Доченька

Дом все ближе и дыхание становится все более неровным, прерывистым. Ладони вспотели, и она несколько раз вытирает их о брюки.

Шум в ушах усиливался.

Она прислонилась к холодной стене.

- Плохо, дочка?

Рядом остановился пожилой мужчина.

- Да, нет, нормально. Хорошо. Все хорошо. – как сквозь вату услышала она свой голос.

Мужчина несколько секунд еще потоптался рядом и отошел.

«Вот и хорошо. Идите. Я справлюсь. И сейчас все пройдет»

Она лгала, прекрасно зная, что «сейчас» все только начинается. А ей еще предстоит дойти до двери, открыть ее и подняться к себе в квартиру. И это как-то нужно сделать. Как-то.

Она оторвалась от стены и медленно, контролируя дыхание – как ее учил врач- пошла в сторону своего дома. Стараясь обращать внимание на что-то – все равно что- лишь бы не думать о том, что ждет ее там, в доме, за дверью. Просто идти, улыбаясь, хотя горло перехватывало ледяной петлей, которая с каждым шагом затягивалась все туже.

К счастью, из подъезда, когда она подошла кто-то выходил и ей легко удалось проскользнуть внутрь. Теперь лестница, несколько пролетов, которые нужно преодолеть. Но и тут она справилась, а не застряла между этажами, как неделю назад.

Теперь дверь.
 
«Это просто дверь,- говорила она себе каждый раз, когда оказывалась перед ней. – Дверь. И мне не страшно. Не страшно того, что там меня ждет. Все хорошо. Вдох-выдох. Я справлюсь, ведь пока справлялась. Не всегда, но в конечном счете, я все же оказываюсь в квартире.»

Говоря это себе, она старалась не вспоминать, как два дня назад она забилась в картонные коробки, которые соседи выставили при переезде, заткнула уши руками и тихонько скулила, пока мать не вышла и не помогла подняться.

Она замерла перед дверью, не решаясь вставить ключ в замочную скважину, и сделать последний шаг.

На лестничной площадке было тихо, только где-то на верхнем этаже звучала приглушенно музыка, что-то легкое и ненавязчивое. Она прислонилась к перилам и теребила в руках брелок с ключом.

Дверь была самая обычная: железная с замком фирмы «Эльбор», с пятнами ржавчины – ее так и не успели покрасить,- блестящая ручка и глазок. За ней была еще одна, но уже деревянная, светло-желтая и какая-то теплая, до нее почему-то было приятно касаться рукой, и она всегда не спеша проводила пальцами по слегка шершавой поверхности прежде чем сделать последний шаг.

Этот шаг был самым сложным. И дело не в двери. А в том, кто ждал ее за этой дверью. Или нет.


Несколько дней не переставая лил дождь. Мелкие косые капли заштриховали городской пейзаж серыми широкими мокрыми линиями. Стройные очертания домов, четкие линий проспектов и площадей потеряли свою ясность и затерялись в темно-серой влажной дымке, заволоклись густым туманом и затянулись безнадежностью.
Но к ночи дождь прекратился.  Уже вечером ветер подул на город ледяным дыханием, превращая водяную пыль, висевшую в воздухе, в чистые холодные потоки, которые врываясь в легкие, обжигали их свежестью и резкостью морозца, напоминая, что скоро зима.  Ледяная корка, которая точно короста сковала все вокруг, в лучах восходящего солнца сверкала и переливалась радужным блеском. А листья, еще вчера мокрые и скомканные, покрылись слоем инея. Если наступишь на такой белый шуршащий на ледяном ветру комочек, то сможешь услышать хруст. И под твоей ногой останется только горстка бурой пыли, которую тотчас унесет очередной порыв ветра.

 Нина Петровна никогда не любила осень. Особенно ноябрь с его ледяным ветром, голыми деревьями, мелким холодным дождем и тяжелой серостью, которая плотным покровом спускается город, уничтожая и стирая, казалось навсегда, все  краски.
Она не любила ее – именно в последние годы ей особенно тяжело давались эти бесконечно-унылые дни и боль с суставах. Но делать было нечего – скоро праздники и шанс продать несколько книжек увеличивался. Поэтому с утра она, закутавшись с старенький пуховый платок, спешила с коляской к знакомому «пяточку» у остановки, где собирались такие же как и она бедолаги, которые , несмотря на пронизывающий ветер, торопливо раскладывали свой товар на деревянных ящиках, кладя на выцветшие простыни, а то и просто куски ткани, небольшие булыжники, чтобы ветер не унес добро.

