Глава2Исповедь Кота

- Привет, Игнатий! – послышался знакомый голос - Вот так встреча! Не думал тебя здесь у лицезреть!
Странник обернулся и увидел Василия.
- Какими судьбами? - продолжал Кот. - А я смотрю, ты это, или не ты?
- Да вот, понимаешь, друг твой пригласил меня к себе в гости. Не удобно было отказать.
Кот с серьезным выражением лица подошел поближе.
- Кто такой?
- Максим Лыков, — невозмутимо ответил старец.
- Максим? А откуда ты его знаешь?
- Да мало ли.
- Ну, а чего тогда стоим-то? Пойдем! - радостно воскликнул Кот. - Максим на пустую не пригласит. Как раз он мне пятиалтынный должен. Так что повод зайти к нему и у меня есть. -  хитровато, подмигнул Василий старцу. - Авось не прогонит.
- А ты дорогу-то знаешь? - поинтересовался странник. - Я здесь впервые. Имей ввиду.
- А то! Конечно знаю! Сколько тут всего было! Не рассказать. - и Василий не торопясь направился к выходу. Старец последовал за ним.
- Я обещал быть у них в шесть часов, а сейчас, мне кажется, еще рановато. - странник прищурил глаза и посмотрел на солнце. - У-у-у! - протянул он. - Где-то только около четырех. Может быть подождем немного. А то как-то неудобно получится.
- Нечего ждать. Тем более, есть сильно хочется. И вообще, положись во всем на меня.
- Да, кстати, Василий, как вы до города-то добрались, никаких происшествий не было?
- Да вроде все обошлось. - сухо ответил Кот, не отводя взгляда с металлической арки ворот, где висела таблица с крупными буквами «выход» - Только потом, когда сошли с автобуса, у Лешего зверски разыгрался аппетит. Пришлось зайти в столовую. Я всех усадил за один столик, а сам пошел посмотреть на меню. И без всяких подколов и задних мыслей, просто так, на всякий случай, спросил: «Леша, ты яйцо под майонезом будешь»? А он, как заорет, во все свое луженное горло:
«Ты, блохастый, дуру не гони, яйцо должно быть под скорлупою». 
- Ну что с дурака возьмешь? Поварихи, да прочие работницы так со смеху и покатились. Чую беды не миновать. Надо что-то делать. Ладно, думаю, больше ничего спрашивать не буду. Заказал всем по две порции макарон, по паре котлет, по стакану чая и по два пирожка с мясом. А больше ничего и не было. Ну и себе взял, за компанию, хотя есть не особо хотелось. Да какая уж там еда, сам понимаешь... Находился-то весь в напряжении. То и дело думая о том, как бы чего не вышло. А Леший глянул презрительно на макароны, да как завопит: «Почему они с дырками-то? Их что, черви жрали что ли? Ты мне дай цельных, а дырки я и сам могу проковырять, если надо».
- Пришлось подключить всю мою фантазию. Начал объяснять, что, дескать, когда человек подавится, но можно было бы дышать дальше, пока скорая помощь не приедет, придумали такие вот отверстия. Леший вроде успокоился. Ох, как же я с ними там намаялся. То, у них, котлеты не вкусные, не поймешь из чего сделаны. То чай не того цвета. И так далее и тому подобное. Когда вышли из столовой, вроде присмирели. Сели в автобус. Леший стал протискиваться в глубь салона, ну и придавил маленько какую-то худенькую старушонку... Она в крик, мол вон брюхо-то какое откормил, не пройти не проехать. А он, как ляпнет ей в отмазку: «Ты глистов-то выведи, такой же будешь».    Весь автобус со смеху покатился. Это только и спасло. А так трудно сказать, чем это все закончилось бы. Так, кое-как, добрались до Домового. Передав ему, как говорится, с рук на руки, этих обалдуев, заплатил ему четвертак авансом. Еще столько же обещал отдать через неделю. Мужик-то он, вроде, ничего, но жмот страшный. Очень уж деньги любит. Пока их этике, да эстетике начал учить, как надо вести себя в городе, я пошел по-своему. Да, кстати, Игнатий, получи свою долю-то. - и Кот протянул сторублевую купюру. - Держи!
