Стройотряд. Концерты

Наши концерты проходили в деревенских клубах. Клубы были разные по габаритам и архитектурным стилям, но всегда была сцена, зрительный зал, а за кулисами комнатка типа гримерной. Микрофонов, естественно, не было. Но студентов-артистов это вполне устраивало. Выпив молока и сердечно поблагодарив бабушек, мы прошли в комнатку за кулисами, чтобы привести себя в порядок.

Зал был уже полон, нас ждали. Наскоро причесались, стряхнули с себя дорожную пыль, приняли подобающий вид - готовы.
Гена об’явил первый номер. Это была Мишина политинформация. Миша бормотухи не пил, выглядел прилично и четко изложил материал. Публика аплодировала. Миша поклонился и пошёл отдыхать. Потом я прочитала стих Есенина «О, Русь, малиновое поле…», предваряя песню наших девочек опять же на стихи Есенина «Не жалею, не зову, не плачу». Ну нравился нам Есенин. Девочки вышли и запели. Но что-то было не так с голосами, «петухи» нагло прорезывались в высоких местах. Молоко или бормотуха? В «гримерке» Гена с Борей дурачились, закатывали глаза, строили рожи и хихикали над певицами. Глядя на них, я давилась от смеха. Так и вышла после этого на сцену с дурацкой улыбкой на лице. А должна была читать стихотворение Юлии Друниной «Зинка». Улыбку убрала с трудом (потому что из гримерки ещё слышалось хихиканье) и начала:
- Мы легли у разбитой ели,
Ждём, когда же начнёт светлеть.
Под шинелью вдвоём теплее
На продрогшей сырой земле.

Вдруг ехидный мужской голос из зала, поддерживаемый смешками соседей, громко спросил:
- Правда, что ли?
- Правда! - сказала я строго, - стихотворение, вообще-то, про войну.
На мужчин зашикали, и я продолжила. Сколько раз я читала и читаю эти стихи, столько раз заново их переживаю и в конце еле сдерживаю слёзы.

- И старушка в цветастом платье
- У иконы свечу зажгла.
- Я не знаю, как написать ей,
Чтоб она тебя не ждала, - закончила я.

В зале было тихо. Некоторые бабушки промокали глаза фартуком. Им, пережившим войну, не дождавшимся с фронта своих мужей, сыновей и дочерей, одиноко доживающих свой век в этих дальних забытых деревнях, были близки и понятны стихи замечательной поэтессы, потому что это высокая поэзия, потому что то, о чем она писала, пережито ею, потому что она нашла слова, трогающие душу, делающие ее добрее.

Юлия Друнина женщина удивительной судьбы. Она ушла на фронт семнадцатилетней, приписав себе год. Была санинструктором, ранена, отправлена в тыл. А потом, подлечившись, снова вернулась на передовую. В ноябре 1944 была контужена, признана негодной к военной службе и снова отправлена в тыл. Награждена орденом Красной звезды и медалью «За отвагу». Сразу же по приезде в Москву поступила в литературный институт. Писала стихи о войне. В 1948 году вышел первый сборник ее стихов «В солдатской шинели». В институте познакомилась и вышла замуж за своего сокурсника, родила дочь. А потом в 1954 году встретила известного сценариста Алексея Каплера. И это оказалась любовь на всю жизнь. После развода с мужем Юлия выходит замуж за Каплера. Дочь Юлии от первого брака восхищалась их трогательным отношением друг к другу. Выходят новые сборники ее стихов. Недавно с удивлением узнала, что слова к песне  «Эй, моряк, ты слишком долго плавал…» из к/ф «Человек-амфибия» написаны Юлией Друниной. Никогда бы не подумала.

Алексея Каплера не стало в 1979 году. Очень тяжело Юлия переживала его смерть. Находила себя в творчестве и публицистике.

В конце 80-х ей казалось, что повеяло свежим ветром перемен. В 1990 году ее выбрали депутатом Верховного Совета СССР. Она была в гуще событий, много занималась публицистической деятельностью, пытаясь изменить мир к лучшему. А потом наступило разочарование, и не было опоры и поддержки. Ее мир (да и многих людей ее поколения) рухнул. И 21 ноября 1991 года она добровольно ушла из жизни.
Последнее ее стихотворение называется «Судный час». Привожу его полностью.

- Покрывается сердце инеем-
- Очень холодно в судный час…
- А у вас глаза, как у инока -
- Я таких не встречала глаз.

