Повестка

Мне пришла повестка. Не от военкомата, нет. От этой жизни. Да и не получал я её, а почувствовал. Ощутил всем своим естеством её присутствие. И так как оно было невыносимо, то с этим мне предстояло разобраться.
Эта жизнь часто присылает мне письма, особенно в последние годы. Правда многие я не получаю в силу разных причин. И тогда ей приходится присылать мне ценные с заказным уведомлением, описью вложения и объявленной стоимостью ни много ни мало - моё будущее.
Порой она предоставляет мне путёвки в такие глубины моего падения и такие высоты моего взлёта, что даже не испрашивает на то моё согласие, потому как априори ясно, что от такого путешевствия у меня нет не только внутренних ресурсов отказаться, но для меня отсутствует сама возможность с ней не согласиться. И мне бывает достаточно устроиться поудобнее на сидении междугороднего автобуса, включить любимую психоделическую музыку, закрыть глаза и сдаться вминающему меня в спинку сидения тайфуну, широко улыбаться эндогенно затопляещему моё сознание цунами.
Порой же я немигающе вглядываюсь в выключенное полотно телевизора и, ручаюсь вам, это полотно начинает вглядываться в меня, отчего я испытываю ледяной ужас, но разорвать эту образовавшуюся нить я не в силах. И мне остаётся смотреть, как этот дементор, надвигающийся из выключенного экрана ТВ, капля за каплей выпивает меня ровно так, как мартовский туман незаметно съедает лежалый снег.
Или вот я уже у окна с тоской наблюдаю с балкона вялотекущую жизнь, и лишь случайно брошенный горящий окурок заставит меня вспомнить, что не всё земля, а ещё есть небо, но, подняв глаза, я увижу большое и грязное море из стеклянных бутылок, магазинных пакетов и чёрного пепла и больше никогда не захочу смотреть наверх.
А порой Вселенная дарит мне время, когда у меня пропадают слова. Появляются мысли, но они не приводят к акту говорения. Словно рвётся связь между мыслью и потребностью в её выражении речевым аппаратом. Как будто приходит тёмное осознание отсутствия объективной необходимости отвечать или что-то поддерживать. Так мать, долго ждавшая возвращения сына домой, с благодарностью всему живому молча смотрит, как тот, с теплотой улыбаясь и жмуря глаза, уплетает котлеты с драниками "с пылу с жару". Только у меня не теплота и не холод. Но такое же молчаливое созерцание, быть может даже с толикой благодарности, которое не нуждается во внимании, а желает прорасти сильнее в живоносную ткань Вселенной, потеряв себя безвозвратно. И в этот момент я осознаю, что препятствием на пути к полному счастью, доселе неосознаваемой, но всю жизнь таинственно зовущей мечте являюсь я сам. И пока я жив, я не буду счастлив в той мере, как через долю секунды после того, как мой взгляд навеки будет прикован невидимым прочим людям предметом.
Так вот я размышлял об этой повестке и улыбнулся. Я вообще не вязал "себя" и "необходимость" чего-либо, пусть даже гипотетическую, в одном предложении, а тут так безальтернативно, что я почти сразу пал духом и полностью оказался во власти сковавшей меня тревоги. Я оказался загнанным в угол. Я всегда чувствовал себя настолько упакованным для этой жизни, что никогда не мог подумать, что буду обескуражен именно таким бесхитростным образом. Но жизнь часто проявляет себя так, что зачастую именно самые бесхитростные вещи приводят к самым непредсказуемым результатам.
Я всё ещё не принял того факта, что что-то должно произойти, и начал ставить преграды между мной и этой вопиющей несправедливостью. Должен признаться, что, как я ни храбрился, но я ощутил гнёт случившегося. На мою спину словно водрузили бетонную плиту: ноги мои подкосились, спина согнулась, воротник сам собой застегнулся на все кнопки, маршруты прогулок сократились - чего раньше за мной не водилось. Перед тем, как куда-либо войти, я сначала на расстоянии смотрел, нет ли там чего-то подозрительного, что могло бы застать меня врасплох, и если что-то было, то я заранее придумывал различные варианты разрешения ситуации. Живёшь на 9-м этаже? Выходи на 8-м и через общую лестницу поднимись наверх: так безопаснее. Перед выходом посмотри в глазок, и, если при выходе из тамбура кого-то встретишь, то в случае чего говори, что снимаешь это жильё и понятия не имеешь, кто здесь прописан и что тут вообще происходит. Ну а при выходе из дома в крайнем случае можно просто бежать, не стесняясь. Одним словом, по возможности избегай, а при необходимости - бегствуй.
Я только избегал, ибо как ни старался вести исключительно разумный образ жизни, но всё ещё верил. Верил не во что-то конкретное, а в то, что вокруг рассыпано бесчисленное количество тайн, верил в своё несовершенство и ограниченность своих способностей, что закрывает для меня доступ к пониманию многих вещей. Иными словами мою веру можно было назвать верой в светлое будущее только лишь на том основании, что я не знал, какое оно на самом деле. Это моё заклинание, которым я преображаю действительность. Оно называется "Допускаю". К примерам. Может ли существовать нечто более осмысленное, чем я? - Взмах рукой: "Допускаю!". Может ли всё быть гораздо лучше, чем я об этом думаю? - "Допускаю". И всё сразу лучше, чем было. Не правда ли?
Я подсознательно верил в свою вертлявость, находчивость, удачливость. И потому не падал до крайней степени: добровольного подчинения происходящему, кафкианского подчинения. Я заранее знал, что встретился с равным противником, возможно даже превосходящим меня по силе, а потому такие аргументы, как "вы не понимаете", я интуитивно даже не стал доставать из закромов своей памяти.
