Мелодии судьбы Муслима Магомаева

Основанная  на документальном  материале повесть  о жизненном и творческом пути выдающегося певца, Народного артиста СССР Муслима Магомаева (1942-2008 годы).

 - ЧАСТЬ 1. ПОСВЯЩЕНИЕ В МУЗЫКАНТЫ (1942-1949 годы)

 *****
1 сентября 1949 года красивая статная женщина почтенного возраста шла по улице города - солнечного, всё ещё по-летнему жаркого Баку. За руку она  держала худенького мальчика, торжественно нарядного - в белой наглаженной рубашке и немного коротковатых брюках. Байдигюль-ханум – вдова известного в республике композитора и дирижёра Муслима Магомаева вела в школу внука.
    Город, уже успевший привыкнуть в мирной жизни, шумел по обыкновению на разные голоса. Проносясь по проспекту,  звенели трамваи, гудели автомобили на перекрестках, прохожие толпились на тротуарах и множество цветочных букетов ярко расцвечивало картину, казалось бы, обычного городского утра середины недели – четверга.  Но в то же время  и необычного – первосентябрьского.
   Первоклассники выделялись в школьной толпе нарядностью и взрослой серьёзностью. Даже непоседливый, неугомонный озорник, мастер на всяческие шалости - маленький  внук Байдигюль шагал рядом притихший и торжественный, и, казалось, сам удивлялся нашедшему на него смирению. Тонкие пальчики детской ладони покорно лежали в уютной мягкости бабушкиной руки, не ёрзая, не пытаясь  вырваться.
 
   Ну, что же добавить ещё к знакомой всем картине первого школьного утра? Что особенного было в ней?

   Особенным в Баку было то, что в тот день шли первый раз в школу дети, родившееся в самый, пожалуй,  страшный для города военный год, в который всё было неясно, всё зыбко, тягостно и тревожно.
   У детства долгие дни, но короткие годы, они пролетают стремительно, словно листаются   страницы книги, которую хочется посмотреть всю сразу. У взрослых ход времени иной, и Байдигюль казалось, что где-то в другой жизни остался тот день, когда появился на свет её внук. Так много изменилось…

   Для маленького мальчика то первое сентября было особенным не только потому, что начиналась учёба и школьная жизнь. В силу возраста он ещё не мог осознавать, что было в том событии нечто более важное - официальное вступление в братство профессиональных музыкантов.

   Школа, в которую вела внука Байдигюль,  была не обычной, а музыкальной. Но и среди музыкальных школ, которых  по стране множество, та школа являлась особенной. Музыкальная школа десятилетка  при Азербайджанской государственной консерватории считалась элитной школой. Элитной в том хорошем смысле, что в неё принимали детей вне зависимости от социального статуса либо материального положения  их родителей, в лишь по степени одаренности. Критерий при поступлении здесь был один – природный талант. По сути это была начальная ступень для последующего обучения в консерватории. Школа   изначально ориентировалась  на подготовку музыкантов. Вот почему дети, выдержавшие вступительный экзамен в эту школу становились частью профессионального музыкального сообщества, пусть на самой начальной его ступени,  тем не менее, принятые, посвящённые в него.
    Сообщество в лице той элитной школы за чистоту своих стояло свято. Сюда даже «по блату» не брали тех, в ком не обнаруживалось природного таланта. Самой историей своего развития школа утвердила незыблемость этого правила.
    Ещё в начале 30-х при консерватории была открыта детская музыкальная группа, в которую приняли 60 учащихся. Однако просуществовала она недолго, поскольку не смогла выполнять функции школы при консерватории. Наличие в контингенте учащихся недостаточно одарённых детей тормозило учебный процесс, даже несмотря на высококвалифицированный состав педагогов. Выход из ситуации искали в создании в рамках школы «Группы особо одарённых детей» или «Группы юных дарований». В дальнейшем учебный план  кроме занятий по специальности стал включать курс музыкального воспитания и музыкальную грамоту – для учащихся первого и второго классов, ритмику – для классов с первого по четвёртый, а далее – элементарную теорию музыки, введение в гармонию, общее фортепиано и фортепианный ансамбль. Позднее были организованы оркестровый класс, класс камерного ансамбля, введены курсы истории музыки и музыкальной литературы.
     В сентябре 1940 года при школе был открыт общеобразовательный сектор, предусматривающий обучение на двух языках – азербайджанском и русском, организован класс детского музыкального творчества, ориентированный на подготовку в будущем профессиональных композиторов.

  Обучение юных дарований в школе при консерватории было предметом пристального внимания Узеира Гаджибекова -  основоположника профессионального музыкального искусства Азербайджана. Он рассматривал эту школу-десятилетку не иначе, как главного «поставщика» для консерватории талантливых музыкантов.
    Словом, поступив в это учебное заведение, наш семилетний герой, действительно, оказался принятым в профессиональное братство музыкантов.

          *****
   Торжественная линейка, первый звонок и первый урок -  праздничные мероприятия. Только на этот раз не осуществилась одна из традиций школы – поздравление юным талантам Узеира Гаджибекова. Выдающийся музыкант ушёл из жизни в ноябре 1948-го. Ему было 63 года…

   Вернувшись в свой кабинет, директор школы Койкеб  Сафаралиева поправила аккуратную стопку бумажных папок – «личные дела» новых учеников. Тоненькие папки, в каждой из которых всего несколько листочков: заявление родителей с просьбой принять в школу, копия свидетельства о рождении ребёнка, справка о составе семьи…
   Койкеб ханум лично знакомилась с каждым учеником, была на экзаменах, беседовала с родителями. О школе она знала решительно всё, ведь школа была её детищем, она сама и создала её при поддержке Узеира Гаджибекова.

   Об этой замечательной школе, о её директоре, личности воистину легендарной,  мы ещё вспомним в этой повести, а пока вернёмся в тот день – 1 сентября 1949 года и откроем мысленно  одно из «личных дел» учащихся первого класса, что держала в руках директор школы.

