Сила искусства

   В семидесятые годы попасть в Театр на Таганке был очень непросто, независимо от того, что там ставили. Особенно многим хотелось посмотреть представление с участием Владимира Высоцкого, послушать его песни. И вот однажды, случайно, мне удалось купить два билета в этот театр на новый спектакль, который назывался «Товарищ, верь…», поставленным по произведениям Александра Сергеевича Пушкина. Правда, участие в этом спектакле Владимира Высоцкого было под вопросом, но я всё-таки купил, поскольку представления в этом театре были модными, и билеты шли нарасхват. Представление было в будний день, и, как обычно, начиналось в 19 часов. В этот день я решил в институт не ходить потому, что там была всего лишь одна пара – лекция по оптике. Жена должна была подъехать к театру с работы в назначенное время.
   А в ночь перед этим я работал на Белорусском вокзале – грузил почту. Работал я там по совместительству, с восьми вечера до восьми часов утра, но не каждый день, а восемь раз в месяц. Во время работы там бывал технологический перерыв, когда загруженные вагоны убирали и ставили новые под разгрузку. Этот перерыв был примерно с двенадцати ночи до пяти утра. В это время грузчики могли немного поспать. Спали, где придётся, в основном, на шкафах в раздевалке. Было множество неудобств, но молодой организм быстро адаптировался, и я научился засыпать и там. Так что на следующий день я себя чувствовал нормально, и мог ходить учиться в институт. На этой работе я трудился три года, с третьего по пятый курс института.
   Утром после смены я поехал домой в Красногорск. Сойдя с электрички на станции Павшино, я обратил внимание, что на подъездном пути стоят два вагона с углём. Поскольку они стояли на пути с откосом, я понял, что их поставили под разгрузку. Впереди у меня был целый день, и я хоть и шёл с ночной смены немного усталый, но всё-таки решил подойти и узнать, не нужны ли работники, разгружать эти вагоны. Я постоянно искал какую-либо работу, чтобы можно было подработать и зарабатывать больше жены. Она уже работала инженером, а я оставался студентом.
   Когда я подошёл к вагонам, то увидел, что у одного из них уже открыты люки и внутри вагона работает мужчина, выбрасывая уголь через эти люки. Уголь был мелкий, как калиброванный, и было видно, что он легко высыпается через люки при лёгких движениях лопаты. Я подошёл поближе к вагону, чтобы в открытый люк можно было видеть этого мужчину и поговорить с ним о порядке найма на работу. Мужчина был в возрасте, наверное, пенсионер. Я поздоровался. Мужчина прекратил работать лопатой и также ответил мне приветствием.
– Вам помощник не нужен на разгрузку этого вагона? – обратился я к нему с вопросом.
– Нет, не надо, сами управимся, – ответил он, разглядывая меня.
– А второй вагон кто будет разгружать? – вновь спросил я мужчину, который уже начал работать лопатой.
– Я не знаю. Вон вагончик стоит у станции, там представитель получателя угля. Пойдите и там всё уточните, – показал он рукой в сторону станции.
   Постояв с минуту, я посмотрел, как ловко мужчина выбрасывает уголь из вагона и как тот, тихо шурша, скатывается по насыпи. На первый взгляд показалось, что, как минимум, треть содержимого вагона высыпалось при открывании люков в полу вагона. Я знал, что в вагоне почти шестьдесят тонн угля, но, тем не менее, у меня созрело желание так же, как и тот мужчина, взяться за выгрузку второго вагона. И я решительно направился к указанному вагончику.
В вагончике за столом сидел мужчина средних лет и что-то писал в журнале. Я поздоровался и спросил его:
– А кто нанимает людей на разгрузку вагонов с углём здесь на станции?
– Ну, я, а что?
– На подъездном пути стоят два вагона с углём. Один уже разгружается, а второй закрытый. Его тоже здесь будут разгружать?
– Да, а что?
– Можно мне его разгрузить?
Мужчина встал из-за стола и стал меня рассматривать. – Ты один хочешь разгружать? – Да, – ответил я.
