заискивающим говорком, как бы, извиняясь, предложила:

   – Кстати, уж раз такое длинное дело, давайте познакомимся: меня зовут Елена Марковна. Можно просто Лёля. Очень приятно.
   – Надежда Соломоновна, можно Надя, – протягивая руку с неожиданно очаровательной, но немного усталой улыбкой, представилась любительница животных.
   – Я уже вижу, что вы утомились. Заговорила я вас совсем, простите, ; сказала Елена Марковна, и добавила – по-моему, нам пора сделать перерыв. Да и погода что-то портится, тучки появились. Правда для нас-то это в самый раз: от израильского бесконечного палящего солнца недолго и концы отдать!
 
   После небольшой паузы, Елена Марковна вдруг встрепенулась, видно было, что ей просто не хотелось расставаться. – Знаете что Надежда Соломоновна, то есть Надя, приходите завтра к нам на чай. Если Вам интересно, то я за чаем и продолжу. А то как-то всухомятку… я и сама немного подустала. Заодно и с Мухочкой нашей познакомитесь.

                Глава 3

                ЗА ЧАЕМ

   – Ой, какая красивая кошечка!– Надежда Соломоновна погладила по головке свернувшуюся клубочком на диване Мусечку.; Добренькая, и меня признала!
   – Да. Дома она чужих не боится, и даже здоровается горловыми трелями в честь знакомства. Слышали: «мяу-урр, мяу-урр»?
   – Вас, видимо, животные сильно любят. Елена Марковна, а собаки у Вас нет? А жаль…

   Конечно же, сначала необходимо осмотреть апартаменты: жилищный вопрос и здесь для всех нас на первом месте. Надежда Соломоновна рассказала, что она уже получила государственное жилье, но ей одной без семьи полагалось только чуть больше полутора комнат и все очень малогабаритное.
   – Да, хорошо вы живете!– с любопытством заглядывая в очередную комнату, пришептывала про себя Надежда Соломоновна, удивленно покачивая головой.– Какой простор! Какой воздух! Поздравляю! Не то, что моя хибара. Елена, а сколько Вы платите?– прищурив глаза, спросила Надежда Соломоновна.
   – Нас же много. Так что из пенсий и пособий не доплачиваем. Но это не интересная тема. Давайте лучше пить чай.

   Они прошли в кухню, уселись друг против друга, Елена Марковна приготовила чай и продолжила свой рассказ. В скобках хочу заметить, что и в Европе, как и в Америке никто не обращается к человеку по имени отчеству, а  обращаются просто по имени. Так короче. Даже фамилии переделывают, выбрасывая несколько букв. Глупость, конечно, из-за которой мы, кстати говоря, и не могли сразу найти своих родственников.
   – Ну, так вот...– наступила пауза.– А на чем я остановилась вчера? Что-то с памятью моей происходит.– Ах, да! Как мы добирались до Израиля, если конечно Вам это интересно. Абраму я рассказала это вкратце. Не хотелось долго тянуть резину. Все-таки первая встреча. Но он с таким вниманием слушал, что меня как будто понесло.
   –  Неужели вы приехали в Израиль в шубах?!– удивился Абрам.
   – Конечно! В тот день, когда мы улетали, температура в Москве была минус 20 градусов. Февраль месяц. Очень холодно! Поэтому в Шереметьево мы шубы и не снимали. Кстати, Вы не поверите, но они нам и здесь очень пригодились. Но об этом позже.

   Итак, аэропорт Москвы - Шереметьево. На таможне досмотр личного багажа прошел на удивление быстро и гладко. Может быть потому, что мы готовились к нему задолго до дня отлета: консультировались со всеми, кто более и менее разбирался в этой процедуре. Мы же были совершенно безграмотны в этих вопросах, и я очень волновалась.  Слава богу, никаких бриллиантов и других серьезных драгоценностей у нас не было (сведущие люди подсказали).
 
   После на редкость быстрой и благополучной процедуры личного осмотра я вздохнула с облегчением и расслабилась. Оставалась только проверка чемоданов, и мы были, чуть ли не первые в очереди. Но из-за моей халатности и нелюбви к очередям, отошли подальше от контрольных стоек, поскольку контролеры багажа еще не появились. Очень уж я не люблю толкотню и суматоху вокруг! А когда уже мы очнулись, то поняли, что прозевали начало проверки, и поэтому оказались в самом конце очереди. Наши чемоданы были с некоторым перевесом, где-то на 5-7 кг. Выбрасывать что-либо не хотелось, и мы понадеялись, что, в крайнем случае, доплатим за перевес, что было довольно обычным явлением.  Но оказалось все не так, как мы предполагали.  Наконец-то мы оказались у стойки, где взвешивали чемоданы. Видимо к этому времени багажное отделение самолета было уже переполнено. Уговоры и просьбы не помогли, и нам пришлось открывать туго набитые чемоданы и вытряхивать наобум какие-то вещи и даже необходимую на первое время посуду. Все, что мы доставали из чемоданов, пришлось передавать через загородку нашим провожатым родственникам. Не выбрасывать же добро! На эту нервотрепку ушло куча времени, вокруг нас уже никого не было, и мы поняли, что посадка уже была закончена. С трудом, дрожащими руками закрыв чемоданы, которые никак почему-то не хотели закрываться, мы (я, моя мама и сын) сломя голову помчались по уже темному коридору-рукаву, ведущему к посадочной контрольной стойке. Больше всех нервничал мой сын. Но все-таки мы успели в последний момент подбежать к трапу и буквально запрыгнуть в самолет.
 
   Полет наш был с пересадкой в Будапеште, где нам пришлось ожидать больше семи часов другого самолета уже до Израиля. Было довольно неприятно, во-первых, потому что была ночь, а во-вторых, никто точно не знал, когда прибудет наш злополучный самолет и почему такая задержка. Опять толкотня и возня с чемоданами. Все выяснилось на следующий день уже в Израиле. Оказывается, наш рейс был внеплановый, частный. Он был оплачен каким-то бизнесменом из ФРГ (Федеративной Республики Германии). А мы, темные советские граждане, даже и не представляли себе, что есть такие богатые, а главное сердобольные немцы. Причем этим добрым немцем был оплачен не только перелет, но и гостиница, куда нас поселили на пару суток после прилета в Тель-Авив. Даже и этого мало: кормили нас тоже за его счет. Представляете, все пассажиры нашего рейса кушали двое суток на его деньги!!! Но это нам рассказали потом, во время встречи с ним в этой же гостинице на полднике, где нас угостили вкусными «гоменташе» (уши Омана) и еврейскими рогаликами. Такие же когда-то пекла моя бабушка. У мамы этот полдник вызвал особенный шквал положительных эмоций. Я ее такой счастливой давно не видала. Хозяин нашего необыкновенного рейса, тот самый сердобольный немец, специально прилетел из Германии, чтобы лично угостить нас еврейскими кушаньями и поздравить с великим событием, возвращением на родину наших предков. Очень мило с его стороны…

