Сосны - елки - туи

 Прошла  страшная  война,  везде  были  ее  следы,  но  больше  всего  могил,  особенно  у  вокзала,  в  центре  города  и  других  местах. Могилы,  могилы,  могилы,  братские  захоронения,  павших  в  боях  за  свою  землю.  К  десятилетию  Победы  в  Великой  Отечественной  войне,  Правительство СССР решило  создать  мемориальные    кладбища,  куда  сносились  и  привозились  останки  известных  и  безызвестных  воинов.  Это  событие  было  всенародным,  везде  раскапывали  могилы,  останки  перекладывались  в  специальные  ящики  и  перевозились  на  мемориальные  кладбища,  где  поставили  памятники,  огородили  добротными  заборами,  рассадили  много  деревьев  и  кустарников.  А  в  школе  был  дан  клич:  «от  каждого  класса – по  венку!».  А  где брать  елки  и  сосны?  Их  вокруг  Жмеринки  очень  мало.  Я  и  сказал учительнице:  «отпустите  с  уроков,  дайте  еще  два  помощника,  я  знаю,  где  растут  сосны.  Ветки  принесем  в  мешках».
       На  следующий  день,  было  солнечно,  пригревало,  скоро  день  Победы.  Мы  пошли  с  хлопцами  пешком.  Ходу  было  километров  семь.  Пришли  в  Браилов,  где  когда-то,  в  своем  поместье,  любил  отдыхать  всемирно  известный  русский  композитор  Петр  Ильич  Чайковский,  а  в  нескольких  километрах  от  его  имения,  была  сосновая  роща,  насаженная  когда-то  рукою  человека, рядом  с  Южным  Бугом. Деревья  были  высокие,  никто  из  моих  помощников  залезть  на  деревья  не  мог.  Тогда  я  разделся,  разулся  и  быстро  залез  на  одну  из    сосен.  Начал   сламывать ветки,  сбрасывал  их,  внизу  стоящим  ребятам,  которые  усердно  укладывали  их  в  мешки.  Нарвали  два  мешка.  Вот,  здесь  бы  остановиться,  завязать  мешки  и  идти  поскорее  в  школу,  где  нас  ждала  учительница,  переживая  за  нас.  Ведь  ожидался,  от  класса, самый  красивый    венок  во  всей  школе,  а  может  быть  и  в  городе.  Проблема  в  том,  что  хотелось  очень  есть,  а  рядом,  в  метрах  пятидесяти,  гусиная  ферма.  Посоветовались  и  решили,  что  поймаем  гуся,  убьем,  облепим  глиной,  сделаем  костер,  запечем, разобьем  запекшуюся  глину,  а  весь  гусь  будет  очищенный  и  запеченный,  в  собственном  соку – готов!  Раздирай  и  ешь!  План  был  мой,  очевидно  их  воображению  представилась  картина  большого  гуся,  пышущего  и  пахучего,  что  они  поддержали  мою  идею.  Решили,  подбить  гуся  большой  и  толстой  палкой,  валявшейся под  сосной.  Обломили   сухие  ветки,  получилась,  хоть  и  корявая,  но  увесистая  дубина.  Не  произвели  должной  разведки – сразу  же  «в  бой!».  Да,  гусей  было  много.  Бросили,  гуси    тревожно  раскричались,  выскочил  сторож,  да  еще  с  берданкой.  Когда  палкой  стали  забивать  гуся,  выстрел  в  воздух,  мы  все  бросили  и  стали  тикать,  что  есть  силы.  Бросили  и  мешки  с  сосновыми  ветками,  заготовленные  для  переноски.  Один  из  мешков  я  затянул  своим  ремешком,  чтобы  удобно  было  нести.
       Пришли  в  школу,  что-то  рассказали  по  неправде, венок  был  сделан  из  бумажных  цветов,  сделанных  руками   одноклассников.
