Расставление приоритетов, ч. 1

Из окна своего номера отеля в небольшом швейцарском городке, даже лучше сказать, деревне, на берегу горного озера, Падре увидел, как подъехало такси, и из него выгрузился его долгожданный гость, направляясь ко входу в отель. Падре сбежал по лестнице, чтобы встретить гостя в холле. В тех местах Падре был по делам. Узнав, что его бывший учитель и наставник, Архиепископ находится в пансионате буквально в «шаговой доступности» от него, он созвонился с ним и решил напроситься к нему на прием. Архиепископ в приеме отказал, но предложил, что он сам приедет к Падре в гости, и Падре послал за ним такси. Встретившись, они обнялись, ибо долго не виделись друг с другом, и поднялись к Падре в номер. Предварительно Падре сделал заказ на обед в номер, ибо знал, что его гость не любит еду в ресторане, предпочитая уединение и неспешную беседу за  трапезой без посторонних.

Желая встретиться с Архиепископом, Падре преследовал одну цель – конечно , предпочтительнее было бы прогуляться по окрестностям, наслаждаясь горно-озерными пейзажами, но он знал, что у его старого учителя были проблемы с движением на долгие дистанции. К тому же, он хотел угостить своего старого архиерея и, согласно их давней привычке, обсудить особенности местной кухни. А еще – с балкона номера Падре открывался превосходный вид на озеро, окруженное мохнатыми зелеными склонами Швейцарских Альп. И этот пейзаж был настолько девственным,  что Падре невольно пришли в голову мысли, которые он мог разделить со своим старым духовником только в спокойствие и уединении, за чашечкой кафе на балконе, взирая на чудеса и красоты окружающей их природы.


Обсудив, как уже говорилось, за обедом местную кухню и отведав внуснейшего итальянского вина из погребов города, находящегося по другую сторону озера, но уже на территории Италии, собеседники перешли к разговору «за жизнь». Архиепископ поведал о своем недуге и о том, что он «попал в лапы» одного благотворительного фонда, который профинансировал его пребывание в швейцарском пансионате и прохождение специального лечебного курса в клинике, а затем в местном реабилитационном центре,  специализирующихся как раз на таких заболеваниях. Оценив возможности европейской медицины, которых на Родине не было и в помине, Падре пригласил своего гостя на балкон, дабы отведать кофе, приготовляемого в отеле по какому-то своему особенному рецепту.

Архиепископ, в отличие от Падре, был в Европе в первый раз. И потому не уставал удивляться особенностям европейской природы, и самое главное – европейскому отношению к природе. Его просто изумляло то наличие мелких зверюшек, типа белок, ласк и даже порой лис, бегающих по лужайкам городских парков, а также различных видов птиц, которых он на Родине видел только в книжках на картинках или, в лучшем случае, в зоопарках, но которые спокойно соседствовали с человеком на территориях Европы.

- Знаешь, дорогой, - вдруг сказал Архиепископ, - мне в последнее время постоянно кажется, что сбылось пророчество Исайи о Спасителе, когда «волк будет жить вместе с ягненком … и так далее». Такой гармонии природы и такого бережного отношения человека к этой гармонии, бережного и поддерживающего оную, я нигде не видел.

- Да, Владыка, - подтвердил его впечатление Падре, - я тоже давно наблюдаю эту идилию, творение рук Божиих и ее поддержание руками человеческими. Точно как по Исайе, где он говорит об «отрасли от корня Иесеева» и о новом состоянии мира при нем. Ну, пусть пока не повсеместно, - Падре увидел выражение противоречия его последним словам на лице Архиепископа, - пусть хотя бы локально, хотя бы там, где нет войны. Но хотя бы отчасти мы можем это наблюдать именно тут, где мы сейчас находимся.

