Кем порождена немытая Россия?

Автор: Толочек Валерий Николаевич, г. Москва.

Кем порождена «немытая Россия»?

                П.И. Бартенев «…почитал себя в праве не
                только сокращать, но порою даже
                подновлять печатаемый текст. —
                Издатель должен быть другом автора, —
                говорил он в свое оправдание.» [1, с. 116-117].

В статье «Что сокрыла немытая Россия» [2] восстановлен лермонтовский текст восьмистишия, которое в сильно искажённом виде стало знаменитым под названием «Прощай, немытая Россия…».

Вот этот восстановленный лермонтовский текст [2]:

     Прощай забитая Россия
     Немых рабов, немых господ,
     И ты, гусарская стихия,
     И ты, забивший свой народ!
     Под сенью вольного Кавказа
     Укроюсь от твоих шишей,
     От их всевидящего глаза,
     От их всеслышащих ушей!

Ниже приведено это восьмистишие из публикации П.И. Бартенева в 1890 году [3, с. 375]:

     Прощай, немытая Россия,
     Страна рабов, страна господ,
     И вы, мундиры голубые,
     И ты, им преданный народ.
     Быть может, за стеной Кавказа
     Сокроюсь от твоих пашей,
     От их всевидящего глаза,
     От их всеслышащих ушей.

Это стихотворение в первых шести публикациях имело много искажений и разночтений, которые приведены ниже в виде таблицы из моей статьи «Что сокрыла немытая Россия?» [2]:

     Строка   Вариант   Редакция строки
       1        1-6     Прощай, немытая Россия,
       2        1-6     Страна рабов, страна господ,
       3        1-6     И вы, мундиры голубые,
       4      1, 4, 6   И ты, послушный им народ.
       4         2      И ты, покорный им народ.
       4       3, 5     И ты, им преданный народ.
       5      1-4, 6    Быть может, за хребтом Кавказа
       5        5       Быть может, за стеной Кавказа
       6        1       Укроюсь от твоих ц…,
       6        2       Укроюсь от твоих царей,
       6       3-4      Укроюсь от твоих вождей,
       6        5       Сокроюсь от твоих пашей,
       6        6       Укроюсь от твоих пашей,
       7        1       От их невидящего глаза,
       7       2-6      От их всевидящего глаза,
       8        1       От их неслышащих ушей.
       8       2-6      От их всеслышащих ушей.

Обращает на себя внимание, что искажения соответствуют славянофильским взглядам на Россию.

Известно, что П.И. Бартенев дружил с наиболее активными московскими славянофилами и разделял их взгляды. Поэт В.Я. Брюсов в статье «Обломок старых поколений» писал о нём:

     - «…с кружком славянофилов он был близок (особенно дружил с ним И. С.
Аксаков) и сам разделял их мечты и надежды.» [1, с. 111];

     - «…Бартенев был вполне русский человек, любил Россию, русский народ, верил в его судьбу. Эту любовь, эту веру он вынес, конечно, из славянофильских кругов, но они были в его душе живыми, действенными.» [1, с. 116];

     - «Мысль была основным свойством Бартенева, и могла угаснуть, и угасла в нем, как и в его любимом поэте, Тютчеве, только вместе с жизнью.» [1, с. 118].

Вызывает почтительное восхищение фантастическая работоспособность П.И. Бартенева по единоличному изданию непрерывно на протяжении 50 лет ежемесячного толстого историко-литературного журнала «Русский Архив» (издано 600 номеров). О его издательской деятельности В.Я. Брюсов в той же статье написал, что «Он сам собирал материал для журнала, сам подготовлял его к печати, редактировал, снабжал примечаниями, сам писал заметки и рецензии, сам корректировал каждую книжку, читая и “гранки” и “сверстанные листы” по два, по три, по четыре раза. В течение пятидесяти лет не было ни одной книжки Русского Архива, которая не была бы составлена, проредактирована и прокорректирована П.И. Бартеневым. Даже последняя, 12-ая, книга пятидесятого года, которая должна была выйти уже после смерти Бартенева, почти полностью была им подготовлена к печати. Можно сказать, что все 50 лет журнала проведены им одним, — пример единственный y нас, да? кажется, весьма редкий и во всем мире.» [1, с. 109].

В.Я. Брюсов указывал на чрезвычайную любовь П.И. Бартенева к русскому языку, на осуждение им использования иностранных слов и писал о нём, что «Он слышать не хотел о разных “новых” словах, которые, по его мнению, нарушают чистоту русского языка, говорил и писал по-своему, ни за что, например, не хотел употребить выражения “редактор” и все 50 лет подписывался под книжками своего журнала: “Издатель и составитель Русского Архива Петр Бартенев”.» [1, с. 114].

Казалось бы, что именно П.И. Бартенев внёс искажения в восьмистишие М.Ю. Лермонтова на основании следующих фактов:

     а) только он получил автограф или неискажённый список лермонтовского
восьмистишия;

     б) он позволял себе при подготовке к публикации подправлять (искажать)
тексты произведений умерших авторов, которые не могли опротестовать его
публикации; поэт В.Я. Брюсов вспоминал, что «Он почитал себя в праве не только
сокращать, но порою даже подновлять печатаемый текст. Излишняя заботливость
о точности, казалась ему «крохоборством». <…> Однажды, печатая, при некотором
моем участии, новое издание стихов Тютчева, Бартенев решительно убеждал меня
исправить один стих, представлявшийся ему неудачным. «Издатель должен быть другом автора», — говорил он в свое оправдание. «Все это – вздор», — говорил он
в другом случае, зачеркивая весь конец одних мемуаров.» [1, с. 116-117];

     в) известно, что П.И. Бартенев, с целью оправдания Н.С. Мартынова в убийстве М.Ю. Лермонтова, допустил в своем журнале «Русский архив» искажение
фактов; литературовед Э.Г. Герштейн указала, что «Однако, как ни странно, но в
публикации Д. Д. Оболенского была допущена подтасовка. Майское письмо было
написано в 1840 году, а не в 1837-м. Это лишает переписку Мартыновых того
смысла, который ей хотели придать редактор «Русского архива» П. И. Бартенев, Д.
Д. Оболенский и сын Мартынов.» [4, с. 282];

     г) доктор филологических наук Л.А. Сугай отмечает, что «…прежде, говоря об издателе «Русского архива», исследователи <…> спешили подчеркнуть недостаточно высокий в археографическом и текстологическом отношении уровень его публикаций,.. <…> Ошибки и опечатки бартеневского журнала общеизвестны и в свое время вызывали разговоры в самых «высших сферах».» [5, с. 385];

     д) литературовед С.Е. Шубин в статье «Пушкинист-предатель» о фальсификации П.И. Бартеневым архива графа М.С. Воронцова пишет, что «Нельзя свести вместе «невольника чести» Пушкина с «полу-подлецом» Воронцовым, который был его врагом. А раз так, то можно лицемерить и предавать Пушкина, всячески прославляя Воронцова и получая за это хорошие деньги! Но почему я решил приписать это Бартеневу? Да потому, что, как только возникает тема «Пушкин и Воронцов», то именно от него в адрес Пушкина и идёт злонамеренная ложь и дезинформация.» [6].

Библиограф П.А. Ефремов, в связи с многочисленными и безобразными искажениями произведений М.Ю. Лермонтова при издании полных собраний его сочинений, назвал авторов искажений непрошенными «поправляльщиками» [7, стб. 82].

В указанном смысле термин «поправляльщик» употреблён далее.

Итак, стихотворения М.Ю. Лермонтова действительно искажались, и П.И. Бартенев, исходя из «дружеского» отношения к умершему автору, позволял себе исправлять произведения умерших авторов.

«Поправки», «дружески» вносимые П.И. Бартеневым, придавали тексту славянофильский смысл, при этом «поправляемый» документ умершего автора, во-первых, прежде не должен быть опубликованным и, во-вторых, автограф или единственный список произведения (при отсутствии по разным причинам автографа) должен оказаться в его полном распоряжении.

Например, такие списки без автографов были для некоторых стихотворений и писем Ф.И. Тютчева, которые он сам не записывал, а диктовал близким людям (членам семьи или друзьям), так как сам очень не любил писать, о чём пишет его вторая жена Эрн.Ф. Тютчева своему брату в 1850 г.: «Тютчев ненавидит писать, он
удовлетворяется тем, что, набросав нечто вроде перечня своих идей, он затем
развивает их, диктуя мне» [8, с. 350].

После публикации автограф или единственный неискажённый список «поправленного» произведения уничтожался, так как в случае его обнаружения в будущем он мог быть использован для обвинения П.И. Бартенева в искажении подлинников.

Поэтому, к сожалению, к некоторым публикациям П.И. Бартенева следует относиться критически и сопоставлять содержащуюся в них информацию с публикациями других авторов.

И хотя именно П.И. Бартенев является единственным первоисточником появления на свет этого искажённого восьмистишия с многочисленными разночтениями, однако он не мог быть “поправляльщиком”, так как хорошо знавшие его современники отмечают полное отсутствие у него поэтических способностей.

Поэтому П.И. Бартенев был только организатором внесения искажений.

Но искажения внесены настолько искусно поэтически, настолько с высокой степенью похожести на лермонтовский стиль, что подавляющее большинство авторитетных литературоведов, среди них есть выдающиеся, признало и признает их лермонтовскими.

Следовательно, искажения внесены незаурядным поэтом.

Кто этот поэт? Прежде, чем искать ответ на этот вопрос, попробуем ответить на вопрос: от кого П.И. Бартенев получил лермонтовский текст (неискажённый) этого восьмистишия?

По-моему, ему отдала листок с этим текстом княгиня Екатерина Алексеевна Долгорукова (урожденная Малиновская), 19.02.1811-14.08.1872 (ст. ст.). Она
18.01.1833 вышла замуж за князя Ростислава Алексеевича Долгорукова, с декабря
1834 года поручика лейб-гвардии Гусарского полка, в котором в это время служил
М.Ю. Лермонтов [9, с. 142], [10].

О княгине Е.А. Долгоруковой П.И. Бартенев вспоминал:

     - «…женщина необыкновенного ума и многосторонней образованности, ценимая Пушкиным и Лермонтовым (художественный кругозор которого считала она шире и выше Пушкинского)» [11, с. 295];

     - «Покойная княгиня Е.А. Долгорукая, женщина отличного образования и
душезнания, передавала мне, что Лермонтов в запросах своих был много выше и глубже Пушкина» [12, с. 159];

     - «Впоследствии она подружилась с Лермонтовым… Лермонтов раскрывал перед нею тайны души своей… Понятно, как дорого мне было знакомство её, обратившееся в дружбу» [13, с. 86-87].

По словам П.И. Бартенева, М.Ю. Лермонтов и княгиня Е.А. Долгорукова стали друзьями, причём настолько большими, что «Лермонтов раскрывал перед нею тайны души своей».

