Глава 1.
История, которую я хочу рассказать вам сегодня, в целом, скорее грустная, чем радостная. Могут сказать, что она поучительная. Но, боюсь, тот, кто скажет это, будет неправ. Почему? Да потому, что она, в основном, о такой вещи, как любовь. А во всём, что касается любви, никакая наука, по моим личным наблюдениям, впрок никому не идёт. Да, а ещё в ней говорится о предательстве, жестокости, в ней, на мой взгляд, слишком много несправедливости. Хорошо, что хоть кончается она благополучно.
Я узнал о ней не из сплетен наших пожилых соседок, не из слухов, что передаются из уст в уста на рынке. Мне она стала известна, как говорится, из первых рук. В ту пору я уже третий год трудился участковым, больше года прошло с того дня, как сотрудница ЗАГСа объявила нас с Маринкой (это моя девушка, которую я очень люблю) мужем и женой. Как раз в то время, когда всё случилось, мы ждали появления на свет нашего первенца, и по вечерам делали ремонт в только что полученной двухкомнатной квартире.
Глава 2.
Всё началось однажды тёплым майским вечером. Впрочем, май уже, фактически, тогда закончился. Так что, правильнее бы было сказать - «тёплым июньским вечером». Но на календаре ещё пока значилась дата - 31 мая. До полуночи оставалось целых два часа.
Как обычно, весёлая компания сидела на брёвнах, в незапамятные времена сложенных у забора одного из домов, на улице Луговой нашего города Новореченска. Это на самой его окраине, там, где главная транспортная артерия нашего полиса покидает новореченские пределы, пробегает по мосту через реку, и устремляется в сторону славного города Рязани. Парни слушали кассетный магнитофон. Свет единственного на этом отрезке улицы фонаря едва справлялся с наваливающейся на округу ночной тьмой, что создавало своеобразную романтическую обстановку вкупе с голосом Джо Дассена, льющимся из магнитофонного динамика.
К ним из ночного сумрака шагнули двое:
- Здорово, мужики! – сказал высокий.
- О-о, Макар пришёл! Здорово!
- Выключи магнитофон. Новость есть, - Макар присел на бревно и прикурил сигарету.
Щёлкнула кнопка, и наступила тишина. Кто-то спросил:
- Что за новость?
- Не спеши. Быстро только кошки родятся, - ответил Макар и сам засмеялся своей шутке.
- Да не тяни ты!
- Ладно. Слыхали, Лёха Большой с зоны вернулся?
- Ты, что, правда?
- Ну, я же сказал! У Коли Тишка сидят сейчас. Давай к ним махнём? Только вот, что-нибудь с собой взять надо!
- Поздно уже сейчас. Если только у Хромой?..
- А что? Правильно! Так, мужики, у кого деньги есть? Сбрасываемся?
Каждый пошарил у себя по всем карманам и в результате они смогли наскрести целых два рубля шестьдесят копеек! Если кто-то не в курсе, то в те далёкие блаженные годы, когда колбаса была дефицитом, а мяса хватало с лихвой на всех за смешную цену, у тётки Татьяны Хромой можно было купить бутылку крепкого напитка домашнего изготовления всего за один рубль двадцать копеек (это если с собой не было пустой бутылки, если была – за рубль!). Напиток у тётки был качественным, без добавок каких-нибудь вредных. Она, конечно, честной труженицей и порядочным человеком не была (как и все самогонщики). Но как-то раз произошло с ней следующее. Постучались к ней в окошко граждане, жаждущие испить живительной влаги. Явно, того, что они успели выпить, им было мало! Она и решила малость сэкономить на уже хорошо пьяненьких мужиках, и продала бутылку, в которую влила буквально отраву. Покупатели и отравились, естественно. Но их в больнице откачали! А через некоторое время у тётки Татьяны сгорели: автомобиль «Запорожец», сарай с заготовленными на зиму дровами и углём. В угле она прятала две фляги крепчайшего самогона «на чёрный день». Ох, и бабахнули они во время пожара! А так же пропал электронасос из колодца, которым она качала в дом воду. С тех пор она продавала самогон только высшего качества! Вот к ней Макар и послал толстенького паренька по прозвищу Винни-Пух:
- Скажи Хромой, что я прошу, для дела. И быстрей.
- Я быстро!
Глава 3.
В доме ярко светилось окно кухни. За столом сидели трое.
- Ну, как жизнь думаешь делать? – спросил хозяин у гостя.
