Колядки

 На  Украине, во  времена  моего  детства,  была  в  ходу  традиция,  пришедшая  с  давних  времен,  ходить  по  хатам,  поздно  вечером,  на  Рождество  Христово  и  колядовать.  Собиралась   молодежь  и  подростки,  группами,  порою  до  пятнадцати - двадцати  человек.   Предварительно  готовились,  по - своему,  к  празднику:  брали  гарбуз   (кабак = тыкву),  срезали  часть  шляпки,  вычищали  семечки   и  делали   его  пустотелым.  Затем,  вырезали  прорези  «глаз»,  «носа»,  «рта  с  зубами»,  насаживали   гарбуз  на  толстый  шест,  внутрь  его  ставилась  большая  парафиновая  зажженная  свеча.  Такое  тыквенное пугало, закрывали,  предварительно  срезанной,  крышкой  и  поднимали  вверх,  над  головами. Помимо  этого,  делалась  большая  звезда,  которая делалась,  как  ящичек,  тыльная  сторона  из  фанеры,  а  передняя  часть  из  раздвижных  стекол.  Звезду  также  крепили  на  шест,  внутри  звезды  делались  рисунки  на  тему  Рождества  Иисуса  Христа,  либо  вставляли  иконку  и  несколько зажженных  коротких  свечек.  На  звезду,  обшитую  красной  тканью,  закрепляли  яркие  шелковые  разноцветные  ленточки.  Вся  ватага,  поднимала  эти  атрибуты  над  головой  и,  с  шумом  и  весельем,  шла  по  хатам  и  хором  декламировали:
          «Ко-ля!  Ко-ля!  Ко-ля-дын!
           Я  у  ба-а-ть-кы  о-ды-ы-н!               
           Дай-тэ,  ти-и-т-ку,  пы-ро-жок!
           А,  вы,  дять-ку,  гро-о-ши!
           Бу-де-тэ  хо-ро-о-ши!»
Затем,  делалась короткая пауза,  для того,  чтобы  хозяева  поднялись  и  вышли  с  подарками,  и  кричали:  «добрый  вэ-э-чир,  вам!».  Выходили,  как  правило,  хозяева  и  давали  деньги  и  угощение.  Деньги  клали за  стекло  звезды.  Итак,  от  хаты  к  хате.
        Небо  темное  и  ярко звёздное,  свет  луны,  хруст,  под ногами морозного снега,  радостное  и  всеобще возбуждённое  состояние  веселия  и  смеха  от  прибауток  и  присказок.
        Но,  если,  по  каким  либо  причинам,  хозяева  не  выходили,  тогда  всем  хором,  повторяющееся:
          «Добрый  вэчир,  вам!
          Добрый  вэчир,  вам!»…  после  чего,  хозяева,   выходили  и  давали  гостинцы.  А,  если,  в  хате  жили  люди,  которые  не  выходили,  то  вся  толпа,  кричала  еще  громче,  да  так,  чтобы  слышно  было,  как  можно  дальше:
«Грудку  каши»,  а  далее  народное  выражение,  приблизительно  такого  содержания:  «наложив  кучу,  мами,  вашей!»  и  подносили  гарбузовое  пугало  к  окну,  затем  быстро  убегали,  чтобы  не  приключилось  зла  со  стороны  хозяев. А, чтобы  все  проходящие  или  проезжающие  на  телегах,  на следующий  день,  знали,  какой человек   проживает  в  этом  доме, то,  убегая,  снимали  с петель  ворота и  уносили  далеко  от  дома,  а,  некоторые,  более  дерзновенные,  соучастники  колядования,   через  некоторое  время,  возвращались,  снимали  штаны  и  накладывали  кучи…  («грудки  каши»)  под двери  дома,  что  схватывалось  морозом  и,  утром,  хозяева  не   могли  выйти  из  дома,  на  виду  соседей  и  проезжающих,  под  всеобщий  смех.  Конечно,  не  всегда  делались  такие  проказы, в  физическом  смысле,  но  по  больше  части  все  ограничивалось  криком  колядки  «грудку  каши»,  а  уж,  ворота – то, снимались,  обязательно!