       Что  любопытно,  это  был  первый  опыт  с  венком,  а через  много  лет,  уже  в  Молдавии,  был второй  опыт  по  доставанию  редкой  елки  для  венка,  тоже  от  класса,  когда  умер  директор  школы.  Учились  мы  в  девятом  классе.  Директор  был  таким,  что  мы  не  замечали  его  «плохости»  и  командно-руководящей  деятельности,  по  отношению  к  нам  школьникам.  У  нас  он  не  преподавал,  о  нем  все  отзывались  хорошо,  а  учителя,  поникнув,  понимали,  что  их  постигла  утрата.  Решили  гроб  с  прахом  его  поставить  на  втором  этаже  школы,  в  коридоре,  который  более  напоминал  плац,  так  как  в  этом  месте  всегда  выстраивалась  школа  по  классам.  На  праздники  проводились  пионерские  линейки.  Также  это  был,  своего  рода,  зал,  куда  выносили  из  классов  стулья  и  располагали  их  рядами,  с  проходами  по  бокам  и  в  центре,  в  сторону  небольшой  сцены,  но  достаточную  для  того,  чтобы  там  разместился  класс.  С  фасада  были  расположены  щиты,  от  пола  до  потолка,  с  высказываниями  коммунистических  вождей.  Нарисовал  эти  стенды,  с  текстами,  известный  бессарабский  художник,  где  напоминалось  учащимся,  что  в  науке  нет  широкой  столбовой  дороги,  а  надобно  карабкаться  выше  и  выше…(К. Маркс),  а  справа – слова  В. И. Ленина.
        Вот,  в  один  из  дней,  дней  траурной  скорби,  по  ушедшем  в  вечность  директора  школы,  решили  выставить  гроб  с  умершим.  Дело  было,  ближе  к  весне,  хотя  в  ту  зиму  насыпало  хорошо  снегу,  что  довольно  редко  для  солнечной  Молдавии.
        Классный  руководитель  собрала  наш  класс  и  сказала,  что  нужно  нам  сделать  венок  не  только  от  класса,  но  и  от  школы,   я   вызвался  быть  старшим  в  доставке  еловых  веток.  А  нужно  отметить,  что  в  юго-восточной  части  Молдавии,  достаточно  жаркой  летом,  фактически  елки  не  растут.  Но  я  знал,  что  если  поехать  первым  рабочим  поездом  на  север,  порядка  под  сто  километров,  от   Бессарабской,  то   там   начинались,  чудом  оставшиеся,  от  вырубания,  молдавские  Кодры,  то  есть  лес.  Хотя  по-молдавски  «лес»  переводится,  как  «педуре»,  а  Кодры - они  и  есть  Кодры, как  в  России,  тайга – она  и  есть  тайга.
        Когда-то  в  Бессарабской,  в  конце  пятидесятых  годов,  прошлого  столетия,  был  добрый  обычай,  на   1 Мая  и  День  железнодорожника (первое  воскресение августа),  утром  от  станции отправлялся  бесплатный  пассажирский  эшелон  с  буфетами,  для  всех  желающих. А  выезжали  семьями, компаниями, организациями,  на  лоно  природы,  где  проводились  маевки – отдых  в  Кодрах,  как  ныне  сказали  бы:  «пикники».  В  Кодрах,  под  ветвистыми  большими  деревьями,  располагали  буфеты,  а  на  полянах  люди  отдыхали,  дыша  свежим  лесным  воздухом,  что  благодатно  сказывалось  на  настроении  и  бодрости.  В  буфетах  продавалось  мороженое,  ситро,  пиво,  охлажденное  в  деревянных  бочках,  наполненных  водою  со  льдом. Молдавия  без  вина,  не  Молдавия.  На  розлив   и  в  больших  литровых  бутылках  продавали  красное,  белое,  розовое   столовое  и  полусладкое  вино.  Пирожки,  булочки, печенье,  фрукты,  овощи,  арбузы,  дыни.  Играл   духовой  оркестр,  расположившийся  в  тенечке.  Люди  лежали  на  мягкой  пахучей  траве  и  отдыхали.  Всем  было  хорошо  и  празднично.
        Поэтому,  в  один  из  праздников,  я  приметил,  что  в  сторонке  стоял  домик  егеря,  возможно  лесника.  Рядом  было  домашнее  хозяйство,  сараи,  скотина,  домашняя  птица,  колодец  с  холодной  и  вкусной  водой.