   Обычно по прибытии в аэропорт Бен-Гурион новых репатриантов провожали в большую аудиторию, где поименно вызывали к одной из секретарш, сидевших, надо сказать не за какими-нибудь окнами и решетками, а в открытом зале за небольшими столиками. После некоторых формальных вопросов (все секретарши, между прочим, говорили по-русски) каждому выдавали временное удостоверение репатрианта. Это еще не был паспорт гражданина Израиля. Позже (мы-то сами боялись что-либо спросить!) всем разъяснили, что паспорта будут выдаваться в паспортном отделе муниципалитета города проживания каждого из нас только после открытия счета в банке, куда мы должны будем вложить выданный нам денежный чек. Да, забыла сказать очень важный момент: прямо в аэропорту каждый получал чек на определенную сумму в израильской валюте в качестве подарка, и отдельно – «подъемные» наличными. Прямо как командировочным. Причем маме отдельно и мне с сыном отдельно. Сумма, надо сказать, нам показалась огромной. Потом мы узнали, что нам выдали действительно намного большую сумму, чем получали прибывшие до нас. И это потому, что мы не побоялись прилететь во время войны с Ираком. Конечно, я ничего не понимала в войнах и поэтому ни на секунду не сомневалась в своем решении лететь, несмотря на войну. Так вот за «храбрость» мы и получили денежную награду.
   
   Но в нашем случае было одно «но»: мы прилетели в пятницу перед наступлением Шабата. Вы же знаете, что Шабат – это выходной день, который начинается в пятницу вечером примерно за час до захода солнца и заканчивается на следующий день в субботу через час после захода солнца. По древнееврейскому закону в Шабат никто не имеет право работать. Верующим евреям запрещено даже включать электричество. Позже мы  узнали, что в больницах есть лифты, специально предназначенные для верующих. Двери в лифтах сами открываются и закрываются без нажатия кнопок, и они автоматически останавливаются на каждом этаже. Но в первое время об этом, как и о многом другом, мы ничего не знали, и были крайне удивлены, что оформлять нас будут только в воскресенье, в первый рабочий день недели.


                Глава 4
 
                В АЭРОПОРТУ

   Еще в аэропорту имени Бен-Гуриона, после получения чемоданов случилось непредвиденное происшествие, вокруг нас вдруг началась какая-то непонятная суматоха. Всех прибывших срочно попросили спуститься в подвалы, и в этот же момент мы услышали нарастающий гул сирены. Еще не совсем понимая, что происходит, но чувствуя, что, кажется, влипли, мы оказались в освещенных бетонированных комнатах. Каждый получил какую-то коробочку. Оказалось, что это противогаз. Кое-как я напялила противогаз на сына, потом на маму и на себя. Мой впечатлительный сын очень волновался, а мама никак не реагировала, как будто она каждый день им пользовалась. Вот, что значит пережить бомбежки пятьдесят лет назад во время Отечественной войны! Иммунитет - великая вещь!

   В одной большой пустой комнате с длиннющими деревянными лавками, куда нас сопроводили во время завывания сирены, с нами оказалась еще молодая пара, но не с детьми, а с двумя  огромными собаками, которые тоже сидели в противогазах. Это нас так развеселило, что напряжение моментально улетучилось.
После окончания воздушной тревоги нас быстренько посадили в автобусы и повезли в пригород Тель-Авива в шикарную гостиницу.
 
   Вечером после полдника мы с мамой вышли из гостиницы погулять, и сразу попали в райский чистый и тихий уголок, засаженный диковинной зеленью. Прямо, как в сказке. Только вот мой сын все проспал. После нашего устройства в комнате он буквально свалился на кровать и проспал до самого утра. Хотя мы его будили и к полднику и к ужину, но он даже не пошевельнулся. Много позже я поняла, что у него был психологический срыв. Отрыв от привычной обстановки, расставание с отцом, родными и друзьями, страх опоздания на самолет, воздушная тревога – все это сказалось не лучшим образом на его еще видимо неокрепшей психике. Он проснулся только на следующий день к завтраку. А уже в воскресенье утром нас, отдохнувших и набравшихся сил, отвезли обратно в аэропорт, и началось оформление документов, которое прошло очень быстро и без проблем. Но потом началось самое интересное. Прямо, как в приключенческом фильме.
 
   Тут Елена Марковна как бы очнулась, посмотрела на пустые чашки и вспомнила, что, наверное, опять ухандохала Надежду Соломоновну.
   – Ох! Извините меня, пожалуйста. Я опять  Вас утомила. Может быть еще чаю?– извиняющимся голосом спросила она.
   – Ну что Вы! Я с большим интересом слушаю. Ведь у каждого своя история переезда и устройства на первых порах. Чаю? Пожалуй, у Вас очень вкусные пирожные. Можно рецепт?
   – К сожалению, у меня нет рецепта, они покупные, только могу сказать, где я их приобрела. Тут недалеко в нашем магазинчике. В самом деле вкусные? Покачав головой, Елена Марковна с грустью добавила:
   – А сколько потом дополнительных килограмм на весах увидим?! То есть, я конечно. Вам-то ничего не грозит!
   – Спасибо за комплимент. Не жалуюсь…
   – Вот и чай,– сказала Елена Марковна, ставя на стол поднос с чашками. Потом, пристально посмотрев на Надежду Соломоновну, добавила,– может быть, продолжим мой рассказ завтра?
   –  А который сейчас час?
   – Без десяти семь, ; с удивлением ответила Елена Марковна,– а я и не заметила, как время прошло. Заговорила я вас совсем, извините.
   – Да нет, что Вы. Но, и правда, пора домой.
Уже у двери Надежда Соломоновна спросила,; А можно я завтра возьму с собой свою приятельницу. Она у меня в гостях, скоро уедет. Думаю, ей будет интересно Вас послушать.
   – Конечно, очень даже можно, – глаза Елены засияли, и как бы про себя она с улыбкой добавила, – Значит, я вам еще не очень надоела…
   ; Нет, конечно. Даже совсем наоборот.
На выходе Надежда Соломоновна задержалась, как будто задумалась о чем-то, а потом вдруг развернулась в пол оборота и, лукаво улыбаясь, обратилась к Елене Марковне:
   ; Знаете, мне вдруг пришла в голову потрясающая идея: я бы на Вашем месте эти истории и про кошку, и вообще про жизнь в Израиле, начала записывать. С Вами происходили удивительные и интересные события, да и к тому же Вы довольно легко и приятно их рассказываете. Я думаю, что многим будет интересно о них узнать.
   ; Ну, уж не преувеличивайте, пожалуйста! Ведь у каждого есть, что рассказать. У меня-то было более и менее гладко,; Елена Марковна на секунду остановилась. Видно было, что она вспомнила не очень приятные события. ; Да и если все будут записывать свои мытарства, а потом и времени у меня пока на это нет. Вот если доживу до пенсии, то… посмотрим!

   Проводив свою признательную гостью, Елена Марковна задумалась над ее предложением: «А может и вправду что-то из этого выйдет... когда-нибудь».


                Глава 5
 
                ПРОДОЛЖЕНИЕ

     На следующий день они не встретились: целый день был хамсин, и выйти из дома было подобно смерти. Хамсин - это жуткая жара, иногда свыше 50-ти градусов да еще с сильным знойным ветром из пустыни, хотя она за несколько сот километров. Но и через день встреча не состоялась по причине каких-то неотложных дел. Встретились они случайно только через пару недель на прогулке все в том же парке.
 
