Париж и совхоз Янтарный

        Под ногами шуршал мелкий ракушечник, экскурсовод Галина с красным зонтиком над головой стояла в центре хаотичного хоровода, который под её управлением должен был углубиться в сакральное действо. Наша туристическая группа прощалась с Парижем. Я поднял голову, надо мной висело рукотворное кружево из стальных уголков и швеллеров, соединённых заклёпками, превращаясь в знаменитое сооружение Эйфеля. Башня опиралась на четыре грандиозные железобетонные опоры, на одну из который взобралась моя дочка, и настойчиво показывала мне язык, приглашая сфотографироваться.

- Господа туристы, прошу взяться за руки, мы прощаемся с Парижем после трех дневного пребывания! – в который раз кричала Галина.
Постепенно толпа из 40 человек, сформировала вполне приличную окружность. В руках Галины появилась большая бутылка шампанского, а по кругу пошла стопка пластмассовых стаканов.
- Слушайте меня внимательно! Я выстрелю благородным напитком, пущу бутылку по кругу, каждый нальёт себе глоток, после этого по моей команде мы выпьем это шампанское…
В этом месте я улетел в воспоминания, потому что в происходящее трудно было поверить.
                ***
Приближался 1998 год, дела в моём семейном бизнесе шли хорошо. Продукция распродавалась, материала для изготовления декоративных композиций вполне хватало, жена и дочь достигли высокого мастерства, заказчики были довольны. По ТВ тур фирма «Россия–Москва» настойчиво приглашала в Париж и другие круизы по Европе. Промысел божий существует, я в этом убеждаюсь всякий раз, когда анализирую события, которые происходят в жизни: «Тур в Париж, а почему бы нет?»
 
Москва далеко, но на моё счастье в Ростове на Дону фирма «Россия Москва» открыла филиал. В первой декаде января 98 года оказией попадаю в Ростов и покупаю три путёвки «Круиз по Европе» с трёхдневным пребыванием в Париже: подарок себе и жене на Пятидесятилетие.

Вылет из Москвы в Берлин оказался простым, если не вспоминать тщательный таможенный досмотр в Шереметьево. Мне казалось, пограничники бояться, как бы мы не вывезли что-то запрещенное. В Берлине погрузились в двухэтажный белый автобус фирмы «Мерседес» и помчались по отличным дорогам.
 
29 апреля подъезжаем к Парижу, город пока не видно, но возбуждение охватило всю группу. За время путешествия мы сдружились, и разделились на несколько групп по интересам и возрастам. Солнце садилось за горизонт, как и в Краснодаре. Уютное кафе, быстро заполнилось шумными, голодными людьми. Слышен приятный французский говор, но нет сил наслаждаться местным колоритом, потому что очень хочется кушать.

В Париж въехали поздно ночью и начали кружить по знаменитому Монмартру, казалось, неоновая фантасмагория никогда не кончится. Все дома в темноте друг на друга похожи, только после третьего или четвёртого проезда мимо Мулен-Руж, мы нашли нашу гостиницу. Два часа ночи, я в Париже, моя юношеская мечта  сбылась, ключи от номера в руках, я с женой поднимаюсь на четвёртый этаж в бесшумном лифте, дочь поднимается выше.
 
С юности я увлекаюсь историей искусства, много читал про художников: Ван Гог, Моне, Мане, Ренуар, Матисс примеры моих интересов. Накопил подборку книг о расцвете французской живописи в конце 19-го века. Представлял себя в галереях Парижа, мысленно обходил просторные залы, фотографии которых были в книгах о музеях.
Мечта исполнилась, стоит только дождаться утра, и Париж откроется передо мной. Это произошло благодаря новому восприятию жизни и вере в Иисуса Христа, В июне мне исполнится 50 лет, пять лет назад я начал избавляться от проклятия, которое называется алкоголизмом. Нашёл Анонимных алкоголиков, которые приняли меня и помогли обрести здоровый и трезвый образ жизни. Я начал жить по новым правилам и шагнул навстречу своей мечте.

Раннее утро тридцатого апреля, за окном тишина, в номере прохладно, канун Первомая. Праздник, на котором зарождалась социалистическая революция. Ленинская теория социализма оказалась отрицательным опытом, я с этим согласен, но что придёт взамен? Я поверил, Христос существует, он мною управляет, если я его слушаю и сверяю свою жизнь с Десятью заповедями.

