Сайгон

В девяностые годы на углу улицы Кирова, прямо напротив одного из корпусов Демидовского Университета, был обалденный ресторан "Сайгон". В Ярославле сразу после начала вьетнамской войны появилось огромное количество представителей этой страны. Они приезжали целыми семьями. Им предоставляли квартиры. В то время, как миллионы советских граждан стояли в очередях на улучшение жилищных условий, изнывали с малыми детьми и стариками в коммуналках без удобств, вьетнамские товарищи заселялись целыми подьездами в новые, просторные квартиры и жили там совершенно возмутительно. Сегодня, наблюдая ситуацию с приемом украинцев во Франции, я себя чувствую в Ярославле 80-х, с того самого времени, как приехала в этот город. Определить дом, где жили вьетнамцы было очень просто: обычно во дворе выстраивались огромные контейнеры, в которые товарищи беженцы из Вьетнама загружали все, что только туда влезало. Огромные тюки с электрическим кабелем, коробки с лампочками, короба с пуговицами, все это перекладывалось тканями, бинтами, детскими игрушками. Такого разнообразия народных товаров, которое загружалось вьетнамцами в контейнеры, мы сами не видели никогда, что наводило на ряд мыслей. Одна из этих мыслей была о том, на какие средства "бедняги" закупают такое колличество товаров, а вторая, откуда они это все берут? Однажды все контейнеры и все вьетнамцы исчезли. И случилось это прямо перед 1991 годом. То ли их выслали, то ли проблемы страны-спасительницы были не интересны, мы не знаем. Но в одночасье все железные короба с невиданными товарами исчезли, а что случилось с квартирами я расскажу в следующий раз.
Но мое повествование не об этом.
Не знаю связано это с наличием в городе вьетнамских граждан или девяностые открыли такой размах для возможностей торговли, но в ресторане было огромное разнообразие блюд и напитков с Вьетнама, что «Сайгон» стал самым крутым рестораном Ярославля.
Была в нем и одна фишка, которая привлекала в него: на самом видном месте стояли бутылки с алкоголем, а в них виднелись самые настоящие змеи.
- Вот прям живьем ее туда запихивают? – спросила я официанта, когда Станислав Борисович привел меня в этот ресторан «обмывать сделку».
Но официант то ли не понял меня, то ли не посчитал нужным раскрывать секреты производства, не то не хотел увидеть гостя в обмороке после выслушивания деталей рецептуры загадочного напитка. Он улыбнулся и налил нам всем водки из этой бутылки.
- Я не буду это п-п-пить! – сразу же запротестовала я, еле сдерживая рвотный рефлекс от одного вида бутылки с пресмыкающимся внутри.
- Ребенок, ты попробуй и не пей.
Я не знаю, почему Станислав Борисович всегда обращался ко мне «ребенок». Всегда и везде.
- Вы ребенку чаю налили? – спрашивал он всех, входя в кабинет, если я там сидела, дожидалась его.
- Вы ребенку документы завезли? – и всем было понятно о ком шла речь.
Никто никогда не видел моего отца, и почему-то с неопределенного времени стали думать, что именно Станислав Борисович и есть мой отец. В глаза никто, конечно, об этом не говорил. Но даже обе любовницы Станислава Борисовича периодически драли прилюдно друг другу паклы, но ко мне у них никаких претензий не было, хотя со Станислав Борисовичем мы ходили вдвоем в гости к Нужину, Джону Григорьевичу, /ярославцы знают кто это/, и даже ездили в Большой и Мариинку, и сам бог велел бы мне это припомнить.
И вот сейчас он тоже, совершенно бесстрастным голосом сказал мне попробовать, а особенность его голоса была таковой, что даже если он с улыбкой на лице и добрым выражением лица что-то просил, от ужаса у меня появлялись мурашки на спине.
И я послушно выпила. И зажмурилась.
- На, закуси, это просто курица так приготовлена, не бойся. – уточнил он, когда я открыла глаза и увидела перед собой неизвестное блюдо зеленовато-рвотного цвета.
Дальше все было в тумане. Змея оказалась заспиртована, напиток был градусов 90, плюс отвращение. Плюс факт того, что спирт я пила впервые.
Потом в «Сайгон» мы приходили не раз, я предварительно наедалась жирного и больше со мной таких выкрутасов не происходило.
***
- Ребенок, собирайся. У нас Сашку подстрелили, и ты с нами в Китай поедешь.
Сашка был юрист у Станислава Борисовича. Ну то есть юрист самый настоящий. Он раньше в ментовке работал, когда мусоров начали в начале девяностых сокращать целыми отделами, он оказался на улице. Так как у него была семья, жена-учительница и двое детей, деваться ему было некуда, и он пошел работать юристом к бандитам. Чем конкретно он занимался уже мы не узнаем никогда, но работа его состояла в том числе и ездить на «стрелки». Это своеобразные совещания, переговоры бизнес-партнеров. Но в 90-е обычно все заканчивалось перестрелками и побеждал выживший.