- Работать пойду. Сварщиком. Или на мясокомбинат попробую устроиться бойцом, обвальщиком или грузчиком. А то плотником в совхоз махну. Пока не решил. Да дом ремонтировать надо. Мамаша уехала отсюда когда, то дом просто бросила. Так что работы там сейчас много будет.
- Да, Лёша, трудно тебе. Ты женись, а то сопьёшся от тоски. Тяжело одному-то, – жена хозяина с грустью смотрела на высокого сильного симпатичного парня, сидевшего за столом напротив. Её муж, Николай, дружил с этим Лёшкой всю жизнь, хотя и был на несколько лет старше его. Она помнила его с той поры, когда стала встречаться с Колей. Знала и о его беде. Лёшка всегда был открытым, добрым, честным человеком, но очень вспыльчивым. Эта вспыльчивость и подвела его, как говорится, «под монастырь».
А ему не по себе становилось от этого взгляда, и он опускал глаза, стараясь не видеть её к нему жалости и, одновременно, укоризны.
- Ничего, Вера, как-нибудь проживу. Там тяжелее было.
Помолчали. Потом Николай плеснул в стопки ещё водки. Выпили, стали закусывать. Коля, прожевав кусок колбасы, спросил:
- У брата был?
- Нет ещё. Я с поезда прямо к вам пришёл.
В это время раздался звонок в дверь.
- Я открою, - сказал, вставая, хозяин, и вышел из кухни.
Уже через минуту он вернулся, а за ним ввалились парни:
- Лёха, здорово! Когда приехал? Вчера?
- А мы с Макаром мимо шли. Видим в окно – Большой сидит!..
- Лёха, мы тут горилки принесли! Сейчас обмоем!
Вера попыталась протестовать, но её никто не послушал. Тогда она, погрозив мужу кулаком, ушла в комнату, закрыв за собой дверь, и легла спать.
- Коля, давай стаканы! Такое дело замочить надо срочно!
- Макар, не ори! Пацан спит.
- Понял! Молчу. Тише все!
- Ладно. Берём стаканы. Лёша, с возвращением тебя…
Глава 4.
Домой Лёшка вернулся только утром. Долго стоял у покосившейся калитки, смотрел на поросшую травой тропинку, заросший палисадник, на давно некрашеное крылечко и облупившиеся стены небольшого домика. Казалось, эти маленькие пыльные окошки, как подслеповатые глаза, всматриваются в лицо вернувшегося хозяина, стараясь узнать, вспомнить его.
Наконец Лёха толкнул калитку, отворившуюся со скрипом, прошёл к крылечку, поднялся по ступеням, и, отомкнув замок, распахнул дверь. Посреди тесноватых сеней стоял его чемодан. А вокруг царило запустенье. Пыль, старая брошенная газета, повсюду паутина… Он вошёл в дом. Вчера Лёха только поставил чемодан и сразу ушёл, не заглядывая в комнаты. Теперь же кухня и комнаты, освещённые утренним солнцем, пробившимся сквозь грязные оконные стёкла, предстали перед ним такими убогими, что ком подступил к горлу.
- Низкий поклон родимой матушке, за то, что дом не продала. А то прямо хоть в петлю лезь, - пробормотал он себе под нос.
Он и года не успел отсидеть, как мать выскочила замуж, и смоталась куда-то в Подмосковье. Даже адреса не оставила. Понять-то её можно, конечно. Отец всю жизнь пил, а пьяный – был дурак тёмный! Зарплату пропивал, вещи из дома уносил на пропой, бывало часто, что не работал подолгу. При этом он бил мать, выгонял её с детьми из дому зимой. Всякое было. Намучилась она с ним досыта. А потом папаша по пьянке погиб…
Да и с самим Лёшкой матери не сладко пришлось. Сколько её в школу вызывали, в детскую комнату милиции?! Не сосчитать! Вот старший брат Сашка, тот в юности был умным парнем, а сейчас стал положительным мужчиной! Деньжат скопил, женился хорошо, дом купил – большой, со всеми удобствами, машину легковую, работа у него денежная. Всё у него идёт по уму, всё – кстати. Умеет, одним словом, жить!
Став после смерти отца свободной, мать начала устраивать жизнь, закружилась с возлюбленными своими, и всё… Сашка к этому времени уже больше года на севере, на нефтедобыче работал. Лёху в армию призвали. Матери – воля! Когда Лёшка демобилизовался из рядов ВС СССР и домой приехал, то сразу понял – он здесь не нужен, лишним стал. У мамаши мужики ночуют – не до сына ей. Сашка уже полгода как женился, семейную жизнь начал. К нему не сунешься. Он и раньше-то братской любовью не пылал, а тут вообще с ним холодно держится, встречам не радуется, в дом не приглашает. Не стал младший к старшему лезть, коль не ждут его там. А надо ведь учесть, что Лёшке-то всего двадцать лет! Ни опыта никакого жизненного нет у него, ни примера перед глазами, как жизнь строить. Что он от отца мог взять доброго, когда тот пил, бил, и почти не работал? Ничего! И матери, фактически, рядом нет. А ему в это время просто необходим был кто-то взрослый и любящий рядом. Но вот не сложилось. И плюнул он тут на всё!