Уезжая в феврале 1837 года в ссылку на Кавказ, поэт, по-видимому, при прощании с княгиней Е.А. Долгоруковой подарил ей этот свой поэтический памфлет из восьми строк.

Этот острый политический памфлет был, без сомнения, написан искажённым почерком либо самим М.Ю. Лермонтовым (автограф, но с искажённым почерком), либо безошибочно с его слов княгиней Е.А. Долгоруковой, так как в случае обнаружения жандармами этого преступного, по жандармским критериям, текста, написанного своим почерком, княгине Е.А. Долгоруковой грозили бы большие неприятности за его хранение, а поэт подвергся бы жёстким карам в виде, как минимум, разжалования в рядовые и бессрочной ссылке на кавказскую войну, возможно, даже без права заслужить царское прощение.

Так как спустя годы княгиня Е.А. Долгорукова познакомилась и подружилась также с П.И. Бартеневым, то можно утверждать, что, понимая и ценя высокую поэтическую и художественную ценность лермонтовского восьмистишия, она незадолго до смерти отдала другу и издателю П.И. Бартеневу этот восьмистрочный шедевр политической лирики для опубликования, разумеется, без искажений в издаваемом им журнале «Русский Архив», когда это станет возможным. Видимо, она надеялась, что это время наступит достаточно быстро, так как в 70-х годах XIX века было отменено крепостное право, проведены либеральные административно-судебные реформы в гражданской и военной сферах управления, Россия вернула себе все права на Чёрном море и в Крыму, утраченные в результате тяжёлого поражения в Крымской войне, и реформировано управление цензурой в направлении её смягчения.

Однако, П.И. Бартенев, как издатель, постоянно имевший дело с цензурой и хорошо знавший благоговейное отношение всех членов царской семьи к памяти Николая I-го, которому сразу после смерти Александр II-й присвоил эпитет «незабвенный», прекрасно понимал, что в лермонтовском виде это восьмистишие никогда не будет разрешено цензурой к опубликованию при любом царе.

Кроме того, его славянофильским взглядам, безусловно, претили дух и содержание лермонтовского восьмистишия, направленные лично против Николая I-го и способа его правления, основанного на запугивании верноподданных всех сословий применением жёстких кар за публичное высказывание любого мнения, не совпадающего с мнением властей. Поэтому, видимо, уже имея опыт внесения «поправок» в тексты умерших авторов из «дружеского отношения» к ним, П.И. Бартенев решил «поправить» это стихотворение и сделать его содержание соответствующим его славянофильским взглядам перед публикацией в «Русском архиве».

Однако, не обладая поэтическим даром для внесения нужных «поправок», да ещё чтобы они соответствовали лермонтовскому стилю, П.И. Бартенев вынужден был обратиться с этой просьбой к поэту, причём признанному.

Очевидно, что этот поэт, должен был быть, во-первых, давним знакомым П.И. Бартенева, чтобы можно было не только доверить ему эту жемчужину лермонтовской политической лирики, но и быть уверенным, что он сохранит это в тайне, и, во-вторых, он должен был иметь славянофильские взгляды, так как внесённые искажения сделаны в славянофильском духе.

Указанным выше критериям полностью соответствует замечательный поэт, государственный и общественный деятель со славянофильскими взглядами Ф.И. Тютчев (23.11.1803-15.07.1873 по ст. ст.). Что любопытно, Ф.И. Тютчев умер 15 июля (ст. ст.), также как и М.Ю. Лермонтов, но спустя 32 года.

Был ли Ф.И. Тютчев давним знакомым П.И. Бартенева?

Да! Это подтверждают следующие документированные факты:

     - 29.07.1857 Ф.И. Тютчев вместе с братом Николаем на обеде у Сушковых громко и долго спорит с П.И. Бартеневым и другими гостями, при этом все сильно
курили; вот что написала Д.И. Сушкова Е.Ф. Тютчевой (Соответственно сестра и
дочь Ф.И. Тютчева. - В.Толочек): «…во время обеда был большой разговор и
пререкания между <…> Бартеневым, <…> двумя братьями (Ф.И. Тютчев и его брат
Николай. – В.Толочек) и моим мужем, — все так кричали и курили, что я и десяти
минут не выдержала после обеда» [14, с. 272];

     - в начале сентября 1865 года в Москве Ф.И. Тютчев посещает П.И. Бартенева [15, с. 172];

     - в письме от 03.12.1868 Ф.И. Тютчев в ответ на просьбу П.И. Бартенева
пишет, что «Вследствие письма вашего, многоуважаемый Петр Иваныч, я немедленно отнесся к господину Ведрову, приглашая его не стесняться впредь выдачею вам, под расписку, запрещенных книг на иностранных языках, предназначаемых для Чертковской библиотеки. <…> С живым интересом и полною признательностию за доставление — читал я последние нумера вашего «Архива». По-моему, ни одна из наших современных газет не способствует столько уразумению и правильной оценке настоящего, сколько ваше издание, по преимуществу посвященное прошедшему. Вам усердно преданный Ф. Тютчев» [16, с. 367];

     - в конце ноября 1872 года при встрече в Петербурге Ф.И. Тютчев передает
П. И. Бартеневу, издателю журнала «Русский архив», три политические статьи [15,
с. 496].

Конечно, далеко не все встречи и личные контакты Ф.И. Тютчева и П.И. Бартенева могли отразиться в документах. К тому же, не все такие документы дошли до нас. Да и мне удалось ознакомиться, очевидно, лишь с небольшой частью документов, которые могут содержать такие сведения.

Но даже приведённая информация доказывает длительное (16 лет) знакомство и активное общение Ф.И. Тютчева с П.И. Бартеневым. Это не удивительно, так как они оба были убеждёнными славянофилами и имели много общих друзей как среди славянофилов, так и среди западников, сочувствующих славянофилам.

Подчеркнём, что все славянофилы и значительное большинство западников были пламенными патриотами России. Они активно общались друг с другом и вели жаркие споры о наболевших и текущих вопросах общественно-политической жизни России и перспективных, с их точки зрения, путях её развития.

Свои славянофильские взгляды Ф.И. Тютчев не скрывал. Поэтому доктор филологических наук К.В. Пигарев, правнук Ф.И. Тютчева, характеризует поэта как
певца славянофильства, ревнителя триединой формулы «православие, самодержавие, народность», твёрдого сторонника «монархии, освященной религией.» [17, с. 25].

Немаловажным для внесения искажений, которые удовлетворяли бы требованиям цензуры, является то, что Ф.И. Тютчев 10 лет (с 1848 по 1858) был старшим цензором Министерства иностранных дел, а затем 15 лет (с 1858 до своей кончины) - председателем Комитета иностранной цензуры. На этом посту в 1865 году царь присвоил ему чин 3-его класса табели о рангах - тайного советника, соответствующий чинам генерал-лейтенанта в армии и вице-адмирала во флоте.

Это говорит о том, что Ф.И. Тютчев прекрасно знал требования цензуры к произведениям для их публикации. Можно не сомневаться, что он хорошо был знаком с опубликованными и, скорее всего, с неопубликованными, ходившими в списках, поэтическими произведениями М.Ю. Лермонтова. Следовательно, он и как поэт, и как обладатель знаний о поэтическом стиле произведений М.Ю. Лермонтова, и как опытный цензор мог искусно внести в рассматриваемое лермонтовское восьмистишие такие изменения (искажения), которые обеспечивали бы этому искажённому восьмистишию большое сходство с исходным лермонтовским (по форме, ритму и стилю) и получение цензурного разрешения на публикацию.

Кроме того, К.В. Пигарев утверждает, что «Тютчев является настоящим мастером четверостишия. В этом отношении из русских поэтов его, пожалуй, не с кем сравнить.» [17, с. 300].

К.В. Пигарев указывает, что «Поскольку Тютчев довольно часто вносил в свои стихотворения те или иные поправки уже после того, как эти стихотворения были напечатаны, окончательный текст их нередко бывает представлен либо автографом, либо списком или записью под диктовку, сделанными кем-либо из близких поэту лиц.» [17, с. 334].

И далее там же читаем, что «…правка текста ограничивается отдельными строками и даже словами. Приблизительно третью часть всего написанного Тютчевым составляют стихи, в рукописных и печатных текстах которых содержатся подобные разночтения. Как бы ни были художественно ценны многие из них, всё же они <…> не влияют на общий идейно-художественный замысел стихотворения, на его композицию. Но среди поэтических произведений Тютчева имеются и такие, которые сохранились в нескольких редакциях.» [17, с. 335].

Ф.И. Тютчев часто предлагал другим поэтам переделывать отдельные строки в их поэтических произведениях. Например, вот что пишет в 1894 году поэт А.Н. Майков о своей поэме «Странник», посвященной Ф.И. Тютчеву: «Любопытно, <…> что этого “Странника” очень любил Ф.И. Тютчев, слышал его в разных местах и раз пять просил прочесть у него в доме разным лицам. Помню, что многое я переделывал и исправлял по его указаниям и замечаниям.» [8, с. 487].

Приведённые примеры указывают на то, что Ф.И. Тютчев не только часто вносил изменения в свои стихотворения, но и предлагал другим поэтам внести свои изменения в их поэтические произведения с целью их улучшения.

Ф.И. Тютчев как бывший дипломат, прослуживший на дипломатической службе в Европе более 20 лет, имел, видимо, ещё одно немаловажное качество для рассматриваемого вопроса – он умел хранить доверенную ему тайну. Об этом сообщает его друг А.И. Георгиевский в 1866 году: «Ф.И. Тютчев был <…> настолько умелый и опытный во всех отношениях дипломат, что ему безопасно можно было доверить и не такую тайну». [15, с. 208].

Так как П.И. Бартенев находился в давних, как минимум, приятельских отношениях с Ф.И. Тютчевым, то он, видимо, тоже не сомневался в том, что по его просьбе Ф.И. Тютчев сохранит в тайне лермонтовское (неискажённое) восьмистишие, так как П.И. Бартенев, очевидно, считал не без основания, что только он имеет право на опубликование этого лермонтовского шедевра, предварительно исправив его содержание в соответствии со своими славянофильскими взглядами, требованиями цензуры и «дружеским» отношением к М.Ю. Лермонтову. Освещение истинного отношения П.И. Бартенева к творчеству и личности М.Ю. Лермонтова выходит за рамки настоящей статьи.

Время показало, что Ф.И. Тютчев сохранил в тайне исходный текст лермонтовского восьмистишия.

Почему П.И. Бартенев написал и передал искажённый текст лермонтовского восьмистишия (с разночтениями в строках 4-8) П.А. Ефремову и Н.В. Путяте?

