Домашний скот голосил и плакал...

               
          «ДОМАШНИЙ СКОТ  ГОЛОСИЛ  И ПЛАКАЛ…»

         «Я другой, ТАКОЙ   СТРАНЫ, не знаю…»
               
                Василий ЛЕБЕДЕВ-КУМАЧ


     «Одна боль на двоих» — так называется очередная программная статья председателя Мытищинского общества жертв политических репрессий Галины  Дениско, опубликованная в информационно-аналитической газете городского округа Мытищи  «Неделя в округе» (№42/620, 05.11.2022).
      В статье рассказывается о  двух жительницах города Мытищи,   сестрах Нинель и Октябрине  Яценко, ставших вместе с родителями  жертвами Большого террора 1937-39 гг. Трагическая история семьи Яценко —  типичная  история миллионов репрессированных семей по политическому, социальному и религиозному признаку в эпоху реального  социализма в одной стране.   Отец двух сестер, начальник политотдела Медвежинского зерносовхоза Орджоникидзевского края    Николай Васильевич Яценко был арестован   и  расстрелян по доносу,   по политической    статье 58  «Антисоветская агитация и контрреволюционная деятельность». Таких  весьма  похожих друг на друга  уголовных дел в Книге Памяти жертв политических репрессий  можно насчитать сотни тысяч. Как правило, однотипных, плановых, сфабрикованных, фальсифицированных уголовных дел, во всей  их рутинной и чётко отработанной  последовательности. Каждое такое дело — это    личная  трагедия со своим отдельным эпилогом.   Ночной арест родителей, бесприютная жизнь детей «врагов народа»,  нищета, голод и холод, война, послевоенный голод, борьба за место под неласковым солнцем, посмертная реабилитация («за отсутствием состава преступления») репрессированных родителей и родственников. Разные имена и фамилии, но одинаково печальные итоги и общие переживания родственников.   Каково  было страдать, мучиться и умирать, не чувствуя за собой никакой вины, становиться жертвой своего трудолюбия, своего дела, мастерства, особых духовных качеств и высокого интеллекта? Каково было  детям делить участь незаконно репрессированных  родителей?
       Каково было  тем, чья   жизнь и жизнь  их  родных и близких была поломана в результате очередного тотального  слепого насилия и жестокого  террора свирепых политических животных?  И как  тяжело узнавать через десятки  лет  всю правду о гибели родных  тебе людей!    
       Ознакомление с делом репрессированных родителей в спецкомнате ФСБ — занятие довольно   неприятное  для родных и близких. Оно всегда  связано  с унизительной подпиской о неразглашении фамилий доносчиков и лжесвидетелей, находящихся в деле. Перед ознакомлением с делом необходимо дать  подписку-обязательство   не предъявлять свои  претензии к доносчикам    и их потомкам.
        Убивать друг друга ради «светлых идеалов» — можно. Мстить за невинно убитого и оклеветанного родного  человека  —  категорически нельзя, плохо, не по-советски и не по-христиански.  Однако, эта   трогательная забота  работников госбезопасности  о сохранении государственной тайны — об именах,   ушедших в мир иной осведомителей и доносчиков,  завистников и добровольных «охотников»  за шпионами и диверсантами, оскорбляют гражданские  чувства родственников жертв тотального террора.    Особо угнетает душу  эта снисходительно-удручающая улыбка (явных и неявных) державников    сталинского кроя: «Да, ошибочка вышла. А вы как хотели?  Державой  рулить — это вам не задом крутить!»
        И дополнительно  ко всему прочему эти позорно  запоздалые справки о посмертной реабилитации невинно пострадавших!  Ни в одной из них не встречаются  слова:  «имярек не виновен». 
