Разная вода

                Планета наша на три четверти водой покрыта,
                И человек с водой в гармонии живёт.
                Она является одним из элементов его быта,
                Он каждый день ту воду пьёт.

     Этот мой рассказ посвящён противоречивым отношениям воды с человеком, которые известны давно, а некоторые из них мне пришлось ощутить в течение нескольких минут.
     Человек не может жить без воды. Его тело почти на 60% состоит из воды. Вода для людей – это всё! Он использует её для различных целей: пьёт, готовит пищу, использует как источник энергии и много ещё для чего. Вода в виде морей и океанов занимает три четверти поверхности Земли. Многочисленные реки являются жизненными артериями для людей, живущих на планете Земля. Каждый человек с самого своего рождения знакомится с водой. У каждого есть свой родной водоём, запомнившийся ему с детства. У кого-то это море, у кого-то озеро или большая река, а у кого-то маленький прудик или речушка. И это своё первое общение с водой в природе он, как правило, помнит всю жизнь.
Я родился в небольшой деревушке в степном районе Орловской области. Наш дом стоял на краю деревни, растянувшейся на сотни метров по склону холма, с двух сторон окаймлённого лощинами, по дну которых, двумя потоками, а можно сказать двумя большими ручьями с холодной ключевой водой, журчала на камнях и перекатах небольшая речка Медвежка. Эти два ручья на росстанях сходились и уже превращались из ручьёв в речку. Течение её было быстрым, а русло извилистым. Далее воды Медвежки соединялись с такой же речушкой Липовец и уже вместе они пополняли водой реку Труды, которая впадала в быструю Сосну, а потом и в Дон. Из окна дома, выходящего на восток, была хорошо видна одна из множества излучин этой речушки. Ниже росстаней Медвежку перегораживала земляная плотина, которая поднимала её воду более чем на четыре метра. На плотине был устроен деревянный слив, сбегая по которому вода речки крутила мельничное колесо.
     Мне нравилось подолгу стоять у мельницы и смотреть, как вода, наливаясь в желоба колеса, крутила его. Вообще нравилось смотреть, как монотонно работают все механизмы мельницы, как крутятся жернова, как они перемалывают золотистые зёрна в белую муку. Мне не раз приходилось пробовать на вкус ещё тёплую белую муку, струйкой выбегающую из-под жерновов. Мельник Стефаныч, всегда обсыпанный мукой, был добрый дядька и лишь иногда ворчал на ребятишек, которые часто прибегали поглазеть на то, как работает мельница. Шум падающей с мельничного колеса воды был слышен далеко, особенно в ночное время. Тёплыми летними вечерами этот шум доносился до нашего дома, хотя до мельницы, по прямой, было более километра. За счёт высоты плотины русло реки на несколько километров вверх по течению разлилось, образуя водоём со спокойной водой. Водоём этот имел извилистую форму, повторяя все изгибы речки. В некоторых неглубоких местах, особенно за крутыми поворотами русла, вода разливалась, создавая широкие плёсы. В жаркие дни лета вода на этих участках речки быстро прогревалась и была очень тёплой, словно парное молоко. Особенно этот эффект проявлялся, когда садилось солнце и к берегам речки подкрадывалась вечерняя прохлада.
     Именно такой плёс был напротив моего дома. Он хорошо просматривался из окна, выходящего в сторону речки. Этот неглубокий плёс тёплой воды был излюбленным местом для купания деревенской ребятни. На расстоянии более десятка метров от берега глубина воды в этих местах была ниже колена взрослого человека. Деревенская детвора нашего конца деревни, как только наступали тёплые летние дни, барахталась там. Там же мы все и научились плавать. Сначала на руках ползали по илистому дну взбаламученной воды, а потом уже, немного научившись держаться на воде, заходили чуть поглубже. Ручейки грязной воды стекали с нас, когда мы вылезали на берег, чтобы чуть-чуть согреться. Но на это никто не обращал внимание. Домой шли, когда кто-то из взрослых, не спускаясь к реке, с горки, кричал и требовал, чтобы мы шли домой. Мамы дома, незлобно ругая, отмывали нас от этой грязи. Объясняли, что надо в чистой воде обмываться, когда выходишь из воды. Но это всё быстро забывалось. И события повторялись почти каждый день. А на речке в тёплую погоду мы проводили основное время, если не было каких-либо поручений по дому. Надо сказать, что взрослые почти никогда не следили, что там, в воде делают их дети. Но, как правило, среди мелкоты всегда был кто-то повзрослее, и он следил за тем, чтобы те, кто не умеют плавать, не отходили далеко от берега, особенно в зону, где проходило русло речки.