- Да ты что, Василий, неужели думаешь, что я возьму эти деньги, добытые не честным путем? Убери, убери немедленно, чтобы и глаза мои их не видели.
- Игнатий, я же даю от чистого сердца. Отступи хоть раз от своих правил-то. На жизнь надо смотреть проще. Ну обобрали обкомовскую крысу. Ну и что? Поделом ему окаянному. Он сам ворюга, каких поискать. Рабочий класс обирает. Какой у этой наглой хари оклад? А плюс премия? Знаешь? То-то. А на каком основании? Кто скажет? Кто дозволил? Они сами себе, эти мрази подколодные, зарплату начисляют, да премии. Существуют за счет народа. Пользу-то приносят только один раз в жизни, когда умирают. Сидит в тюрьме, не тот, кто ворует, а тот, кто воровать не умеет. Сколько раз мне приходилось слышать от рабочих, когда какой-нибудь политик или обкомовский служака, или того лучше, член правительства, давал дубу. «Слава Богу, еще от одного кровопийцы избавились». Почему народ так плохо живет? Да потому что ни одна служба не работает. А почему? Да потому что никто из нынешних правителей не знает, что с какого департамента спросить. Так как каждый дебил пришел к власти не по умственным способностям, а по партийной линии. Сидят сволочи не на своих местах. Ты знаешь сколько, к примеру, у экономистов работы? Не початый край! А они бездействуют. А зачем работать-то? Деньги ведь платят и хрен с нею. Им даже на руку, что никто из руководства понятие не имеет какие их основные функции. Одно слово Лафа! А сами не скажут. Что же они, дураки что ли? Так что, Игнатий, бери. Не сомневайся. Не жалей этих гадов подколодных. Единственно, чему у них можно поучиться, это врать. И врут так, что народ верит. Поэтому и мучается. Бери, Игнатий, бери, большого греха здесь не будет.
- Нет, Василий, не соблазняй, не возьму, даже не проси. Лучше ответь мне на такой вопрос: когда же, по-твоему, правительство начнет работать?
- Когда и рабочие будут получать столько же сколько и они. Вот тогда смело скажу, что дармоеды взялись за ум, пашут в поте лица своего, а не в долг берут у вашего какого-то лукавого.
- Это не наш лукавый. - чуть не вскрикнул старец. - Это враг всего человечества. Мы не можем никак от него избавиться.
- Хе. - усмехнулся Василий. - Ну и сделайте революцию. Вам к этому не привыкать.
- Революцию, говоришь? Для этого надо отказаться от его денег и от закона и жить по справедливости, как завещал нам Господь наш Иисус Христос. Разве жиды позволят это? Сколько они добра всякого нахапали! Что же им раздать все людям? Да ни за что на свете. Для этого надо иметь сильную душу, а она у них истощена до предела, а человек с истощенной душой создание страшное.
- Значит, так и будете мучиться до самой смерти?
- Да! - горько вздохнул Игнатий. - Ибо сказано Господом, что освобождение придет к нам только через смерть нашу. Придется терпеть. Не вечные же века! Мы здесь — временно. У каждого своя судьба. Кто-то уходит из этого мира раньше, а кто и позже. Но цель должна быть одна: Служить Всевышнему и Господу нашему Иисусу Христу. Как можно больше делать добрых дел.
Кот посмотрел на старца удивленным взглядом и не довольно качнув головой, усмехнулся кривой улыбкой. - Чудак ты, однако. Может быть поэтому мне так симпатичен. Ну да ладно. Это в конце концов твое личное дело. Твоя жизнь. И все-таки я считаю, правильным грабить эту шушеру. Ведь, на этом свете, для них, даже казни не придумано. Если только там в загробном мире. Где, если верить твоим словам, есть вечные муки.
