Вечная глупость и вечная тайна. Глава 12

Глава двенадцатая. Первый разрыв.


Долго я думал о том, что же послужило последней каплей для того, чтобы я осознанно пошел на то, чтобы выгнать Веру из квартиры, которую снимал. Я многое терпел, многое даже прощал ей, однако медленно и неумолимо приближался тот момент, в который я пришел к убеждению в том, что дальше так продолжаться не может.

Точно не помню, как и где я встретил своего одноклассника и однокурсника по училищу Киселева, и был удивлен тем, что он мне предложил выпить и пить мы решили у меня дома. Ранее к алкоголю он относился негативно. В доме у меня был жуткий бардак, который венчала Вера, лежавшая на диване застеленным грязным бельем с ведром мочи рядом. Когда я в тот пятничный вечер смотрел на это безобразие, я смотрел на него как бы не своими глазами, которые к нему привыкли, а глазами своего гостя, и мной овладела тихая ярость. Саня принес с собой пару бутылок какого-то бренди, которое мы начали хлестать стаканами. Из закуски в холодильнике оказались только куриные спины – любимое верино блюдо, на которое мне и смотреть-то было страшно. Она брала остовы куриц, на которых практически и мяса не было и варила их до одурения, подкидывая муку. Выглядело это, как некое кладбище разбитых кораблей – каркасы торчали из песка-муки. И это она попыталась нам подать со слипшимися макаронами. Идти в дальний магазин уже было лень, потому решили закусывать шоколадом, что было необдуманно, ибо сладкие закуски усиливают опьянение.

Примерно через час мы были уже в невменяемом состоянии. Пошли в туалет почему-то вместе, но он оказался закрыт, судя по звукам, кто-то мылся в душе. И тут мы пошли справить малую нужду за мусорные контейнеры, стоявшие у подземного перехода, мы делали это в очень людном месте. Застегивая прореху, Саня окликнул двух, проходивших мимо девиц, попросил у них прикурить, сделал пару шагов в их сторону, спросил, как их зовут, начал рассыпаться в комплиментах. Но тут Вера, быстро встала, натянула штаны прыгнула к нему, и начала его бить. Я оттащил её от друга и надавал ей затрещин. Когда вернулись домой, она начала оказывать ему неприличные и неуклюжие знаки внимания, но он как-то размяк, сник, и в итоге без чувств рухнул на пол. Мы расстелили на кухне кресло и за руки и ноги затащили его на него.

Занимаясь сексом, я почувствовал какое-то раздражение, и не прекращая начатого дела, принялся упрекать Веру в том, что в доме не прибрано, в том, что она готовит всякую дрянь, в том, что она глупа, не образована, не воспитана. И ей мое такое поведение вроде бы и нравилось. Сопротивлялась она не очень бойко, только повторяла, что ничего по дому делать не будет, равно, как и искать работу. И тут на меня накатило, я схватил её за горло и едва не откусил нос. Вся постель была в кровище. И она не обиделась, не расстроилась, не собралась к маме в Прейли, она продолжала заниматься сексом, а я чувствовал себя полной свиньей, причем свиньей, которая унизила саму себя.

