Витёк

     Многие люди в российских деревнях, как правило, кроме имени имели и прозвища, которые сопровождали их всю жизнь. Причём по прозвищам их знали лучше, чем по именам, как сверстники, так и взрослые. Витю Булаткина все знали по прозвищу Качалка. Это прозвище прилипло к нему со школьного возраста, когда он подрос, и стало заметно, что он при ходьбе сильно раскачивается: вперёд и назад. Конечно, в разговоре, обращаясь к нему, ребята и взрослые называли его Виктором или Витьком, а между собой в основном – Качалка. Парень рос без отца, поскольку его мать никогда не была замужем. Хотя в деревне все знали, что отцом Качалки был один из сыновей Локтионовича, по кличке Ванька Золотой. Звали того так, по-видимому, потому, что у него на два передних зуба были одеты металлические коронки жёлтого цвета. Золотой давно уехал из деревни и жил в городе. У него была своя семья.
     Мать Виктора была любовницей соседа – Серёги по кличке Финн, который был старше её лет на двадцать – двадцать пять. Кличку эту он получил, когда вернулся в деревню уже после войны с фашистами, в начале 50-х годов. А во время войны он был в заключении: десять лет работал на лесоповале. В заключение попал из-за того, что во время войны с Финляндией попал в плен к финнам. После окончания войны был произведён обмен пленными и почти всех наших пленных осудили и отправили на работы на Север. Поэтому, когда он вернулся в деревню, то получил кличку Финн. Мужики-фронтовики недолюбливали Серёгу, и когда выпивал кто-то из них, то при виде Серёги начинал говорить ему разные гадости. Потрезвости помалкивали. Серёга никогда не вступал с ними в перепалку, по-видимому, осознавал свой грех.  Мужиков в деревне после войны было мало, вот мать Виктора, таким образом, и устроила свою судьбу. Жена Серёги, уже пожилая маленькая женщина, не обращала на такое поведение мужа внимания, и делала вид, что ничего не знает. Скандалов не устраивала, и даже вроде бы дружила с соседкой. А та старалась не афишировать свою связь с Серёгой, поэтому соседи жили, можно сказать, дружно. К Виктору Серёга относился нормально и никогда не обижал.
Виктор, кроме своей необычной походки, выделялся среди других ребят и уровнем развития в восприятии окружающего мира. Некоторые называли его дурачком, другие блаженным. При пристальном рассмотрении, глубоко внутри его больших глаз можно было увидеть еле заметную пелену, которая создавала впечатление, что Виктор постоянно думает о чём-то далёком. Он был бесконечно наивен и верил всем и всему, что слышал. В школе он учился посредственно, хотя иногда проявлял уникальные способности, особенно, когда нужно было, что-то быстро сосчитать. Он практически мгновенно называл даты праздников (советских и церковных) и дней недели на несколько месяцев вперёд или назад. Отвечал он на такие вопросы широко улыбаясь, независимо от того, кто его об этом спрашивал. Может быть из-за этих его странностей в деревне к нему относились со снисхождением. Со временем, когда он стал подрастать, эти его странности становились менее заметными. И новый человек сразу вряд ли, что мог их разглядеть. Но для деревенских он оставался  необычным, и его сверстники постоянно над ним подшучивали.
     Дружил Виктор только с соседом Колькой, который жил через дом от его дома, хотя Колька был на три года моложе его. Тот был заядлый рыбак. У него были различные снасти, которые он сам мастерил. Причём сетки он тоже вязал сам. Ему нужны были помощники при ловле рыбы газовкой и руками, и он этим занятием увлёк Виктора. Тому это занятие очень нравилось, и, как только приходило лето, они могли целыми днями лазить по речке и ловить рыбу. Надо сказать, что без добычи они никогда не возвращались. Виктору нравилось, что всю пойманную рыбу они делили поровну. Дружба ребят ещё больше выросла, когда Колька стал защищать Виктора от тех, кто пытался у него что-нибудь отнять или побить его. Сам тот не мог за себя постоять и боялся драк. Особенно часто на него наскакивал Сашка по кличке Черкес. Тот был на год моложе Кольки, отличался злобным характером и задиристостью. Он не боялся Качалки, хотя тот был на четыре года старше его, выше ростом и физически намного сильнее. А Виктор его боялся и старался убежать, увидев Черкеса. Того это ещё больше возбуждало, он порой гонялся за ним, и если догонял, то всегда наносил Качалке удары кулаком в лицо. Колька не раз вступался за Качалку и у них с Черкесом на этой почве были драки. Колька был сильней и всегда побеждал. Но Черкес не успокаивался и грозился Кольку когда-нибудь прибить.