   – Извините, я вам не позвонила. Забегалась, знаете ли, – с извиняющейся улыбкой произнесла Елена Марковна, заглядывая в глаза Надежде Соломоновне.
   – Ну, что Вы! Я сама была в бегах. Столько лет прошло, как мы здесь, а всяких мелких делишек никак не убавляется. Прямо напасть какая-то, – с грустью выпалила Надежда Соломоновна, усаживаясь на скамейку.– Давайте присядем. Извините, что я вас еще к себе не приглашаю. Вот куплю новый диван, и тут уж мы вместе и отпразднуем это событие, а заодно и наше знакомство!
   – О, если хотите, я вам могу помочь в покупке дивана, я же работаю в мебельном магазине, маленьком, правда, но между прочем, неплохом.
   – Буду рада воспользоваться вашим предложением, а то я плохо разбираюсь в здешней мебели.
   – Знаете, вы мне сейчас напомнили, как я устраивалась на эту работу, то бишь, в мебельный магазин. Это был довольно неожиданный поворот в моей жизни. А помогла мне, как ни странно, музыка!
   – Что вы говорите, какая же связь мебельного магазина с музыкой?
   – Не поверите, но это так и случилось…

   Тут две дамы встали, чтобы пройтись и немного размять ноги. Полюбовавшись на поляну весенних разноцветных цветов, выглядывающих из-за пригорка, Надежда Соломоновна прервала молчание:
   – Ну, расскажите про вашу «мебельную» музыку.
   – Да, это было интересное приключение,– таинственно начала Елена Марковна.
 
   Как-то раз мы с моим аккомпаниатором, между прочим, прекрасным пианистом симфонического оркестра Ленинграда, Мишей Дольниковым, выступали в клубе пенсионеров с камерным концертом. Романсы, знаете ли, всегда привлекают пенсионеров из России, даже и покинувших ее давным-давно. После концерта ко мне подошел высокого роста пожилой мужчина, израильтянин,  и на русском языке с большим акцентом, осыпал меня комплиментами, настойчиво и со значением заглядывая в глаза. Представился: «меня зовут Бени». Потом с чувством поцеловал мне руку, представляете?! Я аж покраснела. Эта галантность совсем не подходила к его виду: помятый довольного мрачного вида костюм, красные натруженные большие руки, и довольно сероватая внешность. Видно было, что человек много и тяжело работал. Зато высокий рост и крепкая красивая фигура.
 
   ; Спасибо, Лёля. Вы очень хорошо поете, я получил большое удовольствие, ; мягким голосом и искренно улыбаясь, произнес Бени.
 
   Мы немного поговорили, он спросил, из какого города я репатриировалась и где я училась вокалу. Очень удивился, что высшего музыкального образования у меня нет. В конце нашего разговора как бы невзначай не забыл пригласить меня на чашку кофе. Чтоб вы знали Наденька, это приглашение на более близкие отношения. Ну, вы меня понимаете?!
   – Я этого не знала, но его я очень хорошо понимаю: вы ведь очень привлекательная женщина!
   – Спасибо за комплимент. Конечно, вы ж понимаете, что на этом наши отношения с ним завершились. Так я думала. Но жизнь рассудила иначе…
   – Неужели?!
   – Нет, это не то, что вы подумали. Боже упаси!– замахала руками Елена Марковна, и со вздохом добавила,– все в этом мире взаимосвязано и не случайно. Я в этом уже много раз убеждалась. Теперь, я думаю, и вы со мной согласитесь: я его опять встретила. Совершенно случайно примерно через пару недель после концерта.
   А произошло это в местном отделении Министерства абсорбции. Я туда наведывалась примерно пару раз в неделю по поводу поиска работы. По этим дням там принимали волонтеры, пожилые израильтяне пенсионеры, говорящие по-русски. Они помогали нам, то есть вновь прибывшим, найти более менее приличную работу. Вычитывали в местных газетах объявления, на иврите конечно, и предлагали нам что-то в соответствие или хотя бы близкое к нашей профессии и квалификации. Я тогда уже окончила курсы в области маркетинга, попросту говоря курсы продавцов. Нам читали также даже и экономику, и ведение бизнеса. Для меня эти темы были совершенно новые, поэтому и интересные. А кроме того я подтянула свой иврит до какого-то минимального уровня, и не ждала манны небесной, а сразу взялась за поиск работы. Тыркалась туда - сюда, но ничего путного не получалось. Три месяца практики после курсов в отделе подарков в большом магазине показались мне очень скучными. Вытирание пыли каждое утро, хотя и с красивых изделий, навевало большую скуку. Покупателей практически не было, и я не могла себе представить, что мне придется всю оставшуюся жизнь стоять без дела у прилавка. Как то унизительно в моем возрасте делать вид для начальства, что я очень занята. Необходимо было искать что-то более подходящее. И тут подвернулся неожиданный случай.

   В один прекрасный день я увидела в отделение министерства абсорбции моего знакомого Бени, как раз ожидавшего очередного просителя из нашей братии. И я как можно скромнее, что мне очень редко удавалось, но тут уж я очень постаралась, подошла к его столу. Вы знаете, он меня сразу узнал и очень так хитренько улыбнулся. Надо сказать, что в этот раз я приехала не с пустыми руками: в одной из местных газет мне попалось объявление о том, что в какой-то мебельный магазин требуется продавщица со знанием, представляете – русского языка! Сама звонить я не решилась, правильно сообразив, что мой ломаный иврит может сразу отпугнуть хозяина магазина. Не дожидаясь очередного приглашения моего обожателя «на чашечку кофе», я сразу протянула ему газету с объявлением.
 
   – Нет, – вдруг выпалил он совсем не дружелюбно. – Вы знаете, как трудно попасть на такую престижную работу? Только по хорошему знакомству!
   
   Вот уж никогда не думала, что быть продавцом – это престижно.  На моем лице он прочел неподдельное удивление и разочарование. Немного помолчав и, видимо, поддавшись влиянию моего умоляющего взгляда, а может быть, вспоминая то удовольствие, которое я ему доставила своими романсами, поднял телефонную трубку и набрал номер. Я замерла в ожидании. И случилось очередное чудо.
   Из довольно продолжительного разговора между ними, из которого я практически ничего не поняла, хотя и внимательно прислушивалась, позже выяснилось, что Бени и хозяин магазина косвенно знакомы через сына хозяина магазина: как раз не далее, как пару недель назад сын купил квартиру у «моего» Бени. И, между прочим, в нашем прекрасном районе. Тут пошел у них совсем другой разговор. Как когда-то говорил любимый всеми Аркадий Райкин: «Ну, это же другое дело! Это же совсем другое дело!». Короче, Шмулик, так звали хозяина магазина, согласился, правда, довольно неохотно, пригласить меня на собеседование примерно через неделю. Я в приподнятом настроении примчалась домой, предвкушая начало нового «рабочего» этапа в моей жизни в Израиле, хотя и с некоторой доли сомнения. Обычно я производила всегда хорошее впечатление при знакомстве с новыми людьми, может быть, из-за моего врожденного, бьющего через край, оптимизма и доброжелательности.
 