- О Петровна! И ты сегодня с нами! – приветствовал ее высокий мужчина неопределенного возраста, закутанный по самые глаза в пестрый шарф, которого звали  Григорием.

- Да, с вами, куда ж без вас-то? – откликнулась Нина Петровна и стала деловито выкладывать на ящики книги. – Праздники на носу, денежки, ох, как нужны. Подарки-то внукам разве купишь без них? Да и лекарства подорожали, а суставы совсем замучали.

- Да, с лекарствами прям беда. Не с ними, так с ценами на них.

- Вот и я о том же. Так что не посидишь дома, как хотелось бы, идти нужно.
Мужчина согласно кивнул и занялся своими сумками.

«Пятачок» возник у остановки всего год назад. Рядом с киосками горожане пристраивали нехитрые товар, без которого не обойтись ни в одном хозяйстве, но который всегда забываешь приобрести в магазине. Здесь продавали все: от толстых, домашней вязки носков до электрики и сантехники. Весь день мимо продавцов сновал народ, спешащий по своим важным делам, но для тех, кто стоял здесь в любую погоду, время как бы замедлялось. Для них существовал свой порядок и свои часы: утро, полдень,- когда приходили две женщины с пирожками и горячим чаем,- и три часа – именно тогда их рабочий день заканчивался, и люди собирали сумки, торопясь уйти засветло, и прощаясь до завтрашнего дня.  Все остальное время народ на «пяточке» находился в состоянии легкой дремоты из-за холода, и оживлялись, когда к ним подходил покупатель. Разговаривать не хотелось. Здесь собирались те, кто не хотел говорить и не любил, когда лезли к ним с вопросами в душу. Закутанные в шарфы фигуры, поднятые воротники и капюшоны, скрывающие лица, кивали приходящим или здоровались за руку и снова погружались в свой мир.
Нина Петровна аккуратно разложила книги – все завернутые в полиэтиленовые пакеты и белыми квадратиками с ценой. Она давно уже не приносила классику – ее никто не брал. Основной ассортимент составляли любовные романы, детективы, триллеры и детские книжки, оставшиеся еще от ее ребят. Часть книг Петровна брала в библиотеке. Это были списанные книжки, которые она приводила в порядок, придавая им, так сказать, «товарный вид», а часть приносили соседи или люди, прочитав, приносили обратно, обменивая на другие,  или просто отдавая, не желая портить интерьер своих гостиных и спален дешевыми обложками.

- У тебя сегодня, Петровна, я смотрю, детских много книг. – обратилась к ней полная пожилая женщина в синем пуховике – Вероника Ивановна.
- Праздники скоро, в магазине пойди купи такую книжку ребенку. Они конечно, красивые, но и стоят хорошо. Средняя цена-то от пятисот рубликов. А мои не хуже, и я за триста отдаю. Смотри красота какая. Даже жалко немного. Я своим мальчишкам брала, в очередях стояли с мужем, записывались заранее. А ребята у меня аккуратно с ними обращались, мы строго за этим следили. Учили уважать книги. А теперь вот продаю… внукам подарки и лекарства – совсем уже тихо добавила Петровна – больше для себя.

 Вероника Ивановна продавала вышитые салфетки и скатерти, полотенца и рушники, которые вышивали ее бабка и мать. Сама она этому искусству не научилась. Но дома ждал больной муж, а пенсии их хватало только на самое необходимое-  лечение и санаторий предусмотрен не были. А они были очень нужны. Но она не жаловалась. У каждого, кто оказывался здесь были свои истории и, увы, не веселые.   Просто тяжело расставаться с тем, что хранит историю твоей семьи. И не важно, что это  -книга или вышитый матерью носовой платок. Вероника Ивановна деловито взяла роман в яркой обложке и стала листать.

- Эту я еще не читала у тебя, Петровна. Куплю, пожалуй, вечером почитаю, отвлекусь.

- И то, правда. Бери. Мне ее только дали на днях в библиотеке.
Женщина расплатилась и отошла , завидя покупателей, которые переговариваясь подошли к ее салфеткам.

 К двенадцати часам за деревьями замаячила красная куртка.

- Зоя идет. Спасительница наша. -  сказал Егорыч,  полный мужик с сильно обветренным лицом и больших руковицах, на красных плохо гнувшихся и изуродованных артритом руках.

 На лицах замерзших людей возникло подобие улыбки. Защелкали замки сумок и кошельков, раздался звон денег и шуршание пакетов, в которые собирались набрать пирожки и булочки, чтобы отнести все это те, кто их ждал дома.

- Зоя? – обратилась Петровна к Алексу. – А где же, Лариса? Не стала ходить?