Утро в Париже?! Жена ещё спит, а я лежу рядом и не верю, что нахожусь во Франции. Острое чувство страха пронзило меня.
«Что за окном?» - подумал я.

Встаю, осторожно приближаюсь к высокому окну, закрытому плотными шторами, резко раздвигаю их обеими руками, будто хочу взлететь. За окном предрассветный Париж! Это не сон! Выхожу на маленький полукруг балкона, солнце скользит по крышам Монмартра. Я никогда здесь не был, но ни с чем не спутать эти дома, лесенки и узкие улицы, плотно заставленные автомобилями. По моим жилам струится стремительное ликование:
«Я в Париже! Свершилось!»

Осторожно чтобы не разбудить жену, одеваюсь, выхожу из номера и ступаю на брусчатку города моей мечты. Начинается знакомство с  городом, который живёт во мне как предчувствие прекрасного праздника. Волнение кружит голову, по этим ступеням, ходили все знаменитые люди мира. Они просто не могли не побывать здесь. Мопассан, Роден, Золя, Ренуар забредали сюда, Тулуз-Лотрек ковылял по этим кручам?

Я на вершине знаменитого на весь мир холма. Базилика Сакре-Кёр за моей спиной. Какая-то женщина пристально смотрит на меня, её возраст вызывает в памяти маму, к которой я мысленно обращаюсь: «Мама, я сподобился: стою на Монмартре!»

Внизу, в лёгком тумане раскинулся Париж, во всём своём великолепии и легендарности. Глаза разбегаются, хочется ухватить какую-то деталь, но терпения не хватает, срываюсь на хаотичный обзор. Множество мостов через Сену, 300метровая башня с высоты Монмартра не такая уж величественная, Нотр-Дам не нахожу. Наслаждение похожее на полёт захватывает…
Зашел в «базилику Святого сердца», поставил свечку. В храме тихо и просторно, время любопытных туристов ещё не наступило. Выхожу, на душе легко и вдохновенно.

Захотелось вернуться другой дорогой, но секрет города ещё не разгадан. Впечатления набегают одно на другое, незнакомые улицы, ажурные лестницы, дома как каменные джунгли. Пришлось вернуться и пройти уже известным путём, чтобы не опоздать на экскурсию. По дороге встречаются парижанки, обращаю внимание на тех, кто прогуливают собак: так меньше шансов ошибиться. По дамам видно, что выходили в спешке, накрыли косынкой бигуди, но подкрасить себя не забыли. Интересно, как они осознают себя в Париже? Наверняка привыкли. Как жители курортных городов: в декабре понимают, что очередной сезон миновал, а понежиться на горячем песке не пришлось. Парижские собаки, как и положено сукам и кобелям справляют естественные надобности, а утренняя вода вдоль бордюр помогает дворникам бороться с ежедневной собачьей архитектурой. В маленьких дворах видны скверики, садики, клумбы, но не для животных. Поразило неукоснительное исполнение закона: если есть знак (профиль собаки, перечёркнутый красной полосой) то животных в этом месте не выгуливают. Французы придумали поговорку: «Закон суров, но это закон!» - и выполняют.
 
Перекрёстки в Париже поражают числом улиц, сходящихся и разбегающихся. Их может быть пять или семь, наша гостиница стоит, как корабль, чётко очерченная двумя нисходящими улицами, с узенькими тротуарами для пешеходов. Дом высотой в пять этажей умудряется иметь глубокую, трюмную часть, где расположены столовая и хозблоки. Завтрак поражает обилием всевозможных хлопьев и джемов. После немецкого мясного изобилия, которое было два дня назад, становится тоскливо. Афрофранцуженка с презрительным снисхождением обслуживает нас. Туристы ей уже давно надоели: одно и то же каждый день. Слегка подкрепившись, торопливо переключаемся на утоление духовного голода. Автобус медленно ползёт по парижским бульварам, которые  в панорамном окне кажутся сюрреалистичными.

Триумфальная арка, Елисейские поля, Эйфелева башня - путь настолько хрестоматийный, что кажется, сижу у ящика с большим экраном, и только стоянка в пробках убеждает - это Париж!
 
Версаль: Д’Артаньян, Атос, кардинал Ришелье - поражают не замки или их внутреннее убранство, поражает пейзаж. Зеленые, сочные, майской свежести лужки, фонтаны и озерки уходят вдаль, кругом чисто, хотя реставрационные работы не прекращаются. Экскурсии дорогие, на этом строится прибыльность и благополучие французского туризма. Идём длинными анфиладами королевского дворца. Впечатление, не очень приятное: росписи не реставрировались лет сто. Стены и полы имеют обшарпанный, затрапезный вид, законченного ничего нет, всеобщая реставрация. Зимний дворец в Петербурге даст этому Версалю сто очков вперёд, своей красотой, даже без реставрации. Понимаю, это ворчит мой патриотизм, но подавлять его не пытаюсь.