По-моему, П.И. Бартенев по просьбе Ф.И. Тютчева отдал Н.В. Путяте искажённый вариант-2 лермонтовского восьмистишия, написав его, не указывая даты, на отдельном листке, который время сохранило для нас. Можно не сомневаться, что П.И. Бартенев по просьбе Ф.И. Тютчева ознакомил с вариантом-2 (разумеется, с условием сохранения в тайне этого текста) также И.С. Аксакова, а он - свою жену А.Ф. Аксакову-Тютчеву. Н.В. Путята и И.С. Аксаков были для Ф.И. Тютчева очень дороги и близки как родственными узами (младший сын Ф.И. Тютчева от второго брака И.Ф. Тютчев был женат с 1869 года на О.Н. Путяте, дочери Н.В. Путяты, а старшая дочь от первого брака А.Ф. Тютчева была замужем с 1866 года за И.С. Аксаковым), так и сходными общественно-политическими славянофильскими взглядами. Н.В. Путята и И.С. Аксаков были большими ценителями русских поэтических произведений, собирали их, включая запрещённые к публикации.

Н.В. Путята и А.С. Аксаков хорошо знали друг друга. Штабс-ротмистр в отставке, действительный статский советник Н.В. Путята «В 1850-х годах близко общался с соседями по имению в Мураново, Аксаковыми.» [18].

Публицист, поэт, общественный деятель, надворный советник И.С. Аксаков был одним из лидеров славянофильского движения [19].

Время показало, что Н.В. Путята и И.С. Аксаков сохранили в тайне доверенный им текст варианта-2. Но если листок с текстом варианта-2, полученный Н.В. Путятой, был найден в советское время (1955 г.), то текст искажённого восьмистишия, полученный И.С. Аксаковым, не обнаружен до сих пор.

Однако все приведённые знания о Ф.И. Тютчеве ещё недостаточны для того, чтобы признать в нём автора искажений знаменитого лермонтовского восьмистишия.

Известно, что при Николае I-ом и в более позднее время «В силу сложившихся обстоятельств (Чрезвычайно жестокая цензура. – В.Толочек) Тютчеву приходилось о многом умалчивать. И потому столь важное значение обретает его переписка, где суть воззрений поэта и мыслителя проявилась во всей глубине.» [8, с. 334].

Решающее значение имеет то, что в письмах свободно излагалось мнение по злободневным вопросам общественно-политической жизни России и зарубежных стран, в основном европейских. Разумеется, такие письма посылались с доверенными лицами, а не через почту, где они все перлюстрировались. В таких письмах Ф.И. Тютчев свободно, без оглядки на цензуру, использовал гибкость русского языка для выражения своих мыслей.

Поэтическая образность выражения мыслей у Ф.И. Тютчева хотя и проявляется в письмах, но в полной мере она сияет в его поэтических произведениях.

Поэтому за поисками недостающих аргументов, которые указывали бы на Ф.И. Тютчева как на автора искажений в рассматриваемом восьмистишии, обратимся к эпистолярному и поэтическому наследию Ф.И. Тютчева, его родственников и друзей-славянофилов.

Далее в качестве автора искажений указан Ф.И. Тютчев, так как на основании
выявленных фактов, представленных ниже, у меня сложилось мнение, что именно
он является автором почти всех искажений.

Из писем, например, к И.С. Аксакову и М.Н. Каткову, видно, что Ф.И. Тютчев
вместе с И.С. Аксаковым не скрывал своего убеждения в необходимости предоставления возможности свободной дискуссии в печати различным общественным мнениям, как согласующимися с официальными, так и противоречащими им. Они считали, что только в свободной дискуссии, а не репрессиями, официальное мнение должно доказывать правоту, чтобы противоположное мнение из-за репрессий не оказалось в роли пострадавшего и не получило сочувственного отношения образованного общества как приобретшее, как об этом написал Ф.И. Тютчев 5 декабря 1865 года И.С. Аксакову, «…вес, силу и достоинство угнетенной мысли.» [16, с. 118].

В том же духе Ф.И. Тютчев обращался в письме в 1863 году к М.Н. Каткову: «Я знаю, — не будь у нас цензуры, имейте вы право и возможность не ограничиваться намеками, а высказывать дело как оно есть — и называть всё и всех по имени, — то одной вашей полемической деятельности достаточно было бы,..» [16, с. 48].

То есть, Ф.И. Тютчев и И.С. Аксаков вместе с другими славянофилами, например поэтом и православным философом А.С. Хомяковым, после смерти Николая I-го настаивали на гласности в печати, когда цензура оставалась, по их мнению, всё ещё жёсткой и карательной, несмотря на некоторые смягчения в результате проведённых реформ.

Из писем Ф.И. Тютчева видно, что он был твёрдо убеждён в высоком историческом предназначении и мировом призвании России, искренно верил в её успешное развитие и процветание на основе сильной самодержавной власти, опирающейся на безграничное доверии к ней народа, черпающего в православной вере нравственную необходимость этого доверия и послушания.

Мнение Ф.И. Тютчева о мировом призвании России отражено в письме от 1866 года А.И. Георгиевскому, где он отметил необходимость «…проникнуться убеждением, что <…> суждено России, как представительнице всего Славянского мира, вступить окончательно во все свои исторические права и исполнить свое мировое призвание.» [16, с. 158].

О самодержавии Ф.И. Тютчев пишет 2 января 1865 года своему другу А.И. Георгиевскому: «Русское самодержавие как принцип принадлежит, бесспорно, нам.
Только в нашей почве оно может корениться, вне русской почвы оно просто
немыслимо...» [16, с. 91].

Неразрывная связь России с самодержавием, олицетворённым в царе, отражена Ф.И. Тютчевым в стихотворении «19-ое февраля 1864» на смерть графа Д.Н. Блудова [20, с. 126]:

     Два образа, заветные, родные,
     Что как святыню в сердце он носил -
     Предстали перед ним - Царь и Россия,
     И от души он их благословил.

Неразрывная связь самодержавия с народом выражена Ф.И. Тютчевым в следующих строках в письме от 19 апреля 1866 года к И.С. Аксакову: «Так что, в конце концов, вот какою формулою можно пока определить закон нашего будущего развития, нашей единственно возможной конституции — чем народнее самодержавие, тем самодержавнее народ.» [16, с. 146].

О безграничном доверии народа к самодержавной власти Ф.И. Тютчев в письме от 5 июня 1858 года жене Эрн.Ф. Тютчевой отметил: «Тишина, господствующая в стране, <…> основана <…> на безграничном доверии народа к власти, на его вере в её к нему доброжелательность и благонамеренность.» [8, с. 271].

О христианстве, разумеется, православном Ф.И. Тютчев написал:

     - в письме от 23 октября 1863 года своей дочери Е.Ф. Тютчевой, что «…нигде,
кроме как в России, не встретишь христианства столь коренного, христианства
столь непосредственного, христиан, которые не воспитываются, а сами
рождаются.» [16, с. 50];

     - в статье «Россия и Революция», что «Россия прежде всего держава
христианская; Русский народ христианин, не в силу только православия своих
верований <…>, но еще в силу того, что еще задушевнее верования <…>. Он
христианин — по той способности к самоотвержению и самопожертвованию,
которая составляет как бы основу его нравственной природы.» [21, с. 144].

В 1869 году М. П. Погодин пишет о Ф.И. Тютчеве, что «…он является в наше
время решительно первым представителем народного сознания о русской миссии
в Европе, в Истории: никто Россию не понимает так ясно, не убежден так твердо,
не верит так искренно в ее призвание, как он...» [15, с. 361].

Рассмотрим, каким образом Ф.И. Тютчев пришёл к «поправкам» в строках 1-2 и какой смысл он вложил в эти строки искажённого лермонтовского восьмистишия?

И.С. Аксаков отметил в биографии о Ф.И. Тютчеве:

     - «…язык Тютчева часто поражает смелостью и красотою своих, оборотов. <…> Многое, что могло-б другим показаться смелым, ему самому казалось только простым и естественным.» [22, ст. 118];

     - «…иногда, силою именно поэтической чуткости, добывал он из затаенной в нем сокровищницы родного языка совершенно новый, неожиданный, но вполне удачный и верный оборот, или же открывал в слове новый, еще не подмеченный оттенок смысла.» [22, ст. 119];

     - «Но самое проявление этой способности не было у него делом тщеславного
расчета: он сам тут же забывал сказанное, никогда не повторялся и охотно
предоставлял другими авторские права на свои, нередко гениальные, изречения.
Вообще, как в устном слове, точно так и в поэзии, его творчество только в самую
минуту творения, не долее, доставляло ему авторскую отраду. Оно быстро, мгновенно вспыхивало и столь же быстро, выразившись в речи или в стихах,
угасало и исчезало из памяти.» [22, ст. 52-53].

Вот таким смелым для других, но простым и естественным для Ф.И. Тютчева стало порождённое им в момент творческого озарения новое, неожиданное и даже хлёсткое выражение «Прощай, немытая Россия» с новым оттенком мысли для России.

Что могло натолкнуть его на это необычное выражение и какой новый, ещё не подмеченный оттенок мысли вложил он в это выражение?

Ф.И. Тютчев и ранее не стеснялся окрашивать Россию различными, например, следующими эпитетами, оттенки значения которых в сочетании со словом «Россия» зависят от контекста:

     - «Родная Русь» [19, с. 230];
     - «несчастная Россия» [8, с. 201];
     - «злосчастная Россия» [18, с. 300];
     - «проклятая Россия» [15, с. 342].

В лермонтовском вышеприведённом восьмистишии (не искажённом) он увидел в строке-1 словосочетание «забитая Россия», а строка-2 «Немых рабов, немых господ,» в сочетании с со словом «Россия» из строки-1 давало очевидное
словосочетание «немая Россия».

Ещё ему был известен эпитет «греховная» в применении к России из стихотворения поэта-славянофила А.С. Хомякова «России», написанном в 1854 году, в котором есть такие строки, обращённые к России:

     «А на тебя, увы! как много
     Грехов ужасных налегло!» [8, с. 411].

Это многообразие эпитетов, характеризующих Россию с разных сторон, поэтическое воображение Ф.И. Тютчева пополнило новым эпитетом «немытая», породившим знаменитое выражение «немытая Россия».

Выражение "немытая Россия", по-видимому, спонтанно возникло у Ф.И. Тютчева (при размышлении над «поправками» для лермонтовского восьмистишия) как обобщающий результат острых эмоционально-нравственных переживаний в бурный период избавления России (примерно 15 лет после смерти Николая I-го) от вопиющих, по его убеждению, общественно-социальных пороков в результате проведённых Александром II-ым грандиозных реформ во всех сферах общественно-политической жизни России, главными из которых были отмена крепостного права 19 февраля 1861 года, административно-судебные и военные реформы, изменения в Цензурном Уставе, смягчающие цензуру.

Очевидно, что смысл выражения «немытая Россия» уточняется контекстом искажённого лермонтовского восьмистишия, в котором происходит прощание с «немытой Россией» как «Страной рабов…». То есть, прощание происходит со страной (немытой), имеющей рабство (крепостное право), являющееся, согласно славянофилам, тягчайшим грехом. Поэтому для правильного понимания выражения «немытая Россия» его нельзя вырывать из контекста искажённого восьмистишия, и, в первую очередь, нельзя отрывать от слова «Прощай» и слов «Страна рабов,..».