Он работал. До армии в местном ПТУ успел на водителя отучиться, права получил. На самосвале ЗИЛ в МСО (если кто не знает – это Межколхозная Строительная Организация) песок, раствор, кирпич возил. Сила была, кулаки – крепкие, среди молодых он всегда на виду. Девки лезли сами. Не всерьёз, конечно, а так, погулять. Самолюбив и вспыльчив был до крайности. Во всём правду любил, ни в какие авантюры не лез, но вот если заденут, да ещё виноваты будут!.. На этом-то и попал он в оборот.
Одна местная девчонка – Настя (он её даже как-то с танцев провожал разок), то ли смелая чересчур, то ли глупая очень, решила в баре с пьяным кавказцем пококетничать. Тот принял это всерьёз, и полез к ней с откровенными намерениями. До того дошло, что он её в машину потащил, а дружки помогали. Вот в этот момент Лёха мимо бара и проходил. Она его увидела и закричала: «Лёшенька! Спаси!». Он к её похитителям подошёл. Хотел по-хорошему, но те уже сильно выпимши были. Послали его, ударить попытались. Он их всех там и уложил. У одного челюсть хрустнула, у другого рёбра, третьему – нос сломал. Один убежать сумел почти целым – только фингал фиолетовый и получил. Спасённую он до дому проводил, а сам к себе отправился. А утром за ним приехали из милиции. Так он в камере и оказался. Пытался Лёха следователю рассказать, как дело было, как пьяные джигиты девчонку в машину заталкивали, как она на помощь звала, как они драку начали. Но тот ему показал протокол, в котором та Настя утверждала, что ничего не было плохого, что она стояла со знакомыми черноволосыми ребятами, а тут мимо он, Алексей, проходил. А у него с ней, якобы, когда-то отношения были, вот он и заревновал, и драку начал! И пьян-то как раз он, по её словам, был, а совсем не кавказцы!
Всё рассказывать долго, так что я покороче. Я работаю милиционером. Но к чему скрывать, что в милиции разные люди попадаются – честные, как надо свой долг понимающие, и нечестные. Всякие. Вот, видимо, и попал на таких продажных Лёха. Опыта и знаний у него никаких, защитить себя на следствии и в суде он, конечно, не смог. Да к тому же гордость, самолюбие, сознание собственной правоты… В общем, получил Алексей три года: как говорится, небо в клеточку, друзья в полосочку. И увёз его поезд в вагоне с решётками далеко от родного дома. Бесконечными ему тогда эти годы показались. Многое произошло плохого и очень плохого, но всё преодолел он, всё перетерпел, даже уважением, что у блатных, что у мужиков пользовался. И вот вернулся.
Кстати, там, в зоне, ему на душу лёг разговор, которому он стал свидетелем. Паренёк у них был, который срок по, так называемой, воровской статье получил. Однажды, расхваставшись перед людьми в камере, сказал что-то вроде «зона-мама – дом родной», что воля ему в лом, что только здесь настоящая жизнь, реальная дружба, только у блатных любовь и верность, как говориться, до гроба. Молодёжь слушала, открыв рты! И вдруг старый вор Потап, что досиживал свой очередной срок, грубо приказал ему замолчать! Мало, что на говоруна того накричал, так он на остальных накинулся: «Что, говорит, рты разинули, дурака слушаете?! Какая дружба в зоне, какая любовь и верность у воров?! Какая, спрашивает всех, здесь жизнь?! По малинам с пьяными марухами вам светит кувыркаться, а не с любимыми женщинами! Настоящим женщинам вы задаром не нужны! Им семъи, дети надобны, любовь и нежность, чтобы муж надёжный рядом был. А вор в зоне тубик себе зарабатывает, а не с женой деток растит! Ни образования, ни профессии, ни здоровья, ни дома, где б на старости лет помереть можно было,- ничего у вас не будет! Ни денег, ни лёгкой жизни вы не получите! Всеми презираемы, всеми гонимы, - вот судьба ваша! Если ума не наберётесь.».
Вот тогда и задумался Лёха над своей будущей жизнью. И решил больше сюда – в зону, то есть, - не возвращаться. Хватит с него подобного!