Центр Парижа не произвёл особого впечатления, хотя новый комплекс «ХХ1век» с окном в будущее - просто фантастика. Как могла такая гипербола прийти в голову архитектору? Всматриваясь в расписанное мозаичное дно фонтана, снова осознаю, что нахожусь в Париже.
 
Всё вокруг - это мечта, она свершилась. Ликование с примесью грусти овладело мной, подумалось: «А куда стремиться сейчас? Может быть в Рим?»  Галопом по Европе? Это не для меня! Предпочитаю размеренное путешествие. Нагромождение фотографий, это не интересно. Развалины - они везде развалины: на Кипре или Афинах.
 
Вспомнился Ленинград, моё первое знакомство с этим городом, где я прогуливался  с инвалидом Отечественной войны Алексеем Ивановичем, там удалось пережить таинственное состояние: «Здесь я уже был?! За углом откроется Исакий, а чуть далее Медный всадник».
 
Так и случилось и отпечаталось в сердце. Сознание нарисовало «Мираж», который неожиданно материализовался на берегу Невы. Мысли о могуществе человека, приходили и ранее, навеянные фантастикой, легендами, мифами, но мне в голову не приходило, что могу оказаться в магии ожившего прошлого. Я объяснил эту интуицию тем, что много читал о Петербурге, этот город с памятниками, улицами и дворцами был всё время на слуху и на виду. Моё сознание оказалось экраном, на котором отпечатался город Петра.

В Париже во время посещения русского кладбища Сент-Женевьев де Буа, появилось реальное чувство проникновения в прошлое! Единение было явным, перед глазами предстали умершие русские люди, вынужденные покинуть родину из-за революции. Надгробные мраморные и гранитные плиты, светились лицами покойных, хотя я их лично не знал, но понял, почему одна из моих знакомых, так искренно и фанатично хотела попасть на этот погост. Здесь витает Русский дух скорби и печали, который необходимо было почувствовать, чтобы любовь к родине, которая стала во мне угасать, возродилась. Соотечественники хотели быть похороненными в России, об этом говорил экскурсовод, об этом шептали тени упокоенных здесь людей.
Колокол генерала Врангеля не трудно было разглядеть среди берёз и сосен. Адмирал Колчак, герой гражданской войны: я не могу судить его, потому что он боролся за свою родину, которая была для него отчизной. Рудольфа Нуриева под персидским ковром мозаичного памятника не перепутаешь ни с кем. Андрей Тарковский - это новая волна эмиграции. Что заставило их уехать  из России, отсутствие свободы или невозможность выразить то, что бушевало в их душах?

Здесь ощущаешь бренность и вечность жизни. Неотвратимость смерти не трагедия, просто переход в новое состояние, но души умерших живы, они умирают, если мы их забываем. Вот и сейчас мы дожили до очередного суда. Жизнь человека на Руси не имела особой ценности, но большевички довели это до абсурда и величайшего лицемерия. С одной стороны они провозгласили: «Всё для блага человека!» - с другой выжигали всякое инакомыслие: «Нет человека, нет инакомыслия?»

Может быть инакомыслие - это мольба невинно-убиенных о помощи и прощении?! Мы раскатали бульдозерами кладбища своих предков, распылили прах соотечественников погибших в Первую мировую войну, растёрли во времени и пространстве, тела и души христиан и большевиков. А кто остался? Мы сейчас пожинаем плоды третьего отречения от своих корней, Господи, за что мы себя так наказываем? Приходит в голову простая мысль:
        «Нельзя переписывать прошлое по нескольку раз за столетие. Мы обесценили собственную историю - нет покаяния, нет нам и прощения!»
 
