Эроирония. Любовь на ботве турнепса

      Гвал, в большой комнате, приспособленной деревянными нарами, под спальную
  бытовуху приехавших студентов, стоял невообразимый.
    Все что-то одновременно говорили, показывали, смеялись и выпендривались
  друг перед другом.
    Собственно это был вечер знакомства местной, сельской молодёжи с городскими
  студентами, приехавшие в данное село с шефской помощью в осенний период для
  сбора урожая.
                Какого?   Да всякого.
    И картошку надо выкопать и другие корнеплоды, да и собранное зерно нужно
  сушить, веять, перебирать.  В общем дел осенью в полеводческом хозяйстве полно.

   Вот как понимать этих сельских?  Понасеят, понасажают чёрти сколько, что
  даже сами собрать не могут то, что нарастили и зовут горожан: приезжайте, мол,
  выкопайте, сами не справляемся.
     А как можно справиться, сидя у сельпо или конторы?  Они, главное дело,
  прижали задницы к заваленкам, а горожане должны "пахать" за сущие копейки.
    Ну ещё, как у наших студентов, за продукты питания. Ведь молодёжь тоже кушать
  хочет три раза в день.

     В общем в тот вечер студенты уже к своим матрасам, набитые сеном,
  притулились, собираясь отойти ко сну, а тут местные незвано ввалились и,
  сразу как-то распределились, рассредоточились средь  приехавших чуть ли
  не вплотную к их матрасам.   А что церемониться?    Чай не из графьёв.

   Поздние гости, все как один были мужского полу, а студенты- наоборот: девчата.
    Каждый из сельских пацанов  выбрал себе городскую студенточку и давай её
  впечатлять своим присутствием.  Ну а девчата тоже что-то отвечали и всё
  одновременно, не по очереди. 
    Вот поэтому в комнате стоял гвал, как на птичьем сборище.  Через какое-то
  время сельские гости, притомившись впечатлять и впечатляться, ушли восвояси,
  обсуждая про меж своих собственные впечатления.
    А городские студенты, после ухода гостей, занимались тем же самым-
  обменивались впечатлением о местной молодёжи.

    Но как-то само собой, каждая хозяйка матраса упоминала о скромно сидевшем
  у самого порога комнаты парне, не лезшего никому на рожон, не охмурявшего
  кого-либо, не красовавшегося перед кем-либо.
  Симпатичного, тихого и ненавязчивого, но его все, до единой девчонки заметили.
    Им оказался сын учительницы местной школы- Николай.

    Каждая из студенток после ухода гостей начала мысленно строить какие-то
  планы на проведение свободного от работы время: танцы в местном клубе или
  променад с понравившимся сельским парнем.
     А самая бойкая троица подруг-студенток, положив глаз на сына учителки,
  решила не мешкая его заарканить. Чего ждать?  Надо брать.  А как?

   И вот, Галка с Таськой и Галка с Лидкой по очереди делали променад
  по главной улице села, чтобы Николай  их заметил.  И... кажется сработало.
    Таська с этим Колькой захороводилась.  Правда Галка очень удивилась, что
  Колька выбрал Таську, ведь Лидка ( по мнению Галки) Таськи красивее: бёдра
  пышные, грудь почти третьего размера, да и на поле та не ездила работать,
  кашеварила тут же, не отходя от спальных матрасов.

     Что было главным в этой шефской работе для молодёжи: уборка урожая или
  ежедневный досуг вечерами?  Забывая усталость, казалось, что они приехали
  именно за посиделками у вечернего костра или прогулками в обнимку с тем,
  кто успел понравиться. Они не раздумывают долго, не боятся очутиться в объятиях
  и насладиться общением друг друга в остывающем от дневного солнышка тепле,
  подаренным последними деньками бабьего лета. 

     Таська на пересуды за своей спиной не обращала внимания, млела от
  удовольствия в объятиях подошедшего после работы Николая и думала: "Вот ведь
  какая чертовшина. Почему так приятно обниматься?"
    У неё был маломальский опыт подобного общения, в котором не удалось познать
  того, что чувствовала  теперь от таких же ласк сына сельской учительницы.
     Сентябрьские вечера и ночи далеко не знойные, а этой обнимающейся парочке
  хоть бы хны: жарко, что даже куртки расстёгивали.
    Расстёгивали и ближе прижимались к друг другу, а его руки, как магнитом
  притягивались к её телу, а она и не брыкалась, не убирала его руки.
    Давала возможность парню ощутить приятное, да и сама уплывала в чувственном
  удовольствии.
    На первой недели их встречи были только поцелуи и невинные объятия.
  - Всё, Колька, мне пора, завтра рано вставать.
  - Ну ещё один поцелуй.
  - Ты и так все мои губы исцеловал.
                Но парню хотелось большего.
    Ему хотелось, да и ей становилось мало одних поцелуев и последующие свидания
  отличались более смелыми действиями его рук, проникающих в запретные места
  её тела: гладил  своей ладонью голую спину под блузкой, добрался до Таськиной
  груди, от чего она обмякала, становясь, как пластилин.
    Понимая, что их действия не для глаз посторонних, уходили миловаться
  не в дебри лесные, бродили на задах села, вдоль пустующих огородов, заваленные
  остатками поросли или обыкновенной ботвы от выкопанных картофеля или турнепса.
   Кстати сладкого не меньше, чем морковь и сочного, как яблоко или губы Таськи-
  всё теперь Колька невольно сравнивал со своей Тасей.