        Молдавия  вся располагается  на  минеральных  источниках,  хотя  есть  и  свои,  достаточно  серьезные,  проблемы  с  питьевой   водой.  В  той  местности   залегали  известковые  ракушечные  камни. Это  приводило  к  тому,  что  вода  внезапно  исчезала,  просочившись,  уходила  в  глубины  земли,  находя  там  свои  пустоты.  Парадоксально  и  то,  что  на  высоких  холмах,  где  располагались  поля,  сады  и  виноградники,  местами  сочилась   вода  многими  пятнами  из  грунта,    испарялась  и  образовывались  солончаки.  Земля  становилась  бесплодной,  но  сюда  пригоняли  стада  овец,  коров,  для   того, чтобы  они  лизали  необходимую  для  их  жизни  соль.
        Отдыхая  в  Кодрах,  я  приходил  в  дому  егеря  и  пил  холодную  воду  из  большого  кованного  металлического ведра,   затертого   руками  постояльцев  и  гостей,   до  блеска.   Ведро,  постоянно,  было  привязано  к  длинной  палке   большого  «гусака – журавля»,  расположенного  рядом  с  колодцем.  На  противоположном  конце   «журавля» висели  большие  известковые  камни,  скрюченные  толстой  проволокой,  к  деревянному  длинному  коромыслу,   для  противовеса  ведру,  которое  периодически  опускали  в  колодец,  обложенный   таким  же  известковым  ракушечником.
        Так  вот,  рядом, в  метрах  двенадцати  от  колодца,  за  колючей  изгородью росли  те  самые  высокие  развесистые  ели.  Вся  усадьба  была  окружена  двойным  забором  из  колючей  проволоки,  очевидно,  от  зверей,  которые  водились  в  тех  местах,  вплоть,  до  медведей.  Но  как  показало  время,  не  только  от  зверей,  но  и  от  людей.
         Вот,  к  этим  елям,  нас  пять  человек  и  поехало  утром  на  рабочем  поезде  в  сторону  Кодр,  где  под  присмотром  лесничего,  росли  эти  прекрасные  ели.  Поезд  ехал  медленно,  двигался,  как  каруца,  запряженная  парой  старых  и  усталых  быков,  буквально,  останавливался  у  «каждого  столба»,  по  причине  того,  что  Молдавия – густонаселенная  страна,  иди  в  любом  направлении  три-пять  километров  и  наткнёшься  на  большое  село,  окруженное  полями,  садами  и  виноградниками.
       Приехали  на  пустынное  место,  все  вокруг  в  снегу  и  безмолвно.  К  елкам,  на  усадьбе, нужно  было  идти  полтора – два  километра.  Чтобы  нас  не  заметили,  мы  зашли  в  Кодры,  а  потом,  потихоньку,  к  колонну  по  одному,  след  в  след  и  шаг  за  шагом,  в  снегу  по  колени, приблизились  к  проволочному  заграждению.  Говорили  шёпотом.  Прочистили  проход  к  елкам  и  стали  ломать  ветки  и  складывать  в  мешки,  то  ли  кто  из  нас  громко  заговорил,  что  хозяйские  собаки  услышали,  то  ли  ветром  донесло  чужие  запахи.  Одним  словом,  выскочил  мужик  и  с  грозной  руганью,  бросился  по  снегу  в  нашу  сторону,  чтобы  отстоять  елки,  а  мы  бросились наутек  по  тем  следам,  по   которым  пришли,  скорость  нашего  побега  была  большой,  поэтому  мы  быстро  скрылись  далеко  в  заснеженном  лесу.
         Уроки  браиловсокого  похода,   когда  я  был  в  четвертом  классе,  1955 года,  не  прошли  даром.  Мы,  мешки,  с  наломанными  ветками,  не  бросили,  а  унесли  с  собой.  Но,  к  нашей  грусти  и  неудовольствию,  мы  видели,  что  веток  мало,  не  то  что  на  два,  но  и  на  один  хороший  венок  не  хватало.  Поезд возвращался,  на  Бессарабскую,  в  темноте,  благо,  что  темнело  рано.  Приехали  на  свою  станцию  голодные,  но веселые,  смеясь  над  собой  и  над  своими  приключениями,  подтрунивая,  дружески,  друг  над  другом.