Вспомнился мой знакомый Анатолий Иванович Корж, он воевал во Франции вовремя Великой Отечественной войны, потому что попал в плен и бежал. Кавалер французских орденов, именные часы от Де Голля за храбрость! Здесь, во Франции, была любимая женщина, но он вернулся Россию. Когда мы встретились, мне казалось, он не знал, что его упакуют в лагеря, ан нет. Он сказал в откровенной беседе:
- Думалось, отсижу года два-три, освободят, увижу мать, но то, что со мной сделали, и в страшном сне не предполагал. Мать умерла, не узнав, что я живой.
- Примкнуть штыки! - эту команду он услышал на запасных путях, куда после парадной встречи на Белорусском вокзале в Москве, их, героев Французского сопротивления, не выпуская на перрон, откатили в тупик, и Анатолий Иванович, в одночасье, превратился во врага народа. Отобрали ценные вещи, ордена, памятные знаки, переодели в лагерные шмотки, и поехали они по этапу.
- За что сражались?!
 
С нашего согласия в стране рабочих и крестьян творилось Сталинское беззаконие, а мы истошно орали своё «одобрямс», боясь даже в хоре промолчать. Я такой же, ничем не отличаюсь от других. Это моё покаяние! Мне ещё долго придётся шагать и ползти к храму, чтобы обрести прощение через покаяние. Пока источник и вдохновитель всех наших побед лежит на центральной площади страны, я остаюсь рабом идеологии всеобщего равенства.

Передо мной могила белого мрамора, тонкий профиль юной женщины, даты рождения смерти, имена написаны латинским шрифтом, но у подножия русская фраза:
        «Вадома - это знание, ты носила это имя с честью».
«Вадома? Вадома? Где я слышал это имя?»- зашуршало в голове.
 
Сентябрь 1968 года. Студенческая группа, в которой я учился, оказалась на уборке винограда в совхозе «Янтарный»: была такая традиция в СССР, заставлять студентов помогать разлагающемуся крестьянству убирать урожай. По сравнению с уборкой картофеля в северных районах станы, резка винограда - это рай.
 
Рабочий день закончился, норма выполнена, мы с моими друзьями Фитильком и Вожачком, искупавшись в лимане, спокойно двинулись на ужин. Однокашница Татьяна торопливо шла навстречу, неожиданно, как заговорщик зашелестела шёпотом:
- Вы должны пойти со мной, к нам  пришла юная цыганка из табора и предложила погадать!
Мы с Фитильком улыбнулись.
- Как ты можешь заниматься бродячей магией, когда космические корабли развеяли миф о дьяволе и Боге, - сказал Фитилёк.
- У нас одни девчонки, Вадома сказала необходимо найти хотя бы троих мужчин, чтобы процесс состоялся.
- А где ты видишь мужчин, мы студенты на сельхоз работах, - начал я.
- Валентин прекрати паясничать, для меня ты мужчина, хотя и начинающий, - отреагировала Таня.
- Тогда мы согласны, только надо поужинать, - произнёс я.
Татьяна засветилась радостью, видать не ожидала, что мы согласимся, на её крамольное предложение.
- А кто будет осуществлять прикрытие от КГБ, - иронично спросил Вожачок
- У Фитилька отец ветеран СМЕРШа, похлопочет? - отмахнулась Таня.
- Откуда она знает об отце, - спросил Вожачок
- Наши отцы воевали вместе, - ответил Фитилёк
После ужина отправились к девчатам. Собралось человек 9, наш приход всех обрадовал. Узнать гостью не составляло труда. Продолговатое смуглое лицо, было серьёзным, но только на первый взгляд, когда мы поздоровались, она неожиданно протянула мне руку, взглянула в меня внимательно и улыбнулась, показывая ровные белые зубы. Чёрные волосы, заплетённые в косы, свисали по обе стороны лица, стекали по плечам и заканчивались ниже пояса скромными бантиками. Сарафан из яркой пёстрой ткани, был ей к лицу. Ладонь была мягкой, удивительно маленькой и прохладной, мне не хотелось её отпускать, но она выскользнула из моей руки, после того, как девушка представилась:
        “Вадома!”
- А что означает твоё имя? - наехал Фитилёк.
- Потом расскажу.
- Опять эти женские тайны, - проворчал Вожачок.
- Кажется все в сборе, - сказала Татьяна, разряжая обстановку, - Рассаживаемся…
        Посередине палатки стоял прямоугольный сколоченный из грубо оструганных досок стол на икс-образных ножках, места хватило всем.
«Видать серьёзно готовились наши комсомолки, - подумал я с иронией. - Вот и верь, что они атеистки».
 