У Станислав Борисовича не было таких проблем, чтобы была необходимость стрелять, но партнеры иногда попадались нервные, хватались за оружие по-привычке. И вот в одной из таких нервных встреч Сашку подстрелили.
- У меня загранпаспорта нет, - начала было уже я отнекиваться и объяснять невозможность участия в этой поездке, как Серега меня перебил:
- Да это уже решенный вопрос. И загранпаспорт у тебя давно есть, еще Сашка все порешал.
Удивляться этим вещам надобности не было никакой. В Ярославле и не такие вещи делались. А если что-то нужно было Станислав Борисовичу, то уважаемые люди просто из удовольствия и инстинкта самосохранения делали все, что нужно Станислав Борисовичу еще во время того, как он сидел с уважаемым человеком за бутылочкой армянского коньяка. Станислав Борисович имел неограниченные возможности и мог себе позволить все, что угодно. Но истинное удовольствие он получал только и исключительно от армянского коньяка «Арарат» десятилетней выдержки. Патриот, ничего не скажешь. Все-таки навыки советского быта и привычки, заложенные с эту эпоху, не высекались ни шотландским виски, ни «Кьянти», ни «Кока-Колой».
Всю дорогу меня трясло. Было не понятно зачем меня с собой берут, еще больше не поняток было какой во мне толк, если я китайского не знаю. Я была уверена, что меня просто продадут в рабство, или обменяют на наркотики, что угодно, но именно в этом направлении. Хотя оснований не доверять Станислав Борисовичу у меня не было никаких. Но юристы у него периодически пропадали. Да и вообще «текучка кадров» в его бизнесе была феноменальная, как, впрочем, в любой «отрасли бизнеса» в эту веху российской истории.
Однако, все шло очень красиво. Самолет до Владивостока был из Москвы, и перед посадкой в самолет меня даже переодели во все красивое. Дело было зимой, на мне был красный китайский пуховик, их завезли на завод Дизельной аппаратуры, и полярославля ходили в этих пуховиках. Денег он стоил невероятных. И я была уверена, что в Китай как раз в таком ехать самое оно.
Но меня одели в итальянский брючный костюм коричневого цвета с желтой шелковой блузкой с бантом, и туфли такого же желтого цвета в тон блузки. Девушка в аэропорту Домодедово, одевающая меня в кабинете транспортной милиции аэропорта, сама расчесала мне волосы, завязала их в хвост, сделала мне макияж. И я поняла, что в волосах у меня прослушка. Потому-то мне запретили трогать прическу.
Дальше было 12 часов перелета. А потом на машине мы тряслись где-то. Я уже поспала три раза, пять раз поела, Станислав Борисович всю дорогу меня поил, следил, чтобы я не отходила от него дальше трех метров и даже в туалет ходил со мной, стоя у двери.
Надо ли вам рассказывать, как я выглядела после этой дороги?
Где мы конкретно оказались я, конечно же, не знаю до сих пор. Я помню, как были темные дороги, какие-то нищие и убогие поселения. И вдруг передо мной показалась река и с противоположной стороны она была освещена множеством высоких и красивых домов. Но то ли алкоголь так предвосхищал обстановку, то ли это на самом деле все так и было я вам ответить не могу. Зато все, произошедшее после, сохранилось в моей памяти детально и забыть не получается совсем.
Китайцы нас встретили сразу у моста, соединявшего российскую и китайскую территорию. А может быть это был вообще не Китай, я не знаю. Язык, на котором между собой разговаривали эти люди я все равно не знаю и мне, что китайский, что вьетнамский, что корейский слышатся одинаково.
А вот с нами, Станислав Борисычем, Серегой и мной, эти люди разговаривали на очень хорошем русском языке. Причем русский язык у них был намного лучше и богаче, чем у меня и Сереги. Как и положено гостеприимным хозяевам, нас сразу же отвезли в отель, где у меня была очень приличный номер, а в ванной комнате меня ждало вечернее платье в виде китайского традиционного наряда.
- Даже размер мой, - все что я смогла вымолвить, глядя на все это.
Серега прибежал за мной очень быстро.
- Волосы не мочила?
- Нет конечно.
- Пошли скорее, Станислав Борисович тебя уже ждет с китайцами. В ресторан идем.