Глава 5.
Пролетели эти три года. Как в песне - от звонка до звонка! И вернулся он, как та старуха, к разбитому корыту.
Вспомнил он всё это, и зубы до хруста и боли стиснул. Заплакать бы, да он так давно разучился это делать, что не получится у него, скорее всего, слёзы пролить. Лучше и не пробовать. Подумал так, усмехнулся над собой, тряхнул головой, дурные мысли отгоняя. Ничего, не пропадёт Лёха Большой! Будет он жить по-новому! Хорошо жить! А то, что он зек бывший, скоро всеми забудется. Что, у них своих проблем что ли нет?! В конце концов, не зря газеты пишут, что хороших людей вокруг много – помогут!
А голова всё-таки шумела! Как не старался он пропускать ночью тосты, но несколько стаканчиков всё же пришлось выпить. Хорошо ещё, закуски хватало! Так что, поспать было надо. Да вот только не на чем. Лечь не на что!
Он вышел через заднюю дверь во двор. Здесь всё заросло лебедой и крапивой. Невысокий заборчик из некрашенных и неструганных досок рассохся, местами зиял дырами. У калитки, подпёртой ржавой трубой и ведущей в так же, как и двор, заросший бурьяном сад, а затем на подобного же вида огород, стояла покосившаяся уборная с выбитым окошком над дверью. Два давно ждущих ремонта сарайчика и хлевушок. Мать когда-то старалась в люди выбиться, свинку держала, кур… Не помогли куры и свинка. Отец всё пропил, всю их жизнь вином залил.
Заглянул в дровяной сарай. О-о, да тут тонны две угля есть! И дрова! Это здорово! Надо будет протопить печку. Не важно, что сейчас лето. Зиму в доме печку не топили – стены отсырели. А сырой дом – это не есть хорошо. Да, и надо не забыть почистить трубу! Когда весь в делах, тогда и жить легче – мысли меньше беспокоят!
Во втором сарае, у стенки, стояла разобранная старая кровать, опутанная паутиной. Здесь же Лёшка нашёл в банке из-под селёдки целую кучу разнокалиберных ржавых гвоздей, а ещё молоток с рассохшейся рукоятью, совершенно тупые топор и пилу, нож с деревянной ручкой, ржавые пассатижи, бутылку машинного масла, несколько ссохшихся малярных кистей и плотно закупоренных банок с белой и синей масляными красками, пару бутылок растворителя, мастерок, половинку большого точильного круга, два напильника без ручек, лопаты, грабли, лом, вилы, косу.
Всё найденное «богатство» перетащил он в дом, прихватив заодно требующие капитального ремонта длинную лавку и две табуретки, выброшенные когда-то в сарайчик на дрова, а так же обрезки досок, брусков и прочий пиломатериал, если можно так назвать все эти деревяшки. В небольшой кладовке, что была когда-то устроена в сенях, он отыскал целых два чайника, правда, всего с одной крышкой. Там же нашлись три алюминиевых кастрюли (эти все с крышками, но немного погнутые), большая чугунная и дюралевая маленькая сковородки. В картонной коробке лежали тарелки, чашки, стаканы, кружки, ложки, вилки, ножи – сохранённая матерью, никому не нужная (даже старшему брату!), старая кухонная утварь.
А ещё пара целых вёдер, таз, корыто из оцинкованной жести, швабра, веник… Здесь же пришлось покопаться в большой куче старого тряпья.
- Это барахло даже Сашка взять не захотел, - сказал он сам себе, разглядывая гору тряпок. – И мамаше тоже ни к чему было с собой волочить. Ну вот, теперь это Лёше и пригодиться! Выбирай, дорогой!
Он пнул тряпьё ногой, длинно и грубо выругался, присел на корточки, закурил, и палкой стал вытаскивать тряпку за тряпкой, отбирая те, что могут пригодиться хоть на что-нибудь. В итоге, он отложил в сторону несколько годных к употреблению, хотя и до крайности ветхих, простынь, наволочек, пододеяльников. Нашёл и свою старую телогрейку, драный (но не сильно!) ватный матрас, грязное, но зато целое, одеяло из верблюжьей шерсти, и даже бабушкин ещё самодельный (сшитый из лоскутков) напольный коврик! В кладовой были им обнаружены десяток кусков хозяйственного мыла, тщательно завёрнутые в газету, с полсотни коробок спичек в полиэтиленовом мешке (и как это Сашка их не увидел и не упёр домой?!).