– А справишься? Вагон должен быть разгружен до пяти вечера, не позже, – сообщил он условие.
– Сейчас только десять часов, успею, – уверенно ответил я.
– Ну ладно. Вон в углу рукавицы, кувалда, лом и лопаты, бери и иди, разгружай, – указал он рукой в угол за дверью, где был свален в кучу названный инвентарь.
– А оформляться не надо? – уточнил я.
– Не надо, когда выгрузишь, я тебе дам квитанцию, и ты с ней поедешь на птицефабрику в Путилково. Там тебя оформят, и там же получишь деньги, – объяснил он мне порядок оформления на работу. Мне не очень понравилось, что расчёт будет проведён не сразу, но, немного помявшись, я всё-таки решился взяться за разгрузку вагона с углём. И уже молча я выбрал менее дырявые рукавицы, взял лом, кувалду, совковую и штыковую лопаты и направился к вагону. Когда я подошёл к месту выгрузки, мужчина спокойно продолжал выбрасывать через люки уголь и тот уже небольшой горкой стал скапливаться возле рельсов под крышками люка.
– А разве пути не нужно очищать? – спросил я мужчину в вагоне.
– Нужно. Ещё маленько побросаю, а потом очищу, – спокойно ответил мужчина.
– Ну, что, судя потому, что принёс инструмент, будешь разгружать? – задал вопрос уже он.
– Да, – коротко ответил я.
– А ты один или с бригадой? – вновь спросил мужчина.
– Один, а что? – вопросом на вопрос ответил я.
– Одному тяжеловато будет. Ну, ничего, ты молодой, управишься, – уверенно ответил он.
   Я подошёл к вагону, снял куртку, посмотрел на свои новые туристические ботинки коричневого цвета. Что-то стало жалко использовать их при разгрузке угля. Мелькнула мысль сходить домой переобуться в сапоги, но я тут же отогнал её, так как на такое переобувание уйдёт не меньше часа. А времени на разгрузку было не так уж и много. И взялся за работу.
  Кувалдой отбил крюки, удерживающие люки. Уголь шумной лавиной, подняв тучу пыли, стал высыпаться из вагона под откос от пути, и лишь его небольшая часть осталась на шпалах рядом с рельсом. Уголь в этом вагоне был не такой, как в том, что разгружал мужчина. Он был не мелкий, а кусками, сантиметров по 10–20. А между этими кусками пространство было заполнено угольной пылью, которая и создала возле вагона это облако пыли. Дождавшись, когда пыль присела, я взял совковую лопату и решительно через люк полез в вагон. Забравшись на самый верх, так, что из вагона стало видно всё в округе, я приступил к работе. Был сентябрь месяц, и погода была хорошая. Солнце светило, но жарко не было.
К вагону, в котором работал мужчина, подошли две крепкие женщины с лопатами.
– Как дела, Михалыч? – крикнула одна из них, явно обращаясь к мужчине, который выбрасывал уголь из вагона.
– Нормально. Чего долго не шли. А то я тут один уже упарился, – отозвался Михалыч.
– Ничего, торопиться некуда, погода хорошая, дождя не предвидится. Успеем, разгрузим. А ты вылезай, передохни, – обратилась к Михалычу вторая женщина. Михалыч через люк вылез из вагона наружу и, отряхиваясь от угольной пыли, предложил:
– Девки, давайте сначала от вагона отбросаем, а потом уж снова начнём выбрасывать. И они втроём приступили к работе, перебрасываясь между собой отдельными фразами. Работа у них спорилась и хорошо подвигалась. Продолжил и я разгружать свой вагон.
   Крупные куски угля совковой лопатой брать было трудно, и я начал работать штыковой. При этом я не брал уголь на лопату, а как бы соскребал и бросал его в сторону люка. Технология была производительной, но требовала приложения приличных усилий, так как уголь был тяжёлый. И через некоторое время лопата стала у меня в руках иногда прокручиваться и вылетать в нужном направлении не плоскостью с углём, а ребром без угля. Я решил немного передохнуть, а потом отбросать уголь от вагона, потому как понимал, если он там накопится, то его уже будет сложнее отгребать. Время было двенадцать часов дня. К этому времени из вагона я выбросил уже больше половины содержимого, и вылез из вагона на край откоса.