Утром Киселев, оглядев нас, испачканных кровью и окружающий его бардак, поспешил убежать, даже не позавтракав гренками, которые я жарил. После завтрака мы снова легли спать, но в дверь начали ломиться. Я подумал, что это опять родственники Веры и отправил её прогонять их. Но оказалось, что это Игорек с Покемоном, который хотел выпить капучино из пакетиков и именно у меня дома. Игорек заверил нас в том, что впереди будет аттракцион невиданной щедрости, что капучино с пирожными – это только начало. У меня на тот момент денег было немного, только на еду до аванса, а выпить и забыться я был не против.
И закрутилось, как обычно – выпили пива у меня, потом купили пельменей и поехали к Наполеоновичу, но не на такси, а на трамвае, ночью, на дежурном, который ходил раз в два часа. Мы ввалились в трамвай на остановке перед каменным мостом. К нам сразу подкатила громадная кондукторша с очень строгим выражением лица. Покемон вышел вперед, выгнул свою куриную грудь, поплевал на кончики пальцев и начал пересчитывать монеты на ладони. Билет стоил четырнадцать сантимов. Он начал торги с двадцати сантимов за четверых. Кондукторша взревела раненым бизоном, и твердым необъятным животом толкнула его к выходу. Он едва не рассыпал свои монеты, и тут же предложил тридцать, тридцать пять, сорок три. На сорока трех кондукторша притиснула его к дверям и нажала на кнопку сигнала водителю. Двери раскрылись и Покемон вывалился из трамвая посередине Каменного моста прямо на проезжую часть. Мы поспешили выйти самостоятельно, чтобы не шмякнуться головой об асфальт, как наш спонсор.

 - Да гори оно все огнем! – кричал Игорек, топая ногами, и швырнул пакет с пачками пельменей на землю. – Какой же ты дегенерат! Накидывать по десять сантов, когда там такая мадам. Она же латышка, а они принципиальные формалисты…

Пришлось идти пешком и шли мы как-то кругами по Агенскалнсу, потому что плохо знали левобережную Ригу. Игорек уже несколько раз пинал пакет с пельменями, которые разморозились и слиплись. Покемон один раз сказал, что если к нему не будет уважительного отношения, то он просто зайдет в какой-то бар, и будет там сидеть один, а нам придется идти пешком обратно. После этого Игорек начал его душить и всячески тискать, а Вера, глядя на них, сказала, что они прекрасная пара. Только после этого Игорек брезгливо оттолкнул от себя своего умственно отсталого друга.

У Наполеоновича сидели какие-то гости. На кухне в панельной хрущевке было ужасно тесно. Вера сидела у меня на коленях, какой-то мужик внешне похожий на Шевчука, вечно просивший дать ему гитару, зашивал ей обувь. Хоть окна и были открыты, кухня была, словно в тумане. Вера требовала поставить что-то блатное, потому что рок она совершенно не выносила, и за это регулярно получала подзатыльники. На рассвете Покемон потребовал, чтобы ему принесли копченой рыбы, дал Игорьку десятку и тот надолго пропал. Я отправился за пивом и Игорьком и нашел и то и другое на маленьком рынке. Купив рыбу, совершенно пьяный Игорек решил очень быстро и очень близко познакомиться с продавщицей и потому долго рассказывал ей о том, что он итальянский солдат, очень недобросовестно имитируя акцент. Я безжалостно его разоблачил, и мы отправились пить дальше, начав есть рыбу на ходу.

Когда мы вернулись в кухне сидели и спали только Островский и мужик похожий на Шевчука. Причем Юрис зачем-то накрыл лицо полой халата, видимо, чтобы мухи не раздражали. Мы сели за стол и принялись пить. И тут в комнате началась какая-то возня на диване и вопли Веры. Мы туда вошли и увидели, как она полуголая била лежащего Покемона. И тут она начала мне жаловаться на то, что мой друг полный ноль, как любовник, что он только лежит, как бревно и просит, чтобы она сделала все сама. Сначала я почувствовал себя неловко. Однако, быстро сообразил, что это прекрасный предлог для того, чтобы избавиться от надоевшей сумасшедшей бабы. Я спокойно сказал ей, что между нами все кончено. Она принялась просить прощения, уверять меня в вечной любви. А Игорек сказал, что она заслуживает наказания. Ничего оригинального мне на ум не пришло, и я просто облил её пивом и дал пощечину.

 - Посмотрим, - говорил Игорек Покемону в баре около станции. – Что ты запоешь, когда она пропустит тебя, как Эжена через свои жернова! Придется тебе после этого жениться на ней, тут уже ничего не поделаешь!

 - Да я не собирался ничего делать! Это все была шутка. Правда, Вера!