У них с Архиепископом был негласный договор – не поднимать вопросы текущих политических событий, особенно тему войны. Во-первых, они обоюдно имели мнение, что разговорами ситуацию не изменить, а новости о событиях на фронтах и их оценки аналитиками и пропагандистами различных сторон не приносили ничего, кроме депрессивных настроений. А во-вторых, они отвлекали их от осмысления серьезных вопросов Писания и Истории, размышления над которыми, впрочем, подчас давало им возможность как найти фундаментальные причины ситуаций в современной экономике, так и определить исходные причины политических событий, и в первую очередь – современной войны, которую официальные идеологи стыдливо именовали «спецоперацией».

Архиепископ на короткое время задумался, а затем примирительным тоном ответил:
- Ладно, давай уже к твоему интересу. Я же вижу, что ты не случайно подвел меня к Исайе. Только с одним условием – ты мне выкладываешь все, что тебе не дает покоя. Все до самого дна. Мы с тобой говорим, так сказать, „без протокола", то есть , unter  vier Augen, как говорят у вас. Я не на кафедре, а ты не на службе. Уже давно. Так что, нам никто не мешает вести беседу двух частных богословов, занимающихся поиском Истины. Идет?

- С радостью, Владыка, -ответил Падре, - но позвольте для начала спросить личное.

Архиепископ рассмеялся:
- Я даже знаю, что ты хочешь узнать – почему я не пригласил тебя к себе, а сам приехал?

- Точно так, Владыка.

- Ну, я предположил, что тебя волнует какая-то тема, которую ты хотел бы обсудить со мной. А если бы ты приехал ко мне, то у меня есть для тебя сюрприз, который отвлек бы тебя от твоего вопроса, и мы стали бы обсуждать сюрприз. Так что, завтра я жду тебя к себе. К вечеру. Пополдничаем  заодно. У меня есть одна вкусность, которую ты, держу пари, еще не пробовал.

- Что же за вкусность такая может быть у Вас, Владыка, в почти казенном пансионате? – Падре даже напрягая от искушения.

- Мёд. – ответил Архиепископ. И, увидев, как поднялись у Падре от удивления брови, добавил. – Необычайный, малиновый. Ты такого, наверное, еще не пробовал. Или?
- Владыка, откуда?

- А дочка твоя младшая с мужем ко мне давеча заезжали. Они, кажется, домой из Хорватии возвращались. А ты ей говорил про меня. Вот они и заехали ко мне с медом – порадовали старика.

- Вот, поганка мелкая, – в сердцах произнёс Падре, - и главное – мне ничего не сказала. Чисто партизанка!


Его дочь с затем жили в Баварии, и их путь домой из отпуска в Хорватии пролегал как раз через ту местность, где располагался пансионат, в котором жил Архиепископ.

- Кстати, - решил спросить Архиепископ, - а на каких языках Вы говорите дома, в кругу семьи? Ведь зять твой итальянец, не так ли?

- О, Владыка, у нас дома муттершпрахе – русский, а лингва-франка – немецкий. Зять и вся его фамилия, хоть и итальянцы, но родились и выросли в Германии. Так что, аллез ауф Дойч.

- А идиш ты дома практикуешь?

- Отчасти, Владыка. Идиш на самом идиш называется «мома-лойшн», то есть, то же, что и по-немецки, муттершпрахе – язык матери, если буквально. А у меня это «боба-лойшн», сиречь, язык бабушки, со мной бабушка так общалась.

- Ах, да. Совсем забыл, ты же у нас из галахических. Кстати, а жена твоя говорит на джуури? – Архиепископ посмотрел на Падре с прищуром. – Так, кажется, называется язык горских евреев?

- Владыка, откуда Вы все знаете? – удивился Падре.

- Работа у меня такая. Так как насчет джуури?

- Жена – немного, в кругу своих родственников.

- А ты владеешь им?

- Нет, - с сожалением в голосе признался Падре, - только несколько выражений знаю. Это язык группы фарси. Мне до него еще дорасти надо. Я все больше – идиш, да библейский иврит, сиречь, древнееврейский.