   На следующий день со мной произошла неприятная история: я получила серьезную травму в автомобильной аварии, будучи сама за рулем. Как  получилось, что практически на пустой дороге при небольшом повороте я не удержала управление и врезалась в электрический столб.  Для меня это так и осталось до сих пор загадкой. Осколок переднего стекла машины попал мне в веко, потекла кровь, но я ничего не почувствовала кроме сильного удара по коленке передней панелью управления и удар руля в грудь. Кое-как выйдя из машины, я увидела, что какие-то люди столпились на тротуаре на другой стороне проезжей части улицы. Это произошло в самом центре верхней Хайфы на Мирказ Кармеле. Видимо удар был такой силы, что взбудоражил жильцов близлежащих домов и работников контор, расположенных неподалеку от места происшествия.  Кто-то взял меня под руку и перевел на тротуар. Но тут в моей голове все закружилось, а потом померкло, и я потеряла сознание.
 
   В больнице доктор, весело прищурившись, сказал: «безобразие, понаставили столбов, что не пройти и не проехать!» Увидев, что я улыбнулась, выписал меня домой. На следующий день колено опухло и здорово болело, а глаз заплыл и стал синего цвета. Несколько дней я пролежала дома, надеясь, что ко дню собеседования поправлюсь.
 
   Настал решающий день! Я надела темные очки и опираясь на палку, поплелась уже с гораздо меньшим оптимизмом навстречу своей судьбе. Так я, прихрамывая на левую ногу, в темных очках вошла в мебельный магазин Шмулика, не забывая при этом улыбаться, как ни в чем не бывало.
Мне представлялось, что человек по имени Шмулик должен быть стройный и приятной наружности. Тут я глубоко ошиблась. За небольшим рабочим столом в конце узкого мебельного салона, с противоположной стороны от входной двери, сидел грузный мужчина преклонного возраста с широким лицом толстым носом и маленькими глазками. Посмотрев на меня в надежде, что, наконец, пришел потенциальный покупатель, его лицо просветлело и расплылось в неестественной улыбке. Он с трудом вылез из-за стола и пошел мне навстречу.

    После недолгого разговора я получила приглашение начать «испытательный срок» в начале следующей недели. Когда я, окрыленная его предложением, выходила из магазина, вдруг услышала за спиной: «А что у тебя с ногой?» Обернувшись в пол-оборота, я небрежно ответила на своем хромающем иврите:
   ; Просто с лестницы неудачно спустилась, ; и быстро вышла из магазина, во избежание последующих расспросов.
Как продавщица я имела большой успех. Но никто никогда не узнает, каких неимоверных усилий в начале моей «карьеры» мне стоило заставить себя играть роль продавщицы перед незнакомыми людьми. Ведь до этого никогда в жизни я ничего не могла продать, даже при крайней необходимости! «Хочешь жить – умей вертеться!». Мне часто здесь стали вспоминаться русские пословицы и поговорки. Я думаю это результат того, что пришлось строить свою жизнь с самого начала на пустом месте и кардинально менять свой характер.

                Глава 6

                ИЗРАИЛЬТЯНЕ

   Шмулик прибыл в Израиль еще ребенком в начале шестидесятых годов из Марокко. Здесь он женился и вырастил троих сыновей.  Впоследствии, мы поняли, что репатрианты из Марокко в основном сплошь торгаши. Это у них в крови. Открыли здесь кучу магазинов разного профиля и обогатились. В этом ничего плохого, конечно, нет. А даже наоборот: этот тот самый мелкий и средний бизнес, на котором и строится любая капиталистическая экономика. Только вот культура у них заметно отличается от европейской. И с этим нам, хочешь, не хочешь, приходилось считаться. Для своих двух сыновей Шмулик открыл еще один магазин, а третий сын, Уди, высокий стройный красавец и женский угодник в то время работал в основном маленьком магазинчике. Шмулик решил, что я буду работать с Уди, причем  вечерами. Мне это подходило: с утра у меня оставалось время для решения разных проблем, возникавших почему-то без конца и в основном на пустом месте.
   В первое время моей так называемой трудовой практики я изучала начальные азы продаж с утра под руководством Шмулика. Преподаватель он был замечательный! Но в основном в теории. Вот, к примеру, один случай. Это произошло, когда я начала уже потихоньку общаться с клиентами. Однажды после моей беседы с очередным  потенциальным покупателем, вернее с довольно симпатичной пожилой  женщиной, он подозвал меня и вежливо сказал:

    ; Я ничего не понимаю, о чем ты говорила с этой покупательницей. Я чувствовал, что она была готова что-то купить, но почему-то твое лицо изображало такую всемирную грусть и тоску, что, конечно, при таком выражении лица никто ничего у тебя никогда не купит.
 
    В это время в магазин вошел мужчина средних лет, коренной израильтянин.
   ; Вот смотри и учись, как надо продавать!

   Пока довольно мрачного вида мужчина тихо ходил между диванами и шкафами, Шмулик внимательно наблюдал за ним, сидя за своим столом. Поначалу лицо у Шмулика было весьма сосредоточенное: скорее всего, он пытался угадать, чем же конкретно интересуется этот неулыбчивый господин. Через какое-то время он остановился около одного из кресел, сел в него, стал ощупывать обивку и постукивать по подлокотникам. Тут Шмулик с трудом вылез из-за стола, в мгновение ока сделал приветливое лицо, медленно подошел к клиенту и так ласково спросил: «Чем я могу тебе помочь?»
 
   Между прочим, принятое в Израиле обращение на ты между незнакомыми людьми независимо от возраста, было для меня еще одним трудно преодолимым препятствием. Мне все казалось это настолько фамильярно и некультурно, что даже в самых простых предложениях я старалась обойтись без личных местоимений. Так и в этот раз меня резануло это ты. Тем не менее, между ними завязалась непринужденная беседа в очень дружелюбном тоне, при этом с лица Шмулика не сходила нежная улыбка, а его поза напоминала позу господина Чичикова, умиленно разговаривающего с господином Маниловым. Один за другим они протискивались от одного мебельного гарнитура к другому. Шмулик не уставал улыбаться и дурил при этом голову клиенту о высоком качестве товара и беспрецедентных скидках. Несмолкаемая болтовня Шмулика уже начала надоедать Натану (так звали покупателя), и он, опустив голову, потихоньку направился к выходу. Тут выражение лица моего «преподавателя» стало более строгое, подобострастная улыбка куда-то исчезла, а кожа покрылась  багровыми пятнами. Образ господина Чичикова умирал на глазах, а вместо него постепенно возникал суровый образ самого господина Собакевича. Разговор их уже недалеко от входной двери набирал обороты и далее продолжался на повышенных тонах. Что в их общении пошло не так, я не очень усекла, но, в конце концов, клиент выскочил из магазина как ошпаренный, а Шмулик тяжелой походкой доплелся до своего стола и с грохотом плюхнулся в свое рабочее кресло. «Работа не из легких»,; подумала я про себя и пошла в другой зал, подальше от Шмулика, чтобы не смущать его своим присутствием.

   Работа с Уди оказалась просто подарком судьбы. Несмотря на то, что обычно он включал радио и сидя за столом отца, бесконечно маникюрил свои ногти, а я при этом читала газету, продажа шла своим чередом: один, а то и два гарнитура в день мы с ним вырабатывали. Хозяин ценил и хвалил меня, но платил минимум, да еще без пенсионных отчислений. Я была рада и этому. Все были довольны.
 
