Цветы преисподней. Глава8

 Со стороны вышестоящих инстанций больше всего нареканий было в том, что в нашем районе малое число родителей лишено родительских прав. Я с большой осторожностью делала это, и лишь тогда, когда у меня были безоговорочные доказательства того, что иначе ничего сделать нельзя. Сейчас у меня находилось заявление жильцов одного дома. Они описывали бедственное положение больного, парализованного  ребёнка, страдающего от попоек родителей. Требовали лишить родительских прав мать, а ребёнка из семьи изъять.
 Я тщательно обследовала условия, в которых жил двенадцатилетний мальчик, перенёсший полиомиелит, и вот что увидела.
 Трёхкомнатная квартира где Вова, единственный ребёнок в семье, жил с мамой и  бабушкой, матерью отца Вовы, в цокольном этаже пятиэтажного дома. Отец мальчика в тюрьме, осуждён на три года. Когда я пришла туда, мама Вовы, небольшая, исхудавшая женщина с глазами робкой газели, заканчивала мыть пол в комнате, где на широкой двуспальной кровати лежал мальчик. Пригласив меня войти, подала стул. В это время мальчик застонал, задёргался, замычал. Мать склонилась над ним, стала тихонько ворковать что-то ласковое, умиротворяющее, и мальчик затих, успокоился, а она подняла его, крупного, довольно тяжёлого, на руки и перенесла на диван, усадив там в подушки. Я смотрела и думала: если ребёнка забрать у матери
 и поместить в пансионат, будет ли ему, лишённому самого необходимого для него в его состоянии-- этой ласки, этой любящей теплоты-- будет ли ему лучше? Окажем ли мы ему добрую услугу в его жизни? А для матери... Может быть, эта любовь к сыну, забота о нём, чувство своей необходимости ему и держит её в её нелёгкой судьбе. Как я выяснила, она работает на почте. Там к ней не было никаких претензий. Но вот присутствие в доме свекрови, женщины восьмидесяти лет, из которых тридцать она провела в разных тюрьмах, а сейчас пустившаяся в пьяный разгул со своими старыми дружками, действительно делали жизнь невестки с ребёнком невыносимой.
Это она, мать, спровоцировала драку с ней сына, который противился и выгонял её дружков, и засадила его в тюрьму, чтобы не мешал её пьянкам. А он оттуда пишет письма, разрисованные цветочками, полные любви к жене, к их несчастному мальчику. И вот я по требованию соседей, толком  не разобравшихся, кто именно там пьёт и дебоширит, нарушает их покой, должна лишить родительских прав ни в чём неповинную женщину, с невероятной стойкостью несущую свою и так тяжкую долю. Кого бы нужно было изолировать, эту старую пьянчугу, с детства травившую жизнь своему сыну, а теперь его жене и внуку. Но это было не в моей компетенции. Тем же, кто должен это сделать в милиции, проще было отмежеваться от лишних хлопот, прикрывшись наличием там несовершеннолетнего ребёнка. Мне удалось добиться для Вовы инвалидной коляски, постоянного наблюдения за его состоянием патронажной медсестры, но в отделе Горисполкома, подчиняясь букве закона, на основании писем граждан и докладов милиции, утверждающих, что в пьяных оргиях принимают участие и отец, попавший из-за этого в тюрьму, и мать ребёнка, требовали изъять ребёнка из вредной для него среды, мать лишить родительских прав. Меня всё время били за то, что я этого не делаю. Я же добилась, отправки свекрови на принудительное лечение, вопреки закону по которому женщины, достигшие восьмидесятилетнего возраста, уже не привлекаются к судебной ответственности, и помогла мне в этом инспектор Совмина Вероника Михайловна Сухорукова. Так удалось сохранить сыну мать и матери сына.
   .