- А, давай-ка, дорогой, для начала по кофейку, - предложил Архиепископ, увидев, как официант из рум-сервис завез в номер столик, сервированный для кофе,  – и ты потом мне поведаешь о своих размышления на древнееврейскую тему из пророка Исайи. Ты, ведь, именно на этом языке тексты Писания исследуешь? И ведь, не случайно меня подвел именно к Исайи? Ведь, не случайно!

Падре утвердительно кивнул головой:
- Именно так, Владыка. И вот, смотрите, что получается: в 7ой главе написано «Се, Дева зачнет и родит Сына, и нарекут ему имя Эммануил». В оригинальном тексте Исайи «дева» обозначена словом alma, то есть «девушка», статус социальный. Но в тексте Септуагинты переводчик поставил греческое parthenos , то есть «девственница», статус чисто физиологический. А это – не одно и то же и по сути, и по значению этих понятий в контексте.

- Ну, ты опять завел свою старую шарманку. Сколько можно? – удивился Архиепископ. – Ну, всем известно, что перевод делался в Александрии, то есть, в Египте, и на него сильно повлияли древнеегипетские мифы о «девственном» зачатии Изиды и таком же «девственном» рождении ею Озириса, после чего она «сохранила девственность». А также, тогдашнее  иудейское общество было сильно элинизировано, отчего, собственно и перевод 70-ти, то есть, Септуагинта, был принят для использования в общинах диаспоры, то есть рассеяния, как средство первоначальной катехизации и научению основам «веры отцов» тех евреев, которые постепенно отходили от традиций своих предков и ассимилировались среди местного населения стран, где они проживали, забывая даже родной язык и начиная говорить в основном по-гречески. И поэтому на перевод также могли повлиять греческие мифы о «бессеменном» Зачатии Геры от Зевса. Тут все просто. Но в нашем случае тут совершенно иное…

- Ту мунош,  - внезапно вырвалось у Падре как реакция на сказанное. – Простите, Владыка, не содержался.

- А что это было? – недоумении спросил Архиепископ.

- «Ты сказал». Это как раз на джуури, - ответил смущенно Падре . – То есть, это я в смысле «это не я сказал, это Вы сказали».

Архиепископ отреагировал на услышанное:
- Ну, это не «я сказал», это сказали египтологи, ученые мужи, которые разбираются в египетской мифологии намного лучше, чем мы с тобой.

А потом спросил радостно:
- Так, это все – правда?

- Что «правда», Владыка?  - не понял Падре.

- То, что ответил Иисус Палату, ну, помнишь, в Евангелии написано, когда Пилат Его спросил  «ты царь»? А Иисус ему ответил «ты сказал». Получается, что в тексте описан чисто еврейский стиль разговора или ответа Иисуса?

- Получается, что так, Владыка, - утвердительно для усиления ответа кивнул головой Падре.

- Но давай же вернемся к теме, - Архиепископ приготовился оппонировать своему ученику. – А что ты скажешь насчет btula, то есть именно «девственница»? Именно это слово, как известно, стояло в ранних списках Книги пророка Исайи, и именно его в позднейшие времена масореты заменили на alma. Это известно всем православным богословам давно, не сегодня только открыли. И именно эта подмена стала одним из ключевых моментов в расхождении позиций христиан и иудеев еще на рубеже 1-го и 2-го веков.

- Владыка, простите, но это чудовищная ошибка – принимать тексты Исайи, используемые в ранних христианских общинах и используемых христианами в диспутах с иудеями, за настоящие. Об этом пишут современные исследователи Септуагинты, которые указывают на «неизвестно откуда взявшиеся у христиан тексты с изменениями». И эти тексты касаются не только Книги Исайи. Они появились на рубеже 1-го и 2-го веков. После этого иудеи отвергли Септуагинту, как возможный текст для своих учений. – Падре перевел дух и продолжил. – Кроме того, как Вы знаете, во второй половине 20-го века были в районе Мертвого моря, в Кумране найдены древние свитки. И вот, один из них, определенный учеными, что он относится примерно к 150 году до Р.Х., был как раз часть Книги Исайи.