Не знаю, может и не стоило так подробно описывать все найденные им предметы, но я считаю, что для полноты картины - просто необходимо! Ведь именно с этого, по непонятной причине не выброшенного матерью, а потом, после тщательного изучения, и братом, старья, и начал Лёшка свою жизнь. Это словно на сцене в театре – весь этот реквизит оттеняет настроение пьесы, подчёркивает драматизм каждой мизансцены. Нет, я просто уверен, что поступаю правильно! Так что читайте, проникайтесь идеей рассказа, его атмосферой, дыханием того времени, когда происходила вся эта история.
Я обещал покороче, но не всегда получается так, как хочется. Ладно, буду стараться. В общем, Лёха почти неделю не выходил из дома и со двора, приводя всё в порядок, ремонтируя, крася, приколачивая, моя, подметая и т.д., как говорится, и т. п. Естественно, делал он всё это не один – к нему на помощь пришли пацаны во главе с Макаром, Коля с Верой, соседка Клавдия Михайловна. Благодаря им, он, в результате, получил небольшой, но вдруг ставший таким уютным, аккуратным, домик, столь же уютный двор с годными к употреблению сарайками и хлевушком, очищенный колодец с чистейшей питьевой водой, окультуренный сад и перепаханный огород (его он решил засеивать только в будущем году). Выдумки моей тут никакой нет – всем известно, что коллективный ударный труд, облагороженный великой идеей, способен сотворить настоящее чудо! Вот мы на примере Лёшкиного хозяйства в этом в очередной раз и убедились!
После завершения всех ремонтно-восстановительных работ их участниками был устроен праздничный вечер с костром и шашлыком, чаем и другими горячительными напитками, песнями и задушевными беседами. Когда гости прощались с благодарным хозяином, Вера и Клавдия Михайловна сказали ему:
- Теперь, Лёша, тебе невесту найти надо. Девушек хороших у нас много. Ты с этим не тяни – приглядывайся, выбирай по сердцу, по душе, но с умом!
Он их клятвенно заверил, что таким важным делом, как поиск невесты, займётся в ближайшее время, и с лёгкой душой, проводив всех, отправился спать.
Глава 6.
Заснул он быстро, крепко, но ненадолго. Проснулся в темноте. Долго лежал, закинув руки за голову, глядя в потолок. За окном прогудела машина. Свет её фар пробежал по стенам, на мгновение осветил кухню. Гул её стих. Через открытое окно, затянутое марлей, слышались далёкий собачий лай, неумолкаемый хор сверчков, и соловьиные трели. Его потянуло на улицу.
Хорошо в Новореченске летними ночами! Воздух здесь всегда чист и свеж. Тихо, спокойно. Редкие фонари лениво роняют жёлтый свет на пустую дорогу, на пыльную траву на обочине, на вишни в палисадниках, на тёмные окна уснувших домов.
Редко кто ещё не спит в эту пору. Только кое-где из-за занавесок выскальзывают лучики света, да из открытых форточек доносится голос телевизора. Какой-то полуночник у экрана пост несёт: то ли фильм идёт интересный, то ли бессонницей страдает человек.
Вокруг пахнет сиренью. Над головой раскинулось огромное, затянутое чёрным бархатом ночи, безоблачное небо. Оно всё сверкает россыпями звёздных огней – чистых, ярких…
Лёшка неторопливо шагал по улице, никуда не торопясь, никуда не опаздывая. Вот и поворот на соседнюю Рабочую улицу. Можно возвращаться... Он ещё покурил, сидя на крылечке, а потом, успокоенный, лёг спать.
Сбросив с плеч заботу о жилье, наш герой загрузил себя проблемой трудоустройства. Да, работа была жизненно необходима. Денег оставалось мало, особенно после приведения жилища в приемлемый вид, подключения электричества, каких-то необходимых мелких покупок. Приодеться бы не мешало, конечно. Он же не старик, чтобы вечно сидеть в четырёх стенах! Когда-нибудь, глядишь, и потянет в люди, на знакомство с лучшими представительницами прекрасного пола. А там одежда играет первейшую роль! Телевизор бы не помешал тоже – вечера коротать, глядя на футбольные или хоккейные баталии, куда как интереснее, чем без такой возможности. И холодильник со стиральной машиной надо купить обязательно – это предметы первой необходимости, без которых в хозяйстве просто никак!
Но вот с работой у него как-то не задалось. С утра он отправился в милицию, чтобы встать на учёт и прописаться. Затем пошёл в военкомат. Потом побывал в продуктовом магазине. В общем, весь день пролетел в делах. К вечеру он уже так замотался, что сразу лёг спать.