         На  праздник Рождества  Христова,  в  той  местности,  где  я  родился  и  проживал,  делали  кутью  из  пшеницы.  Вкуснейшая  вещь,  скажу  я  вам!  А  делали  кутью  так:  в  специальной  толкушке  (довбне)  толкли,  длинной  колотушкой,  похожую  на  биту,  пшеницу,  очищая  от  шелухи.  Довбню  делали  из  крепких  пород  дерева,  а,  чаще,  она  переходила  из  поколения  в  поколение,  высотою  порядка  семьдесят  сантиметров,  из  двух  желоба образных  половинок,  которые  прикладывали    вырезами  друг  к  дружке  и  скрепляли  обручами  из  металла.  Это была работа  плотника  и  кузнеца.  Но  я  видел,  что  в  качестве  довбни  люди  использовали  танковые  или  артиллерийские  отстрелянные  гильзы  от  снарядов, ведь  прошла  война  и  этого  «добра»  хватало  везде – бери  и  используй  для  доброго.  Довбню  ставили  вертикально,  отверстием  вверх,  низ  был  закрыт,  а  вверху  отверстие,  куда  вставлялась  колотушка.  Колотушку делали меньшего  диаметра  и  так,  чтобы  вставив  в  довбню,   был  кольцевой  зазор  между  колотушкой  и  корпусом  довбни,  что  позволяло,  засыпанной  пшенице,  перемещаться  при  обработке  зерна  колотушкой.  Отбитую  от  шелухи  пшеницу,  провеивали  на  ветру  и  засыпали  в  кастрюлю,  заливали  водой  на  ночь.  После  этого,  набухшую пшеницу  засыпали  в  казанок,  накрывали  крышкой  и  ставили  в  русскую  печь,  чтобы  хорошо  проварилась.  Пока  зерно  варилось  в  русской  печи,  брали  заранее  замоченный  мак,  аналогично  пшенице  и  высыпали  в  макитру,        это   глиняный   полусфера образный  горшок.  Садились  на  пол,  зажимали  ее  между  ногами  и  макогоном  перетирали  мак  до  состояния  макового  молока,  при  этом  добавляли  сахар,  который  помогал  лучше  перетираться  маку  и  маковое  молоко  становилось  сладким,  да  так,  чтобы  губы   «склеивались».  Макогоном  (от  слова   «мак»  и  «гнать»)  делали  вращательные  движения  сверху  вниз,  подобно,  как  мотоциклист  в  цирке  ездит  по  круговой  арене,  то  вверх  по  вертикальной  стенке,  то,  опускаясь  вниз,  а  затем вверх  и  снова  вниз,  до  тех  пор,  пока  не  перетрется  мак  до  состояния  жидкости.   Маковое  молоко  имело  бело-серый  цвет  и  очень  вкусное. Макогон,  также,  использовался  вместо  толкушки  для  сваренного  картофеля  и  для  протирки  чеснока  в  макитре.
        Отваренное  зерно  пшеницы  хорошо   промывали  и  ставили  для  остывания.  Холодное,  хорошо  сыпучее,  разваристое  зерно,  засыпали  в  холодное  маковое  молоко,  куда добавлялись  и  очищенные  грецкие  орехи,  а  затем  выставляли  на  морозную  веранду.  От  мороза  эта  смесь  не  замерзает.
        Подают  эту  пищу  к  столу  холодной,  кушаешь  ее  и  наесться  не   можешь.  Вку-сно-ти-ща!  Так  вот,  еще  одна  особенность  этой  пищи.  Пшеница,  попадая  в  желудок,  не  разваривается, а,  очистившись  в  человеческом  естестве,  выходит  с  потугой,  обильным  урожаем.  Такое  впечатление,  что  в  желудке  она  еще  разбухла  больше.
         Так,  шутники – то,  и  накладывали  эту   «грудку  каши»  хозяевам,  отказавшимся  открывать дверь  и  одаривать  их  подарками.  Можно  только  представить  себе  замерзшую,  под  дверью,  кучу,  типа  современного,  усердно  рекламируемого  торта  «панчо».