   Соседи мои уже заканчивали выгрузку. Они всё выбросили из вагона и очищали пути.
– Ну, что, молодой человек, дело подвигается. Одному-то, наверное, трудновато? – участливо спросила одна из женщин, которая была ко мне ближе.
– Ничего, управлюсь, – негромко ответил я и принялся отбрасывать уголь от вагона так, чтобы оставалась как бы искусственная насыпь, по которой выбрасываемый уголь будет скользить вниз по откосу. Очистив весь участок около вагона, присел на рельсы впереди вагона, чтобы немного отдохнуть и почувствовал, что устал. Руки, положенные на колени, дрожали мелкой дрожью. В спине появилась боль, которая не исчезла, даже когда я отошёл на чистый участок откоса и прилёг на него спиной, расслабив ноги и руки. Так на спине я пролежал некоторое время. Высоко в небе медленно на север проплывали белые облака. И вдруг мой слух уловил звуки, напоминающие крики журавлей. Я, не вставая, стал осматривать всё небо. И действительно, слева от себя увидел высоко в небе журавлиный клин, который летел на юг навстречу облакам. «Что-то рановато они полетели» – мелькнуло в сознании. Я поймал себя на мысли, что я в этом году ни разу не выехал на осеннюю охоту. Всё некогда. И здесь же решил, что в ближайшие выходные обязательно съезжу куда-нибудь поохотиться на уток. С этими мыслями я решительно встал, и снова полез в вагон выгружать оставшуюся часть угля.
   Работа вначале пошла бойко, но минут через двадцать темп стал всё меньше и меньше. Я всё чаще стал останавливаться, разгибать спину и делать лёгкие вращательные движения тазом, чтобы расслабить мышцы спины. Но это удавалось всё труднее и труднее. Я всё чаще стал останавливаться, осматривать пространство вагона, заполненное углём и всё чаще начал примеряться, хватит ли сил всё это выбросить из вагона.
   Чтобы можно было работать совковой лопатой, я решил очистить до пола среднюю часть вагона. Появился ориентир, который стал меня стимулировать. Я и раньше отмечал, что наличие какого-либо ориентира нацеливает человека на его скорейшее завершение. И я решительно стал работать лопатой посреди вагона. Уголь ещё свободно выходил через люки. Этот приём – выделить конкретный участок под разгрузку – мне удался, я смог сосредоточиться и сравнительно быстро очистить это пространство, практически не останавливаясь для отдыха. Теперь посредине вагона появилась чистая от угля площадка. Её наличие придавало мне уверенности, что и остальную часть занятого углём пространства я смогу освободить. На этой площадке я уже смог работать совковой лопатой, двигая её с разгону по ровному металлическому полу вагона. Лопата врезалась в гору угля, обратным движением я оттаскивал наполненную лопату назад, а потом также, не поднимая над полом, двигал содержимое в сторону люка. Работа пошла быстрее, а самое главное – я поменял рабочую позу. Стали работать другие мышцы тела. Теперь я был уже уверен, что скоро смогу выбросить весь уголь из вагона. И действительно, примерно час такой двиговой работы позволил мне выбросить весь уголь из вагона. Правда при этом под люками уголь накопился горкой, и его также нужно будет убирать, но это меня уже не пугало, главное было освободить вагон. И вот, наконец, последние движения лопатой и в вагоне не осталось ничего. Я с трудом, но всё же выбрался из вагона через один из люков, где осталось больше свободного пространства. Часы показывали пятнадцать. Получалось, что я практически непрерывно работал почти пять часов. Я присел на землю, чуть отойдя от вагона, потом прилёг на спину. Попытался расслабиться. Тело ныло лёгкими болями в разных местах: спине, ногах и руках. Мелькнула мысль, что нужно ещё отгрести уголь от вагона, а его там много. Но она меня не испугала. Я был уверен, что смогу. Небо оставалось также чистым, и там лениво плыли белые облака. Я закрыл глаза и решил так полежать несколько минут.