- И что? – с интересном спросил Архиепископ.

- И там стоит именно ha-alma, - просто ответил Падре. – я могу показать.

Он достал планшет, на котором была сохранена ссылка на статью на одном сайте, дополненная соответствующими фотографиям полного текста из найденного свистка.

- Пожалуйста, - Падре подал Архиепископу планшет, - смотрите, Владыка, это не фейк. Сами свитки находится в Национальном музее Израиля. И при желании возможен доступ к нему для изучения.

Архиепископ внимательно рассмотрел фотографии, пробежал глазами статью, отдал планшет обратно и усталым тоном сказал:

- Знаешь, в чем твоя проблема? В том, что ты слишком много внимания уделяешь тексту, ты ставишь текст на первое место. А в нашем богословии первичным считается Откровение. Разве ты этого не понимаешь?

- Владыка, простите за банальность, но это всем известно, - парировал  Падре и добавил, - так же, как известно, что любое Откровение фиксируется в тексте на языке того народа, в котором оно получено. И затем уже происходит обращение к тексту для изучения данного Откровения.
- Вы же прекрасно помните, Владыка, - Падре решил перейти на язык понятий, близких Архиепископу именно как богослову, - помните из Евангелия, что Христос в разговоре с книжниками  и учеными в Законе апеллировал именно к тексту: «исследуйте Писания, - говорил Он, - они свидетельствуют обо мне». Это и есть обращение Откровению, зафиксированному в тексте.

Но аргументов Падре, очевидно, Архиепископа было недостаточно, и он продолжил:

- Согласен, но отчего ты делаешь упор именно на еврейский текст, на еврейский язык? Основой формирования было Откровение, полученное, к примеру, Авраамом, а не язык. Так сказано в Библии, а язык уже потом. Кстати, на каком языке говорил Авраам? Ведь, первоначальный «еврейский» текст, как и язык, нам неизвестны. Есть только переводы, сделанные с него. Когда Бог беседовал с Авраамом, не было еврейского народа, да и языка, скорее всего, не было – Авраам был выходцев из Ура Халдейского – а Откровение уже было. Что ты на это скажешь?

У Падре от удивления глаза раскрылись и стали похожи на пятикопеечные монеты:
- Владыка, как же так? Ведь, известна «формула», которой Бог Себя идентифицировал, обращаясь, например, к Моисею и далее, через пророков к народу Израиля – «я – Бог отцов ваших, Авраама, Исаака и Иакова».

- И что? – отозвался Архиепископ. – Этой формулой обозначаются род потомков Авраама от Сары, то есть, от свободной и законной жены, в отличие от его потомков, полученных от рабынь. Об этом еще апостол Павел писал. Как предзнаменование рождения Христа не «под Законом". Неужто ты этого не знаешь?

- Владыка, - Падре решил не эскалировать, - это тоже всем известно. Но! есть еще один немаловажный аспект.

- Какой же? – спросил Архиепископ вновь с ехидцей.

- Сохранение в языке, на котором говорила именно эта, свободная линия потомков Авраама, ключевого понятия Бога. Ведь, только в еврейском языке, возникшем из того наречия, на котором говорили в доме Фарры, отца Авраама, в потомках по линии Сары, сиречь, по линии Исаак-Иаков сохранилось понятие Бога, того Единого Бога, Которому поклонялись их предки, именно как Вечного Сущего, то есть, как «Начальника экзистенции». Ведь, по сути, именно таково значение имени Яхве, которое Бог открыл (смотрите, Владыка, снова Откровение стоит на первом месте, но сразу же после него – «текстовая» фиксация) Моисею, сказав «Меня твои предки знали как Бог Всемогущий (евр. – Эль Шаддай), а как Вечный Сущий (евр. – Яхве) я не являлся им. Я – Вечный Сущий, Бог отцов твоих – Авраама, Исаака и Иакова».