- Уехала, я слышал, к себе . Уже как недели две ее нет. Ты, Петровна, давно не показывалась. Нас теперь Зойка кормит. Пирожки у нее необыкновенные! Так что доставай пакет, домой отнесешь, чай попьешь вечером.

- Так нет у меня. – тихо сказала Нина Петровна.- Не продала ничего пока, кроме как роман Веронике.

Но Алекс не слушал, он доставал из кошелька заранее припасенную купюру и пакет для пирожков.

Зойка оказалась высокой стройной женщиной лет тридцати. Она весело улыбалась большим ртом и размахивала в такт шагов руками,  в которых покачивались две сумки. За плечами у нее был рюкзак.

- Здравствуй, Зоенька! – приветствовали ее усталые и замерзшие люди. – Чем порадуешь нас сегодня?

- С капустой напекла и с повидлом яблочным. О еще и с изюмом булочки есть, и с корицей. – громко сказала Зойка , останавливаясь у первого ящика с посудой. – и чай вам горячий принесла. По такой-то погоде, чай – первое дело.

- Спасение ты наше. Ну что мы тут делали без тебя? Замерзли бы совсем без твоих вкусняшек. – неслось со всех сторон а Зойка только и успевала, что доставать из сумок пирожки и булочки и наливать в пластиковые стаканчики горячий чай.

- А вы чего? Вам с чем пирожок? – Женщина остановилась перед Петровной.

- Мне не надо. Я не хочу. – робко ответила Нина Петровна и опустила глаза.

- Глупости! Вот еще! На таком ветру и без чая. Окочуритись тут, на ветру таком.- безапеляционным тоном сказала Зойка и перед Петровной появился стаканчик с ароматным чаем и румяный пирожок в салфетке.

- Даже не думайте, отказываться - предупредила ее Зойка и синие глаза грозно сверкнули из-под белой шапки с помпоном.

- Так я ведь не продала ничего пока. Платить нечем…

- И что?! Голодать теперь что ли? Бросьте это. Ешьте, а то домой не уйдете, ветром сдует.

Последний аргумент был решающий и Петровна покорно взяла пирожок и чай.

- Спасибо. Я вам завтра отдам.

Но Зойка махнула рукой и поспешила к следующему покупателю.

 Они подружились. Теперь Нина Петровна часто выходила продавать книги и в перерыв разговаривала с Зойкой, угощаясь вкусными пирожками, изредка сетуя на свою нелегкую жизнь. А Зойка тоже рассказывала : о своей любви к выпечке и как следствие лишних килограммах, о маме и квартире, в которой требовался ремонт, о книжках, которые с удовольствием покупала, и о своей дочке. Они часто рассматривали в телефоне книжные новинки, и смешные видеоролики . Время летело быстро. Праздники были совсем скоро. На перевернутых ящиках преобладал теперь новогодний ассортимент, состоящий из елочной мишуры, стеклянных, слегка облезших шариков, новогодних игрушек и пластиковых елочек всех видов и размеров. Покупателей прибавилось. Каждый день люди покупали какой-нибудь пустяк, поднимая себе и близким настроение и надежду на лучшее.

Детские книжки уходили быстро. Нина Петровна брала теперь две большие сумки, которые помогал нести сосед,  и мало что приносила обратно. Книги были очень дороги в магазине, а старушка торговала прекрасными и интересными историями за полцены. Некоторые из книг были заботливо подклеены или подшиты, и Нина Петровна честно предупреждала об этом своих покупателей, но те только усмехались и платили всегда сумму, которая была указана на белом тетрадном листке, еще и давая ей немного сверху.

Деньги на подарки внукам она отложила, лекарства тоже удалось купить. Благодаря сайтам, которые ей  показала новая знакомая, на которых сравнивали цены в разных аптеках, даже дешевле, чем планировала. Приближался праздник, и настроение у Петровны было прекрасным.

В тот день она решила для Зойкиной дочке сделать подарок

 Малышке было три с половиной года и ее звали Маша. «Машуня , - как ласково называла ее мать.  – или Маняша.» В новогодние праздники ей должно было исполнится четыре и Зойка уже давно говорила об этом. О тортике, который испечет, о том, как украсит комнату и позовет подружек, какой устроит праздник с играми и веселыми розыгрышами для детей. Зойка очень любила свою дочку, продав выпечку она спешила к Машуне, чтобы пораньше забрать ее из садика – девочка не любила там бывать. Вечерами они гуляли с дочкой, лепили снеговиков, играли в снежки или становились снежными ангелами. Большой ангел – мама, а рядом, держась крылом за крылышко – маленький ангелочек.