   Как-то раз Шмулик даже пригласил нас на свадьбу сына главного лучшего продавца нашей фирмы, который работал у сыновей Шмулика во втором большом магазине в пригороде Хайфы. В ресторане в зале торжеств Шмулик поочередно представлял меня всем своим родственникам и вообще носился со мной, как с писанной торбой. А я была крайне удивлена и польщена этим. Потом я поняла, что в Израиле, а может быть и во всем «капиталистическом мире», где есть «хозяева», принято приглашать на личные торжества даже самых низких по должности служащих фирмы.

   Был еще один поучительный момент в моей так называемой «профессиональной деятельности». Как-то раз в магазин зашел очень симпатичный «сабр», один из многочисленных друзей моего Уди. Улыбки, пожатие рук, милый разговор между ними о том, как дела? что нового? и т.д. Далее началась беседа ближе к нашей главной теме, торговле. Наконец,  друг Уди выбрал неплохой диван «Кешет» и красивую стенку «Виола». Этот гарнитур я продавала почти каждый день, и прекрасно знала его продажную цену: значительно ниже, чем было написано на этикетках. Какого же было мое удивление, когда Уди для своего же близкого приятеля дал цену только чуть-чуть ниже номинальной. «Это же твой друг!»,; с осторожностью обратилась я к Уди после того, как довольный покупатель вышел из магазина. «Дружба дружбой, а бизнес есть бизнес!», ; выпалил он и с большим призрением окинул меня с ног до головы.
 
   В этот же магазин я потом устроила свою бывшую соседку по Москве, Софью. Шмулик как-то ей сказал: «Вот Лёля пришла ко мне и хромая и с подбитым глазом, а я ее взял, потому что у меня чутье хорошего продавца!» Смех, да и только.
 
   Тут Елена Марковна почувствовала, что за окном уже темнеет.
   – Между прочим, Надежда Соломоновна, что-то мы как-то неожиданно перешли на другую тему, а про то, как добирались из аэропорта, так и не поговорили. Но давайте это отложим на следующий раз, а то пора уже по домам.


                Глава 7

                ПЕРВЫЙ ДЕНЬ В СТРАНЕ ОБЕТОВАННОЙ

   – Надежда Соломоновна, Вы, наверное, помните, что почти у каждой семьи было заранее запланировано место, куда должны были все отправляться из аэропорта?
   – Конечно, я это очень хорошо помню. Помню, что на этот случай каждой семье в аэропорту выделялось такси: езжай себе бесплатно, хоть в самый отдаленный уголок страны.
   –  Да, да! Именно бесплатно, что не маловажно!
   – Ну, так вот. А у некоторых не было заранее выбранного места проживания. Им предлагали в аэропорту разные варианты. В основном оплаченное недельное проживание в гостинице в любом городе. У нас же была заранее договоренность с нашими бывшими московскими соседями. Они уехали на полгода раньше и согласились принять нас на первое время. Жили они, как Софья мне сообщила по телефону «в самом центре» Хайфы на съемной квартире, а их дочь уже училась в «самой лучшей» школе. Хайфа меня устраивала в отношении работы. В последнее время я занималась патентованием по теме автоматизированной обработки бриллиантов. А в Хайфе, как я выяснила до отъезда, были конторы по этому профилю.

   С нашими соседями по Москве мы прожили в одном кооперативном доме более десяти лет и даже дружили. Они жили на втором этаже, а мы на четвертом. Это был новый двенадцатиэтажный дом с шестью подъездами в отдаленном районе Москвы. Моя свекровь приехала посмотреть район и дом, в котором будет проживать ее «несчастный» сын и сказала: «а говорят, что все евреи уже уехали». Это ее примирило с месторасположением и другими неудобствами нового жилища ее сына и внука. К слову сказать, перед жеребьевкой этажности мы решили, что на первый и на последний этаж мы в любом случае не поедем, и когда подошла моя очередь тянуть жребий, я немного струхнула, но к счастью вытянула хороший четвертый этаж.
Наш сын и дочь наших соседей родились практически не только в один год, но и в один день. Удивительнее всего, что многое у них потом в жизни совпадало, хотя характеры были совсем разные. Они ходили в Москве в один детский садик. Оба были ужасно худые, «глиста в обмороке», так называла их Софья, мама девочки. Девочку звали Ира. Она часто приходила к нам поиграть с нашим Борей, или послушать мое пение. Потом Ира и Боря учились в одной хорошей английской школе в центре Москвы около Кремля в Замоскворечье. И почти в одно время переехали в Израиль вместе с родителями. Так случилось, что последние несколько лет в Москве мы с этими соседями не общались. Причина, конечно, была несуразная, что не случается в молодости по глупости! Но жизнь умнее нас и рассудила по своему: случайно при оформлении документов на отъезд в Израиль на ПМЖ наши мужья столкнулись лбами в ОВИРе. Слово за слово, и отношения между нашими семьями наладились. Можно сказать, что нас примерил ОВИР. «Ха-ха, не смешно…» так теперь говорит мой младший внук.
 
   Все-таки вернусь в аэропорт, где мы провели несколько очень напряженных часов уже после оформления всех документов. Дело в том, что прежде, чем выехать их аэропорта, я решила удостовериться, что наш договор с бывшими соседями еще в силе. Несколько раз в течение нескольких  часов я пыталась связаться с ними по телефону, но никто не брал трубку. Можно было бы предположить, что они куда-то переехали. А вокруг нас уже никого не осталось. Все разъехались. Мы одиноко торчали со своими чемоданами в пустом огромном зале. Я уже совсем отчаялась, и не знала, что предпринять. Решила позвонить последний раз, и вдруг услышала: «Привет, ты откуда звонишь? А я забежал на минутку и бегу обратно по делам. Да, конечно приезжайте. Как договорились. Мы будем дома через час примерно. Адрес у вас есть? Ну, ждем».

   Схватив чемоданы, мы уже порядком уставшие поплелись к стоянке такси. Вокруг нас образовалась толпа таксистов, и они  шумно спорили, чья очередь нас забирать.
Дорога оказалась на редкость омерзительная, хотя нас всюду приветствовали мои любимые пальмы.


   
   Мы ехали вдоль берега моря, и это очень успокаивало. Но подъезжая к городу, ландшафт изменился кардинально и не обещал ничего хорошего. По обочинам шоссе грязища, тротуары тоже не убраны. Я уже не понимала, куда мы приехали, хотя настроение еще было хорошее. Таксист был красивый парень, очень приветливый, много говорил, но я мало понимала. Конечно, спрашивал, откуда мы. Поспорили немного о войне с Ираком. Он немного взбудоражился. Мы мало что понимали из его слов, но я, в конце концов, сказала: «ведь мы все евреи, и ты и мы, поэтому обязательно придем к общему мнению». Он неохотно кивнул. Уже много времени спустя я поняла, что это был араб. Я до сих пор не всегда различаю по внешности евреев и арабов…
   
    Встреча с нашими бывшими соседями была очень радостная. Особенно были довольны наши дети. Родители девочки Иры уже несколько месяцев ходили в ульпан по изучению иврита. Соня всегда выходила из дома с маленьким ящичком на плече. Я уже знала, что это был противогаз. Она меня взяла на поруки, водила по разным учреждениям оформлять нескончаемые документы. Все пешком. Денег на транспорт жалели. Так я познакомилась со средней и нижней Хайфой. Сына я записала в ту же «лучшую» школу, оказавшуюся одной из паршивых школ города. Но там было много детей из России. Они держались всегда вместе, поэтому мой сын сразу попал в русскую компанию. Из-за этого и учить иврит у него не было мотивации. Это была большая моя ошибка.