    С фотографии озорным взглядом смотрел новый ученик. Казалось,  фотограф чудом уловил мгновение, в котором этот мальчишка   остановился перед объективом, готовый тот час же сорваться и бежать во двор – в игры и шалости. Когда знакомились с родителями, Байдигюль ханун говорила про непоседливый характер внука…
   Магомаев Муслим Магомедович… В «метрике» - свидетельстве о рождении всё по взрослому серьёзно, по отчеству. Любопытно, что он - полный тёзка своего знаменитого деда, соратника и самого близкого друга Узеир-бека…
   В семье нового ученика, кроме бабушки есть  дядя – старший сын знаменитого композитора. Отец мальчика - младший сын супругов Магомаевых погиб  в Берлине всего за несколько дней до окончания войны…

     Погладив стопку тоненьких папок, словно передавая им тепло своего сердца, директор  бережно положила «личные дела» первоклашек на верхнюю полку шкафа – теперь лишь в конце учебного года потребуются они, чтобы вложить новые листочки – выписки из журналов успеваемости, а может, и другие документы, например,  благодарности за участие в концертах, которыми славится в городе их школа,  да и мало ли какими достижениями могут порадовать эти  воистину талантливые дети. «В добрый путь, наши дорогие первоклассники. Пусть хранит вас судьба. Пусть будет она более щедрой, пусть никогда не повторятся в ней беды и тревоги, что выпали в тот страшный 1942-й – год вашего рождения».
    В свидетельстве о рождении  маленького Муслима значился август. Койкеб ханум помнила тот месяц. Да и кто в городе не помнил его. Та память возвращается порой даже в случайных деталях, как, например,  крошечные обрывки  газетной бумаги…  Сколько бы не мыли стёкла, нет-нет да и обнаружится притаившийся в расщелине старой рамы почти незаметный обрывок бумажной полосы, что клеили тогда на окна.

          *****
 
    Полосы клеили из газет. Нарезали из последних страниц, где не было правительственных сообщений и портретов вождя. Бумажные полосы должны были защитить стёкла от ударной волны при взрывах бомб и снарядов. Клеили крест-накрест, и бумажные кресты окон словно зачеркивали прежнюю жизнь, беззаботную, яркую, шумную.  Теперь все звуки становились  приглушёнными.
    Радио вещало негромко, но его было слышно повсюду. Оно стало не просто звуковым наполнением пространства, а главенствовало во всём,  повелевая движениями и действиями, строя по своему распорядку весь жизненный уклад людей.  Чёрная картонная тарелка репродуктора притягивала к себе как магнит, едва лишь раздавались позывные «Последних известий». Всё замирало в квартирах, во дворах и на улицах. Звук тревожной музыкальной заставки,  словно всеобщий гипноз, заставлял остановиться, застыть, превратиться в слух.

   «Сегодня…»,  - первое слово диктора, читавшего выпуск фронтовых новостей, было самым волнительным и  самым страшным. Затем либо вздох облегчения выходящих из оцепенения слушателей, либо горестный стон и слёзы -  радиоэфирная реальность войны.
   Таким приглушённо зловещим и  был август 1942 года.

  В Баку сводки «Последних известий» слушали тогда с особой тревогой. Война всё ближе катилась к городу, немецкая армия настойчиво пробивалась к вожделенной цели - каспийской нефти. По планам Гитлера Баку было необходимо оккупировать к 25 сентября 1942 года.

   В августе 42-го все радиосообщения начинались с событий на Юго-Восточном фронте. Восьмого числа танковые дивизии под командованием Паулюса прорвались с севера и юга, сомкнули «клещи» западнее Калача-на-Дону, окружив части усиления 62-й армии. Отступление советских войск прикрывал танковый корпус, от которого осталось 20 танков, 30 орудий и миномётов и около 200 стрелков…

   «Наступление на юге продолжается вполне удовлетворительными темпами. Большая жара, до 55 градусов,  очень много пыли. Исключительно высокие темпы марша пехотных соединений, - докладывали в свои штабы  немецкие командиры. - Обстановка южнее Дона в предгорьях Кавказа:  медленное, но безостановочное продвижение вперёд при упорном сопротивлении вражеских арьергардов. Противник отходит через отроги Северного Кавказа к Чёрному морю. Следует ожидать сопротивления под Орджоникидзе. Противник подбрасывает свежие силы от Баку на Махачкалу. Под Сталинградом успешно продолжается наступление войск Паулюса…»

  Другим направлением движения немецкой армии на Баку был путь через Кавказский хребет. С первых чисел августа к перевалам из района Невиномысска и Черкесса двигался  горный корпус. В горы шли хорошо обученные, полностью укомплектованные, обеспеченные специальным альпинистским снаряжением соединения. По ущельям в сторону хребта отходили разрозненные советские подразделения, отрезанные в предгорьях от основных сил. Немцы либо опережали советские части в занятии перевалов, либо сбивали прикрывавшие их мелкие подразделения…

          *****

    Проводив своего первоклассника в школу, Байдигюль вернулась в квартиру, сразу ставшую пустынной и тихой. Это было так непривычно, словно внук впервые уехал куда-то далеко. Она не разлучалась с ним ни на час. Даже когда он играл во дворе – любимом месте своего детства, чувствовала его присутствие, ведь в любой момент могла распахнуться дверь и влетал в квартиру этот отчаянный сорванец, запыхавшийся, растрёпанный, а то и поцарапанный – всякое бывало.
   Байдигюль даже  представить не могла свою жизнь без него. Этот мальчик стал для неё воистину как свет в окошке. С ним она словно бы возвращалась в свои лучшие годы.

  Теперь в доме снова звучала музыка. Когда внук занимался, один или с учительницей, и звуки старого рояля наполняли квартиру, к Байдибюль в эти благословенные часы возвращалось ощущение счастья, беззаботного и лёгкого, словно поднимающего над землёй на сильных крыльях.
 
     Каким замечательным музыкантом был её муж! Музыка была для него всем – в ней он не просто работал, он жил в ней, растворяясь в её стихии. В неё  он увлекал и Байдигюль, и она, счастливая, влюблённая и мечтательная, жила в прекрасном мире музыки, с детства ею любимом. Все братья и сёстры Байдигюль,  вся их большая семья были увлечены музыкой.

     С первых дней  знакомства с Муслимом Байдигюль казалось, будто она знала его с самого рождения. Слушая его рассказы о детстве, прошедшем в предместье  Грозного, где она, юная жительница Тифлиса, никогда не бывала, Байдигюль видела мысленно тесную мастерскую  кузница-оружейника Магомета Магомаева, где пылал огонь, гудели меха и звенела сталь, где   маленький Муслим наблюдал за работой отца.   В  его детских фантазиях звуки кузницы напоминали звучание музыкальных инструментов: протяжной стонущей нотой кяманчи слышался свист ветра в кузнечных мехах,  стук молота казался звуком  нагары,  а звон стали - мелодичным звучанием тара.
   О происхождении его  отца  сохранилось немногое. Известно лишь, что ещё маленьким мальчиком он оказался в Грозном, куда по преданию был привезен знаменитым героем горцем Шамилем, вершившим миссию объединить все кавказские народы.  Став взрослым,  обзавёлся семьёй, в которой  родились три сына и три дочери. Несмотря на скромное существование, в семье кузнеца любили музыку. Все дети получили школьное образование, а Муслим продолжил потом учебу в Закавказской учительской семинарии в городе Гори.
Его первым музыкальным наставником стал старший брат Магомет. Муслим  научился играть на гармонике, пытался сам подбирать на ней народные мелодии. В школьные годы овладел игрой на скрипке и принимал участие в школьных концертах.
    В учительской семинарии Муслим Магомаев прослыл отменным скрипачом и гобоистом. Ни один из концертов не проходил без него, а концерты симфонического и духового оркестров учеников устраивались там часто.  Братья Байдигюль учились в семинарии и тоже участвовали в тех концертах.
     Каникулы семинаристы проводили в Тифлисе. Посещали спектакли  оперного театра, концерты.
    Дом отца Байдигюль был известен в городе гостеприимством и благотворительностью. Однажды её  брат - Али  приехал на каникулы вместе со своими друзьями по семинарии – Узеиром и Муслимом. Так и познакомились молодые люди со всей большой семьёй Хасана и Раббии, старшим братом Байдигюль - Ханафи, тоже учившимся в семинарии и окончившим её несколько раньше, её сестрами Маликой, Марьям, Аминой, Фатимой и  Хусни. 