 - Тогда доставай деньги и поехали тусоваться в Юрмалу!

Покемон говорил, что в Юрмале все слишком дорого, что пора закругляться, пора по домам, и даже заявил, что алкоголь – это зло. Но тут на него начала орать Вера. Она назвала его крысой, сказала, что убьет его на месте, если он не раскошелиться. И он не выдержал её напора, отдал ей все свои деньги, заначив себе пару лат. Игорек решил, что с такими деньгами в Юрмале делать нечего, и остается только затариться продуктами и пивом в магазине и поехать на один пруд в лесу между Ригой и Юрмалой. Пару станций мы проехали на электричке, а потом долго шли пешком вдоль рельсов. Игорек сильно отстал от нас, что-то кричал и через каждые два шага опускал пакеты с бутылками пива на землю.

 - Не понимаю, - задумчиво сказал Покемон. – Зачем он пакетами земли касается?

Вера тоже быстро устала, и начала бить Покемона и орать на него. За забором около путей залаяла собака, и Вера тоже начала очень громко рычать и лаять, потом хозяин собаки тоже присоединился к этой перебранке. Когда уже подошли к пруду, Игорек споткнулся о корень, полетел кувырком, и никто ему не посочувствовал. С громким смехом мы кинулись собирать раскатившиеся пластиковые баллоны с пивом. Коптить сосиски на костре не стали, съели их холодными, все были слишком пьяными для того, чтобы разводить огонь. Объевшись, полезли в воду. Игорек оставил трусы, а мы с Покемоном решили не мочить бельё и разделись полностью. Вера пошла купаться в одежде, но разделась полностью, когда вышла из воды. Потом Вера потянула меня в лес, и я пошел, вернее побежал. В густом кустарнике мы повалились на траву и принялись спариваться. Оба мы видели, что Покемон сидит в кустах и сам себя удовлетворяет, наблюдая за нами. И похоже на то, что это нам обоим доставляло какое-то извращенное удовольствие.

На обратном пути Игорек выражал вулканическое недовольство нашим поведением, сказал даже, что не будет больше с нами пить. Потом зачем-то он начал рассказывать нам, как много женщин за свою жизнь он оплодотворил, вспоминал, где и когда это случилось, как звали этих женщин, как они выглядели и во что они были одеты.

 - Знаете сколько бегемотиков, похожих на меня по земле ходит? И не счесть! Я хоть и старый, и пузатый, зато мне совратить женщину - раз плюнуть, потому что у меня есть свои секретики и маленькие хитрости. Конечно, за это у меня много минусов в небесной канцелярии, но и плюсов я тоже много заработал! Не согрешишь, не раскаешься, а не раскаешься, не угодишь богу. Потому кающейся грешник стоит ста праведников…

Я слушал это и уже боялся, а не хотел того, чтобы Вера забеременела. Да, раньше мне хотелось, чтобы она поскорее родила от меня ребенка, но теперь я почувствовал какое-то отчуждение. Я по-прежнему допускал то, что её можно перевоспитать, сделать из неё примерную жену, вот только в тот момент до меня дошло, что занятие это совсем неприятное, во всяком случае для меня, и я начал сомневаться в том, что у меня это получится когда-нибудь.

Вернувшись с работы в понедельник, я не стал с ней ругаться, как это обычно делал, не стал хватать её за шею и заставлять прибрать то, что она раскидала. Я сел за стол взял тетрадку и ручку и начал составлять список Вериных обязанностей. Читать она это произведение не стала, а ручку, которую я ей протянул для подписи кинула мне в лицо. Я не стал ругаться, а спокойно сказал ей, чтобы она собирала вещи, ехала в Прейли, и больше не возвращалась.