          В  такой  Рождественский  вечер  ходили  по  улице  Межировской, и зашли  к  соседям  Бровских,  в  дом  из  глины,  побеленный  и  покрытый  толью,  в  лучшем  случае,  рубероидом.  Хозяева,  как  и  все  были  бедными, у  них  еще  и  не  было  денег  сделать  забор  вокруг  своего  дома,  не  то,  что  ворот  и  калитки.  Проколедовав  и  заглядывая  в  окно  звездой  и  тыквенным  пугалом,  вышла  на  зов  хозяйка   и  сказала:  заходите  в  хату.  Толпа  этого  не  ожидала,  а  втолкнули  меня,  а  сами  остались  на  улице.  Когда  я  зашел,   то  увидел  сидящих  за праздничным  столом  нестарых  и  молодых  людей.  Все  с  добротой  смотрели  на  меня,  а  я  на  них.  Хата  освещалась  двумя  керосиновыми  лампами.  Один  из  сидящих за  столом,  его  поддержали  все,  сказал:  проколядуй!  На  это,  я   громко  и  напевно  спел  колядку:
             «Коля,  Коля, Колядын!
               Я  у  батькы  одын,
               Дайте  тику  пырожок,
               А,  вы, дятьку,  гроши,
               Будэтэ  хо-ро-ши!»
Они  все  развеселились,  довольные,  давали  мне,  в  карманы  и  руки,  что  могли, ведь на  улице   ждала толпа  пацанов,  с  которыми  надо  было  поделиться  угощением.  Знаете,  мои  дорогие,  как  сейчас  я  в  той  хате,  декламирую  громко  колядку,  все  радуются, а  затем задают  мне  вопрос:  чей  ты  и  кто? И  понял  я  и  они,  что  колядка-то  про  меня:  «Я  у  батькы  одын»…  Тогда  я  чуть  было,  вместо  веселья  праздничного,  не  зарыдал.  А,  вот,  пишу  и  плачу,  потому  что  это  прошло,  болью,  через  мое  сердечко.
        Почему  я  манюхонький  мальчик,  шустрый  пацаненок,  одетый  в  фуфайку  на вырост,  шапку  не  по  размеру,  больших  сапогах, аж  носки  загибались,  оказался  с  толпой,   таких  же  бедных, сверстников  и  старших  подростков,  в  Рождественскую  ночь,  на  улице,  а  не  с  отцом  в  служении?  Не  знаю,  это  грустно…  не  сужу,  но  просто  констатирую  факт.
         Не  оставляйте  детей,  когда  идете в  служение  Богу,  берите,  по  возможности, с  собой,  не жалейте,  не  идите  у  Адама  на  поводу,  а  «поступайте  по Духу».  И  да  благословит  вас  Господь!  И  детей  ваших  и  детей,  детей  ваших,  до  пришествия  Господа  нашего  Иисуса  Христа!
        Кстати,  вспоминаю  дальнейшие  дни,  до  ухода  от  отца,  я  мало  помню  себя  соучастником  богослужений.
        А  на  старый  Новый  год,  с   тринадцатого января  на  четырнадцатое,  который  в  народе  празднуется  и  по  сей  день,  то  есть  по  старому  стилю  летоисчисления  от  Рождества  Иисуса  Христа,  ходили  щедровать. Осмелюсь и  здесь  пояснить  это  слово,  по  моему  разумению.  Так  как  я  слаб в  языкознании,  «щедровать» - глагол, действие,  от  слов  «щедрый,  благий»,  то  есть  ходить  и  пропевать  «щедривкы» (укр.),  значит:  «желать  щедрого,  благого»  и  получать  в  ответ  щедрые  вознаграждения.  Начало  одной  щедривкы:
         «Ще-дрык,  вэ-дрык,  ще-дры-вонь-ко!
           Пры-лэ-ти-ла  лас-ти-вонь-ко!
Та й почала щедруваты,
Господара выклыкаты,
Выйды, выйды , господару,
Подывыся на кошару,
А в кошари дви коровы,
Породылы по бычкови.
Добрый вэчир вам!!!»
Вот  такими  слогами  и  выкрикивалась пропевалась  эта  щедривка. Но  щедровать  мне  не  приходилось,  однако,  я  любил  слушать  групповое  мирное  щедрование,  разносящееся,  то  в  одном,  то  в  другом месте  окраины  моего  города, в  ночи.  Однажды  я  был свидетелем такого  щедрования,  находясь  на  чердаке  у  Бровских,  лежал  на  сене  и  выглядывал  в  открытый  люк  сверху,  глядя  на  молодежь  окраины,  пришедшая  поздравить  соседей.  Почему  я  находился  на  чердаке  в  январскую  ночь  там,  не  помню.


  ПРОДОЛЖЕНИЕ http://proza.ru/2022/11/21/943