В один из таких летних июльских жарких дней я сидел у изгороди нашего сада в тени акции, которая свисла над забором, следил за пчёлами и читал интересную книгу про индейцев. Мне тогда было четырнадцать лет.
     В этот день в колхозе работы на уборке сена не было, так как ночью прошёл сильный дождь, и нужно было ждать, когда сено подсохнет. С утра солнце жарило и припекало, поэтому женщины ближе к обеду пошли это сено ворошить, чтобы оно быстрее сохло. Я и такие же ребята примерно моего возраста также участвовали в работах по уборке сена. Мы управляли лошадьми при перевозке сена волокушами. Сено у нас косили по склонам балок вручную, также вручную его сгребали и складывали в небольшие копна. Сено из этих копён грузили на волокуши и мы, верхом управляя лошадьми, возили это сено на ровное место, к которому можно было подъехать зимой на санях. В таких местах устраивались большие стога. Работать с лошадьми было непросто, так как слепни грызли коней за все доступные места. Лошади бились хвостом, ногами, головой, отгоняя этих кровососов. Поэтому усидеть на такой подвижной лошади было очень сложно. Никаких сёдел не было. Как правило, на спину коня стелили телогрейку и всё. Телогрейка сбивалась, и очень часто приходилось сидеть на костистом хребте своего коня. Поэтому штаны быстро промокали от своего и лошадиного пота, что уже через пару дней работы приводило к появлению в промежности и между ягодицами множества прыщей, порой гнойных. Разными дедовскими методами пытались лечить эти прыщи, но не всегда это помогало. Поэтому перерыву в работе я был очень рад, надеясь, что болячки на попе хоть немного заживут.
     Но в деревне, особенно летом, всегда находилась работа, которую нельзя было отложить или перенести на более поздний срок. Работы хватало и для взрослых, и для подростков, и для детей. Поэтому, оставшись дома, я получил задание следить за пчёлами. В эти жаркие дни пчёлы могли начать роиться. Этот момент нужно было не пропустить и, брызгая на них водой, попытаться усадить их где-нибудь недалеко от сада, а потом пересадить в специальную посудину, называемую роевней. А если пчёлы улетали, они забирали с собой весь мёд из улья, и практически такая семья пчёл пропадала. Для того, чтобы их задержать и не дать им улететь далеко, около меня стояло ведро с водой, а рядом лежал веник из веток полыни. Вот этим веником, намоченным в воде, нужно было активно поливать роящихся пчёл. Делать мне это уже приходилось не раз, и я даже был доволен, что эту ответственную работу поручали мне. А родителям всё равно некогда было этим заниматься. Они с утра уходили на работу. День подходил к обеду, когда вероятность роения была максимальной.
     В это время мимо меня к речке вприпрыжку пробежали трое ребятишек с нашего конца деревни, катя, накаченную воздухом, автомобильную камеру. Это были первоклашки: Сашок, Витёк и Славик. Они закончили весной первый класс нашей начальной школы и дружили. Через пару минут я уже услышал их визг и возгласы в воде на мелководном плёсе. Я машинально посмотрел на них. Они, толкаясь около камеры, пытались на неё взобраться все втроём. Но камера была небольшая, и троим места не хватало. Поэтому они, сталкивая друг друга с этой камеры, громко верещали. Это барахтанье в воде продолжалось сравнительно долго. И всё это время мальчишки что-то кричали.