 - Ты понимаешь, что ты лох, что ты не можешь жить один, без меня ты никто, потому ты должен меня слушаться и быть мне благодарным за то, что я с тобой живу. И моя мама все это может подтвердить…

 - Твоя мама для меня не авторитет! Чего она в жизни добилась? Того, что просроченными продуктами питается и одевается в обноски, живет в муниципальной квартире, и еще чему-то меня будет учить. Да она мне звонила, когда ты у неё в последний раз была и просила тебя срочно забрать, дескать я от тебя уже отдохнул, а она тебя выносить больше не может. Вырастила дочку на свою голову, теперь готова её хоть черту отдать, лишь бы не видеть больше…

- Ты маменькин сынок! Ты с детства избалован, потому ты жестокий и жадный…

 - Я маменькин сынок? Я не убегаю к маме каждый месяц на неделю, как это делаешь ты! Я как ушел, так ни разу дома у родителей не был. И не забывай, на чьи деньги ты живешь, кто тебе тряпки все эти купил, кто работает круглыми сутками! И вообще, с тобой разговаривать бесполезно, ты не понимаешь человеческого языка. Я ухожу, и за квартиру платить больше не буду. Сама разбирайся с хозяйкой! Сама думай, на какие деньги купить себе пожрать! Тебе уже девятнадцать лет, ты взрослая, никто тебя содержать не обязан.

Я ушел и направился к Игорьку. Его опять отказывалась кормить жена, жившая в квартире этажом ниже, так что он охотно пустил меня пожить на неделю, при условии, что я буду приносить еду и пиво. Но я совершил ошибку и вместо того, чтобы принести продуктов, я дал ему денег, чтобы он сам их купил. В результате он, пока я был на работе, съездил на Засулаукс и привез Островского, с которым до вечера пропил практически все мои деньги. Когда я пришел, он лежал голый на диване и пытался укрыться своими штанами. Всю ночь я пил с Наполеоновичем, утром проводил его до трамвая. На следующий день, когда я вернулся с работы, то увидел Игорька во дворе. Он держал на руках чумазую девочку лет трех, из кармана его торчал большой нож в чехле, а вокруг него толпились пацаны лет десяти и обзывали его педофилом. Я начал спрашивать у пацанов, откуда он взял девочку. Оказалось, что он нянчит её уже полдня. Мама девочки куда-то пропала, оставив ребенка на улице. Игорек таскал её в бар, где купил за лат нож у какого-то пьянчуги. Носил её домой, где скормил ей остатки моих продуктов.

 - Так, - сказал я. – Идем сдадим ребенка в полицию! Пусть ищут эту мамашу, лишают её родительских прав за такое. А давай я сейчас позвоню в полицию, пусть приезжают! Что мы будем ходить? А зачем ты этот нож купил?
 
 - Он всего за лат мне его продал…

 - Ты понимаешь, как ты выглядишь со стороны! А эти пацаны что тут делают?

 - Я их сейчас отведу к Жоре, пусть работают у него, а не бездельничают. Он им мороженное и ценный опыт, а они ему…

И тут из-за угла выбежала чумазая женщина с подбитым глазом и кинулась к Игорьку. Она, было, захотела поднять шум, но я строго спросил её, почему она бросает маленького ребенка без присмотра, и она притихла, начала жалобно всхлипывать. А я достал телефон и сказал, что вызову полицию и расскажу о том, как она с дочкой обращается. Игорек, отдавая ей девочку, сообщил, что она была очень голодной, но он её покормил два раза. Только дома, попивая пиво, он понял, в какие неприятности мог попасть, благодаря своему доброму сердцу. Проснувшись утром, он испугался того, что натворил еще больше, сказал, что бросает пить и потому хочет остаться один на недельку.

Мне оставалось только собрать вещи и пару дней переночевать на работе. Но заказов было не так много, чтобы работать круглыми сутками. И пришлось мне ехать к маме и ночевать там. Впервые за долгое время я после работы принялся читать книгу и делать записи в блокноте. Так трезво я прожил несколько дней, но потом позвонила Вера, и сказала, что у неё ко мне есть серьезный разговор. После работы я приехал на квартиру, где стало совсем грязно, а она лежала на диване и делала вид, что у неё нет сил подняться.