   Этот мой отдых прервал представитель получателя угля. Он незаметно подошёл ко мне вплотную и, стоя надо мной, негромко сказал:
– Вагон освободил, молодец, теперь отбрось уголь от вагона, закрой люки и свободен. Вот тебе квитанция о выгрузке. А мне нужно уйти, – и протянул мне листок бумаги, в нижнем углу которого стоял синий штамп.
– А инструмент куда деть? – присев, спросил я у представителя, пряча квитанцию в карман куртки. Тот на мгновение задумался и предложил:
– Вагончик наш стоит на блоках. Вот под вагончик всё и сложи, а я завтра приду и уберу, – показывая рукой в сторону вагончика, предложил он.
– Хорошо. А куда с этой квитанцией идти? – обратился я вновь к представителю.
– Не идти, а ехать. На 28 автобусе доедешь до птицефабрики, там зайдёшь в отдел снабжения, который находится за территорией фабрики. Там тебе всё объяснят. Понял? – спокойно дал мне информацию представитель.
– Понял, – буркнул я, и, взяв лопату, стал отгребать уголь от вагона. Открытые люки вагона мешали это делать, и я решил их закрыть.
   Взявшись двумя руками за середину люка, я поднял его вверх до тех пор, пока он не упёрся в два подпружиненных крюка. Дальше задвинуть его так, чтобы крюки сначала отошли в сторону, а потом подцепили люк, у меня не хватало сил. Я попробовал использовать лом как рычаг, но и с ломом ничего не получалось. Было понятно, что люк нужно с размаху закрывать, тогда он по инерции отодвинет сам эти крюки. Но у меня не было сил, чтобы этот тяжёлый люк поднимать с большой скоростью. Я понял, что одному мне его не закрыть. Оглянулся по сторонам. Вокруг никого не было. Из-за безысходности у меня из груди вырвался глухой стон. И я, оставив люки в покое, стал в каком-то приступе ярости, отбрасывать уголь от вагона, чтобы вагон мог свободно катиться по рельсам. Несколько минут такой физической нагрузки позволили мне немного успокоиться. Стало понятно, что надо искать помощника, чтобы закрыть эти злосчастные люки. И он появился сам. Это был сцепщик вагонов, который работал здесь на железнодорожной станции. Он шёл по путям и, поравнявшись с моим вагоном, заявил:
– Давай быстрей закрывай люки, мы сейчас будем забирать вагоны. Вон, видишь, тепловоз приближается, – и показал рукой в сторону станции. Я машинально посмотрел в сторону, куда показывал сцепщик и увидел, что, действительно, по рельсам, на которых стояли наши два вагона, приближался тепловоз. Через минуту он подъехал, остановился метрах в пяти от моего вагона и стал грохотать, наполняя воздух запахом горелой солярки.
   Машинист тепловоза, высунув голову в окошко, закричал, обращаясь к сцепщику:
– Вагоны пустые?
– Пустые, только в одном люки не закрыты.
– Почему? – вновь закричал машинист.
– Я один не могу закрыть, – теперь уже закричал я, объясняя сложившуюся ситуацию. Тот выругался и стал спускаться из тепловоза к нам. Подошёл поближе и вновь переспросил:
– Так чего ты не закрываешь люки?
– Мужики, помогите закрыть. Пока разгружал уголь, руки устали. Не хватает сил резко поднять люк, чтобы он закрылся, – обратился я к железнодорожникам.
– Из жадности один взялся разгружать, а теперь не можешь! С какой стати мы тебе должны помогать! – злобно заговорил сцепщик.
Я поднял с земли куртку, достал кошелёк. В нём была только мелочь – один рубль и сорок копеек.
– Мужики, вот у меня есть только рубль сорок, возьмите, но помогите, – заговорил вновь я, протягивая деньги сцепщику.
– Ладно, поможем, не стоять же нам и ждать, когда ты закроешь эти люки, – смягчив тон, заговорил сцепщик, забирая у меня предлагаемые деньги. – На красненькую хватит, – добавил он уже шутливо и засмеялся.