       Публикация статьи Галины  Дениско в период между двумя знаменательными датами — Днем  Памяти и Днём народного единства — далеко  не случайна и даже очень символична. В ней  автор желает лишний раз напомнить нам, что не так уж всё было плохо  в нашем недавнем прошлом, что  не таким уж    безотрадным и безнадёжным оно было. Были в нем  и светлые периоды, когда  зло  иногда проявляло своё бессилие, на время уступало дорогу добру,  а любовь одерживала над  ним  блистательные победы. Любовь, как ни убивай её в людях,  в итоге  всегда побеждает  тех сверхчеловеков, кто думает, что он непобедим, а значит и бессмертен.  Любовь всегда  сильнее их, ибо она крепка как смерть.
     Что касается семьи репрессированного коммуниста Николая Яценко, то её судьба, судьба двух сестёр, по сравнению  трагическими судьбами  других  семей репрессированных по социально-имущественному признаку,  сложилась благополучно. Сёстры вышли замуж (несмотря на острый дефицит в стране  молодых мужчин), родили детей, обе (по советским меркам) состоялись в жизни. Обе чудесным образом выжили, обеим сёстрам  повезло — «руки целы, ноги целы, что ещё?!», как пелось в одной из советских песен о счастливой матери-вдове.  Нинель Николаевна даже стала членам КПСС. Это ли не чудо? Партийный билет давал возможность взять реванши после долгих лет существования в роли ДВН («детей врагов народа»). В итоге — всё сложилось  хорошо, как в сказке, и грех жаловаться на жестокий мир, но…  Но  при этом иногда  сестёр смущает до  сих пор   цена такой «успешной» жизни — погибший отец и долгое хождение  по мукам   матери с клеймом жены «врага народа»  с двумя детьми на руках. Боль за погибших  родителей всегда живёт в   сердцах тех детей Беды и Войны, кто в своё время не отрекся ради «родной партии» от своего отца и матери, сестры и брата.
       Больно и трудно читать и даже просматривать  региональные    Книги Памяти жертв политических репрессий,  морально убивает их  массовость и масштабы, огромная, немыслимая (многомиллионная)   численность «врагов народа». Но ещё страшнее и больней для человека  со здоровой психикой, слышать непосредственно самому    жуткие воспоминания и рассказы о пережитом самих жертв тотального  террора и репрессий.
     По известным причинам, достаточным количеством  письменных воспоминаний и дневников о коллективизации и голоде 1932-33 гг., современная отечественная историческая наука, почти не обладает, сохранились только поздние записи устных воспоминаний, относящиеся к концу века-людоеда. Многие репрессированные и их дети не хотели (и боялись) вспоминать  о своей трудной прошлой жизни: «О голоде и коллективизации люди боялись говорить вслух. Тогда это считалось антисоветской пропагандой и клеветой на советский государственный строй. За такие воспоминания можно было получить срок.  О голоде на Дону и Кубани  и перегибах партии во время  коллективизации люди стали говорить только  после событий в Новочеркасске в  1963 году, когда голодные рабочие вышли на улицу с лозунгом «Хрущева – на мясо!»  (Елена Нудьга)  Но многие  устные свидетельства о том страшном времени продолжают исчезать вместе с их живыми носителями. Правда о войне большевиков с собственным народом в борьбе за счастье мирового пролетариата, уходит вместе с нами, с поколением детей Беды и Войны.
          Особенно жутки воспоминания  тех, кто  непосредственно пострадал во время принудительной   коллективизации сельского хозяйства, кто  сам пережил  голодомор 1932-33 гг. и стал его живым свидетелем, кто был репрессирован и выслан  вместе с семьями в Заполярье, в рудники и шахты, в тундру и тайгу. Есть огромная разница в рассказах тех, кто был  арестован в городе в теплой постели и среди ночи, и тех,  кого раскулачивали и выселяли из родной станицы, деревни и села среди бела дня  при большом стечении народа, под крики беспартийных  активистов:  «Нечего реветь! Пожили всласть — теперь наш черёд! Теперь наша власть!»