 - И чем же ты заболела? Впрочем, это не мое дело. Вали в свои Прейли и там лечись!

 - Я беременна! У меня месячных уже давно нет.

 - Ты уже сто раз говорила мне это. Я тебе верил, но потом оказывалось, что ты шутишь. Согласись, это как-то странно выглядит – столько вместе прожили, никак не предохранялись, трахались каждый день и ничего, а тут я тебя начал выгонять, и ты тут же залетела. Фигня полная! Даже если это и так, то жить я с тобой все-равно не буду. Да и при твоем образе жизни, с твоим характером лучше тебе детей не рожать. Ты за собой приглядеть не можешь. Куда тебе еще ребенка?

Пыталась с ней поговорить и моя мама, но Вера только кричала о том, что я ей должен все, а она мне ничего, упоминала о том, что я давал ей слово вечно её любить. Да, это было так, я клялся, но при этом даже понятия не имел кому клянусь. Наконец я вручил ей деньги на аборт и обратную дорогу и поехал домой с мамой. С одной стороны я чувствовал радость и был готов начать новую жизнь, а с другой мне было жаль эту ненормальную женщину. На следующий день мне позвонила её сестра Надежда, и попыталась пристыдить, заставить передумать, помириться. Я почему-то занервничал и бросил трубку, она перезвонила снова и на этот раз только попросила сказать, когда я буду на съемной квартире, чтобы отдать её мужу Верины вещи.

На свою беду, я рассказал своим коллегам о том, что отправил свою невесту обратно в Прейли и все, даже директор меня строго осудили, грозились даже перестать платить зарплату до тех пор, пока я не помирюсь с милой, на их взгляд, девушкой. Когда я пытался рассказать им, по какой причине я решился с ней расстаться, они мне не верили, говорили, что все это с моей стороны наговоры. И тут еще Вера начала звонить на рабочий телефон, рыдать в трубку и просить, чтобы позвали меня. А один раз она попросила мне передать, что она собирается покончить с собой и бросила трубку. Мне это передали. Новость мгновенно распространилась по коллективу, и на меня было оказано сильнейшее психологическое давление, но я не передумал, только обозлился на коллег.

Наконец, я заменил замок на дверях в съемной квартире, в которой был ужасающий бардак. Один я даже не решился убрать такое, позвал на помощь Игорька. Все было загажено, даже подоконники были чем-то испачканы, не говоря уже о холодильнике и плите. Моя одежда была изорвана и изрезана, даже мои фотоальбомы были изрисованы и порезаны. Игорек сказал, что Вера – это некое сосредоточение зла. После уборки мы немного выпили пива, и я начал мечтать вслух о земельном участке и строительстве небольшого дома. На этот раз я решил сначала накопить денег, построить дом, а потом уже искать себе приличную жену.

 - Да, - согласился со мной Игорек. – С Верой у тебя бы не получилось построить дом, даже, если бы ты и купил этот участок, пока были деньги. Она тут вечно лежала, а туда бы она и не приехала никогда. Лично я не могу себе представить, чтобы она каким-то полезным делом занималась. На этом участке вы бы просто убили друг друга. Ты же мог её в один прекрасный день не за нос, а за горло укусить так, что она бы не выжила.

 - Один раз было, что она меня звала в гости к своей подруге, той, соседке, что в Ригу переехала. А я, конечно, отказывался. Не очень-то приятно этот бабий треп слушать. Я ей сказал, что, если хочешь иди, но только без меня. Она вроде бы и пошла, но тут резко подбежала ко мне со спины и как врезала этим большим ключом прямо по темени. А я за столом тогда сидел и кашу ел. И мне так больно стало, что я подавился. И только я откашлялся, её за горло схватил, и поднял так, что она только ногами в воздухе задрыгала. Голову же ей оторвать мог…