     Однажды, когда Кольке было четырнадцать лет, кучка пацанов, среди которых были и Черкес, и Колька, купались на пруду. В какой-то момент Колька, шутя, толкнул Черкеса и тот плюхнулся в воду: так они часто шутили. Все стали смеяться над произошедшим. Черкес молча вылез из воды, возле берега нашёл увесистый камень, с этим камнем подошёл к Кольке со спины и сильно ударил камнем того по голове. Удар пришёлся на пару сантиметров выше левого уха. Колька упал. Но тут же вскочил, и между ними завязалась драка. Черкес ещё пытался камнем несколько раз нанести удары в голову, но попадал лишь Кольке по рукам. Колька всё-таки сумел захватить его руку с камнем и пытался её вывернуть. Наконец ему это удалось, и Черкес упал лицом в траву, а Колька, держа одной рукой вывернутую руку, другой стал наносить тому удары, куда успевал попасть. В их драку вмешались взрослые мужики, которые купались невдалеке. Черкес, воспользовавшись внезапной помощью, вырвался, и со всех ног помчался в деревню. Колька за ним не побежал, у него кружилась голова, он сел на траву, провёл рукой по голове и увидел, что она в крови. Кровь увидели и другие ребята. Все притихли.
     Фёдор, один из тех взрослых, которые вмешались в драку ребят, зачерпнул из пруда пригоршню воды и стал смывать кровь на голове Кольки, которая сочилась из разорванной кожи выше уха. Рана была небольшая, всего сантиметра два. Фёдор потрогал голову в месте раны и высказал предположение, что голова пробита, и нужно бы показаться врачу.
     Больница была в районе, за пять километров от их деревни, поэтому ни в какую больницу Колька не пошёл, а пошёл домой. Кровь возле раны подсохла и перестала вытекать. Голова немного кружилась, по-видимому, было небольшое сотрясение мозга.
     О произошедшем узнали родители. Были разборки. Черкеса отец вроде бы выпорол. С тех пор Черкес старался не подходить туда, где был Колька. Драться они больше не дрались. Но друг друга терпеть не могли. После этого Черкес перестал трогать и Качалку. А у Кольки навсегда остался шрам, который не зарастал волосами.
     После этих событий прошло два года и Виктора забрали в армию. К этому моменту он закончил  девять классов школы, бросил учиться и работал в колхозе разнорабочим. Но через семь месяцев из армии его комиссовали, и он опять вернулся в свою деревню. По-видимому, его странное поведение показалось армейской врачебной комиссии недопустимым для его пребывания в армии. Из армии он приехал в старой полинялой гимнастёрке и в стоптанных кирзовых сапогах. Встречающим он наивно рассказывал, что парадную форму у него забрали ребята в части при увольнении. Наверное, там нашлись наглецы, которые воспользовались наивностью парня. Но он от этого не унывал и, как всегда, отвечал всем на все вопросы и широко улыбался. Тем не менее, за время службы он возмужал. Ростом стал почти один метр восемьдесят пять сантиметров, раздался в плечах. И внешне выглядел симпатичным парнем.
     Вернувшись домой, он пошёл учиться в школу механизаторов, которая была в райцентре. Через полгода её закончил и получил удостоверение тракториста-машиниста широкого профиля. В колхозе самостоятельно трактор ему не дали, но эпизодически привлекали сменщиком на пахоту. А так в основном он работал разнорабочим. Виктор безотказно помогал всем, кто бы его ни просил что-нибудь сделать. Причём никогда не требовал за это вознаграждения. Особенно часто этим пользовались одинокие пожилые женщины. Он копал огороды, складывал сено и солому, носил воду из колодца и много ещё разных деревенских дел. За такое его поведение в деревне все к нему относились очень хорошо, можно сказать любили.  Чтобы хоть как-то отблагодарить его за помощь, многие хозяйки предлагали ему выпить немного самогону. Сначала он от этого отказывался наотрез, а потом стал понемногу привыкать, но не напивался допьяна. Захмелев, становился ещё спокойнее и улыбчивей, и всегда пел песни, и если от их дома слышалось пение, значит Витёк выпивши. Со временем тяга к выпивке усилилась, и он никогда не отказывался выпить, когда ему предлагали. Из-за этого вскорости попал в нехорошую историю.
