Байки Селявона-Правдолюба 7

                7


                Агнец



Проснулись мы ещё задолго до рассвета. За коном темень – хоть глаз коли.
-- Вставай, сокол! – трепал меня за плечо Селявон. – Рыбалить пойдём.
Как я ни старался притвориться сонным да спящим, растормошил меня дед. Встал я с постели, выругался про себя, да тем только насмешил старого непоседу.
Выдвинулись молча, думая каждый о своём. Лично я поначалу ёжился от утренней зябкости, идя, не глядя, за своим проводником. Но постепенно, приходя в себя, стал направлять своё внимание в разные стороны предрассветной гармонии тёплого лета.
Местом нашего назначения оказалась лесная речка, метров десять в ширину. Богато обросшая кустами ивняка, ловко пряталась она в густой зелёной гуще.
Расположившись в указанном месте, мы достали нехитрые деревянные удилища, забросили снасти в воду и приготовились ждать своего рыбацкого счастья.
-- Пока рано… -- осторожно предупредил Селявон, доставая папироску: – Но скоро начнётся уже… А пока природа спит…
Я также закурил и всё, что смог сказать, глядя на рассветную тишь, это:
-- Красиво!
Селявон блаженно улыбнулся, видимо, вложив в свою щербатую гримасу и согласие с моим утверждением, и свой немой восторг.
-- Да-а-а… -- вырвалось из его груди: – Сидим, вот, рыбалим тут мирно… А кто-то также и человеков ловит на свою уду…
-- Ты о чём это? – приготовился я к очередному поучительному рассказу народного философа.
-- Вот, судили как-то парня… -- ни с того, ни с сего, начал старик: -- Поморили перед тем судом в темнице от вольного, да нервишек ему попортив изрядно… Привели, в кандалы закованного, посадили в клеть. Сами же загодя разрядились, честь по чести, чтобы чинно сие действо вершилось. Стали виновальные грамоты зачитывать да очевидцев допытывать на предмет виновности отрока, пред завязанные очи Фемиды представшего.
Слушает судья-душегуб, да с каждым словом свидетельствующих всё смурнее и смурнее становится – не ладится дело опальное! Уж и публика шептаться начинает, мол, что же тот человече сотворил худого, коли никто на него и перстом ткнуть не решается?
Смотрит судья на обвинителя державного, а тот глаза свои блудливые за бумажонками казёнными прячет. Глядь на подсудимого, а у того надежда жгучая в замученном взоре застыла. Но суть да дело пока, а решать что-то надобно, коли уж собрались по такому поводу.
Вышел судья в свою келью зловещую, собрался с духом, да воротился к публике честной и молвит: «Коли уж ловили супостата, да в оковы заключили, то, значит, и была вина на нём! Не могёт, мол, люд государева Приказу так оплошать, чтобы, кого попало, в судебную залу тащить! А то, что тут путаница да неразбериха устроилась, так – то из-за лукавости отрока оного да чар бесовских! А по сему, велю признать сего мужичонку виновным, да сулить шесть годов каторги лютой, чтобы прочим отрокам впредь баловать неповадно было!».
Взвыла любавушка волчицей раненой: «Как же мне горемычной тепереча деток поднимать, да на ноги ставить, без кормильца нашего единственного?».
Зароптала и публика по своему поводу, суда-рядилища не касаемого. Парень только стоит ни жив, ни мёртв… Всё одно ему стало в один миг… И свет божий не мил и рассвет не весел… 
Селявон немного помолчал и итожил:
-- Всяк из нас – агнец, на заклание рожденный! Только срок – свой каждому! – и бодро добавил: -- Ого! Гляди! Клюёт! Ну! Тяни, не зевай!