      Страшные воспоминания, страшная  статистика и страшные признания. Страшно было всем, не только жертвам, но и даже иногда и палачам. Страшно было даже тем, кто порождал этот Страх и  Ужас.  Проведение сплошной коллективизации, по признанию самого Сталина, было самой страшной страницей в его жизни. Но настоящий, ещё больший  страх за проведённую им коллективизацию, он испытал ещё раз, во второе полугодие 1941 года, когда немецкие войска ринулись к Москве и Волге, а красноармейцы и мобилизованные середняки подкулачники стали попадать в окружение (и в плен)  целыми дивизиями и армиями
       У каждой донской и кубанской станицы и села  была в недалёком прошлом своя кровавая история, полная общих  бед и  взаимных обид, эхо гражданской войны докатилось до эпохи   всеобщей коллективизации сельского хозяйства и досрочной индустриализации (милитаризации) всей страны. Дикие и бесчеловечные нравы гражданской  войны  получили во время коллективизации и раскулачивания новую  изуверскую, морально-идеологическую окраску. На этот раз  «врагами народа и родной советской власти» старанием большевиков   стали уже не «белые» и не «зелёные», не монархисты и кадеты,  а те, кто выращивает, хранит, продаёт   и меняет  хлеб на хозяйственный инвентарь, скобяные товары, кровельное железо и гвозди.  Мало этого, кулаки объявлялись главными виновниками  острого дефицита продуктов питания (голода) в стране. В областных газетах сообщалось,  что, мол-де,   в силу своей природной жадности  кулаки  умышленно «гноят» (укрывают в земле) зерно и даже морят голодом  своих детей, родных и близких. (газета «Молот»).  В каждой станице Донской области было своё раскулачивание и своя политика организации колхозов и совхозов, были свои бедняки и богачи, и свои  Макары Нагульновы. В одних станицах в колхоз загоняли, угрожая маузером и длительным  тюремным заключением, в других -  путём длительного увещевания и обещаниями  райской жизни при коммунизме.
      В одних районах  коммунисты обобществляли всё, даже  кур и уток — все частное должно быть  колхозным, общим, даже молодые девки, которые должны трудиться в поле и рожать детей  по разнарядке, а  растить и воспитывать их — должны были старухи, деды, бабки и сельская школа. В одних районах имущество и мелкую  домашнюю живность  раскулаченных раздавали соседям-беднякам и активистам, в других – передавали честно  дальним родственникам.  В других районах в колхозы  загоняли силой, и раскулачивание там шло особенно жестоко и беспощадно: «В станице Егорлыкской на глазах у моей  подруги Любы  Саенко (тринадцатилетней девочки) был убит из пистолета её отец, застрелен по политическим мотивам своим  другом юности, дядей Колей, который после гражданской (войны) пошёл по партийной линии» (Вера Лопатина).
     В некоторых станицах и селах раскулачивание происходило в плановом порядке, по заранее утверждённым свыше, областными властями спискам лиц, в  других – спонтанно, неожиданно, врасплох, чтобы не успели одуматься, и не принялись уничтожать своё подворье вместе строениями и скотом. Всё для них происходило как в тумане, на глазах происходило изъятие имущества, примитивной сельхозтехники, молотилок и сеялок, мелкого и   крупного  домашнего скота. Крестьяне, попавшие в список раскулаченных и подлежащие выселению за пределы своего края и района,  вели себя точно так же, как и приговорённые к расстрелу — он впадали в психологический ступор.
 Это было похоже на затмение разума и сознания, на затмение звезд, Солнца и Луны. Человек, хозяин и семьянин на глазах у всех и самого себя превращался в ничто, в бесправную человеко/единицу, готовую к исчезновению в любой момент, а его  многочисленные дети и внуки —  в детей Беды, в спецпереселенцев, в изгоев.
       К ним за пределами их мест совершенно иным становилось отношение сограждан, которые после всего пережитого в стране не ведали чувство сострадания и милосердия. Иногда раскулачивание для некоторых семей походило на конец света, конец жизни (что в скором времени  сбылось на этапе и во время  обустройства   на новом месте).
       «Когда нас  показательно, в пример другим,  раскулачивали, то сбежалась вся деревня, кто за поживой,  кто просто  так, поглазеть на чужое горе. Всё было как страшном сне, в голове стучал  один вопрос: «За что? За что? За что? Кому и что мы сделали плохого? Кого убили мы? И кого ограбили?»  И мне противно было смотреть на людей. Мне было стыдно за них, они мне были отвратительны. И помню, как голосили во весь голос и плакали наши коровы, кони и лошади, когда чужие  злые и пьяные  люди уводили их из нашего двора на колхозный скотный двор! Скотина  знала, что и к ней пришла Беда, что её  разлучают навсегда с хозяевами. Говорят, что они всегда ведут себя беспокойно  накануне землетрясений, наводнений и  солнечных затмений. Так голосили и плакали они в тот раз.  Позднее, когда мы уже на спецпоселении в Архангельской области, то через своих земляков узнали, что наша корова Зорька после раскулачивания  не раз  сбегала из колхозного стада и приходила в наш двор в надежде увидеть там  кого-нибудь из нас. Когда я вспоминаю всё это, то не могу сдержать слёз.
      Однако мне грех жаловаться — наша семья поселении выжила.  А вот другим раскулаченным по первому разряду — не повезло, Их переселили с Дона  на северо-запад Архангельской области, на границу с Карелией. А  когда началась война с Гитлером, то их   всех  вместе с детьми и стариками  расстреляли —  мертвые  живым не помощники.  Местные коммунисты боялись, что спецпоселенцы  будут мстить  за раскулачивание,    перейдут  на службу к немцам. Что говорить,  и нам досталось сполна испить свою чашу. Конечно, не в такой мере, но всё же, со своими утратами и потерями. Нас спасла жизненная сноровка, трудолюбие  и мастерство  наших мужиков. Хотя, если честно, они погибали раньше нас, женщин. Мне как женщине всегда было жалко молодых парней. Им намного трудней приходится в жизни, чем нам девицам. Мы — товар, а они  бедные купцы, часто не имеющие за душой  полушки.  А нам, пока  мы молоды и в силе,  есть, что продать. И  есть что можно выменять на хлеб и сало». 


