внутривенно

                имя твое — птица в руке,
                имя твое — льдинка на языке.
                одно единственное движенье губ.

                (с) марина цветаева.

переписанная детская сказка, пронизанная добром и теплом. стоицизм — дело привычное, когда твоя душа по-прежнему не преисполнена горечью разочарований и людских оплошностей. наверное, эта история из «снежной королевы» превратилась бы в красивый рассказ о том, как герда сама стала чистым льдом, пока её холодное сердце умелой рукой не растопилось вновь. потому что в память намертво врезался каждый момент: как он держит мою руку в своих, как простые поцелуи в костяшки могут вызвать приступы безумия и аритмии, вынуждая сердце, подобно пойманной в силки птице, биться вскачь, о рёбра. как прикосновения его рук способны растопить внутренний лёд, касаясь горячим дыханием ключиц, как в цвете его глаз тонут все неровности и несовершенства этого мира, наполняя его осмысленностью, словно завершая самую яркую композицию, до которой никому не было дела слишком долгое время.

когда кровь — не просто скопление атомов, тел, горьковатой соли, а жидкая любовь, что скользит по венам, насыщая собой каждую клетку, подобно кислороду. как мужской голос эхом проносится по просторной галерее, когда руки касаются его плеч, заставляя соприкоснуться лопатками с сероватой стеной, где громоздким пятном разливается пустота, которая меж усеянными многочисленными полотнами стенами кажется слишком искажающей. в галерее светло и пусто. пульс учащается, когда язык тягучим движением касается его нижней губы, словно отмеряя секунды до очередного удара сердца, которое останется за кулисами, как самый неумелый ученик.

когда даже самый нелепый фильм рядом с ним превращается в шедевр: бесцельные титры, отдаленные голоса, абсурдные музыкальные вставки, схождение планет с орбиты, когда его пальцы скользят по обнаженной коже бедра — возбуждение вперемешку с ежесекундным ощущением непоколебимого счастья. я знаю его вкус, запах, его координаты, его даты, имя, пароли, особенности, больные пристрастия и зависимости. однажды меня попросят описать его. вспышки эмоций, воспоминаний, несуществующих касаний, улыбок, взглядов на расстоянии пыльных верст. пальто, пахнущее дорогим парфюмом, шоколад, отражение питера в серых радужках, уют, корица, имбирное печенье и прохлада ноябрьских ливней, скользящих по обнаженной шее к груди — любить его всегда было высшей степенью искусства, которое я когда-либо смогла познать.