Дело было так. На Троицу в деревенский клуб вечером Мишка Булаткин по кличке Губошлёп (у парня были большие губы) принёс литровую бутылку бражки. Выпили её на четверых. Трое других были: Славик по кличке Хромой (при ходьбе прихрамывал на правую ногу), Васёк по кличке Культя (при взрыве гранаты в детстве ему оторвало кисть правой руки) и Качалка. Пока выпивали, Губошлёп рассказал, что бражки у них целая молочная фляга и стоит она в сарае. Выпитая бражка немного возбудила ребят, а это были молодые люди в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет. Самый старший был Культя, а самый младший Губошлёп. И им захотелось ещё. Мишка согласился угощать, и они гурьбой пошли к его дому. Недалеко от дома, на взгорке, они присели, а Губошлёп пошёл за бражкой.
    Стояла тёплая летняя ночь. Внизу у речки, не умолкая, пели соловьи. Ребята шутили и смеялись. Примерно через полчаса вернулся Мишка с бутылкой бражки, горбушкой хлеба и полулитровой алюминиевой кружкой. Стали выпивать. Пили по очереди, по полкружки. Бражка была крепкая. Губошлёпа развезло первым. Качалка хотел уже уходить, когда Мишка изъявил желание ещё принести бражки, и если кто хочет, может пойти вместе с ним. Все согласились выпить ещё. В этот раз за бражкой, вместе с Мишкой, пошёл Славик. Когда они вошли в сарай и в темноте стали искать флягу, на шум вышла мать Мишки. Она окликнула в темноту:
– Кто там?
Мишке ничего не оставалось делать, как отозваться.
– Ты чего там, в сарае делаешь? А ну быстро домой. Я сейчас дверь закрою на засов, – требовательно прокричала она.
– Сейчас, иду, – ответил заплетающимся языком Мишка, – и, отдав пустую бутылку Славику, нетвёрдой походкой пошёл в дом. Славик слышал, как мать Мишки стала на него кричать, учуяв запах алкоголя, который шёл от Мишки. Мишка что-то пытался ответить, но она, толкая его в спину, пропустила вперёд себя и закрыла дверь на задвижку.
     Славик, постояв немного, зажёг спичку и сразу увидел алюминиевую молочную флягу. Он открыл крышку этой фляги, оттуда резко ударил запах алкоголя и сивухи. Тогда он опустил бутылку прямо во флягу и дождался пока она наполнилась этой вонючей жидкостью. Потом, закрыв флягу, неспешно пошёл к тому месту, где его ждали ребята. Луна хорошо освещала то место, где они были. Они лежали на траве недалеко друг от друга. Когда Славик подошёл, Васёк первым поднялся и спросил:
– А где Мишка?
– Мать домой загнала, – спокойно ответил Славик.
– Так ты что, ничего не принёс?
– Обижаешь! Вот, смотри, – и показал Ваську; бутылку.
– А закусить?
– Да где я тебе закуску возьму? – вопросом на вопрос ответил Хромой.
– Я без закуски больше пить не буду, – подал голос Качалка.
– Так давай, иди, поищи, где-нибудь закуску, – отозвался Культя.
– До моего дома идти далеко, – возразил Качалка.
– Мужики, надо в погреб к Аксюшке заглянуть, вон он, рядом. Праздник же, Троица, наверняка что-нибудь можно найти, – предложил Славик.
И они решили уже втроём пойти в этот погреб. И действительно, на ступенях погреба стояло несколько мисок, накрытых полотенцем. В них были: холодец, топлёнка, солёные огурцы и варёная курятина. Там же были и две деревянные ложки, которыми хозяева, по-видимому, снимали плесень из бочонка с огурцами.   
     И ребята, совершенно не соображая, что совершают кражу, забрали эти миски и ложки, и пошли опять на своё место на взгорку. Там уселись и стали пировать. При этом весело смеялись и жестикулировали. Витёк даже пытался запеть. Но собутыльники его остановили.
     Немного перекусив, Качалка решил идти домой. Тогда Васёк вдруг предложил:
– А давайте флягу с бражкой из сарая унесём. Из-за бражки в милицию никто не заявит. Там за это по головке не погладят.
– А куда мы её денем? – задал ему вопрос Хромой.
– За огороды, там прошлогодняя скирда соломы стоит, там и спрячем, – предложил в ответ Культя.