 Маша была очень похожа на Зойку. Та же улыбка во весь рот, большие синие глазки, курносый нос в крошечных веснушках. На фотографиях, которые Зойка показывала Петровне, малышка улыбалась и ее большие глаза искрились смехом и радостью.

Про себя Петровна называла Машу – счастливый зайчик. Уж очень хороша была малышка в белой шапочке с длинными ушками.

 И как такой лапушке не сделать подарок к дню рождению?

У Нины Петровны была целая серия книг-панорамок с прекрасными сказками для маленьких принцесс. Такую вот красоту и решила подарить Нина Петровна маленькой Маняше на день рожденье. Сама она на праздники отправлялась к старшему сыну в другой город, но не поздравить малышку не могла. По рассказам матери, она ей давно уже стала родной. Втайне Петровна мечтала о внучке, но пока у нее были только внуки. А Маняшу Петровна успела полюбить всей душой.

В тот день была настоящая новогодняя погода. Легкий мороз, искрящийся серебром снежок, белоснежные, одетые в кружевные платья деревья и кусты, яркое солнце, выглядывающее из-за сероватых облаков и разгоняющее апатию и безысходность на лицах. Продавцы против обыкновения переговаривались с соседями или просто сидели подставив солнцу обветренные красные лица и улыбались. К назначенному часу появилась Зойка и люди стали хватать пирожки, прихлебывать горячий сладкий чай. Сегодня был последний день года, когда они собирались вместе. Впереди всех ждали праздники, застолья, гости, родственники. Люди смеялись, вспоминали забавные истории, шутки продавали остатки украшений и мишуру. Зойка тоже выбрала себе несколько гирлянд, стеклянных больших шаров и Деда Мороза в красной шубе и роскошной бородой.

- Бери так, дочка. Подарок тебе от меня будет, от нас,- поправился Григорий оглянувшись на своих соседей.  твоей девочке. Мы тут так решили. Хорошая ты, и пирожки у тебя вкусные!

 - С праздником тебя наступающим, Зоя! И Машутку твою от нас поздравь обязательно. – поздравления сыпались на Зойку со всех сторон, а она, раскрасневшаяся в высокой шапке с помпоном весело смеялась, поздравляла в ответ и благодарила, держа Деда Мороза и пакет с игрушками.

Петровна подошла к ней последней и протянула завернутый в золотистую бумагу с красным бантиком подарок.

- Это для Машеньки и тебя. С Наступающим, Зоенька. Счастья вам с Машуней в Новом Году.

- Спасибо, Петровна. Спасибо.  У меня для тебя тоже кое-что есть.– и Зойка расцеловав старушку протянула ей маленький серебристый  пакетик. – Только потом, дома открой.  – шепнула она ей и стала прощаться.

После ее ухода стало непривычно тихо. Красная куртка последний раз мелькнула за деревьями парка и скрылась из вида.

К Нине Петровне подошел Григорий. Он какое-то время еще смотрел вслед Зойки, и молчал, а потом откашлявшись проговорил:

- Жалко ее.

- Кого? – не поняла Нина Петровна.

- Зойку. Хорошая она баба, правильная. И добрая очень, душевная. – пояснил Григорий.

- А почему тогда жалко? – недоуменно спросила Нина Петровна.- У нее ведь все хорошо: молодая, красивая, а печет как! И дочка у нее славна.

- Нет у нее дочки, Петровна. – тихо ответил Григорий.

- Как это нет?

- Я думал, знаешь ты… Мы все знаем. Мать ее приходила, рассказывала. Тебя видать не было тогда с нами.

- Что рассказывала? Я не понимаю, как это нет?

- Машуни уже год нет. От пневмонии умерла. А Зойка, она… Понимаешь не может в это поверить, свыкнуться с этим. Она для нее живая до сих пор. Она ее видит, разговаривает, подарки делает, гуляет… Ну ты видела сама.
 
Мать ее приходила , рассказала об этом и просила, чтобы мы поддерживали это. Иллюзию ее, понимаешь? Врачи говорят, со временем она свыкнется и сможет принять, а пока вот так…

- Как же это – ахнула Нина Петровна и поднесла к губам дрожащие руки. – разве так бывает? Как же это может быть? – растерянно повторила она . - Я даже подумать не могла, что девочки нет. Она так о ней говорит, так любит – запричитала она, чувствуя, как глаза наполнились слезами.

-  Любит, может поэтому такое и случилось.
 
Григорий замолчал и продолжал.

- Мы не успели тебе сказать. Как-то не получалось все. Но ты молодец сегодня. Она счастливая ушла. Пусть хоть так, немного мы ее порадовали. Она ведь хорошая очень. Мы от души ее поздравили.