В первые две строки искажённого стихотворения «Прощай, немытая Россия…» Ф.И. Тютчев вложил все свои острые религиозно-нравственные переживания, страстно прочувствованные им в многочисленных жарких спорах в петербургских и московских салонах со сторонниками и противниками прогрессивных реформ во время их подготовки и осуществления, воспринятых им как очищение России от налегших на неё грехов, самым тяжким из которых он считал крепостное право, узаконившее на самом деле в России настоящее рабство, противоречащее христианскому догмату, согласно которому все люди равны (являются братьями и сестрами), и только по отношению к Богу каждый человек есть раб.

Ф.И. Тютчев и славянофилы чрезвычайно тяжело переживали сокрушительное поражение России в Крымской войне 1853-1856 годов с учётом того, что в предыдущие 40 лет Россия первенствовала на европейском континенте.

В письмах Ф.И. Тютчева, связанных с этой войной, звучат горькие упрёки в адрес Николая I-го, проводившего внешнюю и внутреннюю политику не в интересах национальных интересов, что привело к крымской катастрофе. Об этом он пишет жене (второй) Эрн.Ф. Тютчевой в письме от 24 февраля 1854 года: «Ибо — больше обманывать себя нечего — Россия, по всей вероятности, вступит в схватку с целой Европой. Каким образом это случилось? Каким образом империя, которая в течение 40 лет только и делала, что отрекалась от собственных интересов и предавала их ради пользы и охраны интересов чужих, вдруг оказывается перед лицом огромнейшего заговора?» [8, с. 160].

О том же самом пишет во время Крымской войны в своём дневнике А.Ф. Тютчева, старшая дочь Ф.И. Тютчева, любящая своего отца, мнение которого по социально-политическим вопросам становилось её мнением:

     - «Император Николай (…) видит в русском самодержавии единственный
принцип порядка и прочности, еще не поколебленный революционными идеями
Европы, и считает себя поэтому обязанным служить интересам государей… (...) Он
сделался как бы опекуном государей (Европейских государств. – В.Толочек) и
полицеймейстером народов. Но ни те, ни другие не были ему за то благодарны:
одни потому, что чувствовали себя униженными покровительством, иногда
становившимся для них игом, другие потому, что видели в России врага всякого
прогресса и развития. При первом удобном случае и те, и другие протянули друг
другу руку и вступили в союз против нас, что подтверждается современными
событиями, когда мы видим против себя в трогательном единении всю Европу,
даже честную Австрию, которая была бы так прекрасно расчленена во время
Венгерской войны (Венгерское восстание 1849 года, подавленное войсками
России. – В.Толочек), если бы не усилия и кровь России, пролитая совершенно
некстати. Мы дорого расплачиваемся сейчас за наше стремление служить
полицией в Европе, и нас ненавидят, как вообще всегда ненавидят полицию.» [23,
с. 92];

     - «В публике один общий крик негодования против правительства, ибо никто
не ожидал того, что случилось. Все так привыкли беспрекословно верить в
могущество, в силу, в непобедимость России. Говорили себе, что если существующий строй несколько тягостен и удушлив дома, он, по крайней мере, обеспечивает за нами во внешних отношениях и по отношению к Европе престиж могущества и бесспорного политического и военного превосходства. Достаточно было дуновения событий, чтобы разрушилась вся эта иллюзорная постройка. В политике наша дипломатия проявила лишь беспечность, слабость, нерешительность и неспособность и показала, что ею утрачена нить всех исторических традиций России; вместо того чтобы быть представительницей и защитницей собственной страны, она малодушно пошла на буксире мнимых интересов Европы. Но дело оказалось еще хуже, когда наступил момент испытания нашей военной мощи. Увидели тогда, что вахтпарады не создают солдат и что мелочи, на которые мы потеряли тридцать лет, привели только к тому, что умы оказались неспособными к разрешению серьезных стратегических вопросов.» [23, с. 101];

     - «В течение стольких лет своего царствования он направлял всю внешнюю
политику не столько в интересах своей родины, сколько в интересах якобы Европы,
считая себя призванным защищать принцип порядка. Народы ненавидят его как
представителя деспотизма, а государи, которых он защищал, заставляют его теперь дорого расплачиваться за самолюбие, уязвленное сознанием его превосходства.» [23, с. 107].

Острые эмоциональные переживания за слабость и беспомощность России в Крымской войне вылились у Ф.И. Тютчева в гневную эпиграмму-эпитафию Николаю I-ому после его смерти (18 февраля 1855 г.), которую он записал в альбом своей дочери Д.Ф. Тютчевой-Бирюлевой [20, с. 73]:

     Не Богу ты служил и не России,
     Служил лишь суете своей,
     И все дела твои, и добрые и злые, -
     Все было ложь в тебе, все призраки пустые:
     Ты был не царь, а лицедей.

Даже «…жена поэта, Эрнестина Федоровна, весьма смущалась самим фактом существования такого документа.» [20, с. 424], содержащей «на смерть Николая I-го эпиграмму-эпитафию со столь резкой оценкой личности Императора,..» [Там же].

Такая негодующая оценка дел и личности Николая I-го после почти 30 лет его почитания показывает остроту и амплитуду эмоциональных переживаний Ф.И. Тютчева.

В то же время Ф.И. Тютчев высоко оценивал душевные устремления Николая I-го, что видно из следующих строк письма от 20 февраля 1855 года (по ст. ст.): «…к несчастью, существовал такой разлад между его задушевными устремлениями и ложной системой, нелепой и антинародной системой, в которой Россия, правительство, кабинет и то, что называют обществом, вращались более 40 лет, что эти манифесты государя императора Николая Павловича, почти всегда писанные им самим и исключительно самим, ясно выражали его самую задушевную мысль, но никогда не могли рассматриваться в качестве серьезной программы политики его кабинета. Это как раз и должно было непременно обесценить его слово и за границей, и еще более внутри страны.» [8, с. 204].

В этом же письме Ф.И. Тютчев называет обсуждаемый в Париже договор о мире как «Ложный и невозможный мир», который «…завершил Крымскую войну и был подписан в Париже в феврале-марте 1856 г. на унизительных для России условиях. Главными потерями России были: возвращение Турции Карса, взятого в конце 1855 г., уступка Бессарабии и нейтрализация Черного моря с запрещением иметь там военный флот и базы.» [8, с. 424].

Свой взгляд, совпадающий со взглядом её отца, на подписание Россией очень невыгодного мирного договора после поражения в Крымской войне А.Ф. Тютчева так отразила в своём дневнике: «…сегодня утром появилась официальная статья в Journal de St. Petersbourg, подтверждающая наш позор. Я не могу повторить всего, что я слышала в течение дня. Мужчины плакали от стыда,..» [23, с. 231].

Не все так думали о заключении мирного договора, многие, среди них большинство участников Крымской войны, например ополченцы, были ему рады, так как он избавил их от тягот военного быта и позволил вернуться им в мирную жизнь. Но здесь задачей является показать эмоциональное и умственное восприятие Крымской войны именно Ф.И. Тютчевым.

Внезапную смерть Николая I-го 18 февраля 1855 года, когда предстоящее позорное поражение России в Крымской войне стало очевидным, А.Ф. Тютчева, отражая мнение отца и славянофилов, характеризует в христианском смысле следующим образом: «Он пал первой и самой выдающейся жертвой осады Севастополя, пораженный в сердце, как невидимой пулей, величайшей скорбью при виде всей этой крови, так мужественно, так свято и так бесполезно пролитой. Его смерть была поистине искупительной жертвой.» [23, с. 46].

Итак, искупительная жертва, причём самая выдающаяся в лице императора Николая I-го, по мнению А.Ф. Тютчевой и её отца, принесена для очищения (омовения) России от налипших на ней тяжких грехов.

Мнение, поэта-славянофила А.С. Хомякова, единомышленника Ф.И. Тютчева, о ситуации в России после поражения в Крымской войне А.Ф. Тютчева приводит в своём дневнике: «Теперь не время рассуждать и ворчать. Россия унижена, мы несчастны,
государь еще более несчастен, чем мы; теперь мы должны объединиться вокруг него, дать ему почувствовать, что он и народ не могут иметь различных интересов и что если Россия была принуждена заключить позорный мир, она должна, по крайней мере, объединить все свои усилия, чтобы искоренить злоупотребления и залечить внутренние раны, которые привели ее к этому.» [23, с. 239-240].

Славянофилы и вместе с ними Ф.И. Тютчев считали, согласно христианскому учению, что Крымская война явилась испытанием и наказанием, наложенным Богом на Россию за тяжкие грехи, в которых она погрязла, среди которых самым тяжким было рабство (крепостное право), противное христианской заповеди о всеобщем равенстве и братстве, основанном на всеобщей любви.

Ф.И. Тютчев и под его влиянием А.Ф. Тютчева считали, что «…из современного кризиса должна выйти новая Россия и новый порядок вещей…» [23, с. 93].

А.Ф. Тютчева записала в дневнике 21 февраля 1855 г.: «Молодые император и императрица (Александр II-ой и его жена. – В.Толочек), еще будучи наследником и наследницей, были более доступны голосам извне, чем император (Умерший Николай I-й. – В.Толочек); правда легче и полнее доходила до них, они были больше осведомлены об общественном мнении, они знали, чего Россия от них ожидает и чего она желает. Поэтому можно надеяться, что в своем образе действий они будут руководствоваться национальным сознанием страны и что в общении с народом они почерпнут необходимую им силу.» [23, с. 136].

Общественное мнение, разумеется, славянофильское, доводила до них в очень деликатной форме сама А.Ф. Тютчева, так как с 13 января 1853 года она «была назначена фрейлиной двора великой княгини цесаревны (Мария Александровна. - В.Толочек), супруги наследника русского престола (Будущий император Александр II-й. – В.Толочек).» [23, с. 6].

С 19 февраля 1855 года по 1866 год А.Ф. Тютчева была фрейлиной двора императрицы Марии Александровны.

Итак, сокрушительное поражение в Крымской войне и подписание позорного мирного договора явилось для России жестоким, но справедливым, по мнению Ф.И. Тютчева и славянофилов, Божьим наказанием за тяжкие грехи (пороки), в которых погрязла Россия. В этом Божьем наказании Россией принесены тяжёлые искупительные жертвы: внезапно в расцвете сил умирает император Николай I-й, убито и покалечено очень много защитников Крыма, разрушены военные укрепления в Севастополе и других Крымских портах, потоплен Черноморский военный флот. Благодаря понесённому Божьему наказанию и принесённым искупительным жертвам перед Россией открылись новые широкие возможности для очищения (омовения) от налипших на неё тяжких грехов (пороков). Ф.И. Тютчев и славянофилы страстно надеялись, что этими возможностями обязательно воспользуется Александр II-й, вступление на престол которого они горячо приветствовали.