- Довольно, Василий, хватит. Не серчай на меня, старика. И пожалуйста, давай сменим тему. Не ожесточай ни свое, ни мое сердце. - откашлявшись по-старчески, не громко молвил странник. - Все под Богом ходим.
- Что? И мы тоже? - хихикнул Кот.
- Да! Только не хотите этого понимать. Вы придуманы людьми и существуете в их сказках, былинах и прочее, но в другом мире, пока жив человеческий род. Природа гибнет. Вот и открылся портал, и вы перенеслись сюда, в наше время. Она у вас попросила заступничества. Больше, как видимо, просить стало не у кого. Кто знает, возможно когда-нибудь, еще вернетесь назад к себе и будете жить да поживать по-прежнему. У вас тоже есть правители, что обирают свой народ. Правда называются несколько иначе. Не секретарями, а князьями, да боярами. И царь есть. Ничем не лучше нашего генерального секретаря. Или я не прав?
- Это все так. Говоришь верно. Трудно возразить. - в знак согласия кивнул Василий. - Но уж больно скучно живем. Все сказки наизусть знаю. А чтобы вернуться назад в свой мир, нам надо собраться всем вместе. А как это сделать? Ванька-то наш дурак в правительстве сидит. Разве этого подлеца уговоришь теперь? Да никакими кренделями обратно не заманишь. В тридевятом царстве-то на печи лежал, да в потолок поплевывал. С харчами большие проблемы были. А здесь, в министерстве, целыми днями болтается, от тоски да безделья потихоньку с ума сходит. Хотя ума-то у него и раньше с Гулькин нос было. Все, паразит, имеет. И на то, чтобы вернуться назад, большущий гвоздь забил. С Соловьем-разбойником не меньше хлопот возникнет. Уговорить, тоже не получится. Ведь, чуть ли не в каждой сказке, этому гаду, морду били. По его душу, всегда молодец находился. А здесь, такие привилегии. Чего только нет! Квартира трехкомнатная есть. Автомобиль «Волга» тоже имеется. И все, за то, что в ансамбле народной песни и пляски состоит. Даже за границей бывает, шкура. Ну и на фига ему тот мир, где его опять наверняка кто-нибудь грохнет. Я уж не говорю о змее Горыныче, что как сыр в масле катается. Сидит себе в клетке, посиживает, в какой-то лаборатории, и дела никакого ему нет до нас. За то, что у него три головы, но я бы выразился более точно: Три наглые, ехидные, ядовитые морды, считается неизвестным науки животным, такая таблица прибита к его двери. Кормят гада на убой, три раза в день, и не думает о том, что какой-нибудь богатырь, ему бошки протокольные по отшибает. А что касается Лешего, Бабы-Яги, Кикиморы, Водяного, да беса… Те готовы хоть сейчас назад вернуться. А насчет меня разговор особый будет. Не хочу снова в кота превращаться.
- Ну и оставайся человеком. - невозмутимо пожал плечами Игнатий. - Кто тебя заставляет?
- Да есть один мерзавец. Черно мором кличут. Слыхал небось? Колдун проклятый. Живучий гад. Уж сколько раз, и бороду отрубали, и голову.  А ему все нипочем.
- За что же вы так друг друга не возлюбили-то?