– Ничего себе, до скирды метров двести, кто эту флягу потащит? Я, вон, хромой, а ты без руки, – стал возражать Славик.
– Витёк, ты у нас один в армии служил. Там, наверное, и не такие тяжести таскать приходилось? Сможешь отнести флягу до скирды, тем более, что она не полная? – обратился Васёк к Качалке. Тот взъерошился и с улыбкой ответил:
– Несите сюда. А дальше я отнесу.
     Славик и Культя пошли в сарай за брагой. Через несколько минут они, чертыхаясь, притащили флягу с брагой. Время уже было часа три и стало светать. Качалка, недолго думая, поднял флягу, положил её себе на плечо и пошёл по дороге в направлении скирды. Его собутыльники, собрав закуску, тащились сзади, еле-еле поспевая за ним. Через полчаса они уже разместились на кучках старой соломы и решили ещё немного выпить. Рассветало. Теперь разливать бражку было не надо. Каждый кружкой черпал её из фляги и выпивал. И бражка сделала своё дело. Опьяневшие ребята заснули на соломе, каждый, где сидел. Когда начали просыпаться, солнце уже было высоко. Головная боль и жажда заставили их снова и снова прикладываться к бражке. Так они провели возле этой фляги почти весь день. Практически потеряв ориентиры по месту и времени.
     Но к вечеру, приехавшие на ГАЗике участковый и с ним ещё два милиционера арестовали эту пьяную компанию. В милицию днём по телефону позвонила колхозная кассирша – дочка тётки Аксюшки, у которой из погреба пропали миски с едой. Милиционеры вычислили воришек без особого труда, погрузили их в машину вместе с вещественными доказательствами и отвезли в район, в КПЗ. Ребята сопротивления не оказывали.
     Когда они проспались в КПЗе, им учинили допрос. Те во всём сознались, просили прощенья у тётки Аксюши. Она заявление на них писать не стала, но начальник милиции им всё равно назначил наказание – по двадцать пять суток ареста. После этих событий Качалка стал заявлять, особенно, когда выпивал, что он теперь бывалый: был в армии и был в тюрьме. Эта история ещё долго в деревне была предметом насмешек над её участниками.
     Спустя год после описанных выше событий, Виктор по направлению колхоза работал в соседнем колхозе на строительстве откормочного комплекса. И там познакомился с местной девушкой, которую звали Валентина. Через небольшой промежуток времени они поженились, а ещё через год у них родилась дочь. Колхоз помог им построить щитовой дом, который поставили практически вплотную к их старому дому. Поэтому с Колькой они оставались соседями.
     Колька к этому времени окончил среднюю школу и поступил в институт. Встречались они теперь редко, только тогда, когда Колька ненадолго приезжал к родителям. Но дружили. А летом, как и раньше, ходили вместе ловить рыбу.
     Однажды, уже весной, когда Николай в очередной раз приехал к родителям, он узнал трагическую весть. Три месяца назад Виктора не стало. Его убил Черкес. Произошло это в конце зимы. Виктор и Черкес, который также жил в деревне, работали в одной бригаде: возили корм скоту. В бригаде, кроме них, было ещё четыре человека. Виктора, который из всех был самый грамотный и честный, назначили бригадиром. Он каждый день представлял в правление колхоза отчёт: сколько, какого корма и на какую ферму они привезли. Некоторые члены бригады, особенно Черкес, делали несколько попыток украсть часть корма и продать. Но Виктор не позволял. Из-за этого у них были стычки. К этому времени Виктор возмужал, перестал бояться Черкеса и мог дать ему сдачи, так как его физические данные намного превышали такие данные у Черкеса. Но вот однажды за хорошую работу членам бригады была выписана премия, причём бригадиру премия была больше, чем остальным. В тот день под вечер на ферму приехала кассир и выдала всем членам бригады, под роспись в ведомости, по пять рублей, а бригадиру восемь. Бригада решила эту премию отметить и коллективно выпить. Юрка Рвачёв, по кличке Рвачь, который был членом бригады, предложил водку не покупать, а купить хорошей самогонки у его сестры, которая потихоньку гнала самогонку и продавала. Мужики знали, что самогонка у неё хорошая, хотя и не дешёвая, и согласились.