… Байдигюль вновь обращалась мыслями к мужу… Прошло уже 12 лет после его «ухода», и пятый год пошёл с другого чёрного дня, когда пришла страшная весть о гибели их младшего сына, но  прочная духовная связь единой семьи не прерывалась по-прежнему.
Сегодня у Байдигюль была особенная новость, которой ей было необходимо «поделиться» с обоими. Задержалась у портрета мужа, потом перешла к фотографиям сына, стоящем  в рамочках на комоде. На одной из них Магомед был вместе со своей юной женой – Айшет. Сфотографировались вскоре после свадьбы. Счастливые,  влюблённые.
     При взгляде на невестку, Байдигюль вздохнула, вновь ощутив ту боль, что каждый раз вонзалась в сердце, как только Айшет начинала разговор о мальчике. Она могла увести его в любой момент, ведь она мать и все права на сына  у неё. Байдигюль умоляла оставить ребёнка в Баку, хотя бы на год. Пусть начнёт учиться в элитной музыкальной школе – таких нет в городах, где сезонами  работала в театрах Айшет – драматическая актриса по профессии и по призванию. Невеста соглашалась  каждый раз неохотно. И эта тема непрерывно болела в душе Байдигюль.

          *****

       В актёрском призвании Айшет не было сомнений. Яркий талант,  восхитительная внешняя красота, задорный озорной нрав – всё говорила о том, что Айшет рождена для сцены. После окончания школы поступила в престижный ГИТИС, где сразу же проявила отличные способности. Её, сталинскую  стипендиатку вполне могла ожидать блистательная карьера в столице, но судьба приготовила иной сюжет.
   В Майкоп приехал молодой художник из Баку Магомед Магомаев. Его работой стало оформление спектакля в городском театре. Человек широко одарённый, талантливый,  играл на рояле, пел, любил и потанцевать, и поухаживать за женщинами. В постоянном стремлении к новому овладел редким в то время искусством мультипликации. Проявив актёрский талант,  снимался в кино.
   Жизнелюб и романтик с душой поэта, Магомед всегда был в центре компаний. Его появление в Майкопе стало событием как в театре,  так и в городе.
    Судьба не могла не свести вместе столь ярких, неординарных людей. Так в Майкопе – городе  яблоневой долины у самого подножия сияющих в синей дымке Кавказских гор, где трепетно и нежно пробуждается по весне пышная южная природа, зазвучала мелодия любви юной Айшет, сливаясь с музыкой  горячего сердца Магомеда и  становясь симфонией большого сильного чувства. Подобно тому, как тоненький ручеек, петляющий по крутым горным склонам, вырывается из ущелья бурной кипящей рекой, так и мелодия их любви, превратившись из трепетного ручейка в бурную реку, зазвучала над городом, над гордым Кавказом, над всем огромным миром.
   
   Кружила голову сумасшедшая весна, и казалось, весь мир создан для счастья и любви. Но в солнечную симфонию счастливого мира уже рвалась чудовищным диссонансом война. У нее были свои звуки: безжалостно холодный скрежет железа, оглушительный грохот взрывов, разрывающих судьбы и сердца, зловещий гул огня, испепеляющего всё живое. У войны не было жалости, война ненавидела красоту и мстила счастливым.

   Уходя на фронт, Магомед отвёз юную жену, ожидавшую первенца,  к своей матери Байдигюль - в Баку. В последующем оказалось, что это решение молодого отца будущего ребёнка оказалось по-настоящему мудрым…

  В сводках Советского информбюро теперь ежедневно звучали сообщения про Майкоп и Краснодар. За них продолжались тяжёлые бои.
   Майкоп – родной город Айшет. Краснооктябрьская улица, дом 12 – адрес в центральной части города между железнодорожным вокзалом и парком, неподалёку от реки…
   Название города по одной из версий происходит от долины яблонь, по другой – от нефтяных месторождений, которыми богаты водоёмы Адыгии.  Целью противника на юге была – нефть, и потому за  Майкоп мощная немецкая армия сражалась с особым упорством.

 «Сегодня, 16 августа 1942 года, после тяжёлых боёв наши войска оставили город Майкоп…», - сводка Совинфорбюро оглушила, словно разрыв бомбы. Стёкла окон, заклеенные бумажными полосами, не вздрогнули, не зазвенели, лишь в душе ухнуло что-то, оборвалось, а следом тягучая жаркая боль пронзила всё тело. Охнув, Айшет опустила на стул, побелевшими  пальцами вцепившись в край скатерти. Байдигюль бросилась к ней, всё поняла без слов – началось…

    Больница Водников, что всего в нескольких минутах ходьбы от дома, встретила запахом нагретых солнцем свежевымытых полов. За надёжными крепкими стенами больницы, за массивной дверью остались тревожные радиосводки. Однако плотно занавешенные окна – обязательная светомаскировка напоминали военную реальность.

     Байдигюль ханум возвращалась домой по безлюдной улице затемнённого города, где ни огонька, ни проблеска. Лишь по памяти различимые  силуэты знакомых зданий указывали путь. Наощупь    поднялась  по ступеням на второй этаж, вошла в квартиру, не зажигая света.
Раздвинула тяжёлые шторы лишь когда часы показывали время рассвета. Новый день вступал в город, разбрызгивая солнечные лучи по крышам домов. Солнце дарило тепло и надежду. И ей, Байдигюль, принёс тот день надежду и радость: Айшет родила мальчика.
   С выбором имени не было ни споров, ни сомнений. Называть ребёнка именем его деда было в традициях семьи Магомаевых. Значит, имя Муслим было предначертано как будто самой судьбой.