- Так, вот именно это и есть то, о чем я тебе толкую – Откровение первично в отношении языка, - почти вскричал Архиепископ.

- Не скажите, Владыка, - ответил с улыбкой Падре. – Имя Яхве происходит от еврейского глагола «хайя», который поставили одновременно в форму прошедшего и будущего времени 3-го лица единственного числа. И в этом – смысл понимания сущности Бога, насколько сие вообще доступно человеку. Именно Вечный Сущий. Но такая этимология Его Имени возможна лишь в еврейском языке. Во всех остальных языках понятие «экзистенция», то есть глагол «быть», и понятие Бога имеют различное обозначение. И в этом, именно в ЭТОМ состоит избранничество еврейского народа, как носителя понимания Бога в глубине самого своего сознания – именно в языке.
И вот, что интересно – Имя Яхве стоит в тексте, начиная со 2-ой главы Книги Бытия. То есть, сразу по завершении процесса творения мира. Яхве молились не только Авраам, но его отец Фарра, его отцы и праотцы, его сын Исаак, внук Иаков, его все 12 сыновей и их потомки. Молились в Ханаане, молились в Египте – даже в египетских пирамидах есть запись о том, что «Яхве - Бог евреев». Но Откровение было только Моисею. Это я о чем? А о том, что и Имя Яхве, и даже записи о Нем были ДО Откровения, до явления Его  Моисею. И обращение к Яхве было именно в языке евреев, который, как я только что сказал, есть средство вербального отражение сознания.

Тут Падре решил немного перевести дух и обратился к своему учителю:

- Кстати, Владыка, а не заказать ли нам еще кофейку и чего-нибудь из десерта? Время-то, на минуточку, приближается к полднику. Как Вы?

- Да, уж, заговорил ты меня. – Архиепископ расплылся в улыбке. – С удовольствием, дорогой. Сам тебя хотел просить об этом.

Падре выбрал из меню, находящегося в номере, десерт, ибо давно знал вкус своего наставника, предпочтения Архиепископа в этой области, а кофе в отеле, как уже говорилось, готовили по своему, особенному, домашнему рецепту, и позвонил в ресторан, сделав заказ. А в ожидании онаго Падре решил подвести промежуточный итог сказанному:

- Понимаете, Владыка, - возобновил он тему, - я вижу очень большой смысл в том, что в Септуагинте Бог не именуется так, как стоит в исходном еврейском тексте, а описывается лишь эпитетом – «Господь».

- И в чем же ты видишь смысл? – Архиепископ посмотрел на своего ученика с явным интересом.

- Ну, во-первых, на греческом просто невозможно выразить это Имя, используя систему понятий греческого языка и сознания. Пришлось бы Имя просто трансплитерировать, то есть оставить в тексте именно Именем собственным. А это могло вызвать ложное понимание в эллинизированном сознании Бога Сущего и Единого, как просто «одного из богов». И самое оптимальное было, кстати, чтобы показать Его характер и Единую сущность – назвать Его эпитетом. Даже, точнее сказать, перевести на греческий тот эпитет, которым пользовались сами евреи, заменяя Имя при прочтении, дабы не нарушить запрет на произнесение Имени в суе. «Господь» - это именно Тот, Кто Единый и в Чьих руках все существование.

- А во-вторых? - решил ускорить процесс рассуждений Архиепископ с улыбкой.

- А во-вторых, Тот, Кто является Вечным Сущим, то есть «начальником экзистенции», Тот и Есть Истинный Господь. Так что, тут все логично, но…

- Опять «но»?