Отмену крепостного права Ф.И. Тютчев восторженно приветствовал стихотворным посланием Александру II-ому [20, с. 108]:

     АЛЕКСАНДРУ ВТОРОМУ
     Ты взял свой день ... Замеченный от века
     Великою господней благодатью -
     Он рабский образ сдвинул с человека
     И возвратил семье - меньшую братью...

Отменив крепостное право, Александр II-ой очистил (омыл) Россию от главного греха (порока).

Но у России, помимо крепостного права, были и другие мерзкие грехи, о которых в 1854 году в стихотворении «России» писал поэт-славянофил А.С. Хомяков [8, с. 411]:

     А на тебя, увы! как много
     Грехов ужасных налегло!
     В судах черна неправдой черной
     И игом рабства клеймена;
     Безбожной лести, лжи тлетворной,
     И лени мертвой и позорной,
     И всякой мерзости полна!
     О недостойная избранья,
     Ты избрана! Скорей омой
     Себя водою покаянья,..

А.С. Хомяков, славянофилы и певец славянофильства Ф.И. Тютчев после поражения России в Крымской войне призывали Россию очиститься от грехов, то есть «омыть себя водою покаянья». Для этого, в первую очередь, необходимо было провести реформы не только по отмене крепостного права, но и в органах гражданского и военного управления, судопроизводства, цензуры.

Эти широкомасштабные грандиозные реформы были проведены в сравнительно короткие сроки.

Тютчев считает судебные реформы вполне успешными. Это подтверждалось, по его мнению, судебным процессом по Нечаевскому делу о тайном обществе «Народная расправа», организованном С.Г. Нечаевым в 1869 году. 13 июля 1871 года Ф.И. Тютчев делится впечатлением от этого процесса, на котором он присутствует ежедневно, в письме к Э.Ф. Тютчевой: «Теперь все, и я в том числе, поглощены процессом. Давно уже ничто не производило на меня столь сильного впечатления. Ежедневно в полдень одеваю вицмундир и отправляюсь на заседание (этим все сказано), и остаюсь там иногда до шести часов вечера. Теперь очередь защиты, и я имел возможность слышать лучших адвокатов нашего молодого суда, причем с истинным удовлетворением. Я не думал, что мы продвинулись так далеко. Вообще весь этот судебный мир представляет собой как бы могучий зародыш новой России. <...> как быстро привилось у нас великое дело правильного и самостоятельного суда. В нем ничуть не ощущается незрелость, свойственная нововведениям. Все ведется легко и уверенно.» [15, с. 455].

О том же Ф.И. Тютчев пишет 17 июля 1871 года в письме к старшей дочери А.Ф. Аксаковой (до 1866 года Тютчевой): «Первая часть процесса только что кончилась, и тому, кто внимательно следил за его ходом, — как я, например, посещавший все заседания, — вынесенный приговор должен казаться справедливым. —(…) Право, поразительно, как быстро прижились у нас эти новые судебные институты. Вот где могучий зародыш новой России и лучшее ручательство ее будущности.» [16, с. 402].

К этому времени Россия оправилась после поражения в Крымской войне. 3 ноября 1870 года канцлер А.М. Горчаков опубликовал Декларацию о расторжении 14-й статьи Парижского мирного договора 1856 г., предписывающей нейтрализацию «…Черного моря с запрещением <России> иметь там военный флот и базы.» [8, с. 424].

Ф.И. Тютчев восторженно приветствовал этот дипломатический шаг России
стихотворным приветствием к канцлеру князю А.М. Горчакову. Это стихотворение
имеет следующие две первые строфы [20, с. 224]:

     Да, вы сдержали ваше слово:
     Не двинув пушки, ни рубля,
     В свои права вступает снова
     Родная русская земля -
     И нам завещанное море
     Опять свободною волной,
     О кратком позабыв позоре,
     Лобзает берег свой родной.

Этот смелый односторонний дипломатический шаг Ф.И. Тютчев приветствовал ещё стихотворением «Черное море», в котором есть такие строфы [20, с. 230-231]:

     Пятнадцать лет с тех пор минуло,
     Прошел событий целый ряд,
     Но вера нас не обманула,
     И севастопольского гула
     Последний слышим мы раскат.
     Удар последний и громовый,
     Он грянул вдруг, животворя,
     Последнее в борьбе суровой
     Теперь лишь высказано слово,
     То слово Русского Царя.
          (…)
     Опять зовет и к делу нудит
     Родную Русь твоя волна,
     И к распре той, что Бог рассудит,
     Великий Севастополь будит
     От заколдованного сна.
     И то, что ты во время оно
     От бранных скрыла непогод
     В свое сочувственное лоно,
     Отдашь ты нам, и без урона -
     Бессмертный черноморский флот.
     Да в сердце русского народа
     Святиться будет этот день,
     Он - наша внешняя свобода,..

О твёрдой вере Ф.И. Тютчева на будущее освобождение России от позорных ограничений на Черном море указывает И.С. Аксаков: «Луч лелеемого им будущего
снова сверкнул для него в настоящем. Мы разумеем возвращение себе Россиею
свободы на Черном море, т. е. ту декларацию, которою Русский Кабинет, в конце
1870 года, возвестил Европе, что перестает считать для себя обязательными, в
отношении к Черному морю, ограничения в правах, наложенные на Россию Парижским трактатом.» [22, стб. 321].

Успехи и в отмене крепостного права, и в дипломатии, по мнению К.В. Пигарева, обусловлены были тем, что «Русская политика решилась открыто и смело опереться на общественное мнение России, что было в то время новостью или забытою бывальщиною и чем по преимуществу было ознаменовано уже минувшее двенадцатилетие, воспетое Тютчевым.» [22, стб. 352].

С воцарением Александра II-го резко изменилось общественное настроение, а у ярких представителей общественного мнения появилось больше возможностей высказаться публично. И.С. Аксаков так характеризует 15-летний период осуществления реформ Александром II-м: «С заключением Парижского мира и с
воцарением нового Государя, Россия (…) вступила в новый период бытия. (…)
…общество, быстро и резко, перешло к (…) угару самообличения и преобразования; весь, несчётными годами накопившийся, сор выметен был из избы; словно из кладовой, вытаскивался наружу старый и затхлый хлам, выветривался и выколачивался публично. Долго сдержанная мысль торопилась высказаться и, высказавшись, спешила перейти к делу.» [22, стб. 328].

С вступлением на престол Александра II-го власти настолько либерально стали относиться к нецензурным зарубежным изданиям, что «В первые годы царствования Александра II издания Герцена «Полярная звезда», «Голоса из России», «Колокол» почти беспрепятственно ввозились в Россию и пользовались огромной популярностью. Чтение герценовского «Колокола» входило в распорядок жизни императора.» [8, с. 443].

Ф.И. Тютчев, являясь сторонником и активным участником происходящих перемен, с большим воодушевлением воспринимал прогрессивные преобразования и отмечал в 1864 году быстроту их осуществления в письме А.И. Георгиевскому: «Здесь недавно был новый франц<узский> посол при нашем дворе — мне очень знакомый человек. Он перед этим был в Петербурге, после 36-летнего отсутствия, и был очень поражен громадным совершившимся у нас переворотом...» [16, с. 87].

При Александре II-ом славянофильские идеи получают в обществе большое распространение; между славянофилами и западниками активно идут споры в салонах, на общественных мероприятиях, в печати. Ф.И. Тютчев в письме от 8 января 1867 года И.С. Аксакову пишет: «То, что прежде называлось славянофильскою идеею, сделалось теперь — силою вещей — общим достоянием, она, т<ак> ск<азать>, распустилась в действительности...» [16, с. 195].

Именно со славянофильских позиций под сильным впечатлением от грандиозных реформ и дипломатических побед, очистивших (омывших) Россию от тяжких грехов (пороков), и уже из этой новой омытой (от грехов) России вдохновенное поэтическое воображение Ф.И. Тютчева прощается с предшествующей греховной, неочищенной от грехов, то есть неомытой или немытой Россией!

Славянофилы считали, что реформы Петра Великого отклонили Россию от самобытного национального пути развития, насильственно насадили европейские порядки и обычаи, противные русским народным обычаям и традициям, в результате чего дворянство отделилось от народа, превратилось в нарост, противный народному духу и говорящий на чужестранном языке. Поэтому некоторые славянофилы, имевшие имя Пётр, например Пётр Киреевский, ненавидели своё имя.

Вдохновенное поэтическое воображение Ф.И. Тютчева, породило (на месте первых двух лермонтовских строк «Прощай, забитая Россия / Немых рабов, немых господ,») строки «Прощай, немытая Россия, / Страна рабов, страна господ,» как результат остро пережитых впечатлений от жёстких притеснений свободной мысли при Николае I-ом, позорного поражения в Крымской войне и осуществлённых прогрессивных реформ во внутреннем социально-общественном устройстве и внешней политике, очистивших (омывших) Россию от грехов (пороков), преобразивших и укрепивших Россию.

Таким образом, тютчевское поэтическое воображение вместо выражения «неочищенная от грехов (пороков) Россия», какою она была до реформ Александра II-го, породило синонимичное, более яркое и короткое выражение «неомытая Россия», которое не является таким уж необычным для христианского мировоззрения. А вот действительно неожиданным является переход от выражения «неомытая Россия» к синонимичному выражению «немытая Россия», причиной которого, по-моему, является стремление Ф.И. Тютчева сохранить в «поправленной» первой строке ритм, которым обладает первая строка лермонтовского восьмистишия (неискажённого).

Рассмотрим, каким образом Ф.И. Тютчев пришёл к «поправкам» в строках 3-4 и какой смысл он вложил в эти строки искажённого лермонтовского восьмистишия?

Литературоведы под «мундирами голубыми» понимают «жандармов».

О неприемлемости такого понимания «мундиров голубых» по отношению к М.Ю. Лермонтову, если предположить, как многие это делают, его автором этого выражения, сказано, например, в моей статье «Что сокрыла немытая Россия?» [2].

Не мог также и Ф.И. Тютчев в выражение «мундиры голубые» вложить смысл «жандармы», так как своё личное нелицеприятное мнение о жандармах он изложил в письме от 22 января 1867 года к старшей дочери А.Ф. Аксаковой (Тютчевой) в
следующей саркастической фразе: «…ну а 3-е отделение — это учреждение, которое само название свое воспринимает как ругательство, и совершенно законно.» [16, с. 202].

Это своё мнение Ф.И. Тютчев высказал в связи с недовольством Цензурного комитета следующим, как может убедиться читатель, довольно безобидным упоминанием III-его Отделения, сделанным И.С. Аксаковым в газете «Москва»: «Существующее в России соотношение “прав и обязанностей общества и правительства” ведет к тому, утверждал Аксаков, что общество, “усваивая себе точку зрения правительственную, нередко принимает на себя исполнение вовсе ему не свойственных обязанностей, а подчас и обязанностей III Отделения” (Москва. 1867. № 8, 11 янв.).» [16, с. 494].