Туфли мне стерли ноги до мяса. Размер хоть и был мой, но у меня же проблема с ногами всю жизнь. Даже старыми ботинками я умудряюсь натереть ноги. А тут туфли! Да еще на каблуке. Но я мужественно натянула эти орудия пытки на ноги, запахнула платье, которое мне невероятно шло и даже дракон ручной работы, хвост которого начинался на подоле, игриво обнимал меня за талию, уложил свою морду на мое левое плечо и открыл пасть, высунув язык до груди, как бы восхитился мной, глядя на наше с ним отражение в зеркале. Даже безглазая и беззубая женщина в этом наряде смотрелась бы принцессой. Хромать в таком одеянии было категорически нельзя. И я, натянув улыбку, шагнула в неизвестность.
Станислав Борисович был в смокинге с бабочкой. То ли он догадался, что самостоятельно передвигаться мне очень больно, то ли по протоколу нужно было предложить даме руку, но он сам взял меня под руку, да еще и сверху положил свою руку.
- Ну все, ребенок. Теперь поддерживай светский разговор и делай все, что буду делать я.
В зале было человек пятьдесят мужчин. Половина из них была в военной форме. А часть гражданских со знаками отличия и орденами. Зал и стол утопал в роскоши. Такого количества китайского антиквариата, который был абсолютно везде, я не видела даже в китайских фильмах про императоров ни тогда, ни до сей поры. Не было женщин вообще. Я была одна единственная, да еще в ярком зеленом китайском платье с красным драконом. Я настолько растерялась, что чуть не расплакалась. Все смотрели на меня.
- Держи себя в руках. Не вздумай реветь! – сквозь зубы произнес Станислав Борисович, как к нам подошел военный человек, весь завешанный орденами, как Брежнев.
Они мило поговорили, меня посадили в центр стола, с широкой стороны, а Станислава Борисовича посадили во главе стола с этим военным. Я осталась одна среди китайцев, как партизан на допросе. Но тут же рядом со мной сели по обе руки два симпатичных парня, один в военной форме, а второй в гражданской, и они оба прекрасно болтали по-русски. Они тут же начали меня развлекать, рассказывать бородатые анекдоты про русского, американца и китайца, где, скорее всего из уважения, самыми умными оказывались русские, а американцы дурачками. Скорее всего эти анекдоты они рассказывают всегда лишь меняя национальности участников, и в зависимости от того, какая сторона в качестве гостя - та и умная, и не уверена, что американцы всегда в этих внекдотах дурачки. Я начала ржать, как лошадь. Мне было стыдно, страшно и неуютно одновременно. Я искала глазами Серегу, но его не было вообще. Станислав Борисович мило беседовал с военным, но мне его было только видно, если повернуть голову, и совершенно не слышно. Да еще эти двое болтали без умолку.
Сначала принесли на закуску какую-то рыбу. Очень вкусную, костей там не было вообще.
Потом подали еще какую-то закуску. Эти двое уже все анекдоты пересказали и уже рассказывали мне о том, как готовят эту рыбу и оказалось, что никак. Я присмотрелась: да, она вроде даже конвульсировала еще. Мне перехотелось ее есть.
А потом стали разносить горячее. Официанты один за другим отрепетированными неоднократно движениями, разносили порционные супницы каждому из сидящих за столом. Крышки были закрыты, но я увидела, как Станислав Борисович немного приоткрыл крышку, закрыл и показывал мне движением, чтобы я свою крышку не открывала. Я ему ответила кивком, что поняла и продолжила разговор о китайской кухне со своими соседями.
Все гости стали открывать свои блюда, дождавшись, когда принесут последнему гостю, а я открывать не стала, сославшись, что не голодна.
И тогда сидящий рядом со мной военный сам открыл крышку.
В керамической, явно старинной работы супнице, украшенной и снаружи, и изнутри причудливым кружевом, покрытым, возможно, даже золотом, среди пряностей и каких-то цветов плавал эмбрион девочки возрастом 16-18 недель…
Я поняла, что мой сосед очень непринужденно открыл крышку в надежде, что я героически упаду в обморок, я даже догадалась, почему на мне платье с запахом и красное белье, заботливо уложенное мне в сумочку дамой в аэропорту, я увидела плотоядные унизительные взгляды мужчин, сидящих вокруг меня, увешанных орденами и наградами. Но я повернула голову в сторону Станислава Борисыча, увидела его взгляд, полный отчаяния, вспомнила наши вечера в "Сайгоне", его настоятельные требования попробовать эту гадость со змеей в бутылке, и я все поняла. Страшнее всего в этой картине смотрелись бы мои стертые в кровь ноги в желтых туфлях, которые обязательно было бы видно, упади я на пол.
Совершенно не принужденно, сглотнув рвоту и прилагая неимоверные усилия к онемевшей руке, я взяла крышку в руку, повертела ее со всех сторон, выражением лица восхитилась искусством китайских мастеров и закрыла крышку.
- Я же вам сказала, что я не голодна.