- Когда-то цепь златую, ту самую, с дуба, по которой я ходил то налево, то направо, - принес. Такой обмен у нас был. Я ему золото, а он мне облик человеческий. И когда все это получилось, кто-то в его отсутствие, подарочек мой у него стебанул. А я-то тут при чем? Лучше надо охранять такие вещи. Но с тех пор, этот карлик бородатый, думает, что это моя дель. И поклялся опять из моей персоны кота сделать. Будь он трижды не ладен. Так что туда, у меня никакого резона нет возвращаться. Хочу жить среди нормальных людей. Тем более, что много хороших друзей заимел. А там, одни муки. Этот, ваш поэт, нас всех в одну кучу собрал… Избушку на курьих ножках с Бабой-Ягой, Лешего, Кощея и прочих. Меня-то умудрился к дубу примастырить. А русалку?! Мы ее пол дня на ветки сажали, то сползает, то падает, стерва. Ног-то нет. Рыба, она, и есть рыба. Попробуй, усади! Да еще вдобавок, капризная, как не знаю кто. Леший предложил ее прибить гвоздями к какому-нибудь суку, ну чтобы крепче держалась, и дело в шляпе. Все согласились - Русалка была против. Тогда решили у Черномора отрезать бороду и ей примотать это безобразие к какой-нибудь ветке.  Все — за, Черно мор — закапризничал. «Нет и все»! Кое-как усадили эту гниду на самый крепкий сук, да веревками к нему привязали. Хоть удобства нет, зато не падает. Однако, Лешего за палец укусила. Но ничего, вроде все обошлось без скандала. А этот королевич, что постоянно пленяет грозного царя, за долбал в доску. То туда проскачет, то оттуда вернется. Спасу никакого нет. Не выдержал я однажды, взял кусок засохшей глины, прицелился, да как шибанул. Думал царь с коня свалится, королевич ему бошку отсечет и сказки конец. А тот, гадина, увернулся, как раз, в это время, мимо Черно мор пролетал. И аккурат, ему точно в глазень... Тот, бородатый дебил, как бескрылый какаду мордой в грязь как шмякнулся, ох, сколько же было визга, а сколько выразительных слов, этот гад, высказал в мой адрес! Пол дня за мной во круг дуба гонялся. Спасибо Руслану. Вовремя подоспел.
Странник посмотрел на Василия и мягко улыбнулся. - Много мною прочитано сказок, но ни на одного тамошнего героя ты не похож. Сердце у тебя стало человеческим. Так что превратиться обратно в кота, уже не получится. И никому не будет это под силу, даже вашему Черно мору. Я не удивлюсь, если ты вдруг, где-нибудь, здесь, любовь свою встретишь. А это уже не эмоции, а высокое чувство. Только человеку подвластно оно. И далеко не каждому.
Василий насупился и исподлобья посмотрел на старца. - Да, Игнатий, ты прав. Как в воду смотришь. Я действительно полюбил, на свою беду, и ничего не могу с собой поделать.
Сквер остался позади. Василий и странник медленно шли по тротуару. По правую руку от них простиралась широкая асфальтированная дорога, а по ней, пыхтя тяжелым, смрадным дымом, проходили автобусы и прочие тяжелые машины, а иногда и автомобили отечественных марок. По обе стороны шоссе стояли молодые тополя, а за ними возвышались пятиэтажные корпуса, сложенные из красного кирпича, с небольшими неказистыми палисадниками, и вдоль обеих улиц уходили далеко за горизонт. Василий присел на ближайшую лавочку, странник устроился рядом. Кот, не замечая прохожих не сводил глаз с радужных цветов, что едва проглядывались, из-за ветвей низкорослых кустарников, простиравшихся по периметру всей улицы. Свой рассказ он начал издалека.
- Это случилось два года назад. Возвращались мы с бесом, после недолгих похождений, я в курьи ножки, он в свою берлогу. В бауле несли водку, да кое-какую закуску на первое время. Повстречалась на пути деревня. Уже издали, я заметил на берегу реки, молодую женщину, красоты неписанной. Она несла полную корзину свежа-прополаскиваемого белья. Как ее увидел, так и обомлел. Защемило в груди что-то. А подойти и познакомиться не мог. Никогда ничего не боялся, а тут оробел. Гляжу, неподалеку, мужичок на мостике сидит с удочкой, рыбу ловит. На улице жара градусов тридцать, а он в телогрейке, да в трусах, к тому же и босиком, а на голове меховая шапка. Бес, первым спросил: «Клюет»? Тот поглядел на нас. Сразу было видно по его дремучей и давно не бритой физиономии, что прибывает в глубоком похмелье.