- Ухожу, нету сил. Лишь издали
- (Все ж крещеная!) помолюсь
- За таких вот, как вы, за избранных
- Удержать над обрывом Русь.

- Но боюсь, что и вы бессильны,
- Потому выбираю смерть.
- Как летит под откос Россия,
- Не могу, не хочу смотреть!

Кто-то сказал, что поэты пророки. Не дай Бог.

Тогда в 1972 году до развала страны было ещё далеко - 19 лет. В зрительном зале сидели простые добрые деревенские люди, с которыми мы делились тем, что нас волновало, радовало, заставляло переживать. Они были благодарны нам студентам за эти наши нехитрые концерты. А что может быть лучше для артистов, чем признательность зрителей? Так мы тогда считали.

После моего выступления надо было как-то перейти от грустной темы к оптимистичной. Сначала спел свою лирическую песню Серёжа Рыжов, а потом вышли наши шутники и комики Гена с Борей. Они разыгрывали сценку с разучиванием танца типа танго по описанию, схематично представленному в каком-то популярном журнале. Ставили ноги под заданным углом, выгибали корпус, зависали в неудобной позе… . Публика была в восторге, мы тоже. Потом спела песню Люда своим чудесным голосом (без петухов!). Закончили концерт девушки песней о Ленинграде:
- Город белых ночей, город мой,
- И ажурных оград над Невой.
- Город смелых отцов я люблю
- Мой родной Ленинград.

Публика довольна, артисты тоже. Теперь домой. Но оказалось, что исчез наш водитель. Хорошо, что грузовик был на месте. Прошел клич: кто умеет водить машину? Папа меня учил водить, и я ещё не забыла его уроки, но прав у меня не было, да и везти людей по незнакомой дороге я бы ни за что не решилась, поэтому скромно промолчала. Желающих не нашлось, и мы решили все-таки разыскать нашего водителя. Не мог же он провалиться сквозь землю? Нашли его в доме на краю деревни. Там его приютили, накормили, похоже, что и напоили и спать уложили, а может, сам прикорнул. Вряд ли, он поимел отношение к нашему чудесному чайнику. Но решили быть в следующий раз бдительнее.

Шофёра разбудили, подвели к машине, посадили за руль. Кто-то из ребят сел рядом для страховки, чтобы не уснул. Гаишники в те места не заезжали, а у нас других вариантов добраться до дома не было. Мы забрались в кузов и разместились уже просто на полу.

Обратная дорога оказалась раза в три длиннее. Ехал наш грузовичок уже не с ветерком, а со скоростью 20-30 км в час, уже смеркалось. Никакого освещения, кроме света фар. Где мы ехали? Какой маршрут выбирал наш водитель? Других машин ни встречных, ни поперечных мы ни разу не встретили. Несколько раз видели приближающиеся огни большого города, начинали радоваться, но дорога, к сожалению, вдруг уходила куда-то в темный лес. Тем не менее, без всякого навигатора ближе к полуночи водитель таки доставил нас в Пикалево на место дислокации родного отряда.

Там наши командир с комиссаром уже волновались. Мобильников-то не было в те времена. Согрели нам чай (настоящий), приготовили бутерброды для  доблестных бойцов агитбригады. Разумеется, про чайник мы молчали. Военная тайна! Но в следующий раз до концерта - ни-ни! Девочки голоса берегли, я зубы, Миша не употреблял такие напитки. Зато в следующий раз взяли с собой бушлаты, постелили на дно кузова и уже не заморачивались со скамейками. Чисто, тепло, мягко!

Первый концерт, это, как первый блин. Всего их было около 30. Одни были удачные, другие не очень. Но встречали нас везде тепло, и мы ездили, несмотря на усталость на основной работе. Интересно, что у нас даже простой карты тех мест не было. Куда привезут, там и концерт. Абсолютное доверие к водителю, к начальникам, с кем договаривался наш комиссар или командир. Пустых поездок не было, и деревни все были разные.

Как-то во время нашего концерта в деревне Горки погас свет. Это уже август, ночи темные. А люди в зале сидят и не уходят. Жаль их. Тогда наши мальчики сели в первом ряду и стали светить фонариками на сцену. Потом кто-то из местных жителей принёс керосиновую лампу. Концерт продолжался и закончился под бурные аплодисменты. Провожали нас всей деревней, вышли из клуба и продолжали хлопать, а за машиной долго бежала и махала нам местная детвора.

Ещё не все!