Чем больше препятствий между нами я успевал построить и мер предосторожности соблюсти, тем сильнее крепла моя уверенность в себе и непогрешимости занятого моей воинствующей мыслью плацдарма. Я даже становился дерзок и временами подумывал: а не гулять ли мне, как раньше, где я захочу, лишь потому, что я свободный человек и имя мне - легион, а дом мой - весь земной шар, но в то же время говорил себе: географию своих прогулок я буду расширять только при обоснованной необходимости, потому как я что? Рационален!
- Браво! Браво! Это прелестно! Непревзойдённо! - слышалось мне вокруг.
- Кланяюсь, дамы и господа. Всегда ваш и только для вас! - вторилось им в ответ.
Такую жизнь ведут представители болотной стихии с той лишь разницей, что они на своём месте, а вот я не у себя дома. Я был словно в зале ожидания неработающего вокзала. Но видимо такая форма лжи на тот момент меня устраивала, потому как она позволяла мне жить комфортнее. Примечательно, правда, что, если что-то до предела извратить, то оно вдруг словно совершает квантовый скачок и становится тем, чем является на самом деле. Иными словами, правда - это ложь, доведённая до абсурда. И потому, если бы всё это продолжалось немного дольше, то в конце концов я бы оказался раздавлен тяжестью горьких обвинений самого себя. Но когда моя оборона окрепла и я уже не знал, что мне предпринять, ко мне начала возвращаться та ядовитая, чёрно-зелёная, предательская скука. Она мягко облекла шорами мои глаза, и я почти успокоился. Это ровно то почти, которое касается мысли о смерти. Той мысли, что не знает сна и покоя. Она глушится, тушится, забывается на время, но до конца никогда не исчезает. НИ-КОГ-ДА!
И вот я размышлял о происходящем, думал о своей очередной победе над очередной попыткой "судьбы" вонзить в меня свои когти, думал о своей беспроигрышной разумности и скучал. В моём сознании помимо всего этого мусора занозой сидела одна, не дававшая мне покоя мысль: во имя чего? Во имя чего я страдал, не спал, тревожился, злился, боялся, радовался, рвался вперёд, разрушал, созидал, возвышал, низвергал и царил над поверженным? Чтобы снова быть побеждённым скукой? Разве этого я хотел и к тому ли бежал несмотря ни на что? Чтобы выцвести, вспениться, треснуть, как старое зеркало? Жив ли я сейчас? Счастлив ли теперь? Не был ли я более полон собой, когда только недавно страдал от отчаяния? Не было ли даром от жизни всё случившееся со мной?
Удивительно, как порой одна мысль способна перечеркнуть тонны проделанной работы. Видимо это цена всего на свете: всё и ничто одновременно.
И я решился. Мне нужно с ней встретиться. Непременно сегодня. Но куда идти, да и к кому?
Городская дамба. Шум реки доносился издали. Я не знал, зачем иду. Мне казалось, что, как Иегова водил свой народ, так существование поведёт и меня. Внушительный пейзаж представился моему взору. Я был взволнован. Я думал, что сейчас, возможно, что-то случится. Если не в материальном мире, то в моих мыслях, в мире духовном. Но ни вокруг, ни внутри ничто не обозначило своего присутствия. Я стоял над тоннами падающей в пропасть воды и смотрел вниз. Так легко сделать шаг вперёд. Но при мысли об этом ноги наливаются свинцом, волна крови ударяет в голову, ледяной огонь сковывает сердце, и вот я уже далеко, и шум реки почти не достигает моего слуха.
Я сидел один в своей комнате при тусклом свете лампы и предавался размышлениям. Сначала я подумал, что этой повесткой жизнь хотела сказать мне, что для того, чтобы начать жить, любой день - подходящий, любое время - правильное. Но ведь это не так. Быть здесь и сейчас невозможно, потому что всё вокруг - это уже здесь и сейчас, и потому, прилагая усилие к тому, чтобы быть в моменте, на самом деле упускаешь его. Важно другое. Чем меньше я думаю о жизни, тем больше я живу. Мои размышления создают между мной и этим миром дистанцию. Например, любой истовый поэт обречён на страдание, потому что он все преображает в каменные статуи. К чему бы он ни прикоснулся, везде лишь мертвенность гранита или холод мрамора. Вместо того, чтобы наслаждаться, он ищет способ увековечить, он ищет способ опредметить и тем самым лишает себя аромата цветка, величественности заката. Да, он передаёт это другим, но какой ценой? Ценой собственного счастья, радости жизни, экстаза от её прикосновения. Полноценный контакт с жизнью возможен только вне размышления о ней. Мир грёз становится явью, когда вопрос становится ответом. Когда причины теряют свою значимость. Когда значение имеет сама возможность жить. Спроси у жизни, почему всё так, а не иначе? Умоляй, потребуй, прикажи - это не вызовет ряби даже на поверхности лужицы. Но сдайся - и всё изменится! Для тебя изменится. Сдайся этой жизни, отпустив попытку контроля всего на свете, сдайся любви, прекратив манипулировать своим возлюбленным, получив все знания мира, оставь их. И эта трансформация будет твоим даром. Но даром, взятым силой, потому что порою сдаться, имея всё для победы, это проявление силы. Да и Царство Небесное, как известно, силою берётся.
Это ли я должен был понять? Для того ли мне была послана эта повестка? Я не знаю. Знаю лишь, что после того, как я выключил лампу и лёг спать, моей душе стало чуть светлее, чуть легче, хоть и "звуков небес заменить не могли ей скучные песни земли".