 Нина Петровна плакала. Она стояла и трясущими руками вытирала катившиеся из глаз слезы, которые никак ни кончались и застывали ледяными капельками на морщинистых щеках.

Это дверь.  И я сейчас войду. Поверну ключ в замочной скважине и открою. Дыхание восстановится. Это просто приступ паники, как они его называют. Страх перед дверью. Перед неизвестностью. И я приду в норму. Вдох-выдох. Норма. Что это такое? Кто может сказать, что такое норма и как правильно? Как правильно жить и что делать если все кончено? У кого есть ответы на эти вопросы и почему я должна их слушать и им верить?

Нужно ли?

 Она медленно оторвалась от перил и вставила ключ  в замок. Щелчок и дверь открылась. Теперь рукой по теплой деревянной поверхности и вот она нажимает уже на вторую ручку.

 Вдох.

В коридоре она видит мать.

- Я пришла. Как вы тут? Справились? – она улыбается. Широко сверкая белыми зубами, а в глазах плескается надежда.

 И мать отводит глаза и кивает в ответ:

- Все хорошо, дочка. Мы справились. Машуня хорошо себя вела. Она в комнате, рисует.

- - Вот и хорошо. А нам с ней столько подарков надарили. Сейчас покажу.

И она торопливо достает из пакета елочные украшения и Деда Мороза.

- Симпатичный какой, правда, мам? – Зоя с отчаяньем вглядывается в глаза матери, руки слегка дрожат.-  Машуне понравится? Как думаешь, понравится?

- Конечно. Очень хорош, Мороз прям как в твоем детстве. – говорит мать дрогнувшим голосом.

- Вот и хорошо. Сейчас покажу ей. Поставим под елку. Тебе понравилась наша елочка? Мы с Машуней вчера ее выбирали, а потом весь вечер украшали. Но эти игрушки не лишние, правда? Можно еще в кухне гирлянду повесить, веселей готовить будет. Но это как Машуня решит.

Зоя говорит быстро, словно боится, что мать ее остановит или что она что-то не успеет сказать или не сможет.

- Конечно, как Маша решит, туда и повесите. Я пойду дочь, устала что-то.

- Иди. Отдыхай. Я теперь сама справлюсь. Нам с Машуней вдвоем весело будет и дел у нас с ней много
.
Мать оделась, на секунду задержалась у порога словно хотела что-то сказать, но так и не решилась. Она просто толкнула дверь и вышла, тихо закрыв ее за собой.

- Машуня, мама дома! Ты где?

Зоя вошла в комнату.

Рядом с детской кроваткой стоит небольшая пушистая елочка, щедро украшенная игрушками и новогодней мишурой.  Под елочку Зоя кладет упакованный в золотистую бумагу подарок и улыбается светловолосой девочке, сидящей в кресле с куклой.

- Привет, мое сокровище. Смотри я кладу под нашу елку еще подарок. Только , чур, не открывать до праздника.  – и она шутливо грозит девочке пальцем. – До Нового Года нельзя. Хотя мне тоже интересно, что там такое для тебя приготовила Петровна.

Она поворачивается к дочке и протягивает ей руки.

- Иди ко мне. Я так соскучилась.

Малышка спрыгивает и садится к ней на колени, обхватывает ручонками за шею и утыкается носиком в шею.

- Я тоже, мамочка. – шепчет она.

- Моя маленькая. – Зоя держит ее на коленях и счастливо смеется. – мне щекотно. У тебя на редкость смешной маленький нос.

Машуня улыбается ей в ответ и в синих глазах вспыхивают искорки. Такие же как у нее.

Вечером, когда позади ванна с игрушками  и лужами на полу, Зоя сидит с ней на кроватке и читает сказку. О принцессе в волшебном замке, о принце, который сразится с драконом и освободит ее из плена. Машуня слушает внимательно, смотря на мать серьезными синими глазами, а когда ей страшно, то ныряет под одеяло с розовыми медвежатами.

Ночью в квартире тихо. На тумбочке горит ночник, а на полке и стенах отражаются маленькие звездочки. Машуня спит, завернувшись в одеяло.

А Зоя сидит рядом, обхватив руками большого белого мишку. Сидит в полудреме, боясь окончательно заснуть, и проснувшись, найти кроватку дочки пустой.
Иногда, она все же закрывает глаза и проваливается в тяжелый сон, но потом вдруг просыпается, трясет головой, прогоняя остатки мутной пелены перед глазами, и, бросив взгляд на кровать, тихонько всхлипывает.

- Доча, доченька моя…