– Сдавайте по рублю, и я поеду и возьму у Тоньки четыре бутылки. А если полцентнера силоса отвезу, то она нам закусить даст, и у неё же выпьем, – предложил Рвачь. Предложение мужикам понравилось, и они стали уговаривать бригадира разрешить наложить в сани силосу,  который они только сегодня привезли из ямы, и он большой кучей лежал на площадке скотного двора. От него шёл небольшой пар. Виктор согласился. Мужики оперативно набросали полвоза силоса в розвальни, и Рвачь поехал в сторону дома, где жила его сестра. Дом был недалеко от фермы и остальные мужики должны были туда прийти пешком.
– Через час подходите, – отъезжая, сказал мужикам Рвачь.
– Ты будешь подъезжать к Тоньке, осмотрись. Нет ли там санок колхозного бригадира, а то он частенько к твоей Тоньке заезжает, – стал советовать пожилой небольшого росточку мужичонка по кличке Шикарно. Эту кличку он получил после того, как вернувшись из армии и рассказывая о своей службе, частенько употреблял слово шикарно.
– Не учи, сам знаю, – спокойно ответил Рвачь.
     Примерно через час мужики гурьбой подошли к дому Тоньки. Стемнело. Возле калитки была привязана лошадь. В санях лежала свежая солома, силоса не было, по-видимому, Рвачь уже перетаскал его на двор, где была корова. Вошли в дом. На кухне на столе уже стояла выпивка и закуска. Тонька выставила отварную картошку, большую миску квашеной капусты и на доске лежало порезанное большими кусками сало. Мужики загомонили и, не раздеваясь, сняв только шапки, уселись за стол.
– Мужики, только прошу вас, побыстрее выпивайте и уходите, чтобы у меня проблем не было, – перекрикивая голоса мужиков, объявила Тонька. Это была небольшого роста, сравнительно моложавая (лет сорока) бойкая женщина, для которой управляться с такой компанией, по-видимому, было не впервой. Была она разведена, свободна, и к ней заглядывали иногда деревенские гуляки, в том числе частенько заезжал и колхозный бригадир.
     Мужики стали выпивать. Разговорились. Сначала вроде бы всё шло степенно. Но потом, захмелевший Черкес начал орать, чтобы бригадир разницу в премии выложил на стол, и они бы на неё купили ещё выпивки. Его поддержали некоторые члены бригады, мотивируя тем, что работали все одинаково. Виктор отказался это делать и попробовал выйти из дома на улицу. Его не пускали, завязалась небольшая потасовка.
– А ну, марш все на улицу! – грозно закричала Тонька. – Ишь, чего устроили! А то больше никогда, никому не дам самогонки! – стараясь перекричать орущих мужиков, пригрозила Тонька. Эта угроза подействовала и мужики, толкаясь в двери, стали выходить на улицу. Виктор первым выскочил на улицу. Но вырываясь из рук мужиков, он обронил шапку, без которой домой возвращаться не захотел. И он вернулся в дом за шапкой. Когда он вошёл, в доме ещё оставались Черкес и Рвачь. Ничего не говоря, Черкес зашёл за спину Виктора и ударил его по голове тяжёлым висячим замком, который до этого лежал на лавке у входа в дом. Виктор упал, и лежал без движения. Рвачь подошёл и попытался поднять Виктора. Тот лежал, не шевелясь, но дышал. Из раны на голове сочилась кровь.
– Убил! – громко закричала Тонька, прижав сжатые кулаки ко рту.
На её крик в дом стали заходить с улицы мужики.
– Вроде дышит, – повернув голову к мужикам, вымолвил Рвачь, который всё ещё пытался поднять затяжелевшего Виктора. Черкес отошёл в сторону и стоял, злобно озираясь и не выпуская замка из руки. Он ждал нападения мужиков. Но им было не до него.
– Мужики, давайте быстро понесём его в сани и в больницу, – распорядился Шикарно. Мешая друг другу, мужики потащили Виктора на улицу. Уложили в сани.  Рвачь, нахлёстывая лошадёнку, повёз его в районную больницу. До больницы было километра три, и он сравнительно быстро привёз его туда. Там две санитарки вместе с Рвачом положили Виктора на носилки и занесли в приёмную. Вышел дежурный врач и стал давать указания. Рвачь вышел на улицу, сел на край саней, закурил и стал дожидаться, что скажут врачи. Через полчаса вышла одна из санитарок и сказала, что парень скончался, не приходя в сознание.
     Потом был суд. Черкеса осудили. Дали ему шесть лет тюрьмы.  А Виктора не стало.

июнь 2021