Не могу вспомнить всех подробностей гадания. Сначала были карты, далее была кофейная гуща, ритуально рассыпали зёрна пшеницы, но гадали девчонкам. Небо на западе стало светло фиолетовым, солнце село. На столе появился медный канделябр с пятью свечами, маскарад начинал мне нравиться. Неожиданно Вадома посмотрела на меня своими тёмными глазами, которые в закатном полумраке брезентовой палатки светились таинственным и притягательным светом и произнесла:
- А теперь я хочу погадать Тебе!
- Так я кофе не пил, - отшутился я.
Но все одобрительно зашумели, и я понял, отбояриться не получиться.
- Колись, - одобрительно произнёс Вожачок. - А то всё эти, да эти, - продолжил он, изображая руками женские косметические движения.

Вадома дала мне лист бумаги и заставила очень основательно его помять и скомкать. Я легко  размял двойной тетрадный лист до состояния туалетной бумаги, на что Вадома удовлетворённо кивнула. Она положила бесформенный бумажный комок на тарелку и, повторяя понятные только ей заклинания, подожгла. Пламя быстро охватило магическую конструкцию, которая зашевелилась и под воздействием огня начала менять форму. Неожиданно Вадома дунула на пламя, и оно исчезло. Она взяла тарелку в руки и на брезентовую стенку палатки упала тень, повторяющая силуэт от сгоревшей бумаги, которая означала мою судьбу. Все замерли.
- Тебя ожидает интересная жизнь, ты будешь заниматься водой.
«Политехнический институт и вода», - с сомнением подумал я
- У тебя будет жена и двое детей, скорее всего девочки, семейная жизнь будет трудной, ты человек непостоянный, ищешь приключений, тебе надоедает монотонность. Бойся алкоголя и табака, они принесут тебе неприятности. Башня, башня?! Откуда здесь башня, мельница, церковь на горе…? – продолжила, как бы размышляя, Вадома.
- Так это Париж, - заржал Фитилёк. - Ты побываешь в Париже, прикинь, может и меня прихватишь…
 
Его замечание разрушило таинственность момента, мысль, что я могу оказаться в Париже была в те времена более фантастичной, чем стать космонавтом. Вадома замерла, перестала говорить, ей не понравилась выходка моего друга. После небольшой паузы добавила решительно:
- Да это Париж и случиться это на пятидесятом году, как раз перед твоим днём рождения!
- Представь, это будет в 1998 году, есть время подготовиться. Пойдём обмоем твоё приключение сегодня, чтоб тридцать лет не морочиться, - предложил Вожачок.
- Так ему нельзя, у него проблемы с алкоголем, - встрял Фитилёк.
 
Странное чувство неприязни тронуло сердце и растаяло в чувстве дружбы и пре6данности, которое копилось годами.
 
- Ты только не благодари Вадому за гадание, - прошептала Таня на ухо. - Дай ей денежку, лучше монету и всё образуется.
Подчиняясь магии момента, я опустил руку в карман, и вытащил юбилейный рубль в честь Пятидесятилетия советской власти с профилем вождя. Татьяна увидела монету, её глаза засветились вдохновением и верой. Она подтолкнула меня к Вадоме:
- Отдай, но без помпы, - шепнула она.
 
Вадома тепло попрощалась со всеми, не показывая недовольства или неприязни. Против обыкновения я первым протянул ей руку, она приняла прощание и ловко ухватила монету, которую я зажал между пальцами.
- Ты главное поверь, и всё сбудется. Счастье в твоих руках, - сказала она.
Я вызвался проводить её до табора, но она отказалась и быстро исчезла в осенних сумерках.
Воспоминания,  начали уходить, казалось, всё давно забылось.
«Так вот что значило её имя – “Знание!” Она нам так и не сказала, потому что ушла раньше, чем хотела» - вспоминал я давно ушедшие события.
Прохладный Первомайский вечер прощания с Парижем: мы поднимаем пластмассовые стаканчики и кричим:
- Гип-гип ура Париж! Мы ещё вернёмся к тебе!
 
На другой  день море ландышей в Париже. По странной прихоти судьбы мне опять напомнили, что Первомай может быть просто праздником весны и не более того. В этот день в Париже можно продавать ландыши, представьте только один день в году.
Бурливая Сена вздыбливается на мостовых быках, автобус пересекает её по очередному мосту. Сена очень похожа на нашу Кубань, но только когда смотрю на речную гладь, стоит поднять глаза и Париж он и есть Париж. Мелькает место гибели принцессы Дианы, Эйфелева башня ещё долго видна из окна автобуса, пригороды легендарного города уходят, мы мчимся в Голландию.

- До свиданья Париж! Ты оказался праздником, который в душе и памяти остаётся навсегда.
                2000 г.