          *****

   Начало сентября – открытие театрального сезона. Сбор труппы, знакомство с режиссёром, обсуждение репертуара, распределение ролей.  Если бы не эти исключительные обстоятельства, которые определяли не только год работы, но быть может, и всю дальнейшую актёрскую судьбу, Айшет была бы сейчас далеко от театра  и этого небольшого городка, от новых коллег, с которыми едва успела познакомиться. Умчалась бы скорыми поездами в родной город  мужа и теперь вела бы сына в школу… В элитную музыкальную школу, куда принимают лишь особо одарённых детей, и он, её сын,  успешно выдержал экзамен. Айшет так гордилась сыном, что ей хотелось каждому рассказывать  о нём.
   Но люди задавали вопросы… А даже если не задавали,  вопрос всегда читался в глазах: почему сын не с ней? Как объяснить им, что она отнюдь не мать-«кукушка», равнодушно подбросившая своего птенца в другое гнездо,  тёплое и сытное. Всё не так, как может показаться со стороны. Болит и тоскует непрерывно сердце Айшет, ежеминутно рвётся оно к сыну. И далёкие расстояния не преграда. Нескончаемые   километры, тысячи километров, бессчётное число станций и полустанков, поезда, то стремительно летящие, то медленно ползущие – всё это нынче часть её жизни. Может быть, самая главная часть. Радость встреч и слёзы расставания. И вновь – бессчётные  километры разлуки и ожидание новой встречи.
    Так не должно быть и она добьётся, чтоб  было по-иному. Станет лучшей в этом театре, получит главные роли, покорит город. И тогда ей, наверняка,  дадут жильё, хотя бы комнату. Понятно, что театр не завод, который строит квартиры специально для своих работников. Но театру поможет городская власть, не откажут для самой лучшей актрисы, гордости их театра.  И тогда она заберёт сына к себе. Человеку  трудно без матери. Ребёнок без матери – сирота…

          *****

Мальчик возвращался из школы в окружении новых приятелей. Так быстро успели познакомиться, и почему-то именно он оказался в центре внимания одноклассников. На первой же переменке стихийно собрались вокруг его парты, знакомились легко и весело, к концу занятий оказалось, что все уже подружились. Детство – самая не лукавая пора жизни: всё там открыто и честно. И вот уже прозвенел школьный звонок, возвещающий  об окончании последнего урока первого школьного дня, и понеслись первоклассники шумной ватагой по улице, размахивая картонными папками для нот – у юных музыкантов, учеников музыкальных школ особенные «портфели», отличающие их от обычных школьников.  Так и бежали вместе по проспекту, хотя и не всем было по пути, но,  словно сговорившись,  провожали до дома своего «лидера».
     Не хотелось расходиться и, весело болтая, как водится,  обо всём,  постояли возле площади Свободы (тогда ещё не был построен на площади ставший широко известным впечатляющий памятник – большой каменный круг с именами погибших комиссаров и фигурой человека в центре, словно бы восстающего из земли, держащего в руках чашу с вечным огнём. Да и гранитный горельеф «Расстрел 26 бакинских комиссаров» появится здесь позже - в 1958-м, когда те малыши будут уже старшеклассниками)…
   
     Сейчас, пожалуй, невозможно представить картину, когда семилетние дети возвращаются из школы без сопровождения взрослых,  одни бегут по улицам большого города. Тогда это было в порядке вещей, и Баку не был исключением, напротив, отличался, впрочем, как и ныне, особенной душевностью, сердечной теплотой. И школа, и город были интернациональны,здесь понятия не имели, что такое национальные различия. Так и одноклассниками Муслима оказались «дети разных народов», а по сути единого – советского народа, вместе победившего фашизм.

   Открывая дверь в квартиру (кстати, двери не принято было запирать на замки, если жильцы находились дома), мальчик прислушивался  к доносившимся из комнаты голосам, всё ещё продолжая надеяться, верить в чудо, что мама всё-таки приехала на его первое сентября и вот сейчас выбежит в прихожую, обнимет его и сразу станет так уютно, спокойно и тепло. А голос её, словно ручеёк по камушкам будет звучать приятной весёлой мелодией.
   Голоса, доносившиеся из комнаты  были приятными и родными – бабушка и тётя Мура. «По взрослому» жену его дяди  Джамала звали Мария Ивановна. Но в семье называли ласковым домашним именем. Со стороны тётя Мура казалась строгой величественной гранд-дамой, а по натуре была душевной и доброй. С ней можно было поговорить обо всём, в случае чего,  пожаловаться на обидчиков, зная что тётя поможет и защитит, всё решит вежливо, но по справедливости. А ещё она очень любит животных, кормит бездомных кошек во дворе, которые собираются  к ней со всей округи. А их домашний кот Рыжик, хоть и ревнует, наверно, её за такую дружбу, всегда трётся у тётиных ног и с особым  упоением выпевает ей свои мурлыкающие «песенки».

    Сейчас тётя Мура и бабушка разговаривали о чем-то в комнате. Голоса мамы не было слышно. А может, она уснула, устав с дороги? Вот сейчас он тихонько, чтобы не скрипнули доски паркета, на цыпочках зайдёт в свою комнату и увидит её, сладко спящую на маленьком старинном диванчике, обитом бордовым бархатом. Тётя говорила, что такой диванчик называется «канапе» - смешное название…

   … Присев на краешек пустующего «капапе», мальчик притих. После шумного многоголосья школы, улицы, ватаги новых друзей, было приятно послушать тишину. Но тишина не была абсолютной, где-то мысленно, словно ручеёк,  журчащий по камешкам, начинала «звучать» мелодия. Как будто бы музыка маминого  голоса. Сама она далеко, а голос её звучит музыкой.
    Он подошёл к роялю, старинному дедушкину инструменту, и, открыв тяжёлую крышку, тихонько коснулся клавиш. Рояль послушно отозвался мелодией ручейка, журчащего по мелким чистым камушкам…

          *****
Заслышав звуки рояля, бабушка и тётя Мура, поспешили в детскую.  Увидев, с какой серьёзностью играет незнакомую мелодию их первоклассник, замерли на пороге, предпочитая остаться невидимыми, чтобы не мешать творческому вдохновению юного дарования.
     Позже, когда помощница по хозяйству  Маруся  накормила всех обедом, праздничным по случаю торжественного дня,  стали расспрашивать его  о школе, о впечатлениях, о новых знакомых.