В лермонтовских строках 3-4, приведённых в начале данной статьи, речь идёт о прощании с «гусарской стихией» (строка-3) и с Николаем I-м, названным через личное местоимение «ты», который забил (запугал) свой народ (строка-4).

Ф.И. Тютчеву и П.И. Бартенева для их верноподданного славянофильского
мировоззрения неприемлемым был текст лермонтовской строки-4, резко обвиняющей Николая I-го в запугивании народа России. Тем более, строка-4 была неприемлема для цензуры. Строка-3 была неприемлема по цензурным соображениям, так как в ней выражение «гусарская стихия» в сочетании со словом «Прощай» из строки-1 почти совпадает по содержанию и полностью совпадает по ритму и форме с первой строкой «Прощай, свободная стихия» известного пушкинского стихотворения «К морю», воспевающего свободу. Поэтому цензура, без сомнения, увидела бы в лермонтовской строке-3 поэтическую преемственную связь со свободолюбивыми устремлениями пушкинского стихотворения и по этой причине не разрешила бы её публикации.

Ф.И. Тютчев удаляет в лермонтовской строке-3 выражение «И ты, гусарская стихия» и на его место переносит из лермонтовской строки-4 обращение к Николаю I-ому, но при этом преобразовывает его из «И ты, забивший свой народ.» в новое выражение «И вы, мундиры голубые». Здесь поэтическое воображение Ф.И. Тютчева использует метонимию «мундиры голубые» не только для обозначения Николая I-го, к которому он здесь обращается на «вы» и во множественном числе, а также тем самым вводит новое обобщённое понятие о «русских самодержцах», используя эзоповский язык, которому М.Е. Салтыковым-Щедриным дал следующее объяснение: «Привычке писать иносказательно я обязан дореформенному цензурному ведомству. Оно до такой степени терзало русскую литературу, как будто поклялось стереть ее с лица земли. Но литература упорствовала в желании жить и потому прибегала к обманным средствам. Она и сама преисполнилась рабьим духом и заразила тем же духом читателей. С одной стороны, полились аллегории, с другой — искусство понимать эти аллегории, читать между строками. Создалась особенная, рабская манера писать, которая может быть названа эзоповскою, — манера, обнаруживающая замечательную изворотливость в изобретении оговорок, недомолвок, иносказаний и прочих обманных средств».» [24, стб. 1217].

Но какие элементы собственного творчества и что в окружающей общественной жизни подтолкнуло Ф.И. Тютчева использовать выражение «мундиры голубые» в качестве понятия о «русских самодержцах» вообще и о Николае I-ом в частности?

Во-первых, для Ф.И. Тютчева было вполне естественным использование метонимии «мундиры» в качестве обобщённого обозначения военных и чиновников высших рангов, а метонимии «придворные туалеты» для обозначения придворных и великосветских дам. Об этом говорит его письмо к дочери Е.Ф. Тютчевой, которое написано в страстную субботу 27 марта 1871 года перед вечерним посещением богослужения в Зимнем дворце. В этом письме он пишет, что «…можно ли представить себе господа нашего восстающего из своего гроба в присутствии всех этих мундиров и придворных туалетов,..» [25, с. 482].

Во-вторых, ещё при Николае I-ом в великосветских салонах от гвардейских военных была известна шутка, что раз на небе есть звёзды, то значит небо должно быть одето в мундир, так как звёзды крепятся только на мундире. В этой шутке появляется образ небесного мундира, в который одето небо. Без сомнения, эта шутка была хорошо известна Ф.И. Тютчеву, завсегдатаю великосветских салонов.
Разумеется, этот небесный мундир имеет голубой цвет, как и цвет неба для любого
поэта.

Этот салонный военно-шуточный образ о небесном «мундире» со звёздами на нём, в который одето небо, использовал замечательный поэт-демократ Д.Д. Минаев в иронично-сатирической поэме «Демон» (впервые опубликована в 1874 г.), в которой есть следующие строки [26, с. 338]:

     Бес мчится. Никаких помех
     Не видит он в ночном эфире:
     На голубом его мундире
     Сверкают звезды рангов всех,
     И бездна в трепетном их свете
     Тайн неразгаданных полна,..

Видимо, в православном поэтическом воображении Ф.И. Тютчева возникло представление «мундиры голубые» как олицетворение русских царей в результате
ассоциаций между представлениями: «небо голубое», «небо в мундире голубом», «Бог на небе, облачённом в мундир голубой», «Бог на небе в мундире голубом», «русские цари, получающие самодержавную власть от Бога на небе в голубом мундире, во время обряда помазания на царство при Священной коронации в Успенском соборе Московского Кремля», «духовное облачение русских царей в голубой мундир одновременно с приобретением самодержавной власти».

Интересно, что Ф.И. Тютчев присутствовал на церемонии Священного коронования Александра II-го, что подтверждает следующая выписка: «1856 г. Август 21. Петербург. Тютчев получает свидетельство о командировании его в Москву для участия в торжествах по поводу коронования императора Александра II. "Предъявитель сего <...> Федор Иванович Тютчев отправляется по делам службы в Москву на время Священнейшего коронования Его Императорского Величества <...>".» [14, с. 253].

Выражение «мундиры голубые» содержит в себе православно-славянофильское тютчевское представление о духовной связи между Богом на небе, облаченном в «голубой мундир», и русскими православными царями, получившими власть над Российской империей от Бога во время христианского (православного) обряда «помазания на царство», при котором происходит их духовное облачение в Божественно-небесные «мундиры голубые».

Вещественным компонентом, придающим мундирам русских императоров со времён Петра бросающийся в глаза голубой цвет, является широкая голубая шелковая лента, надетая на правое плечо и соединённая концами на левом бедре. На этой голубой ленте носили знак ордена Святого апостола Андрея Первозванного, высшего ордена Российской империи, учреждённого Петром I-м. Святой апостол Андрей Первозванный издавна считался главным святым покровителем Руси. С середины XVIII века «каждый российский император с первого дня своего был кавалером ордена Святого апостола Андрея Первозванного,..» [27].
    
Портрет Николая I-го (1843 г.) с голубой лентой знака ордена Святого апостола Андрея Первозванного представлен на сайте [28].

Эта мысль о «мундирах голубых», под которыми понимаются русские императоры или конкретный император, например Николай I-й, может быть выражена в следующей фразе доктора филологических наук Я.В. Погребной из статьи, посвящённой анализу искажённого, по-моему (не по её) мнению, стихотворения М.Ю. Лермонтова «Прощай, немытая Россия…», если в конце этой фразы вместо слов «эпитета «немытая»» подставить выражение «мундиры голубые»: «…мирская власть представлена, как наделенная способностями и возможностями власти небесной, высшей (…) то есть, это власть мирская, взявшая на себя функции божественные, (…) то есть предстать властью высшей небесной, заменить небесную власть. Именно эта подмена, этот обман, заключенный в том, что власть земная представляется властью небесной, берет на себя божественные полномочия, и приводит к появлению в стихотворении эпитета «немытая».» [29, с. 296].

Однако Я.В. Погребная придерживается устоявшегося в литературоведении мнения, согласно которому под «мундирами голубыми» понимают жандармов, при этом «мундиры голубые» не являются причиной появления разночтений «покорный им», «послушный им» и «им преданный». Эти разночтения, по этому мнению, возникли, например, по причине того, что П.И. Бартенев записывал соответственно вариант-2, вариант-1 и вариант-5 в разное время по памяти, которая, якобы, могла его подвести. При этом игнорируются утверждения современников о феноменальной памяти П.И. Бартенева, читавшего им по памяти часами поэтические произведения многих любимых поэтов, например А.С. Пушкина, П.А. Вяземского, М.Ю. Лермонтова. Можно не сомневаться, что при такой феноменальной памяти П.И. Бартенев легко и навсегда запомнил подлинные строки рассматриваемого лермонтовского восьмистишия.

По мнению Ф.И. Тютчева и славянофилов, олицетворением мирской (самодержавной) власти в России, заменяющей небесную власть, является царь.

Правильное понимание смысла выражения «И вы, мундиры голубые» невозможно без совместного его рассмотрения с «поправленной» строкой-4, имеющей разночтения: «покорный им», «послушный им» и «им преданный».

Эти разночтения со словами «покорный», «послушный» и «преданный» имеют следующие смысловые оттенки:

     - основа «покор» в словах «Покорять» («<…> Покорить врагов, город,
государство.» [30, стб. 1406]), «Покоритель», «Покорение», «Покоренный»,
«Покоряться» привносит в значение слова «Покорный» с той же основой элемент
насилия при приведении кого-то в состояние покорности, зависимости, послушания, что, видимо, явилось отражением в этих словах исторического процесса объединения русских княжеств в единую империю и установлению в ней классового и социального расслоения с жестким подчинением внутри иерархической вертикали;

     - в основе «послуш» слова «Послушный» («<…> …оказывающий кому послушание, повиновение. Послушный сын. Дочь послушная.» [31, стб. 34]) отсутствуют признаки насилия при приведении кого-то в состояние послушания, которое достигается, например, увещеванием (уговорами), воспитанием (детей) или любовью кого-нибудь к кому-нибудь, что отражено в поговорке «Кто кого любит, тот того и слушается» [32, стб. 268];

     - в словах «Преданный» (Проникнутый любовью и верностью к кому-, чему-либо. Преданный друг. [33, стб. 96]; <…> 3. Приверженный, прилепленный… Я вам всегда буду преданный слуга.» [31, стб. 159]), «Преданно» (С приверженностию. Всегда служить вам буду преданно.» [Там же]), «Преданность» (Приверженность, прилепленность, почтительная склонность одного к другому. Изъявить, доказать
кому свою преданность.» [Там же]), «Прилепленность» (Привязанность, приверженность к кому или к чему. [31, стб. 351]) и «Приверженность» (Внутреннее
расположение духа с удовольствием чувствовать от кого свою зависимость,
привязанность, прилепленность, преданность. Истинная наша к Богу приверженность познаётся из соблюдения заповедей его. Иметь приверженность к кому или к чему. [31, стб. 265]) зависимость от кого-то и послушание кому-то основано на верности, привязанности, любви, внутреннем расположении духа с удовольствием чувствовать от кого свою зависимость.

Слово «преданный» полностью соответствует славянофильскому представлению Ф.И. Тютчева об отношении народа к царю как отношение, основанное на верности, верноподданства, любви, внутренней потребности духа с удовольствием чувствовать зависимость от царя. Это выражено Ф.И. Тютчевым в упомянутом выше письме к жене, в котором он говорит о «…безграничном доверии народа к власти, на его вере в её к нему доброжелательность и благонамеренность.» [8, с. 271].