    Вечерами за чаем делились впечатлениями о прожитом дне. Когда Леня узнал, что я собираюсь здесь заниматься алмазами, он насмешливо посмотрел на меня:
   ; Алмазами, говоришь. Ну, ну… Ты что? Какие алмазы?! Нам бы свести концы с концами. Никто на приличную работу «русских» не берет. Приходиться ездить на сбор апельсинов, чтобы заработать хоть что-то. А Ирочка, ходит по домам и моет окна.
Он был настроен очень пессимистично. Через какое-то время впал даже в депрессию. Лежал целыми днями лицом к стенке и ни с кем не разговаривал. В конце концов, наш Абрам, устроил его помощником завхоза в школу, где сам работал учителем ботаники. Это была престижная платная школа. Находилась она в районе верхней Хайфы, где живет обеспеченная прослойка населения. Но это случилось позже, в июне месяце.
Мы прожили у наших бывших соседей примерно неделю, пока я не нашла нам довольно приличную квартиру на съем. Спали на полу на матрасах и укрывались шубами. Вот где шубы и пригодились! Пол каменный холодный, квартира не отапливалась. На улице гораздо теплее: солнце светит. Нам рассказали, что мы приехали в относительно хорошее время: приезжих уже было не так много, как было полгода назад. Тогда людям приходилось ютиться даже в подвалах с маленькими детьми. При этом платить очень большие деньги. Хозяина квартиры, которую снимали наши бывшие соседи, звали Мордехай. Без улыбки мы не вспоминали его имя. Но он оказался не рвач. Мы с мамой, конечно, вошли в долю и заплатили за свое проживание. А еще вдобавок подкормили и их семью, а то они совсем оголодали. Леонид каждое утро ел только яичницу или яйца. Я на следующий день купила курицу, что-то к чаю, бутылку вина и мы устроили праздник. Денег у нас было больше, чем у них, так как мы получали пособия на две семьи. После нашего приезда Соня стала уговаривать свою маму приехать в Израиль, которая с самого начала не предполагала покидать Москву. Через несколько месяцев она, хоть и неохотно, но бросила работу и квартиру и приехала помочь дочери.

   Пока мы с Соней устраивали свои дела, в основном мои, Ирочка, желая мне помочь, читала на улицах объявления о сдаче квартир, чтобы не обращаться к маклерам и не платить лишние деньги. Дала мне несколько телефонов. Все объявления были на русском языке. Из СССР понаехала такая куча народа, что везде слышалась русская речь.
 
   Я по глупости уже связалась с одним молодым маклером. Вскоре я ему сказала, что уже не нуждаюсь в его услугах, так как нашла квартиру по объявлению. Он спросил меня, где находится эта квартира, и сказал, что это он повесил объявление об этой квартире, поэтому я буду должна ему заплатить сумму, равную месячному взносу за съем. Я не стала спорить, мне нужно было уже поскорее въехать в свою квартиру. Когда мы переносили вещи, (квартира была недалеко от дома наших московских соседей), Садам Хусейн разбушевался, чувствуя конец войны, и бомбил нас и днем и ночью в течение суток. Вот тут я не на шутку перепугалась. Но на утро сообщили, что стороны достигли перемирия.

   Наша новая жилплощадь на втором этаже трехэтажного дома представляла собой две большие светлые комнаты, большой коридор и очень маленькую кухню. Район оказался религиозный, поэтому тихий и спокойный. Мужчины ходили в черных смокингах или длинных черных пальто пыльниках и в черных шляпах с широкими полями. Позже они стали мне напоминать тараканов. В каждой семье была куча достаточно тихих детей. Женщины не работали. Так что соседи нам не мешали. А мы ; им.
 
   В переулок, где располагался наш дом, нужно было подниматься с главной улицы по небольшой горке. Мне это сразу напомнило наш Большой Сергиевский переулок в Москве, и это как-то сразу очень сроднило меня с этим местом.  Все оказалось довольно приемлемо, кроме одного: меня замучили огромные тараканы, к тому же еще и летающие. Я их страшно боялась. Иногда они влетали прямо в окно. Почему-то вылетающих этих гадких насекомых я ни разу не видела. Так что с самого начала мне пришлось перевоспитывать себя,  и  это, надо сказать, плохо получалось.
 
   Был конец марта или начало апреля, точно не помню. Вдруг среди ясного неба посыпался на нас такой ливень, что сразу сделал на нашей улице реки разливанные. Мне казалось, что мы в ближайшие дни не сможем выйти из дома. Но через пару часов после того, как дождь также внезапно стих, как и начался, асфальт совершенно высох. Чудо, да и только. Позже я узнала, что это такой специальный асфальт, положенный на толстый слой песка и впитывающий много влаги. А уж песка в стране обетованной немереное количество, как грязи в России. На всех хватит!

   Итак, мы поселились в районе средней Хайфы в тихом переулке. От нашего дома все находилось довольно близко: и банк, и поликлиника и магазины и рынок.  А потом и ульпан, куда я ходила по автомобильному мосту примерно минут двадцать. Для израильтян это считался долгий путь, а для нас, москвичей, просто рядом.
Был месяц май. Уже начали распускаться диковенные сказочные деревья с сиреневыми, белыми, красными и желтыми цветами. Наверное, магнолии, о которых пел Вертинский. Может быть, я ошибаюсь: в деревьях и кустах я мало понимаю. Иногда попадался распустившийся красный цветок кактуса.  Я уже чувствовала, что эта земля мне родная.  Никакой ностальгии я не испытывала. Но в нашей группе ульпана попадались и ностальгические особы. Причем они не ныли, но им все не нравилось. Я их не понимала: зачем себя расстраивать? Среди них была молодая пара из Белоруссии. А уж им-то жаловаться было грех. После Чернобыля. Много семей репатриировалось из Белоруссии. Их сразу ставили на учет. Делали медицинские специальные профилактические проверки. А через несколько лет им назначали дополнительное денежное пособие. Оздоровительные!!! После России такое отношение к новым гражданам страны было для нас большим приятным сюрпризом.
 
   Все было бы ничего, но через несколько недель произошел обвал доллара. Все репатрианты были в шоке. Каждое утро первым делом осведомлялись, кто в газетах, кто по радио, а кто у соседей, о курсе доллара. У мужчин уже с утра обнаруживалось довольно гнусное настроение, «мерзопакостное», как верно определил его Аркадий Райкин. Все платежи: и за холодильник, и за телевизор, и за квартиру повысились почти в два раза. На повседневные расходы практически ничего не оставалось. Нам повезло, что у нас была мама, и мы все втроем жили на ее пенсию. Покупали только самое необходимое. Считали каждый шекель. Абрам предложил нам денежную помощь, но я конечно отказалась. На следующий день он привез нам кучу продуктов, как необходимых, так даже и всяких вкусностей. Мы так давно не питались. А еще они пригласили нас на обед. Все было очень вкусно. Готовила сама Шуля. Вот какие оказались наши родственники! Через какое-то время из Москвы нам пришел перевод. Так что с голоду мы не умерли.