- Да, но только не «опять», а снова, - Падре улыбнулся, - А «но» состоит в том, что Септуагинта это перевод, таргум, по-еврейски. Сиречь, «библейские рассказы». А при таком раскладе, в переводе допускаются любые понятийные  замены, позволяющие лучше передать смысл исходного текста. Но таргум никогда не сакрализовывался, ибо не может быть сакрализован по одной простой причине – это всего лишь перевод. И перевод, который имеет определенное, служебное предназначение (чисто «катехизационное») и не может рассматриваться в качестве сакрального текста. Мы же не сакрализовываем «Иудейское древности» Иосифа Флавия или Детскую Библию. Но мы используем эти тексты в катехизаторских целях. Таково же изначально было и предназначение Септуагинты – дать первоначальное знания о вере отцов, восстановить утраченные основы, ввести в тему, так сказать. Но не далее.

- Кстати, а в текстах на идиш как именуется Бог?

- По тому же принципу, как Септуагинте - Кюриос Теос, в Русской Библии – Господь Бог, так и на идиш – Херр Гот. Это же – тоже таргум. – улыбнулся Падре. – Кстати, перевод на идиш был сделан достаточно поздно, только во второй половине 19-го века.
- Ой, простите, Владыка, - Падре прервался, - кажется наш заказ доставили.

В двери постучали.  Официант завез столик-каталку с заказом в номер и удалился. Падре вывел столик на балкон, где в кресле уже удобно усаживался Архиепископ, предвкушая десерт и новую порцию кофе, который ему в этих местах очень понравился.

После вкушения десерта и испития кофе некоторое время оба сидели молча, как бы осмысляя сказанное до того, и наслаждаясь вкушенным в процессе. Наконец Архиепископ тихим голосом и очень медленно, как бы обдумывая каждое слово, произнес:

- Возвращаясь к твоей изначально теме. Смотри, фиксация parthenos в переводе 70-ти - не случайна. Откажись мы от нее, мы должны неизбежно и логически прийти к тому, что Иисус был тем же пророком, что и Исайя. Даже если принять, что Бог воскресил его из мертвых, ничего существенного это не привносит, потому что и в древности Бог через пророков воскрешал умерших. – Архиепископ задумался на минуту и затем продолжил. – Христианство – оно сотериологично, и на этом базовом принципе держится вся система мировоззрения и доктрины. А тут мы получаем простого беспомощного человека, неизвестно как закончившего свою жизнь. То есть, уходим от христианства как такового…

Архиепископ замолчал. Казалось, он подвел черту, разбив все аргументы Падре. Но тот нарушил тишину, стараясь говорить также медленно и, подобно своему учителю, обдумывая каждое слово:

- По первому пункту, Владыка, Вы, ведь, сейчас процитировали мысль Иоанна Златоуста. Не так ли? На это я могу лишь возразить тем, что «вся наша система мировоззрения и доктрины» базируется на Новом Завете, а точнее, по большей части на Посланиях апостола Павла. Из Евангелий в нашу доктринальную систему не перешло практически ничего, ну, почти ничего. А как раз у апостола Павла по вопросу parthenos не сказано ровным счетом ничего, то есть, вообще ничего. Поэтому все, с этим связанное, можно считать спекулятивным, иначе говоря, плодом размышлений. Причем, размышлений богословов позднейших времен, не подкрепленных ничем существенным, кроме греческих текстов с parthenos, что, как мы выяснили, совершенно не соответствует источнику, если рассматривать в текстологическом аспекте.
По второму пункту, то есть, по пункту сотериологии – можно возразить, опираясь как раз на тексты Евангелия и опять же апостола Павла. Из них следует, что речь идет не о «пророке и беспомощном человеке», а именно о Сыне Божием, о Воплощенном Логосе, Который, впрочем,  имея единство с Отцом, отличается от Него в одном – Он не Безначален как Отец, а имеет начало в Нем. Кстати, это – из нашей догматики, то есть, именно из системы доктрины. Но именно поэтому мы не можем говорить о 100-процентной единой с Отцом сущности. Иначе говоря, наша система доктрины противоречит порой сама себе изнутри самой себя.
В остальном же, как описывал это в одном своем труде Александр Шмеман, «Бог отождествил Себя с Младенцем, рожденным в Вифлееме».
И именно факт Воскресения, а не рождения от parthenos является ключевым в нашей вере. Ибо, как опять же писал апостол Павел, «если Христос не воскрес, то наша вера и наша проповедь тщетны». Заметьте, там нет ни даже намека на «чудесное зачатие» сказочного характера…

Падре прерывался, ощутив на себе свинцовый взгляд Архиепископа.
- Так ты, что же, предлагаешь напрочь отказаться от почитания Богоматери?