10.11.2022, День  великомученицы Параскевы Пятницы.
               
 


Рецензии
"Убивать друг друга ради «светлых идеалов» — можно. Мстить за невинно убитого и оклеветанного родного человека — категорически нельзя, плохо, не по-советски и не по-христиански. Однако, эта трогательная забота работников госбезопасности о сохранении государственной тайны — об именах, ушедших в мир иной осведомителей и доносчиков, завистников и добровольных «охотников» за шпионами и диверсантами, оскорбляют гражданские чувства родственников жертв тотального террора. Особо угнетает душу эта снисходительно-удручающая улыбка (явных и неявных) державников сталинского кроя: «Да, ошибочка вышла. А вы как хотели? Державой рулить — это вам не задом крутить!»
И дополнительно ко всему прочему эти позорно запоздалые справки о посмертной реабилитации невинно пострадавших! Ни в одной из них не встречаются слова: «имярек не виновен». "

Уважаемый Анатолий Геннадьевич!
Мало - сказать, что Вы абсолютно правы!
Надо добавить, что у нас ещё и засекретили многое так, что любой человек, взявшись восстановить справедливость, как правило, неизбежно сталкивается с этой цепочкой секретов, и расследование попадает в тупик. Они не бросают "своих" - тех, кто нагадил в родном Отечестве беззаконием. Это и страшно. Значит, и бороться с ними надо как с преступной кастой.

PS. Я Вам, кстати, земляк. Я родом из Песчанокопского района Ростовской области.

Владимир Щеблыкин   21.11.2022 09:32     Заявить о нарушении