Байки Селявона-Правдолюба 9

                9


                Заблудшие овцы



Ближе к вечеру затопил Селявон баньку, причём, делал он это, как бы невзначай, между делами по хозяйству. Но очень уж тело моё того желало, видимо и старик это почувствовал, но, по своему чудному обыкновению, не стал предлагать. Всё само собой устроилось, естественным образом, хотя я уже начал сомневаться в том, что хоть какое-то действо может происходить тут просто так и безо всякой на то подоплёки.
Вроде бы и привыкая к деревенскому быту, я старательно помогал деду, но, толи от городской своей разнеженности, толи с непривычки, быстро устал и прилёг в саду под яблоней.
-- Айда, паря! Кости парить да хворь гонять! – услышал я радостный возглас Селявона, появившегося из-за угла сруба в белых кальсонах и холщовой рубахе.
-- Как? Уже? – удивился я.
-- А как же! – хихикнул дед. – Ужо пару часов ты тута кимаришь! Пора и честь знать!
И в самом деле, я сам не заметил, как проспал долгое время под яблоней, заботливо укрытый овчинным тулупом по отеческой опеке Селявона.
Радостно вскочив со своего лежбища, я направился вслед за стариком к, стоящему немного в стороне от всех построек, банному срубу. Нырнув в туман жаркого пара и специфического духа берёзовых веников, с трудом переведя дыхание, наконец, замер я в блаженной истоме.
-- Ща мы её! – закряхтел Селявон, колдуя с чесночным настоем, добавляя своё варево в ковш с кипятком. – На-ко!
Густое облако пара моментально окутало небольшое помещение, вгрызаясь едким чесночным запахом в ноздри и лёгкие.
-- Так-то ладно буде! – довольный собой, Селявон уселся-таки на полок. – Банька, она чё? Телеса лечит да дурь из башки гонит. А веничек-то берёзовый в самую помочь! Дурного в народе не придумывают!
-- Это уж точно. – Согласно закряхтел я в ответ, постепенно привыкая к этому целительному пеклу.
-- Ну, сам рассуди… -- хитро прищурившись, продолжал Селявон: -- Телеса-то они чё? Дело житейское! Потёр мочалом, мылом надухмарился – и на тебе, грязи, как не бывало. Но как держать в чистоте свои помыслы да душу грешную? То – есть труд тяжкий и постоянного бдения требующий!
-- Всё то ты загадками разговариваешь… -- безобидно отозвался я. – Не можешь проще толковать?
-- Да куда ужо проще-то? Дурья твоя башка! – хихикнул Селявон. – Мозги-то тебе для какой надобности дадены? Но коли скуден умишком, тогда слухай да смекай. Может чего и останется в черепушке-то…
Я уже хотел заспорить, но настолько хорошо было от банного духа, что и язык не поворачивался. Тем более, что, привыкнув к такой манере старика излагать свои поучительные притчи, я просто приготовился слушать мудрого, как церковного старца, крестьянина с его простотой и непосредственностью.
-- Вон оно как… -- откашлявшись, заговорил Селявон. – Живёт людёв на свете белом много, пожалуй, кое-где даже в излишке.  Но приучены все покорно слухать то, что им мужи державные глаголят.  Оно-то может и хорошо. Ибо без послушания никакого порядка не будет… Но мужи-то те, пусть и грамотнее прочих да родом знатные, однако же, из своей головёнки-то мысли черпают. Никто и думать не могёт о том, что может с блуду и ошибается человек, али не в духе чего ляпнет с дуру. Все в рот ему глядят, да чуда-дивного ждут. А о том, что-своим-то мозгам куриным работы задать, даже не дёрнутся! А то, куды послали, туды и пошли… Кому велели, тому и поклонились… Кого навязали, в того и уверовали… Так и бродють люди в потёмках страхов своих и в тумане неведения и сомнений, как овцы заблудшие…
-- Ну, не всем же быть пастырями! – попытался я умничать в его манере.
-- Верно, не всем… -- согласился Селявон. – Но, прежде всего, каждому следует оставаться человеком! А это не так уж и просто… Хотя, и особой сложности в том нету…
-- Это как? – сбитый с толку, не понимаю я.
-- А ты на полок лягай во весь рост! Вот ужо и венички поспели. Ща я тебя, паря, обратно в люльку матушки-природы вяртать буду! А там, как мясо от кости отстанет, так и в голове, глядишь, да прояснится маленько. Лягай не боись! Банный пар костей не ломит! А телеса слаблёные и духу выход дают!