   На удивление рано вернулся с работы   дядя Джамал. Такое бывало крайне редко, обычно он приходил поздним вечером,  когда племянник уже спал, а уходил рано, когда тот витал ещё в сладких утренних снах. Получалось, что живя в одной квартире, виделись и общались они не так часто.
    Дядя словно бы находился на расстоянии и, возможно, по этой причине, не успевая привыкнуть к нему, маленький Муслим чувствовал себя рядом с дядей не так свободно, как с бабушкой и тётей, или например, с Марусей и няней Груней, которая занималась в ним в дошкольном детстве.  Дядю своего мальчик, попросту говоря, побаивался. Вид у дяди был серьёзный, часто задумчивый. Мальчик знал, что дядя Джамал занимает высокую должность, ему часто звонят главные начальники и министры,  важного вида люди приходят к ним в гости, когда отмечается какой-нибудь праздник. Потом дядя, провожая их, идёт по двору, немного покачиваясь, а тётя на вопрос племянника: что случилось с дядей? – отвечает, что он сильно устал, потому что много работает.
    К дяде отправляли его, когда расшалившись, придумывал какое-то особенно вредное озорство, или совсем не слушался бабушку. В таких случаях она  говорила, что он «отбился от рук»,  называла по-татарски «имал малы» - "змеиный мальчик" и отправляла в кабинет дяди «для воспитания».
   Дядя разговаривал спокойно, никогда не повышал голоса, «змеиным мальчиком» не называл ни по-русски, ни по-татарски, хотя  и знал перевод любимого бабушкиного «ругательства». Но почему-то от негромкого голоса дяди «мурашки» бегали по спине и желание озорничать,  придумывать разные «фокусы», например, с электричеством,  проходило раньше, чем дядя заканчивал разговор и не возвращалось несколько дней…

    Джамал Эддин Муслимович – старший сын Байдигюль не был лишён творческих способностей. Талантливо рисовал, умел играть на рояле. Однако в отличии от младшего брата, который выбрал профессию художника, Джамал Эддин пошёл по иной стезе. Надо заметить, что он и в детстве отличался серьёзностью. Даже на фотографии тех лет просматриваются разные  характеры братьев: озорной, эмоциональный Магомед и по-взрослому спокойный Джамал.
    Закончив в 22 года Азербайджанский индустриальный институт, он  был направлен на Ижорский завод тяжелого машиностроения в Ленинграде, работал там инженером-технологом. Квалифицированный специалист заслуженно продвигался по службе, в конце 30-х был назначен директором Бакинского машиностроительного завода, заместителем управляющего трестом. По некоторым данным, перед войной Джамал Муслимович руководил Кировским заводом  в Ленинграде.
    В военные годы обеспечивал оборону родного города, был заместителем народного комиссара республики, организовывал  снабжение фронта,  производство  вооружения и боеприпасов. Потом его направили на работу в ЦК компартии Азербайджана, где с 1943 года возглавил промышленно-транспортный отдел и  отдел нефтяной промышленности, стал заместителем секретаря ЦК.
    К тому времени, когда маленький Муслим пошёл в первый класс, дяде Джамалу не было и сорока (родился он в 1910 году), а он уже получил назначение на должность заместителя председателя Совета Министров Азербайджанской ССР – очень высокий пост  в правительстве, в  самой элите республики.
    Хотя его работа не относилась к творческим профессиям, нельзя сказать, что он - старший сын композитора шёл совершенно иным, чем отец,  путём.
  Джамал Эддин Муслимович унаследовал от отца прежде всего организаторские способности, ведь Муслим-бек был не только талантливым музыкантом и просветителем, но  и общественным деятелем, состоял на госслужбе, возглавлял республиканское радиовещание. Словом, был человеком уникальным, одарённым множеством способностей.

         *****

- Дядя зовёт тебя к себе.
  На этих словах бабушки у мальчика тревожно сжалось сердце. Вроде бы, он и не провинился на этот раз ни  в чём, однако разговаривать с дядей не то, чтобы побаивался, но ощущал какую-то неуютность в душе.
  Дядя спросил, как прошёл у него день в школе. Достал из стола и протянул племяннику альбом для рисования и коробку цветных карандашей. Глаза мальчика загорелись при виде дядиного подарка. Конечно, у него были и альбом для рисования, и карандаши, всё это входило в школьные принадлежности, которые собирали бабушка и тётя, готовя его в школу. Альбом был тоненьким, несколько листочков, скреплённых как тетрадь,   и вместе с ним небольшая коробка с надписью «Спартак» – шесть карандашей разного цвета. Новый альбом был большой и тяжёлый – в плотных картонных корках, бумага внутри толстая, гладкая, белоснежная. Особенно нарядный вид альбому придавала красная шёлковая ленточка, которая стягивала вместе листы, проходя через выбитые по левому краю отверстия и была завязана аккуратным маленьким бантиком. Сразу же захотелось развязать и посмотреть, как это  устроено…
На обложке альбома были нарисованы розовые фламинго. По книжкам мальчик знал, что есть такие удивительные птицы, живут они в далёких-далёких странах. На картинке розовый цвет переливался множеством оттенков. «Вот так и в музыке – по-взрослому подумал маленький человек, - нот всего семь, но как по-разному могут звучать мелодии.
    Карандаши были ещё большим чудом. В сравнении с коробкой «школьных» карандашей эта коробка была огромной – каких только цветов не было в ней! Можно рисовать всё, что захочешь. Любые оттенки и не только розового цвета, как на обложке альбома, но и любого другого можно найти в этой волшебной коробке.
   «Фабрика имени Сакко и Ванцетти»,- прочитал по слогам надпись на оборотной стороне коробки. Эти незнакомые загадочные имена золотистыми буквами были напечатаны на каждом карандаше. Кто такие Сакко и Ванцетти? Наверно, художники...  Какие необычные у них фамилии. Так "непонятные" Сакко и Ванцетти – итальянские анархисты, стали, как и для многих советских детей, загадкой  детства.

   Дяде хотелось обнять племянника, погладить по коротко стриженной голове. Такая волна нежности нахлынула в сердце, что казалось слёзы подступят к глазам. Но прочный «панцирь» государственного мужа не давал выхода эмоциям…
 
    «Всю жизнь дядя Джамал казался мне домашним Иваном Грозным, суровым к себе и другим. Однако эта строгость была как бы прикрытием его доброты, - будет вспоминать Муслим много лет спустя. - Он словно стыдился быть сентиментальным. Из породы государственных мужей, полагал, что нельзя быть добрым открыто. Но я –то знал, что ближе, чем я  у него на свете никого не было и не будет. А любить он умел – нутром, сердцем, немногословно, скупо. Такое у него было сердце – всё там умещалось, и сила и слабость».

         *****

    «Я – дяденькин сынок…», - будет говорить Муслим, став взрослым. В этих словах -  дань уважения и благодарность дяде Джамалу, заменившему ему отца. Но всё-таки самым близким человеком его детства была бабушка.