   Все складывалось очень не плохо. Только вот мама опять стала хандрить. Ждала результата какого-то очередного анализа. Как всегда надумывала себе что-то невообразимое. В это время в ульпане всей нашей группе предложили трехдневную поездку в Иерусалим. С гостиницей и с экскурсиями. Я думаю, что это еще дополнительная компенсация, что мы не побоялись приехать во время войны. Близких родственников тоже можно было взять с собой. Мама отказалась по причине своей меланхолии, а сыну было уже не интересно с нами. У него появились девочки и надо сказать довольно много. Гулял, развлекался, уроки были на десятом месте, а иврит по-моему на двадцатом. Так что я не хотела оставлять маму одну, да и сына тоже, и не поехала. Все ульпанисты были в восторге от этой поездки, А когда мама узнала, что еще каждому выдали гуманитарную помощь по 300 шекелей (половина ее пенсии), она очень расстроилась. Тем более, что опасения по поводу ее здоровья оказались, как всегда, совершенно напрасными.
 
   Так постепенно я осваивалась в новой обстановке. Началась новая жизнь! Неожиданно у нас появились очень приятные знакомые. Совершенно случайно. А дело было так!

                Глава 8

                ВЕЧЕРНИЕ    ПРОГУЛКИ

   Мы еще жили тогда в самой первой своей съемной квартире в средней Хайфе в религиозном районе. В ульпане ко мне стала «лепиться» одна довольно пожилая женщина маленького роста из Челябинска. Мне она казалась совсем неинтересной, и я не вдавалась с ней в интимные разговоры, хотя она в перерывах  от меня не отходила. Мне ее было жалко: почему-то никто с ней не хотел общаться. Однажды она меня спросила, где я живу, и попросила меня об одной услуге: передать небольшой пакет по такому-то адресу, близко к моему дому. Ничего не подозревая, я согласилась. У меня и в мыслях не возник вопрос, почему она сама не отнесет этот сверток. Наивная я…Сверток нужно было отдать ее хорошей знакомой по Челябинску, Оле. На следующий день я пошла по указанному адресу. Действительно, этот дом находился на соседней улице. Дверь открыла миловидная женщина. Я объяснила, что у меня передача для Оли. Когда я сказала, от кого, тут же ее лицо нахмурилось. В это же время из одной из комнат появился кто-то почему-то передвигающийся по полу. В темноте мне показалось, что это ребенок. Но приглядевшись, я увидела молодую женщину, которая представилась Олей, а симпатичная женщина назвалась Верой и сказала, что она Олина мама. Все это было более, чем странно.

   Меня пригласили зайти в комнату. В комнате я разглядела, что у Оли ног практически не было, а вместо них было что-то непонятное. Тем не менее, она довольно проворно залезла на кресло и у нас началась «светская» беседа с обычными для того периода времени вопросами: откуда приехали, когда и как устроились. Они приехали из Челябинска втроем несколько месяцев назад: мама, папа и их дочь Оля. При этом оказалось, что почему-то они не очень-то хотели встречаться и иметь какие-либо контакты с моей знакомой из ульпана. На ее телефонные звонки они не отвечали. Что-то видимо не сложилось между ними еще в Челябинске. Оля объяснила даже, что от этой женщины исходит нехорошая энергия. «Ничего себе ; подумала я. ; бывает же такое». Но виду не подала.
 
   Слово за слово, мы разговорились. Я уже не помню суть беседы, но сложилось очень хорошее впечатление от общения, и даже мы долго не могли расстаться. Условились встретиться вечером через пару дней и вместе погулять.
У нас получилась неплохая компания: мы с мамой и семья Росман: Оля, ее родители и ее родная тетка Ася. Родная сестра ее отца. Ася жила отдельно, и не каждый раз гуляла с нами.
 
   После пары прогулок мы облюбовали один маршрут, который вел от наших домов вверх в небольшой сквер, где было много тени и почти всегда прохладно. За интересной беседой все с легкостью поднимались в горку, а Олю везли в кресле каталке. Наверху мы отдыхали, а потом спускались вниз. Я много узнала про Челябинск, какая там удивительная природа, дивной красоты озера, полно рыбы, грибов, ягод, лиственные и хвойные леса. Просто природный заповедник. И удивительно, что к тому времени этот край еще не утратил своей первозданной девственности.  Только вот много людей погибло и стало инвалидами после ядерных испытаний на военных полигонах. В том числе, как позже выяснилось, это коснулось и семьи Росман. Оля как раз родилась после очередного испытания ядерного оружия в том краю. Она инвалид с рождения.

                Глава 9

                ПРИБАВЛЕНИЕ СЕМЕЙСТВА

   Уже кончалось второе лето нашего пребывания в райском уголке средиземноморья. Все было по-прежнему. Только вот я стала замечать, что Муська ведет себя как-то не совсем обычно. Во-первых, ее мяуканье стало приобретать басистый тембр с красивыми переливающимися полутонами, а во-вторых, вдруг в какие-то моменты, особенно к вечеру, она почему-то вся выгибалась и задирала заднюю часть, попросту говоря, поднимала попку кверху. Я стала внимательнее приглядываться к ее поведению и, наконец, поняла, что с ней что-то не в порядке. Как-то поздно вечером она захотела на улицу, что бывало очень редко. Я ее, конечно, выпустила, но через десять минут она уже попросилась обратно. Когда я открыла ей дверь, то увидела, что спина ее совершенно выгнулась, а попа встала буквально вертикально вверх. Мне стало не по себе. В дом она не пошла, а осталась стоять и мяукать у двери. Я не знала, что и подумать. На всякий случай накрыла ее тонким платком. «Может быть, она замерзла, ей холодно и она, не дай бог, простудилась»,– тревожилась я. А через несколько дней появились кровяные пятнышки на кафельном полу нашей квартиры, и я догадалась, что с ней произошло. Это была обыкновенная течка. Мусечка видимо ужасно хотела «познакомиться» с каким-нибудь симпатичным котиком! И вскоре это случилось. Мы стали ждать прибавления в кошачьем семействе. Время летело так быстро, что не успели мы оглянуться, как живот нашей Мусечки уже стал похож на небольшой бочонок, очень мешавший ей спускаться и подниматься по лестнице.
   
   Возник вопрос, где же она будет рожать, ведь она была как-никак «уличная дама», и я вдруг решила, что ей будет удобно в корзинке, которую мы поставим во дворике, у задней стены дома. Я посадила ее в корзинку и отнесла ее на это место. Удивленная Муська так и осталась сидеть в корзинке, пока я не забрала ее обратно. Очень послушная и доверчивая девочка! Видимо, никакого впечатления это место на нее не произвело. Я еще пару раз выносила ее в корзинке, но потом плюнула на это дело и решила, будь, что будет.
 