А следующий день Лёшка посвятил поиску работы. И вот тут пошли осечки! В отделе кадров «Райсельхозтехники» ему сказали так:
- Понимаете, молодой человек, штат водителей и автослесарей, трактористов и прочих комбайнёров у нас укомплектован полностью. Сварщики имеются. Токари тоже. И даже грузчики! Сожалеем, но прямо сейчас принять вас не можем, а потому приходится отказать! Вот месячишка через два-три, а лучше через полгодика, милости просим!
Он вышел, сел на стул в коридоре. Прошло менее часа, но за это время кадровик принял на работу двух автослесарей, маляра, водителя и тракториста. Лёха направился дальше. На кирпичном заводе, на молокозаводе и мясокомбинате, на хлебокомбинате и в райпотребсоюзе, в заготконторе и дорожно-строительном управлении ему отказали! Формулировки всюду были практически одинаковыми: «Вакансий нет!». В этот и последующие три дня он побывал в почти в трёх десятках предприятий, учреждений и организаций Новореченска! И всюду его ждал отказ, без каких-либо внятных объяснений.
Один из знакомых прямо сказал ему:
- Ты, Лёха, с такой печатью вряд ли где нормально устроишься. Не любят они тех, кто с зоны приходит. Тебе бы годик где-нибудь перекантоваться, а там легче будет, всё забываться станет. Вон на железной дороге, например, шпалы поворочать можно. Там возьмут. И зарплата неплохая. Подумай.
К вечеру, измученный не столько физически, сколько духовно, Лёха сидел на скамье в сквере, что находился в ту пору рядом с райисполкомом, и нервно курил, кляня свою жизнь. Сидевший на скамейке, что стояла напротив, пожилой человек в шляпе неожиданно обратился к нему:
- Извините, молодой человек, я может быть ошибаюсь, но мне кажется, что я вас знаю. Вы – Алексей Большаков?
Лёха взглянул на него и сразу же узнал. Это был директор школы, в которой он учился, и, одновременно, его учитель истории Пётр Николаевич Шмаков. Он всегда хорошо относился к Лёшке, поддерживал его, несмотря на то, что Лёха никогда не числился в примерных учениках. Он тут же встал и поздоровался со старым учителем, извинившись за то, что задумался и не заметил его сразу.
- Ничего, ничего, Алексей, - засмеялся тот. – Я и сам иной раз так ухожу в мысли, что ничего из того, что происходит рядом со мной, не замечаю. Итак, каким таким важным размышлениям ты предавался, сидя здесь в одиночестве?
- Понимаете, Пётр Николаевич, так получилось, что мне пришлось отсидеть срок… Я не вор, не блатной, но вот попал в историю, - и Лёха рассказал своему учителю всё, что произошло с ним за прошедшие годы.
- Да-да, я знаю о том, что случилось с тобой, - внимательно выслушав его, сказал Пётр Николаевич. – Я и не верил, что ты был настолько виноват во всём этом. Но так уж случается, что ложь, выдавая себя за истину, часто торжествует. Потом жизнь всё расставляет по местам. От этого, конечно, легче не становится. Могу сказать только одно – наберись терпения. Время лечит любые раны. Если вздумаешь мстить – то, поверь, это не лучший путь, чтобы обрести душевный покой. Да и кому мстить? Девчонке, падкой ли на деньги, запуганной ли до потери разума, обманутой в чём-то или ошибившейся где-то? Этим джигитам, которых уже и след простыл? Людям, оказавшимся равнодушными или даже злорадствующими чужой беде? Оно тебе надо? Стоит тратить жизнь на это? А вот с работой я тебе помочь смогу. Есть у меня бывший ученик, который руководит одной строительной конторой. Вот ему я и позвоню на счёт тебя. А ты зайди ко мне завтра в школу часикам к десяти. Подождёшь немного. У меня урок кончится, и мы с тобой поговорим. Хорошо?
- Хорошо! Спасибо, Пётр Николаевич!
Глава 7.
Слава Богу! Великая проблема решена! Теперь Лёха трудоустроен! Тот самый бывший ученик, о котором говорил Петр Николаевич, оказался директором стройуправления. Его звали Игорь Викторович. Он позвонил в отдел кадров, и Лёху тут же приняли на работу водителем КАМАЗа! Как всё легко и быстро делается у нас в Новореченске! Особенно после телефонного звонка директора. Но это, в общем-то, и не важно. Как не важно и то, что машина досталась не самая новая, и пришлось повозиться с ней: сменил сальник в ступице одного из задних колёс, помпу двигателя, подремонтировал электропроводку. Главное – результат!