     Но вдруг они замолкли. Я машинально посмотрел в их сторону. На камере было только двое: Сашок и Витёк. Славика не было. И находились они уже далеко от берега, приблизившись к кусту ракиты, росшему прямо из воды. В этом месте было уже глубоко, там проходило русло речки. Я понял, что Славик свалился с камеры и утонул, поскольку плавать он не умел. Не задумываясь, я помчался к воде.
– В каком месте он свалился с камеры? – на ходу крикнул я ребятам.
– Около куста, – испуганно ответил Витёк.
     Я в одежде прыжками по воде плёса подбежал к кусту и нырнул в сторону русла. И сразу же наткнулся на Славика. Когда я его схватил за туловище, он вортыхался. Без особого труда я вытащил его на мелководье, а потом и на берег. Положил его животом на свою ногу, согнутую в колене, и сильно надавил ему на спину. У Славика изо рта вылетел фонтанчик воды, и он, сначала начал кашлять, а потом заплакал. Посадив его хлюпающего на берегу, я зашёл в воду, надавал подзатыльников Сашке и Витьке и, как мог грозно, отдал им приказ немедленно дуть домой. Надо сказать, они беспрекословно, понурив головки, побрели в горку, катя свою камеру. Славик, всхлипывая, тоже поплёлся за ними.
     Было понятно, что не приди я на помощь, могла случиться беда. Мне от этого осознания почему-то стало страшно. Я сразу вспомнил тётю Веру, которая утонула в прошлом году в нашей речке. Я видел, как её доставали мужики и как плакали женщины. Картина была тяжёлая и отложилась у меня в памяти.
     Но долго размышлять над случившимся мне не пришлось. Только я хотел стянуть себя мокрые штаны и рубашку, как увидел, что над нашим садом появилось множество пчёл. Было понятно, что пчёлы решили роиться. Что есть духу я помчался в горку. Подбежав к забору сада, я увидел, что из крайнего улья вылетали пчёлы. Их было несчётное количество. Они громко жужжали и как угорелые летали вокруг улья и над ним, всё выше и выше поднимаясь над деревьями сада. Я схватил ведро воды, начал интенсивно мочить веник и брызгать на это жужжащее облако из пчёл. Брызги воды подействовали на это пчелиное облако, и они стали собираться в клубок на ветке ракиты, стоящей недалеко от забора. Я продолжал брызгать вокруг, старясь не попадать на этот клубок из пчёл. Минут через десять большинство этих пчёл уже жужжали в этом ворочающемся клубке.
     Было понятно, что матка где-то там в этом клубке, и какое-то время они будут сидеть здесь. Теперь нужно было их пересадить в роевню. Одному это было сделать непросто. Ждать, когда придёт с работы кто-то из родителей было боязно, так как рой мог улететь. Я вышел на улицу, посмотрел – никого не было. И принял решение пересадить этот рой в роевню самостоятельно. Я примерно знал, как это делать, так как однажды помогал бабушке огребать рой. Видел, что она деревянной ложкой как кашу сгребала пчёлок и легонько стряхивала их в роевню. А я потихоньку дымил вокруг дымарём, чтобы пчёлы нас не кусали.
     Дымарь и роевня у нас были наготове. Я быстро развёл дымарь, надел на голову сетку и с роевней и дымарём в руках пошёл к клубку пчёл. Они сидели на месте и как живая капля свисали с ветки. Рой потихоньку затих, но вокруг этой пчелиной капли всё равно сновало множество пчёл. Поддымливая дымарём, я подошёл вплотную к месту, где был рой. Он находился на высоте от земли примерно метра на два с половиной. И без приспособлений его было не достать. Оставив дымарь и роевню, я пошёл за лестницей. Долго пристраивал и закреплял лестницу так, чтобы можно было подобраться к пчелиному рою и стряхнуть его в роевню. Рой тихо сидел. Наконец-то мне удалось вплотную подобраться к рою. Я привязал верёвку роевни за ближайший куст, открыл дверцу роевни и стал потихоньку подвигать всю роевню, зоной открытой дверцы к живому клубку из пчёл. Мне это удалось. Когда я надвинул роевню на пчелиный рой так, что основная масса пчёл уже была в роевне, я тряхнул ветку, и вся масса этого клубка пчёл, мощно зажужжав, плюхнулась на дно роевни. Я не стал дожидаться, когда все пчёлы заползут в роевню, и быстро захлопнул её крышку, хотя вокруг вилось множество пчёл. Захлопнутую крышку не стал завязывать, оставив небольшую щель, надеясь повесить в тенёчке рой с пчёлами так, чтобы остальные заползли потихоньку. Было ясно, что матка в роевне – значит, остальные заползут.