Втроём мы быстро захлопнули все люки, а через некоторое время сцепщик закрепил вагоны к подъехавшему тепловозу. И тот, издав свисток, медленно потащил их на станцию.
   Я постоял немного, посмотрел на гору выгруженного угля, собрал инструменты и, не закончив очистку путей, пошёл в сторону вагончика. Положил инструмент в указанное место. Посмотрел на часы. Было почти четыре часа вечера, и тут я вспомнил, что у меня билеты в театр. Там в полседьмого меня будет ждать жена. И я почти бегом помчался домой.
   Дома никого не было, хотя нас в двухкомнатной «хрущёвке» тогда проживало пять человек. Первым делом я стал отмывать от угольной пыли ботинки. Чёрная грязь так впилась в кожу ботинок, что активная мойка щёткой и тряпкой ощутимых результатов не дала. Ботинки из коричневых превратились в чёрные. Выставив мокрые ботинки сушиться на балкон, я стал отмывать себя, усевшись в ванну с горячей водой. Хотя я и работал в рукавицах, угольная пыль всё равно впиталась в кожу рук. Более менее отмыв руки и постояв под горячим душем, я почувствовал прилив бодрости и, уже напевая какой-то мотив, стал собираться в театр. Было начало шестого вечера, когда, пережёвывая на ходу бутерброд с колбасой, я выбежал из дома в сторону автобусной остановки.
   Без десяти семь я был около театра. Жена стояла у входа. Увидев меня, стала ругаться, что из-за меня она осталась голодной, так как хотела чего-нибудь перекусить в буфете театра, а теперь не успеет. Я слабо оправдывался, и мы, не заходя в буфет, сразу пошли в зал. Нашли свои места и стали ждать начало спектакля. Свободных мест в зале не было. Я объяснил жене, что выгружал уголь из вагона, поэтому опоздал. Она молчала.
   Погас свет в зале и начался спектакль. Высоцкого не было. Из играющих артистов я знал только Валерия Золотухина. Спектакль был шумный, артисты читали стихи Пушкина. Особого интереса представление на сцене у меня не вызвало. И я, удобно устроившись в кресле, стал потихоньку засыпать, периодически вскидывая голову и направляя взор в сторону сцены. С каждой минутой мне становилось всё сложнее держать себя, чтобы не заснуть окончательно. Спать в театре было неприлично. Шум, производимый артистами на сцене, мне не только не мешал, а, наоборот, подвигал ко сну. И в какой-то момент я отключился, уткнувшись носом в плечо жены. Она толкала меня рукой в бок и другие части тела, оглядывалась по сторонам, что-то говорила мне на ухо, но я не просыпался. Соседи неодобрительно смотрели в мою сторону и некоторые даже что-то высказывали. Наконец-то я проснулся, осоловелыми глазами посмотрел вокруг, слабо понимая, где я. Происходящее на сцене меня совершенно не интересовало. Мне немного стало стыдно перед женой. И я предложил ей поехать домой.
– Я хочу посмотреть представление, ну потерпи хотя бы до перерыва, – стала она меня уговаривать. Но я понимал, что меня легче сейчас снова заставить разгружать уголь, чем убедить не спать. По-видимому, со сцены до меня не доходила волшебная сила искусства. Либо её не было.
   Я тёр глаза, лоб, шею, чтобы увеличить приток крови к лицу и не давать закрываться глазам. Это давалось мне намного труднее, чем лопатой, не разгибаясь, бросать уголь. Наконец-то первая часть спектакля закончилась, был объявлен антракт, и я понял, что мои муки в борьбе со сном закончились. Жена согласилась уехать со мной домой. Да к тому же спектакль ей, по-видимому, тоже не очень понравился.
   За разгрузку вагона с углём я заработал 27 рублей, которые получил только через полтора месяца. Но это событие с разгрузкой вагона с углём в одиночку, после бессонной ночи, позволило мне оценить свои физические возможности, и в будущем я этим пользовался неоднократно.
   Люди не всегда знают, чем их наградила природа, и порою сомневаются в своих силах, а, может быть, и правильно делают.