    Они не шли куда-то специально, (например- в стог сена)но каким-то образом
  оказывались в уединённом месте на большущей куче ещё мягкой ботвы, на которую
  можно притулиться, когда тело не слушается и естественно обмякает от ласк.
     Эротические заласканные зоны, выдавали желания, мозг подчинял ему все части
  тела, заставляя губы тянуть к губам, руки продолжать исследовать тела друг
  друга, внедряясь в тайные, но уже дозволенные места.

     Каждый в друг друге видел свои университеты, впервые набирались знаний
  и опыта в эротическом море молодой влюблённости и от этого процесс познавания
  захватывал подчистую: парализовывал величиной, необычностью запредельных,
  охватывающих ощущений. 
    Он изнывал от удовольствия, она истекала в истоме.   Получаемые ощущения
  не чувствовались завершающими: хотелось то ли большего, то ли продолжения
  и это определяло  быть в том же месте и в том же положении, (лёжа на куче
  турнепсовой ботвы) и в том же духе продолжать те же манипуляции с друг другом.

    Вкус эротических ощущений до этого ей был неведом, в сущности представлялся
  полем не вспаханным.  Вот видимо они с Колькой решили его вспахать, то есть
  освоить.
    Когда Таська определяла сына сельской учительницы в качестве личного
  бойфренда для близкой досягаемости, она сразу не знала- на сколько близкой
  будет эта досягаемость.
     Но теперь, увлёкшись, находились в беспамятном, неконтролируемом процессе.
  Их подсознание, задавленное чувственностью, еле-еле успевало втискивать
  в головы покорителей "целины" отдельные мысли, типа: "О! Как это бывает!"
    Так или ещё как-то, но им казалось, что они ничего не делали специально,
  получалось всё само собой: лежали в позе, отрегулированной для этого веками
  на том месте, казалось предназначенном для них одних.
    Их не смущало, что это была куча ботвы турнепса.

    Слившиеся тела не имели границ. У них не было сил контролировать действия
  тел, они слышали только стоны удовольствия друг друга.
    До Таськи пока не доходило, что она позволила сельскому парню
  непозволительно много, что её руки всего лишь на его голых ягодицах, а его уже
  на её обнажённой груди и, поняв, что их брюки расстёгнуты, еле дыша прошептала
  сыну учительницы.
   - Коля, ты когда успел расстегнуть брюки?
   - Я?  Я их даже не трогал.  Они сами расстегнулись, когда ты толкала свои
     руки погреть об мою попу.
   - А где мои плавки?
   - Плавки? А они были?  Те две верёвочки от твоих стрингов давно сдвинулись 
     куда-то вниз.
   - Ничего себе! Так значит твой голый низ лежит на моём... голом низе? 
     А я чувствую, что мне что-то там мешает...

     Перешёптываясь, но не осознавая, что увлёкшись он продвигается во влажном
  мареве в глубь жаркой неге своей девушки.   А она, поняв наконец, что лежит
  распластанная, незащищённая ни от веток ботвы снизу, ни от опасности между
  своих ног сверху, оттолкнула его от себя и одновременно сама отпрянула от него.
    Колька, в своём процессе получаемых ощущений, не ожидал такого поворота
  событий и, видимо он уже был  на финише предпринятых действий и на старте того,
  что последовало естественной разрядкой мужского нарастающего удовольствия.
     А Таське досталась возможность лицезреть весь этот процесс.  Что она
  не очень-то и хотела, но теперь поняла: что к чему, но не до конца.
   - Колька, это как у тебя получилось?  Я что теперь- не девушка?
     Я замуж собираюсь выходить девственницей. Придётся завтра идти к врачу
     за уточнениями.  У вас поликлиника есть?

    В сущности она вовремя поняла, что лежала в сантиметре от личной катастрофы,
  именуемой- потеря девственности, кою она не собиралась терять с Колькой.
    Ведь с ним она просто миловалась, не собираясь выходить за него замуж,
  а он не знал её замыслов, действовал так, как позволяла девчонка.
    Только и всего.
    Но до поликлиники она вернулась всего лишь  на свой матрас с соломой,
  как-будто только что выбралась от мужика с сеновала, с известным,
  соответствующим итогом.     Итог прошедшего вечера она только собиралась
  уточнить.
     После посещения врача, Таська с облегчением вздохнула, однако поняла, что
  университеты эротических познаний почти пройдены, а увлекаться процессом
  познания надо с осторожностью.
   Сколько ещё парочек будет лежать вот так, на ботве?.. Ботва никому не скажет.