- Отнюдь нет, Владыка, - ответил Падре спокойно, - И даже ни в коей мере. Просто, я предлагаю попытаться осознать глубину сказанного Исайей в аспекте употребления им именно понятия alma.

- С интересом послушаю, что ты там еще придумал, – ответил Архиепископ с долей ехидцы в голосе.

- Все очень просто, Владыка, - ответил Падре радостно. – Смотрите, как я уже говорил, само понятие alma в древнееврейским происходит от глагола al; – подниматься. Помните, в Ветхом Завете про Авраама написано: «поднялся Аврам из Египта» - way-ya'al Abram mimmitsraim? Way-ya'al – это повествовательная форма прошедшего времени глагола al;.
То есть, в понятии alma раскрывается смысл «юного ростка», стремящегося ввысь, или «молодой поросли», а в человеческом формате – новой генерации, подростка с чистым, незамутненным, непорочным сознанием, с девственным духом, так сказать. Ведь, именно девственность духа – основное свойство отрочества, когда еще дух не замутили ни интриги, ни бытовые склоки, ни тупое начетничество при учении Закона. И именно эта девственность духа  проявилась в Нагорной Проповеди Иисуса, когда Он, оставив Закон во главе угла, ключевым сделал не его букву, а дух.
Все по Исайе, у которого в его пророчестве ключевым было Эмманул – «с нами Бог». И в наших же гимнах Дева Мария именуется «избранной Отроковицей». И я вижу очень глубокий смысл как употреблении Исайей понятия alma, так и перевод его на греческий словом parthenos. Просто, как всегда, мало кто понял глубину смысла, все больше формой увлеклись.

- Знаете, Владыка, - продолжил Падре, - я тут недавно прочёл у Гейне, который был не только поэтом, но и известным богословом своего времени, в его статье «Из истории религии и философии в Германии» одну очень интересную мысль, как раз на нашу тему. В моем переводе она звучит примерно так – «…иудеи обращали внимание на тело, как на нечто малое, как на вместилище руах ха-кодеш,  Священного Дыхания, Духа, и только ему посвящают свое благословение, свой культ. Поэтому они стали собственно народом Духа, целомудренно, нетребовательно, честно, абстрактно, упрямо, соответствующе мученичеству, и их благороднейший цветок – Иисус Христос. Он есть в истинном смысле слова воплощенный Дух, и глубоко многозначительна легенда, что Его принесла в мир непорочная Дева через духовное зачатие…»

Падре решил подвести итог сказанному :
- Поэтому я думаю, что переводчики Септуагинты использовали понятие parthenos именно с целью передать не столько форму, сколько скорее глубину и сущность того понимания самого процесса и состояния, что описаны в кратком стихе у Исайи. Это совершенно иной уровень, а мы все, как всегда, свели, простите, к примитиву – к простому «сексизму».

Архиепископ поднялся с кресла :

- Ладно, дорогой, давай прервемся. А не то ты договоришься до того, что вдребезги разобьешь всю нашу догматика, камня на камне не оставишь - рассуждать-то ты умеешь. – Он подмигнул Падре и добавил, - не забудь, завтра жду тебя к полднику. Буду поражать тебя сюрпризом на другую тему.

…Падре проводил Архиепископа до такси, вернулся в номер, вышел на балкон и, налив себе еще чашечку кофе, который даже в остывшем виде был хорош и чрезвычайно вкусен, предался созерцанию девственного горного швейцарского пейзажа. На этот раз в одиночестве, предвкушая грядущую новую встречу со своим старым учителем.