  «Весенний цветок» так переводится с татарского её  имя -  Байдигюль. Она   любила рассказывать внуку о том, как  прекрасно учился его дед, всегда занимал первое место в классе. Рассказывала,  что в  Горийской семинарии он научился игре на скрипке и гобое, играл в оркестре, где в последующем стал старшим музыкантом и часто заменял дирижёра. Играли попурри из русских опер – «Иван Сусанин», «Руслан и Людмила»  Глинки, «Евгений Онегин» и «Пиковая дама» Чайковского, песню «По камушкам» из оперы «Русалка» Даргомыжского. Играли произведения западно-европейских композиторов – «Охотничью песню» из оперы «Волшебный стрелок» Вебера, «Музыкальный момент» Шуберта, отрывки из опер «Фауст» Гуно и «Риголетто» Верди, части из симфоний Моцарта.  Тогда же дед начал сочинять и свою музыку.
     Из её рассказов складывалось, что Грузия в судьбе деда сыграла важную роль. Бережно хранимая в семье его скрипка тоже имела причастностью к Грузии, как в подарок за успешное окончание семинарии.

    О себе бабушка рассказывала немного, будто хранила какую-то тайну. Тайна действительно была, по крайней мере, в то время её не следовало выносить за порог дома.

Байдигюль происходила из очень знатной татарской семьи.  Древний княжеский род Терегуловых славился  по всей России. Известный литератор и  переводчик Хамидуллин Лирон обнаружил записи о предках Терегуловых в «Истории родов русского дворянства», изданной в 1886 году.

   В начале ХIХ века служивый татарин Сафар Терегулов  был военным инженером – строителем  в Закавказье, специалистом по возведению и обновлению мостов. Его старшие дети, в том числе сын Хасан, родились во Владикавказе, а в дальнейшем семья переехала в Тифлис и обосновалась в грузинской столице.
  Хасан, имя которого по традиции кавказских мусульман произносилось, как Гасан,  стал священнослужителем,  имам-хатибом Тифлисской суннитской мечети.  Заслужив огромное уважение жителей города, он получил титул Почетного гражданина Тифлиса. Вместе с братом Ибрагимом содержал школу для мусульманских детей.
  Супруга Хасана – Раббия происходила из другого знатного сословия - князей Акмаевых, потомки которых и ныне проживают в Казани.
  В семье Хасана и Раббии родилось девять детей: сыновья Ханафи, Рамзан, Али, дочери Малика, Марьям, Амина, Фатима, Хусни, Багдик-уль-Джамаль.
  Имя Багдик-уль впоследующем было изменено на Байди-гюль, где «гюль» означает цветок.  «Джамаль» – дополнительное, приставочное имя, которое присваивается муллами, но редко употребляется в быту.

     Фамилия, звучащая многоголосьем эха бурной реки, вполне соответствовала музыкальности этой большой семьи.  Музыка была неотъемлемой частью их жизни. Сыновья Терегуловы - Ханафи и Али ещё больше  увлеклись музыкой, обучаясь в Горийской семинарии. Музыке в том учебном заведении предназначалась особо почётная роль.
В семинарии братья  подружились с Узеиром  Гаджибековым и Муслимом Магомаевым, которые стали частыми гостями в доме священнослужителя Гасана.

    Сёстры Терегуловы славились не только дворянским происхождением, но и образованностью.  Одни из первых девушек-мусульманок они получали  образование в Тифлисской женской гимназии великой княгини Ольги Федоровны.
    Малика пленила сердце Узеира, а  Абдул Муслим всё чаще видел в своих мечтах Байдигюль.

   Однако впереди предстояла разлука. Окончание курса семинарии обязывало выпускников к работе учителями народных школ в течение нескольких лет. Муслим был направлен в село Бекович на Северном Кавказе. Там молодой учитель возглавил школу, организовал в ней хор, который пользовался большим успехом у местного населения.
   Через год двадцатилетний Магомаев получил назначение в училище азербайджанского города Ленкорань, где провёл шесть лет.
   «Ленкорань в те годы был глухим, уездным городишком. Серьёзно работать в области музыки в  этих условиях было трудно. Но и здесь молодой учитель и музыкант проявлял инициативу, создавал любительские кружки, отдавая всё своё время любимому занятию музыке», - вспоминал годы спустя Узеир Гаджибеков о пребывании в Ленкорани своего друга Муслима.

   Ученический оркестр, хор, оркестр народных инструментов, организованные в Ленкорани Муслимом Магомаевым, исполняли на многочисленных концертах произведения  разных народностей и различных жанров, в том числе и собственные сочинения молодого учителя. Он создал ещё и драматический кружок, который ставил спектакли на азербайджанском и русском языках. Значительное место в тех постановках занимала музыка.

  Как бы не была насыщена деятельность молодого человека в отдалённом районе Азербайджана, грузинская столица по-прежнему оставалась в его судьбе. Не забывал он девушку, с которой познакомился, будучи юным семинаристом, Байдигюль  - одну из сестёр Терегуловых, запавшую в его сердце.
   Утвердившись в жизни, встав, как говорят,  на крыло, двадцатидвухлетний Муслим в 1907 году женился на Байдигюль.
   Так из столичного Тифлиса юная княжна с любимым супругом переехала в захолустную  Ленкорань.
   В этом городке в 1910 году родился их сын – первенец Джамал  Эддин.
   Молодой отец тем временем экстерном сдавал экзамены в Тифлисском учительском институте и, окончив его осенью 1911 года,  перевёлся в Баку, где стал работать  учителем школы одного из нефтепромысловых районов – Сабунчи.

          *****

     Баку для семьи Магомаевых начинался за три десятилетия до рождения их внука. Интересный факт, что   в  этом городе юная Байдигюль оказалась в окружении своих родных. Ещё раньше в столицу Азербайджана переехал её старший брат Ханафи. Здесь же обосновался  и другой брат – Али, а также сёстры Малика - супруга Узеира  Гаджибекова, и Марьям, которая вышла замуж за  Кубада Касимова, ставшего в последующем  известным в республике журналистом, искусствоведом, историком.

    В Баку  супруг Байдигюль ещё активнее развернул общественную работу: вёл вечерние курсы по ликвидации неграмотности рабочих, участвовал в организации и деятельности драматических кружков, проводил концерты.
 
  В те годы в столице Азербайджана начиналась история создания   национального музыкального театра. Узеир Гаджибеков сплотил вокруг себя группу единомышленников, ведущую роль в которой, конечно же,  играл Муслим. Рождённые в один день, одинаково увлечённые музыкой, породнившиеся  в буквальном смысле, они были неразлучны.

    В группе энтузиастов создания азербайджанской оперы, во главе с Узеиром Гаджибековым, Муслим Магомаев и Ханафи Терегулов были самыми близкими соратниками. Они и возглавили труппу зарождавшегося театра, когда Гаджибеков уехал на учёбу в Петербургскую консерваторию.