«А кто ее знает. - еле через губу переплюнул тот. - После вчерашнего, одни круги перед глазами».
Я раздумывать не стал, плесканул ему граммов сто пятьдесят, для поправки здоровья. Рыбачек крепко захмелел со старых дрожжей. На язык стал щедрым. Так с ним и познакомились. Узнали, что зовут его Филимоном Кондратьевичем, по фамилии Егоров. Все поведал, и о себе непутевом и о той особе. Зовут ее Полиной. Вдова. И о муже ее покойном тоже не забыл. Каким был гадом редким. Как измывался над ней. Дня такого не было, чтобы не обходилось без скандала. Ревновал даже к телеграфному столбу, грубо говоря. Бить, не бил, но кричал лихо. На всю деревню было слышно, когда поддаст изрядно. Потонул по пьяной лавочке, бедолага. Накатил я ему, на посошок, еще граммов сто, и оставив его на берегу, пошли к тому дому, где жила Полина. Ждать пришлось не долго. Открылась калитка и она вышла вновь, с постиранным бельем. Я стоял и смотрел на нее, не мог сказать ни слова. Она первой ко мне обратилась:
«Что стоишь-то? Помог бы лучше». И так мило улыбнулась, что у меня чуть сердце не выскочило из груди. Передав баул бесу, я буквально выхватил корзину из ее рук, и направился вслед за ней, к тому мостику, где десять минут назад сидел рыбак. Его уже и след простыл. В общем так и познакомился с ней. Представился, как член писателей. Дурак. Обманул. Такую женщину! Но стихи читал ей не плохие. Те, что однажды Максим подарил на память о нашей дружбе. Я их выучил наизусть. Уж, дюже хороши! Даже по сей день помню каждый из них. Вот, послушай. Полине они понравились.
Василий, громко откашлявшись, начал читать.

И вот я стою над рекою и плачу,
А там, за рекой, деревенька моя.
И жить-не тужить, не простая задача,
И медленный танец ведут тополя.
И стожок у реки до зимы не укрытый,
Туманы в ту пору всегда тяжелы.
И тропинка лесная в звериных копытах.
И в колодцах ключей капли холода злы.
И дорожные шорохи в млечном покое
Остроглазая чаща с высот проспала.
Перелет журавлей у пурги под конвоем,
Что у ведьм в черной келье за печкой жила.
Не угас еще свет на волнах от заката.
И серебряный дождь все до капли пролил.
А сентябрь в небе звезды черпает лопатой,
Раздувая огни из полночных светил.

Василий, дочитав стихотворение, снова обратился к старцу: - Ну и послушай другое, оно не хуже предыдущего.

Синева, как дева снится.
Шум не скошенной травы.
Мертвый сук луны дымится,
Словно лук без тетивы.
А на листьях, словно слезы
От потухшего костра.
Как в пурге стоит береза,
Ни невеста, ни сестра.
Не простым дыханьем сшитый
За рекой встает рассвет.
Где же луг в тележных скрипах,
За который дрался дед?
Дождь весенний над травою,
Как рассыпанный салют.
Пригорюниться б горою,
Да во веки не найдут.

- Да, стихи не плохие. - одобрительно кивнул старец.
- Вот и ей понравились. - горько вздохнул Василий. - Но вместе быть нам не суждено. И потому решил познакомить ее со своим другом. Ему тоже не повезло в семейной жизни, как и ей. Женился на такой стерве, что дальше некуда! Обобрала Сашу до нитки. И квартиру разменяла. Себе двухкомнатную хапнула, со всеми удобствами. А ему однушка с подселением досталась. Нашла себе хахаля молодого, красивого. Раз пять женат был. Ну ничего, и с ней сыграет какую-нибудь шутку. И поделом этой дряни. А вот Сашу жалко. Познакомлю их, пусть будут счастливы, и за меня, и за себя. Может быть так быстрей ее забуду.