Очевидно, что если бы Ф.И. Тютчев под «мундирами голубыми» понимал жандармов, которых он не жаловал добрым словом (о чём сказано выше), то он не стал бы неоднократно подыскивать слово, более точно отражающее, по его мнению, характер («покорный», «послушный», преданный») зависимости от них народа.

Приведённые выше смысловые оттенки слов «покорный», «послушный» и «преданный» указывают на то, что при уточнении характера зависимости народа от «мундиров голубых» подбор более точного слова, отражающего этот характер, идёт в направлении от послушания с признаками принуждения («покорный») через послушание без признаков принуждения («послушный») к послушанию на основе любви, верности и приверженности («преданный»).

Последний вариант «им преданный» зависимости народа от «мундиров голубых» указывает, без сомнения, только на то, что метонимия «мундиры голубые» использованы не для обозначения жандармов, а использованы как поэтический символ русских царей (облачённых в небесные «голубые мундиры»), каждому из которых при его помазании на царство во время священной коронации неограниченная власть над народом вручается Богом (обитающим на небе, одетом в мундир голубой).

Поэтому глубоко верующий православный русский народ, по убеждению славянофилов и Ф.И. Тютчева, веками добровольно и сознательно подчинялся, подчиняется и будет подчиняться русским царям «покорно», «послушно», «преданно».

Кстати, выполненное выше уяснение семантических различий (оттенков) в словах «покорный», «послушный» и «преданный» позволяет ответить на вопрос (на который ранее не было ответа) о том, какой из первых двух вариантов появился раньше?

Теперь можно утверждать, что вариант-2 появился раньше варианта-1. То есть, вариант-2 появился до 9 марта 1873 года, так как в варианте-2 в строке-4 стоит
слово «покорный», которое затем было заменено по семантическим соображениям
(для более точного смыслового отражения зависимости народа от «голубых
мундиров») на слово «послушный» (вариант-1).

Ф.И. Тютчев в вариантах 1-4 в лермонтовской строке-5 «Под сенью вольного
Кавказа» заменяет фрагмент «Под сенью вольного» фрагментом «Быть может, за
хребтом», а в варианте-5 заменяет слово «хребтом» словом «стеной».

Необходимо отметить, что ритм фрагмента «Быть может, за хребтом» не совпадает с ритмом фрагмента «Под сенью вольного», точно совпадающего с ритмом «Прощай, забитая» лермонтовского фрагмента в строке-1 и, очевидно, фрагмента «Прощай, немытая» в искажённой строке-1. Малозаметное нарушение ритма имеется в 4-м и 6-м слогах этих фрагментов, а именно: во фрагменте «Под сенью вольного» 4-й слог «воль» и 6-й слог «го» имеют соответственно сильное ударение и слабое ударение, а во фрагменте «Быть может, за хребтом» 4-й слог «за» и 6-й слог «том» имеют соответственно слабое ударение и сильное ударение. Это небольшое несовпадение ритмов в указанных текстовых фрагментах подтверждает, что фрагмент «Быть может, за хребтом (стеной)» является привнесённым искажением строки-5 лермонтовского восьмистишия.

Почему Ф.И. Тютчев в варианте-5 вставил слово «стеной» вместо слова «хребтом»?

Ф.И. Тютчев в письме от 16 мая 1867 года к И.С. Аксакову написал стихотворение «Славянам», в котором есть такие строки [16, с. 229-230]:

     Да, стенка есть — стена большая, —
          (…)
     Ужасно та стена упруга,
     Хоть и гранитная скала, —
     Шестую часть земного круга
     Она давно уж обошла...
     Ее не раз и штурмовали —
          (…)
     Но напоследок отступали
          (…)
     Стоит она, как и стояла,
     Твердыней смотрит боевой:
     Она не то чтоб угрожала,
     Но... каждый камень в ней живой.

Поэтическое воображение Ф.И. Тютчева создаёт этот образ «стены», которая является и упругой (то есть, подвижной), и гранитной скалой (то есть, неподвижной), и надёжной защитой для России, и в ней каждый камень живой.

Видимо, Ф.И. Тютчев, как поэт и цензор, не удовлетворён указанием в искажённой им строке-5 на конкретное географическое название «хребет Кавказа», и он заменяет его, используя ранее созданный (1867 г.) поэтический образ «стена»,
на географически неопределённый поэтический образ «стена Кавказа», указывая тем самым на неопределённое место на Кавказе, где М.Ю. Лермонтов укроется, по его мнению, от «царей» («вождей»), да и то «быть может».

В искажённой строке-6 имеются смысловые разночтения «царей», «вождей» и «пашей».

Ф.И. Тютчеву принадлежат, по-моему, только слова «царей» и «вождей». В каком смысле он использует их в искажённой строке-6?

В письме от 3 апреля 1870 года дочери А.Ф. Аксаковой (Тютчевой) он пишет: «...печать, как и все остальное, действительно невозможна там, где каждый
чиновник чувствует себя самодержцем (То есть, царём. – В.Толочек).» [16, с. 383].

В 1856 году Ф.И. Тютчев посвящает писателю и государственному деятелю А.С. Норову («…с 1854 по 1859 г. занимал пост министра народного просвещения.» [20, с. 427]) восьмистишие «Тому кто с верой и любовью», в котором есть такие строки [20, с. 77]:

     Поставлен новым поколеньям
     В благонадежные вожди...

Приведённые письменные источники показывают, что Ф.И. Тютчев применял слова «цари» и «вожди» для обозначения чиновников. Очевидно, что и в строке-6 эти слова употреблены в том же смысле. При этом замена слова «царей» на «вождей» мало улучшила рифму (царей – ушей, вождей – ушей), но зато удалила слово «царей», которое, наверняка, вызвало бы вопросы у цензуры, и Ф.И. Тютчев, как цензор, это прекрасно понимал.

Слово «пашей» для строки-6 предложил, по-моему, И.С. Аксаков. Это косвенно подтверждается тем, что П.И. Бартенев опубликовал вариант-5 со словом «пашей» в своём журнале «Русский архив» только в 1890 году уже после смерти И.С. Аксакова (27 января 1886 г.) и его жены А.Ф. Аксаковой-Тютчевой (11 августа 1889 г.).

В строках 7-8 варианта-1 использованы выражения «невидящего глаза» и «неслышащих ушей», а в остальных вариантах - «всевидящего глаза» и «всеслышащих ушей».
Почему?

Выше доказано, что первым появился вариант-2, переданный Н.В. Путяте, с
выражениями «всевидящего глаза» и «всеслышащих ушей». Н.В. Путята указал, видимо, П.И. Бартеневу на то, что «цари», то есть чиновники, уподоблены Богу
через выражения «всевидящего глаза» (в Библии «всевидящее око») и «всеслышащих ушей».

Чтобы устранить почву для такого критического замечания, неприятного для
славянофильских взглядов, П.И. Бартенев в письме П.А. Ефремову (вариант-1)
указывает в восьмистишие «невидящего глаза» и «всеслышащих ушей». Это письмо написано 9 марта 1873 года, когда Ф.И. Тютчев уже третий месяц был прикован к постели неизлечимой смертельной болезнью после инсульта, о чём все знали. Поэтому изменения в строках 7 и 8 не были, возможно, согласованы с Ф.И. Тютчевым.

Но, по-видимому, П.А. Ефремов после получения варианта-1 указал в личной встрече П.И. Бартеневу на нелепицу, состоящую в том, что поэт во втором четверостишии выражает надежду укрыться от царей, которые и так ничего не видят и не слышат. В переписке через почтовую связь это не могло обсуждаться, так как все письма вскрывались для сообщения жандармам всего подозрительного и неприемлемого царскому режиму, о чём прекрасно знали П.И. Бартенев и П.А. Ефремов.

Поэтому П.А. Висковатов, публикуя в 1887 и 1889 годах варианты 3 и 4 (это первые публикации этого восьмистишия), печатает в них «всевидящего глаза» и «всеслышащих ушей» несмотря на то, что в единственном публично известном
варианте-1, содержащемся в письме от 9 марта 1873 года П.И. Бартенева к П.А.
Ефремову и выложенном (разумеется, с разрешения цензуры) для всеобщего ознакомления в 1883 году в Лермонтовском музее в Петербурге, присутствуют прямо противоположные по смыслу выражения «невидящего глаза» и «неслышащих ушей». П.А. Висковатов в этих публикациях не даёт пояснений об источниках происхождения этих вариантов 3 и 4, а также не поясняет причину расхождения текстов в строке 4 варианта-3 и варианта-1 (соответственно «им преданный» и «послушный им») и в строках 7 и 8 вариантов 3 и 4 с прямо противоположным смыслом в сравнении с вариантом-1.

П.А. Висковатов, по-видимому, варианты 3-4 узнал от П.И. Бартенева, так как, во-первых, именно у него как автора письма от 9 марта 1873 года необходимо было получить разрешение для их публикации, во-вторых, только П.И. Бартенев мог сообщить для варианта-3 строку-4 «И ты, им преданный народ.», полностью совпадающую со строкой-4 в бартеневском варианте-5, опубликованном П.И.
Бартеневым в 1890 году, в-третьих, только П.И. Бартенев, как правообладатель
единственного публично известного варианта-1 на правах авторства письма от 9 марта 1873 года, мог убедить П.А. Висковатова поменять смысл строк 7 и 8,
известный из варианта-1, на прямо противоположный. При этом, очевидно, П.И.
Бартенев в качестве условия для разрешения публикации потребовал от П.А.
Висковатова не называть его в качестве источника происхождения этих вариантов 3 и 4.

В 1890 году П.И. Бартенев, после организованных им публикаций вариантов 3 и 4, в которых без упоминания его имени произведены главные замены в строке 4 («им преданный» вместо «послушный им» в варианте-1) и в строках 7 и 8 (замена на прямо противоположный смысл по сравнению с вариантом-1), публикует вариант-5, 3-й по счёту вариант, вышедший, как говорится, из под его пера. Больше он к этому восьмистишию не возвращается. Работу над ним он завершил, видимо, в память о любимом поэте и человеке Ф.И. Тютчеве. В этом варианте-5, являющимся, по-моему, последним вариантом с «поправками» Ф.И. Тютчева (в строке-4 «им преданный», в строке-5 «за стеной», в строке-6 «вождей»), П.И. Бартенев в строке-6 вместо слова «вождей» вставляет слово «пашей», являющееся «поправкой», по-моему, от И.С. Аксакова.

Таким образом, в варианте-5, принятым, большинством литературоведов в качестве канонического для восьмистишия с названием «Прощай, немытая Россия…», полноправным соавтором М.Ю. Лермонтова является Ф.И. Тютчев. Ещё одним соавтором является И.С. Аксаков (предложил поправку «пашей» вместо тютчевской поправки «вождей»).