   Магомаев дебютировал, как дирижёр, а через некоторое время и как оперный композитор. Ханафи Терегулов был  неизменным участником всех постановок,  вошёл в историю как первый азербайджанский оперный певец – баритон.
     Али Гасанович Терегулов в Баку преподавал музыку, и в последующем  прославился как один из самых талантливых педагогов,  внёс большой вклад в просвещение и развитие культуры республики.

    В 1916 году Муслим Магомаев завершил работу над своей первой оперой – «Шах Исмаил». В том же году у них с Байдилюль родился второй ребёнок – сын Магомед.

   Байдигюль, как истинно восточная жена,  оставалась в тени своего супруга, звезда которого восходила всё выше на музыкальном небосклоне. Будучи человеком образованным, она понимала степень его таланта. Верная спутница, надёжная хранительница домашнего очага жила интересами мужа, поддерживая его во всём.
   В то же время радикального восточного деспотизма здесь не было и в помине. Муслим – бек оказался чутким, отзывчивым в семейном кругу человеком,  внимательным и любящим мужем, заботливым отцом, мудрым наставником, сумевший стать другом двум своим сыновьям, которые доверительно делились с ним раздумьями о жизни, о выборе профессии. Когда приходилось отлучаться от дома, глава семьи ни на один день не прерывал связи с близкими, писал письма, открытки.
    Конечно, он был глубоко погружён в своё музыкальное творчество, но любимая семья постоянно была в его мыслях и сердце. Теплоту и искренность отношений супруги Магомаевы сохраняли всегда.

   В Баку они жили на Нижней Приютской улице. По соседству – на Верхней Приютской жила семья Узеира Гаджибекова. Вместе отмечали дни рождения. Сёстры и братья Терегуловы и вдали от родного Тифлиса  были неразлучны.
   Байдигюль и Муслим ставили домашние спектакли, в которых принимали участие дети, как их сыновья, так и многочисленные племянники.  В периоды отдыха любили выезжать в Цеми – курорт в Грузии. Путешествовали также в Минеральные Воды, в сёла Апшерона.
   Жизнь семьи, погружённой в мир творчества, в мир музыки была насыщенной, активной, яркой.  Дети учились у старших этике человеческого общения, умению вести спор, держаться с достоинством, превыше всего ценить честь, уважать чужое мнение. Все, и взрослые, и молодёжь в этих семьях назывались уменьшительно-ласкательными именами:  Джамал-эддина звали Джамулька, а Магомеда - Мамусь.
    В силу благородства и скромности воспитания Байдигюль-ханум не относилась к тем людям, кто непременно стремится встать в первый ряд.

   С большой достоверностью можно предположить, что были у неё также и другие причины оставаться незаметной. Муслим - бек наряду с творческой деятельностью выдвигался в Баку на административные должности: с 1921 года возглавлял Отдел искусства Народного Комиссариата Просвещения Азербайджанской ССР, в последующие годы  был Председателем республиканского радиокомитета.
  Его пролетарское происхождение благоприятно сопутствовало службе в государственных органах в соответствии с политическими канонами  тех лет. Да и сыну Джамалу, продвигавшемуся по партийно-государственной лестнице, предпочтительнее было показывать в анкетах деда-кузнеца, нежели священнослужителя. Упоминания о знатном княжеском происхождении Байдигюль, вряд ли,  были уместным, когда в республике установилась советская власть.
    Может, и по этой причине она всё больше оставалась вдали той жизни, что протекала за пределами семьи, несмотря на образованность, эрудицию, культуру. Зато всё, чем была богата духовно, отдавала детям, а потом и  внуку: милосердие и безграничную доброту, благородство и аристократизм в самых лучших проявлениях.

           *****

Со своим знаменитым дедом Муслим-младший разминулся во времени на пять лет. Не суждено было композитору увидеть внука. Не успел побывать он и  в новой  квартире своей семьи - в «Доме артистов» на улице, носившей в то время название «Девятого января», а позже названной в честь азербайджанского народного поэта Хагани.
   Его не стало 28 июля 1937 года. Скончался он в Нальчике после долгой тяжёлой болезни  - туберкулёза лёгких, не дожив до своего 52-летия, разделил судьбу гениев, которые уходят рано…
   Внуку Муслиму бабушка Байдигюль рассказывала потом, что болезнь дед получил из-за простуды, когда полез в реку Куру спасать её.
   В её воспоминаниях композитор представал не монументальным классиком, а живым человеком со всеми присущими ему качествами – отличника во всём, и вместе с тем – благородного и жизнерадостного человека.

   Дружить дед умел, мог сделать широкий сердечный жест». Так идея написать оперу «Кёр-оглы» пришла одновременно и Магомаеву, и Гаджибекову. Когда дед узнал об этом, он порвал начатую партитуру и сказал: «Узеир напишет лучше».
   А ещё был он человеком весёлым: в отличии от друга Узеира позволял себе гульнуть на славу. Любил не только кутнуть, но и заплатить за друзей, особенно если за столиком ресторана оказывались неимущие музыканты…

   Оба сына Байдигюль унаследовали от своего отца музыкальные способности. Однако профессии выбрали другие. Инженер по образованию Джамал-эддин Муслимович имел склонность к точным наукам. Человек уравновешенный, очень правильный, он шёл вверх по партийно-государственной лестнице.
  Младший – Магомед стал театральным художником, работал в театрах Баку и Майкопа, где встретил свою будущую супругу – юную театральную актрису Айшет Кинжалову.
  Байдигюль жила, храня память о любимом муже,  радуясь успехам сыновей, мечтая о внуках.
   Внука,  родившегося  17 августа 1942 года, нарекли именем деда, и мальчик стал его полным тёзкой. С этим связывались надежды на  повторение им пути великого композитора. Эти надежды и радость рождения внука  окрыляли  Байдигюль, словно стремились вернуть ей  самые счастливые годы.
   Но радость и горе, как часто бывает, ходят рядом. Шла война, немцы уже захватили Майкоп – родной город матери маленького Муслима, всё настойчивей рвались к заветной цели – бакинской нефти. На фронте сражался младший сын Байдигюль - Магомед. Тревога о нём, вечное ожидание писем, страх перед надвигающейся оккупацией – стали её ежедневными спутниками…

    Потом настала великая радость Победы. Но той самой победной весной 1945-го, когда ликование переполняло сердца людей, в бакинскую квартиру Магомаевых пришло письмо от командира дивизии, где сообщалось, что Магомед погиб в последние дни войны, героически спасая товарища…
  В августе в  Майкоп на имя Айшет пришла заплутавшая  в канцелярской волоките военного ведомства официальная «похоронка». До конца своих дней Байдигюль не суждено было узнать место, где  на чужой стороне, то ли в Германии, то ли в Польше,  похоронен её младший.

