Байки Селявона-Правдолюба 8

                8


                Любовь-полынь



Домой мы отправились ближе к обеду с полным коробом плотвы и окуней, когда клёв стих, а щедрое солнце уже вдоволь разморило. Настроение было приподнятое, под стать светлому солнечному дню. Шли поначалу лесом, но очень скоро свернули на просёлочную дорогу.
-- В лавку зайти надо. – Пояснил Селявон. – Соль уж заканчивается.
В маленьком помещении сельмага в это время было немноголюдно. Жители окрестных сёл и деревень не спешили изнурять себя длительными прогулками, предпочитая им блаженное пребывание на лоне природы.
-- Чё те, дедуль? – задорно встретила нас дородная молодая продавщица, о каких говорят «кровь с молоком».
-- Соль закончилась, дочка. – Радостно подмигнул мне Селявон. – Да вот рыбкой тебя пригостить захотелось. Нам-то двоим – куда столько?
Девушка, покраснев от смущения, приняла наши гостинцы, ответив:
-- Спасибо, дедушка. Дай вам бог здоровья! Может, к соли ещё чё?
-- Нет, голуба, в самый раз. Остальное всё земля родит. – Засмеялся Селявон и видя, как та не хочет брать плату за соль, поучительно добавил: -- Бери деньгу, доня! Я с того не победнею, а платить за труды всяко велено!
Выйдя на улицу и отойдя на значительное удаление от магазина, Селявон ласково заговорил:
-- Хорошая она девка. С мужьями токмо не свезло. Один на каторге сгинул, двух детишек оставил. Другой по пьяни в драке погиб, то ж дитё успел стругнуть. А третьего, видимо, и не хотца ужо, хотя и надо. Не гоже такой девке в тоске телеса свои держать!
-- Это ты детишкам её рыбку то ловил? – удивляюсь я.
-- И рыбку, и медок, и яичек от курей… -- хихикнул дед. – Мне то ента ежа ужо впрок не идёт. А им в самый раз.
Задумался я над такой добродетелью стариковской да судьбой девки-горемычницы и шёл некоторое время в молчании, потом, очнувшись, спросил:
-- А сам то ты, дед, столько пожил, столько повидал! Неужели бобылём всё время проходил? – вырвался из груди неожиданный вопрос.
-- Отчего же бобылём? – серьёзно, но без тени обиды, отвечал Селявон. – Всё же человеческого роду-племени, а значит – ничто то людское и мне не чуждо было.
-- Расскажи! – настырно прошу деда, хотя и вижу томные муки на его морщинистом лице, видимо, от нахлынувших воспоминаний.
-- Была у меня зазноба сердечная… -- наконец, начал Селявон. – Ни хуже, ни лучше других. Только, как увидел её, так и сердце заняло у меня. Покоя и вовсе лишился. И так, и эдак я с той напастью справиться пытался – никак не отпущает. Так в суете и маялся. Но по случаю Спаса Яблочного тогда, на вечёрках, возьми да открой я ей сердце своё, как на духу. Шепчу ей слова жаркие, а сам не живой стою – как будто в тот момент жизнь моя решается!
Выговорился, а та в ответ мне те же слова ласковые молвила. Дурак я был. Не приметил сразу, что по мне её сердечко давно сохло. Такмо и стали с ней жить, не спросив благословения родительского – не принимали мои сродники кровные любавушку мою. Дюже кручинился я поначалу, а потом рукой махнул. Коли господь устроил, то так тому и быть! А люди чё? Почешут языки свои ядовитые, да и угомонятся, как гуси чумные.
-- Красиво! – завистливо восклицаю я.
-- Красиво… Не красиво… Только недолго в неге той миловаться нам суждено было… -- горестно вздохнув, продолжал Селявон. – Тяжела стала пава моя, да в муках то счастье протекало. Сколько уж я молил тогда бога, чтобы управил он всё по угоде нашей! Не сбылось… Не разродилась голуба моя, да и представилась на Коляды, прям в гульбища святочные…
-- После того и не завёл себе никого? – сочувственно спрашиваю деда.
-- А зачем? – не понимающе ответил Селявон. – Любовь – то есть дар божий! Один раз только и даётся счастье то! Всё, что больше просить будешь, так – то от лукавого! И ещё… Запомни, паря… Любовь – это не ласки нежные, да не страсти окаянные. Любовь – это, когда сам знаешь, что готов на себя самый тяжкий крыж взвалить, а коли надобно будет, то и душу свою за человека милого положить на заклание! Так вот и живу я с ней в сердце. Она на небесах господу служит, чтобы тот меня миловал, а я тута верность её сердцу храню.
Любовь не мёд! Любовь – полынь-трава! Один раз испить можно и то – до конца смогёшь ли? Вот и думай теперь, да смекай, паря!