        А  как  же  быть  с зеленью  для  венков?  Отступать  было  нельзя,  так  как  на  второй  день мы  должны  были  привезти  елки,  а  девчонки  делали  обручи   на  венки  и  бумажные  цветы.  Наша  задача – елки  и  связать  их  на    обручи.  Мы,  с ребятами,  «были  полны  решимости  выполнить  для  нас  задачу  любым  образом».  А   было,  уже  поздно,  скоро  выключится  и  освещение  в  окнах.  Вот  я  и  предложил  ободрать  у  одной  хозяйки, высотою  до  двух  метров,  тоже  зеленую,  туйку.  Это  было  в  центре,  на  улице  Ленина  (тогда  все  улицы,  в  любом  городе,   в  центре,  назывались  так).   Мы  подошли к  забору,  рядом  с которым  росла  красавица  туя,  стали  обламывать  ветки,  что  оказалось  непростой  задачей,  так  как  туя  неохотно  отдавала  свои   гибкие  ветки,  тем  более,  что  ни  у  кого  из   нас  не  было  ножа.  Но  мы  работали  спорно  и  быстро,  приспособились  и  утрамбовали  свои  мешки  до  полноты.  Мешки  занесли  ко  мне  домой,  на  улицу  Маяковского  и,   утрудившись  от  забот  дня,  пошли  спать,  но  предварительно  договорились,  что  соберёмся  у  меня  утром,  чтобы  нести  тяжелые  мешки  с  зелеными  ветками.  Утром  собрались  все.  Я  предложил  сделать  маскировку  веток  туи  еловыми  ветвями.  Снизу  уложить  тую,  а  поверх   пышный  лапник  елки.  Оказалось,  что  наша  предосторожность была не  напрасной,  потому что  хозяйка,  обнаружив ободранную  туйку,    пошла  в  школу  искать  обидчиков.
       Довольные  и  отдохнувшие,  дружно  пошли  с  мешками  в  школу.  Как  только   переступили  порог  школы,  а  навстречу  разъяренная  и  сквернословящая  хозяйка  вечнозеленого  деревца,  бросилась  к  нам,  а  за  ней  взволнованные учителя.  Она  бросилась  ко  мне,  идущему  первым  с  мешком.  Я  ее  спокойно  остановил, «взял  себя  у  руки»,    и  вежливо  открыл  ей  мешок,   затем  второй.  Она вынула  одну  ветку елки,  затем  вторую,  третью  в  одном  мешке,  затем  во  втором – результат  тот  же,   «только  елки».  Она  в  ярости  хотела  рыться  дальше,  но  я  строго  остановил   женщину и  сказал:  «что  это  за  подозрения?!  все  ветки  привезены  издалека!».  Она  же,  красная,  сконфуженная   и  злая,  «не  попросив  прощения»,  ушла  из  школы.
        А  гроб  уже  стоял  в  зале,  на  втором  этаже.  У  этой женщины  было  две  девочки,  милые,  хорошенькие  и  тихие,  заканчивали  школу,  одна  из них  шла  на  золотую  медаль. Но  мать их, злая  и  необузданная,  пришла  ко  гробу,  и  из-за  любимой  туи,  проклинала  покойника,  всю  школу, всех  учителей,   не  думая  о  судьбах  выпускниц – своих  детей.  Покойник  этого  не  заслуживал,  да  и  все  остальные.
         Когда  мы  вошли  в  класс,  а  за  нами,  обруганные,  учителя  и  классный  руководитель,  посмотреть,  что  же  там  за  елки?  Каково  же   было   их  удивление, когда  я  высыпал  из полных   мешков   ветки  туи,  а  еловых – то   “кот  наплакал”.  Тогда  учителя,  в  этот  скорбный день,  тихо  засмеялись  и  сказали:  “молодцы,  что  обобрали! она  заслужила  еще  и  большего”.  Самое  волнительное  было  в  том,  что  дочери  этой  женщины  учились  у  покойного  директора,  он  был  их  классным  руководителем.
          Венки  получились  пышные,  вперемешку:  елка,  туя,  туя  и,  снова:  елка,  туя,  туя…  украсили  цветами,  которые  сделали  одноклассницы.  Пока  ребята  помогали  вязать  венки,  я  подписал  красные  ленты  краской  из  зубного  порошка,  разведенного  на  молоке,  с  соответствующим  текстом.  Мы,  искренне,  рассказали  тогда  в  классе,  почему  нам  пришлось  покуситься  на  туйку.  Мне  больше  никто  ничего   не  говорил,  а все,  кто  знал  историю  с  туей  молчали. Похоронила  школа  своего,  некогда  доброго  директора,  “честь  по  чести”.


  ПРОДОЛЖЕНИЕ http://proza.ru/2022/11/21/951