О поэтическом таланте Ф.И. Тютчева его современник, литератор Н.В. Сушков писал: «Из живых теперь у нас стихотворцев всех ближе к Лермонтову и ни на волос не ниже Лермонтова, это, если я не заблуждаюсь, — Ф. И. Тютчев, (...). То же раздумье, то же разочарование по временам, даже леность утомленной души; (…) Что касается настоящего его направления, оно обнаруживает в нем более поэта-мыслителя, нежели поэта-мечтателя.» [34, с. 59-60].

Видимо, эта «близость» поэтического творчества Ф.И. Тютчева и М.Ю. Лермонтова явилась причиной, по которой большинство литературоведов приняло тютчевские «поправки» за лермонтовский подлинный текст, при этом путаясь в объяснениях по разночтениям или не объясняя их никак, а просто объявляя вариант-5 как более всего отвечающий лермонтовскому стилю.

О возможной реакции Ф.И. Тютчева на подлинный текст лермонтовского восьмистишия, приведённый выше, можно судить по его реакции на повесть И.С. Тургенева «Дым», вполне лояльную правительству, но содержащую несколько колкостей, на мой взгляд, очень поверхностных в адрес славянофилов. Тем не менее, на эту повесть Ф.И. Тютчев сразу (1867 г.) откликнулся следующей едкой ироничной эпиграммой [21, с. 173]:

     И дым отечества нам сладок и приятен!» -
     Так поэтически век прошлый говорит.
     А в наш - и сам талант все ищет в солнце пятен,
     И смрадным дымом он отечество коптит!

Видимо, посчитав вместе с П.И. Бартеневым, что М.Ю. Лермонтов слишком сильно увлёкся пятнами на солнце эпохи правления незабвенного Николая I-го, Ф.И. Тютчев согласился по просьбе П.И. Бартенева «поправить» подлинный лермонтовский текст восьмистишия и сделал это в соответствии со своими славянофильскими взглядами на Россию, в которую он верил.

Беспредельную веру в великое будущее России Ф.И. Тютчев ярко и афористично выразил в следующем знаменитом четверостишии [20, с. 165]:

     Умом - Россию не понять,
     Аршином общим не измерить.
     У ней особенная стать -
     В Россию можно только верить.

И.С. Аксаков, друг и зять Ф.И. Тютчева, писал, что «любовь к России, вера в ее будущее, убеждение в ее верховном историческом призвании владели Тютчевым могущественно, упорно, безраздельно, с самых ранних лет и до последнего издыхания. Они жили в нем на степени какой-то стихийной силы, более властительной, чем всякое иное, личное чувство. Россия была для него высшим
интересом жизни: к ней устремлялись его мысли на смертном одре ...» [20, с. 530].

Теперь можно сделать вывод, что подлинный текст лермонтовского восьмистишия знали трое: княгиня Е.А. Долгорукова (урождённая Малиновская), П.И. Бартенев и Ф.И. Тютчев.

Изложенная история внесения «поправок» в подлинное лермонтовское восьмистишие, как и результат его реанимации, полученный в ранее опубликованных статьях «Что сокрыла немытая Россия?» [2] и «Какая Россия заменена немытой Россией?» [35], основана на косвенных аргументах. За читателем остаётся право соглашаться или нет с этими аргументами и сделанными из них выводами.

Некоторые критики авторства М.Ю. Лермонтова утверждают, что автором стихотворения «Прощай, немытая Россия…» является выше упоминаемый поэт Д.Д. Минаев. Помимо ошибочности этого утверждения (опровергнутого вышеприведённой выдержкой из его сатирической поэмы «Демон»), что именно он придумал и первый применил выражение «мундир голубой», они также, малюя его человеческий облик черными красками (недостойный приём при поиске истины), приписывают ему выражение «немытая Россия», в смысле «грязный, немытый народ». В абсурдности этой клеветы на Д.Д. Минаева можно убедиться из следующих его стихотворных строк в сатирической поэме «Евгений Онегин нашего времени» [26, с. 284]:

     Всех европейцев перерос,
     Придумав бани, мудрый росс!..

Интересно, что замечательное лермонтовское восьмистишие, ставшее известным в сильно искаженном виде, является вторым (первым является «Смерть поэта») в поэтической лермонтовской трилогии, посвящённой смерти горячо любимого им А.С. Пушкина. Третьим поэтическим произведением, завершающим трилогию, является поэма «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова», в которой М.Ю. Лермонтов былинным (на самом деле эзоповским) языком обвиняет Николая I-го в убийстве А.С. Пушкина. Тем не менее, очевидно, благодаря умелому использованию эзоповского языка Николаю I-му, несмотря на его подозрительность, поэма очень понравилась. Он сожалел, что М.Ю. Лермонтов не продолжает писать в том же духе. Все эти три поэтические произведения написаны, как говорится, на одном дыхании по горячим следам в 1837 году после убийства А.С. Пушкина, потрясшего М.Ю. Лермонтова и всю читающую Россию.

Мнение о том, что поэма «Песня про царя Ивана Васильевича…» посвящена обвинению Николая I-го в убийстве А.С. Пушкина, аргументированно изложено в очень интересной и познавательной статье члена-корреспондента РАН Т.М. Николаевой «Пушкин, Лермонтов и купец Калашников» [36, с. 103-110].

Внимательный читатель книг с документированными подробностями дуэли А.С. Пушкина и поэмы «Песня про царя Ивана Васильевича…» сможет к аргументам Т.М. Николаевой прибавить и другие весомые аргументы в пользу её мнения.

Примечания:

1. Русская мысль. Ежемесячное литературно-политическое издание. Москва –
Петербург, 1912, № 12.

2. Сайт: http://proza.ru/2022/08/07/1261

3. Русский Архив. 1890. Кн. 3, № 11.

4. Герштейн Э. Г. Судьба Лермонтова. 2-е изд. испр. и доп. - М.: Худож. лит., 1986.

5. Сугай Л.А. (Москва) - Брюсов, Бартенев и письма Гоголя. Брюсовские чтения
1996 года: (сб. статей) (Ереван, гос. Лингвистический университет им. В.Я.
Брюсова). Редкол.: С.Т. Золян и др. - Ереван. Лингва. 2001.

6. Сайт: http://proza.ru/2019/07/25/887

7. Библиографические записки, 1861, №3.

8. Письма. В 6-ти томах. Т. 5. Сост. Н.И. Цимбаев. — М.: Издательский Центр
«Классика», 2005.

9. Лермонтовская энциклопедия. Гл. ред. В.А. Мануйлов. – М.: «Советская
энциклопедия», 1981.

10. https://ru.rodovid.org/wk/Запись:200611

11. Русский Архив, 1908, кн. 3, № 10.

12. Русский Архив, 1911, кн. 3, № 9.

13. Русский Архив, 1912, кн. 3, № 9.

14. Летопись жизни и творчества Ф. И. Тютчева / Науч. рук. Т. Г. Динесман; Сост. Т.Г. Динесман, И. А. Королева, Б. Н. Щедринский; Отв. ред. Т. Г. Динесман; Ред.
Н. И. Лукьянчук. — [М.]: ООО "Литограф"; [Мураново]: Музей-усадьба "Мураново" им. Ф. И. Тютчева, 1999—2012. Кн. 2: 1844—1860 / Музей-усадьба «Мураново» им. Ф. И. Тютчева; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — 2003. — 408 с., ил. Электронная публикация: ФЭБ. Адрес ресурса:
15. Летопись жизни и творчества Ф. И. Тютчева / Науч. рук. Т. Г. Динесман; Сост. Т.Г. Динесман, И. А. Королева, Б. Н. Щедринский; Отв. ред. Л. В. Гладкова, Т. Г.
Динесман; Ред. Н. И. Лукьянчук. — М., 1999—2012. Кн. 3: 1861—1873 / Музей-
усадьба «Мураново» им. Ф. И. Тютчева; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: «Индрик»; Музей-усадьба «Мураново» им. Ф. И. Тютчева, 2012. — 592 с., ил. Электронная публикация: ФЭБ. Адрес ресурса:

16. Тютчев Ф.И. Полное собрание сочинений. Письма. В 6-ти томах. Т. 6. Сост. Л.Н. Кузина. — М.: Издательский Центр «Классика», 2004.

17. Пигарев К.В. Жизнь и творчество Тютчева. Изд-во Ан СССР, 1952.

18. https://ru.wikipedia.org/wiki/Путята,_Николай_Васильевич

19. https://ru.wikipedia.org/wiki/Аксаков,_Иван_Сергеевич

20. Тютчев Ф.И. Полное собрание сочинений. Письма. В 6-ти томах. Т. 2. Сост. В.Н. Касаткина. — М.: Издательский Центр «Классика», 2003.

21. Тютчев Ф.И. Полное собрание сочинений. Письма. В 6-ти томах. Т. 3 / Сост. Б.Н. Тарасов. — М.: Издательский Центр «Классика», 2003.

22. Аксаков И.С. Федор Иванович Тютчев. (Биографический очерк). М.: Типография
В. Готье, 1874.

23. Тютчева А.Ф. При дворе двух императоров. Воспоминания. Дневник. Ред. И.В.
Захаров. — М.: Издатель Захаров, 2002.

24. Литературная энциклопедия терминов и понятий / Под ред. А.Н. Николюкина.
Институт научн. информации по общественным наукам РАН. — М.: НПК «Интелвак», 2001.

25. Тютчев Ф.И. Стихотворения, письма. — М.: Государственное изд-во
художественной литературы, 1957.

26. Минаев Д.Д. Собрание стихотворений. — Л.: «Советский писатель», 1947.

27.  Орден Святого апостола Андрея Первозванного: награда в честь святого покровителя Руси.

28. https://ru.wikipedia.org/wiki/Николай_I .

29. Бюллетень науки и практики — Bulletin of Science and Practice научный журнал
(scientific journal) №5 2017 г. http://www.bulletennauki.com «Прощай, немытая
Россия…». К вопросу об авторстве М.Ю. Лермонтова и об особенностях аргументации, опровергающей авторство.

30. Словарь Академии Российской. В 6-ти частях, часть IV, О-П. - 2-е изд., 1822.

31. Словарь Академии Российской. В 6-ти частях, часть V, П-Р. - 2-е изд., 1822.

32. Даль В. Толковый словарь великорусского живого языка. В 4 томах, т.4, «С-
конец», 3-е изд., 1909.

33. Словарь современного русского литературного языка. В 17 томах, т.11, «Пра-
Пятью» / Академия наук СССР. / Редкол.: Ф.П. Филин (председатель) и др. М. - Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1961.

34. Современники о Ф.И. Тютчеве: Сб. лит.-крит., мемуарных и эпистолярных
материалов / Сост., подготовка текста и примечания В.Г. Дехачова. — г. Тула:
«Приокское книжное изд-во», 1984.

35. http://proza.ru/2021/08/23/1308

36. Николаева Т. М. О чем рассказывают нам тексты? — М.: Языки славянских культур, 2012. — 328 с. — (Studia philologica).