   Как жила она после гибели сына? Беда ударила подло и сильно. Та боль навсегда осталась в сердце Байдигюль незаживающей раной. Но был у неё свет в окне – внучек, наречённый дорогим именем её мужа, живая память о сыне, родная кровинка, продолжение рода.

          *****
   Айшет приехала по обыкновению внезапно. Глубокой ночью раздался звонок в дверь. Байдигюль спала чутко, услышала сразу. Встревожившись, поспешила в прихожую. От сердца отлегло, когда услышала звонкий голос невестки. Та стояла на пороге, красивая, стройная, улыбающаяся.

    Днём они долго разговаривали: Айшет снова просила отдать ей сына. Байдигюль говорила всё больше о школе.

   Мальчик тем временем рисовал в новом альбоме, слыша их разговор. Из множества цветных карандашей выбрал серый.  На рисунке  был город, а над городом шёл дождь...

   Он любил маму и хотел, чтобы она всегда была рядом. Но и бабушку он любил очень сильно. Хотя и не слушался её…
   Спор у матери с бабушкой возникал каждый раз, когда мама приезжала в Баку. Иногда они даже ругались, но всегда мирились, и всё заканчивалось чаепитием с вкусными булочками, которые пекла Маруся. Мальчик каждый раз верил, что найдётся счастливый конец, как в какой-нибудь доброй сказке, которые рассказывала ему няня Груня.
Лучше бы устроилось так, чтоб мама больше никуда не уезжала. Вот бы услышать такие слова!  Тогда он бросился бы обнимать их обоих.

   Мама с бабушкой пили чай и больше не спорили. На рисунке сквозь дождь появилось солнце. Оно выглядывало на самом краю листа -  маленький кусочек солнца и тоненькие лучики сквозь нити дождя. Солнышка мало, но картина сразу становилась иной.

  Теперь  мама и бабушка просто беседовали. Бабушка рассказывала  о  школе, о директоре…
  А рассказать было о чём. Койкеб ханум – человек исключительно одарённый, первая профессиональная азербайджанская пианистка, а ныне педагог,  все знания, опыт,  весь огонь души отдавала своему детищу – музыкальной школе при консерватории. Школа потому и стала уже сейчас легендарной, что озарена талантом такого музыканта, как она, обаянием её личности.

   Байдигюль чувствовала к ней особое расположение. Так же как и Байдигюль, происходила Койкеб ханум из очень знатного рода,  в котором хорошо усвоили кодекс чести, понятия справедливости и уважительного отношения к согражданам. Ее отец Кямиль Дадашбек оглы был широко образованным человеком, занимался обширной банковской деятельностью, дослужился до чина полковника царской армии, стал городским главой города Баку.

Мать Койкеб - Гамертадж Абульфатхан кызы Зиятханова  являлась  принцессой, происходившей  из рода иранских шахов Каджаров. Гамартадж ханум была на редкость образованной женщиной с тонкими аристократическими манерами. Занимаясь дома, она овладела несколькими европейскими и восточными языками, научилась играть на фортепиано и помогала своим детям заниматься музыкой. Детей в  семье Кямильбека Сафаралиева было шестеро – четыре девочки и два мальчика. Родители не признавали праздной жизни и воспитывали своих детей трудолюбивыми, чуткими. Отец - большой труженик - начинал свой день с шести утра, и эту привычку дети восприняли на всю жизнь. Строгий и доброжелательный Кямильбек своей неутомимой энергией, тонкой и интеллигентной манерой общения с членами семьи всегда побуждал к активным действиям, он воспитывал в детях такие качества, как честность, трудолюбие, справедливость, гуманность, скромность, доброта.
    В 8 лет Койкеб  поступила в бакинскую Мариинскую женскую гимназию, училась  еще и в Музыкальном техникуме Бакинского отдела народного образования.

    Далее Байдигюль начинала говорить тише, как будто осторожно подбирая слова. Отец Койкеб так сильно переживал из-за наступивших в республике политических событий, что скончался от обширного инфаркта в 20-м году. А было ему всего-то 48 лет.  Семье пришлось очень трудно во всём.  Прежде у них были собственные  дома и квартиры – целый этаж в доме на Большой Чемберекендской, а потом их переселили в подвал.  Койкеб в 13 лет начала работать, чтобы как-то облегчить материальное положение осиротевшей семьи и помочь матери. Её пригласили вести занятия по фортепиано в Тюркской женской семинарии. Там понимали особую роль музыки в формировании человека.
   В этой семинарии она  и встретила впервые Узеира Гаджибекова. Он пригласил Койкеб  работать аккомпаниатором созданного им хора. Она боялась, что не справится, но Узеир – муаллим подбодрил, поддержал, вручил ноты.
   Сама Койкеб ханум уроки фортепианной игры получала у знаменитого мастера Георгия Шароева. От него научилась ещё и особому общению с учениками, отношению к талантливым людям. Потом училась в аспирантуре при московской консерватории.
   Когда её назначили директором музыкальной школы-десятилетки, ей было всего 30 лет, но она сумела создать замечательный педагогический коллектив. Несмотря на то, что большинство педагогов были старше нее, все с большим почтением и искренним уважением относятся к ней. Это и  понятно: Койкеб ханум - неординарная личность: своей скромностью, выдержанностью, интеллигентностью и огромной доброжелательностью она умеет располагать людей к себе. Она так встречает человека на улице, что у него создавалось впечатление, будто именно его она сейчас и хотела увидеть, – не праздное любопытство или дежурное «неджясян», а искренняя заинтересованность и подлинное внимание! Так и в учениках школы – в каждом у неё заинтересованность, в каждого она верит. В её школе детям  внушается чувство избранности и в то же время ответственности за свой талант…  Здесь для каждого ученика умеют подобрать индивидуальный «ключик», открывавший именно для него заветную дверь в большой мир музыки…

   Байдигюль всё рассказывала и рассказывала о том, какой выдающийся педагог и удивительный человек Койкеб-ханум, какая замечательная школа, в  которой учится их мальчик. Говорила  об изысканности аристократических манер, которые директор школы – дочь иранской принцессы сумела сохранить, несмотря ни на что.

  Айшет слушала с интересом, мысленно отмечая и в самой Байдигюль ханум  аристократические черты   и гордую стать тифлисской княжны.  Всё она понимала умом, но сердце вновь и вновь твердило: сын должен быть с ней, человеку трудно без матери, в каком бы замечательном окружении он не находился…
----------------------------
Фото автора повести. Баку 1978 год.