     Когда же я стал спускаться с роевней в руке по лестнице, то вдруг оступился и упал в траву и мелкие кусты, которые были под ракитой. От удара об лестницу дверца роевни открылась, и большая часть пчёл вывалилась прямо на меня. Они облепили меня со всех сторон. А поскольку одежда на мне была мокрой после ныряния за Славиком и плотно прилипала к телу, то некоторые из пчёл, по-видимому, рассердившись, согнувшись крючком, стали меня жалить через ткань штанов и рубашки. Я панически, оставив роевню в траве, помчался к речке. Моё тело было как мхом покрыто пчёлами. Да и вокруг меня, злобно жужжа, носилось также множество разозлённых пчёл. Со всего маху, в защитной сетке, я бросился в спасительную воду. Добравшись до глубины, нырнул и долго не выныривал. Потом вынырнул. Пчёл не было, только в нескольких метрах от места, где я находился на воде, интенсивно двигая крылышками, как заводные игрушки, трепыхалось несколько пчёлок. Почему-то мне их было жалко. Но помогать им выбраться из воды, я не стал. Медленно побрёл к берегу, оглядываясь и прислушиваясь, в любой момент готовый вновь нырнуть под воду. Но пчёл поблизости не было, и я успокоился. Мучила только мысль, что там с пчелиным роем. Так мокрый я потихоньку стал подкрадываться к месту, где в траве, брошенная мною, лежала роевня.
Возле этого места в воздухе кружилось и жужжало ещё множество пчёл. Но со своего наблюдательного пункта я увидел, что дверца роевни полуоткрыта, а внутри самой роевни виднелось тёмное пятно из пчёл. Я с облегчением вздохнул. Значит, рой там, в роевне. Нужно теперь потихоньку подобраться и закрыть крышку. Места пчелиных укусов чесались, немного побаливали, напоминая мне моё бегство к речке. Но, несмотря на это, я решил подобраться к роевне и закрыть на ней крышку, заперев там пчелиный рой.
     Я подобрал ещё дымящий дымарь, чуть-чуть им подымил и с ним направился к роевне. Пчёлы на меня не нападали, хотя кружились и жужжали вокруг. Роевню я закрыл без проблем. Потом взял эту роевню с пчелиным роем и отнёс её в погреб, чтобы пчёлы в прохладном месте успокоились. Заодно и сам немного посидел в погребе, чтобы остыть от полуденной жары.
Закончив с пчёлами, зашёл на веранду, стащил с себя ещё мокрую одежду, прополоскал её в ведре воды, и повесил сохнуть на бельевую верёвку на улице. Затем вошёл в дом, взял сухую одежду, хотел переодеться, но потом передумал, и, держа одежду в руках, с чувством выполненного долга, спокойно пошёл на речку.
Оставив одежду, забрёл в воду и поплыл на противоположный берег речки. Тот берег был более высоким, и с него даже можно было нырять. Что я и сделал. Нырнул и под водой поплыл в сторону русла. Там вода всегда была холодной. Я практически под водой пересёк русло и вынырнул уже в тёплую воду в зоне плёса. Отфыркиваясь, направился в сторону берега, потом остановился, почувствовал, что ещё хочу поплавать.
     В такую жару вода казалась спасеньем. Из неё не хотелось выходить. В это время я стоял, как раз на том месте, где я нашёл утопающего Славика. И в голове закружилась мысль: «Какая же вода разная! За короткий промежуток времени для одного она является спасеньем, а другого чуть не погубила!»
     А теперь, по прошествии многих лет, вспоминая описанные события, я уже делаю философский вывод – хоть человек и является дитём природы, он никогда не должен забывать, что она ошибок не прощает никому. А воды в природе предостаточно.

октябрь 2020