Если рассказ вести покороче, то полетело время, отсчитывая день за днём, и вот позади уже месяц! Целый месяц Лёшка по утрам заводит свой верный КАМАЗ и летят километры под колёса! В кузове то песок, то плиты, то кирпич, то брёвна или доски. Привык быстро. А привыкать пришлось ко многому: вставать по будильнику и бежать к автобусной остановке, получать и сдавать путёвки, пивка выпить с мужиками после работы, по субботам в баню ходить. Привычным стало заходить к Коле и Вере Тишковым и проводить у них вечерок, попивая чай, болтая о том, о сём, или смотря что-нибудь по телевизору. Часто он приходил на брёвна, где сидел допоздна с парнями и девчонками.
А ещё Лёха полюбил книжки читать. Раньше-то был к ним, в общем-то, равнодушным. Читал, конечно, но не увлекался этим делом особо. Ну, в зоне, бывало, почитывал. А тут Вера Тишкова как-то сунула книженцию про Остапа Бендера, мол, возьми, прочти, а то совсем одичаешь. Ладно, взял. Открыл страницу – перед сном побаловать себя… Сначала улыбался, потом засмеялся, а потом уже даже и не хохотал, а ржал, как конь! И так до последней буковки. После «Двенадцати стульев» потребовал у Веры такое же. Она «Золотого телёнка» дала – продолжение. Так он и стал библиофилом, книгочеем, читателем, - как не назови, а смысл один: от книжки хорошей за уши не оттащишь!
Всё бы хорошо, да вот одного от него ни пацаны – друзья его верные, ни супруги Тишковы добиться не могли – на танцплощадку утащить! Он им, конечно, не говорил ничего, не объяснял причин своего добровольного затворничества, но причин тому было много. Вот, например, стеснялся Лёха своих штанов и рубах, стеснялся разбитых до предела ботинок, драной куртки. Ничего другого у него не было. Он ждал зарплаты, чтобы, наконец, пойти в магазин или на рынок и хоть немного приодеться и обуться. Первая получка была совсем рядом, всего несколько дней оставалось подождать.
И вот этот день настал! В пятницу после обеда он, расписавшись в ведомости, получил целых двести двадцать рублей! На радостях зашёл к Николаю и Вере – надо было им взятое в долг вернуть, ну и обмыть первую получку (в гараже он мужикам литр поставил с закуской, поздравления принял от них, но, извинившись, пить не стал и ушёл). Но у Тишковых всё пошло не так, как он себе представлял. Вера долг взяла, потом забрала остальные деньги, а на возмущение мужиков сказала:
- Вам бы только выпить, а о жизни вы и не думаете! Тебе, Коля, стыдно должно быть! Ладно, Лёха - молодой ещё. Но ты-то ведь взрослый! Лёшка ходит в рванье, а ты рад бутылку быстрей бежать покупать! Алексей, не обижайся, но денег я тебе не отдам! Завтра – суббота. Пойдём все вместе на рынок. Купим тебе всё необходимое из белья, одежды, обуви. И не спорь!
Мужчины, слушая её, пристыженно молчали, опустив головы.
Вот так и обновил он свой гардероб. Сходили, как и намечали, в субботу на рынок. Командовала, естественно, Вера. Перемерили кучу всего. Выбрали. Купили. Отнесли Тишковым домой и пока даже не разворачивали. А когда вечером вернулись из бани и свежевыбритый Лёха примерил обновки, Вера ахнула:
- Лёша! Да какой же ты жених-то завидный! Какой красивый! Красивей тебя только Бельмондо…
- Вот оно значит как?!!! А мне про мою красоту лгала всю жизнь?! – шутливо закричал Николай.
- …да муж мой любимый Коленька будут на всём белом свете! – смеясь, торопливо закончила Вера.
- То-то! Цени мужа, а на разных Бельмондов не заглядывайся! А ты, Лёха, и вправду смотришься по высшему классу! Благодаря моей жене, конечно, – подняв палец вверх, подвёл итог смотринам Тишок.
- Спасибо вам, ребята! Как бы я жил без вас, не знаю.