   И вот в один прекрасный день наша Мусечка разродилась. Момент первых родов мы, конечно, пропустили по причине того, что наша девочка решила рожать на нижней полке огромного платяного шкафа, расположенного в темной стороне салона, куда почти не попадал свет, а двери его были всегда чуть приоткрыты. В этот день, возвратившись как обычно с работы, я обнаружила Мусечку в шкафу вместе с копошившимися около ее живота котятами. Только один самый большой котенок лежал в углу и не шевелился. Он оказался дохлый. Видимо, он был первый, и она сама отодвинула его подальше, чтобы он не мешал четверым его братьям.  Все домочадцы сгрудились у шкафа, чтобы посмотреть на нашу «мамашу» и ее потомство. Вечером мы устроили праздничный ужин, и выпили за здоровье теперь уже многочисленного кошачьего семейства.

   Через несколько недель эти прелестные котята (три мальчика и одна девочка) так ухандохали свою мать, что она стала похожа на дохлую крысу. Количество шерсти резко поубавилось, а ее остатки свалялись и никакой пушистости уже не производили. Мало того, у Муськи на животе завелись обыкновенные блохи. Она очень мало ела, исхудала страшно, и скорее всего у нее случился авитаминоз. С помощью ветеринара я привела ее в божеский вид, а котят стала подкармливать, чтобы они своей прожорливостью не довели свою дорогую мамочку до смерти. Их мама оказалась чересчур заботливой: всю себя отдавала своим питомцам. Настоящая еврейская мама. Даже на улицу выбегала только для того, чтобы сделать свои необходимые «дела», и тут же обратно. А те с радостью стремглав бросались к ее животу, и начинали высасывать ее до изнеможения, как будто не ели целую неделю. Вспомнила поговорку очень, как оказалось верную: дети ; это распустившиеся цветы на могиле родителей.

   Надо сказать, что Шмулик, мой «мебельный» хозяин, очень интересовался, с кем и где я живу. И когда он узнал, в каком престижном месте мы снимаем квартиру, то не очень-то мне и поверил. Его это настолько занимало, что он напросился к нам в гости. Дома я, конечно, сразу подвела его к шкафу и показала ему нашу главную достопримечательность. Посмотрев на весь выводок котят, он не выразил никакого восхищения, и даже не понял, что тут удивительно прекрасного, в этих абсолютно житейских неинтересных делах. Все, что не пахло доходом, ему было не интересно. Быстро отойдя от шкафа, он начал внимательно осматривать всю квартиру, проходя из комнаты в комнату. Чай пить не согласился, ссылаясь на страшную занятость. Только сказал: «А говорят, что новые репатрианты такие бедные!!!»

   Тем временем, котята подросли, и встал вопрос, куда их девать. Топить их я наотрез отказалась, а начала процесс поиска новых хозяев. На троих мальчиков было много желающих, а вот на девочку, кстати, очень похожую на свою маму, такую же симпатичную, но только совершенно черной окраски, спроса почему-то не было. В конце концов, после долгих уговоров, она попала в музыкальные руки Миши Дольникова. Он жил один с престарелой мамой, и я очень хотела, чтобы у него было рядом милое существо для успокоения, проще сказать для снятия той нервной нагрузки, которая сопровождала всех нас каждодневно, независимо от рода занятий. Миша впоследствии очень был мне благодарен, без конца рассказывал про свою «девочку», какая она умная и симпатичная, и конечно самая, самая и самая… красивая. Прошло какое-то время, от Миши долго не было никаких вестей. Но тут я случайно увидела его в каком-то книжном магазине. Он,  безучастно перебирал каждую книжную полку, не вникая в смысл своих манипуляций. Рядом с ним стояла незнакомая мне молодая женщина, и нетерпеливо в чем-то его убеждала. Мне не хотелось им мешать. Как мне казалось, разговор между ними был довольно важный. Но я с удивлением успела заметить в Мише удивительную перемену. Обычно приятное и улыбчивое выражение его лица сменилось на печальное, неприятно отчужденное и даже равнодушное. «Надо будет ему позвонить»,; подумала я и вышла из магазина. Когда я позвонила на следующий день, к телефону подошла его мама.

  - Лёлечка, здравствуйте! Как я рада Вас слышать! А Миши нет дома, но он скоро должен быть.
  - Да я собственно, узнать, как у вас дела, как самочувствие?
  - Я-то нормально, а вот Миша,; она вздохнула и замолчала.
  - Что-то случилось?; взволнованно спросила я.
  - Наша «девочка» умерла!
  - Как?! Что произошло?
  - Вы знаете, Лёлечка, Миша места себе не находит! У него даже началась депрессия.
  - Да что же произошло?!
  - Наша девочка упала с балкона и разбилась…
  - Да, я вам очень сочувствую, Марина.
  - Вы не представляете, как Миша переживает. Он так к ней привязался. Она стала для него просто, как родной человек.
  - Да, я его очень хорошо понимаю. Передайте ему большой привет и мои соболезнования. Кроме того, возможно намечается очередной наш концерт. Я ему скоро позвоню, когда будет окончательно известно. Будем дальше работать. Я вас приглашаю к нам послезавтра. Мы все будем очень рады вас видеть. Завтра я вам позвоню, чтобы конкретно договориться. Целую. До встречи…

   Я еще тогда не знала, что Миша оформлял документы на выезд в Америку. Конечно, достойную работу он в Израиле найти не мог. После его отъезда мы с ним еще несколько лет переписывались. В Америке ему было очень нелегко. Бегал в Нью-Йорке целыми днями по частным урокам. Но зато часто посещал необыкновенно интересные художественные выставки, музыкальные концерты с выдающимися исполнителями, слушал оперы. А  главное, это все было на 90 процентов бесплатно. Через несколько лет следы его затерялись после того, как у его мамы обнаружили болезнь Альцгеймера.
Все это очень печально, но такова «се ля ви…» Нужно было жить дальше…

   Муська вскоре восстановила свой прежний вальяжный вид, и прожила с нами еще несколько хороших лет. Но по прошествии 16 лет она почему-то стала постепенно слабеть. Худела день ото дня. Весила уже  как пушинка. Не выходила на улицу, в основном спала дома. Ветеринар Йокнеама не смог помочь. Даже поставил неправильный диагноз: сердечная недостаточность. Выписал сердечные таблетки. Но ее состояние не улучшалось. Тогда я вызвала на дом платного ветеринара из Тель-Авива. Рентген определил опухоль. И по выражению лица этого доктора я поняла, что Муське осталось жить не долго.

   Ее последний вечер я помню очень хорошо. Она с трудом запрыгнула ко мне на диван. Мы вместе смотрели телевизор. Ничего не подозревая, я гладила ее по спине. Но она иногда вздрагивала. Видимо, ей было больно. Через час или два она убежала в салон и пыталась выпрыгнуть из окна. Я позвонила нашему ветеринару, но он не приехал, а посоветовал вести ее в скорую ветеринарную помощь, которая находилась в верхнем  районе Хайфы. Рядом с местом, где мы когда-то жили. Так, по волею судьбы, она уехала умирать на то место, где, видимо, она родилась и где мы с ней познакомились.
 
   Пусть земля ей будет пухом.