А на следующий день Алексей сделал первую вылазку в люди. Пора уже было периоду затворничества заканчиваться! На дискотеку пойти он пока не решился, а потому пошёл в кинотеатр. Явился за час до начала сеанса. Купил билет. А потом стал прохаживаться по площадке у входа, украдкой поглядывая на немногочисленных мужчин, пришедших посмотреть фильм, большинство из которых было со спутницами. Минут через пять он пришёл к выводу, что ничем не отличается от них, не проигрывает никому в качестве внешнего вида, а потому расслабился, закурил, и переключился на наблюдение за многочисленными представительницами женского пола. Почему многочисленными? Ну, во-первых, их было много. А во-вторых, фильм был индийский, душещипательный, а именно такие кинокартины любят женщины всех возрастов без исключения. Потому и пришли в кинотеатр в немалом количестве. Понаблюдав за ними, Лёха увидел, что многие девушки, стараясь делать это как можно менее заметно, останавливают именно на нём долгие заинтересованные взгляды. Это наполнило его душу надеждой и радостью, заставило распрямиться и улыбнуться (что ещё более привлекло к нему взоры женщин). Правда, в этот вечер он не стал знакомиться с кем-либо из девушек (а ведь наверняка кто-нибудь из них этого очень ждал!). Да и не было среди них той, которая сумела бы затронуть его душу. Так и пошёл он после окончания сеанса домой один, о чём ничуть не жалел.
Глава 8.
В целом, похоже, Лёшкина жизнь стала налаживаться. Работа у него была. Одет, обут, сыт, здоров, и, к тому же, молод! Что ещё нужно? Он уже даже ходил с ребятами на танцы. Вот опять это «даже»! Ну, тут у его секрет упрятан был: он боялся встретиться с той самой девушкой, из-за которой срок получил, точнее, как говорили в зоне, которая на него срок повесила. Да, это так и было. Не кавказцы, с которыми драка получилась, а именно эта Настя, дура-малолетка (ей в тот момент лет семнадцать было, или уже восемнадцать?), которую он, рискуя жизнью, спасать полез, его посадила. Он в зоне думал много над тем, что её толкнуло на такой шаг? Чего ей не хватало? Молодая, красивая (что есть, то есть), как говориться, всё при ней! Деньги? Может быть. Это достаточно обычная история. Глупость, страх? Тоже бывает. Влюбилась в кавказца этого? И это, в принципе, возможно. Кто их, девок, поймёт?!
Макар сказал, что она живёт здесь, в городе. Никуда не ходит, ни с кем, в общем-то, не дружит, с парнями не встречается, чем занимается – неизвестно. Когда-то, в зоне, он по ночам думал о том, что, вернувшись, отомстит ей. Потом, со временем, злость прошла, и он представлял, что приехав домой, он придёт на танцплощадку, где будет танцевать эта злодейка. Увидев его, она обязательно испугается и, скорее всего, убежит домой, чтобы потом никогда не появляться там, где бывает он. А может так случится, что она будет просить у него прощения! А он отвернётся от неё и ничего не скажет в ответ, ведь годы, проведённые за решёткой, вернуть назад нельзя, как нельзя простить обмана и предательства! И, может быть, она уедет из Новореченска совсем, потому, что совесть или страх перед его местью не дадут ей жить в одном городе с ним!
Вот такой, как говорится, пунктик был у Лёхи. Поэтому, даже зная, что был невиновен и прав, он долго не решался пойти на танцы. Но, наконец, переборол себя, поддавшись уговорам Тишков, Макара и компании, и посетил местный очаг культуры. Затем это произошло во второй раз. А потом стало постоянным. А вот девушку эту – Настю, он так и не увидел. Не выходила она из дома никуда по вечерам с того дня, как состоялся суд над ним. Лёха был, если честно, даже разочарован.
Глава 9.
К неприятностям прошедшего месяца, причём к большим неприятностям, мы должны отнести и встречу Лёхи со старшим братом. Как-то в воскресенье он решился всё же навестить Александра. Как гласит восточная мудрость: «Если гора не идёт к Магомету, то Магомет идёт к горе». Тем более, что он, всё-таки, был младшим. Пожалел он о своём желании прийти к Сашке в гости сразу же, как только переступил порог его дома. Но решив терпеть до конца, что бы там не случилось, Алексей выложил на стол в кухне гостинцы к чаю (в зал его так и не пригласили) и сел на стул у окна. Он сразу же увидел, что ему здесь не рады, что для родственников было бы лучше, если бы он вовсе не приходил. Это чувство родилось в нём тут же, как только он вошёл в двери дома брата.
- А-а, явился. Ну, проходи, - встретил его Сашка и провёл на кухню. – Садись. Мы тут пообедали только что. Но если ты хочешь поесть, то сейчас Нинка соберёт чего-нибудь.
Лёшке ничего не оставалось, как вежливо отказаться, хотя он был бы не против перекусить.
- Ну, если не хочешь, то и не надо, - кивнул Сашка. – Рассказывай, как живёшь?
- Ничего. Работаю на стройке водителем. Всё нормально. Вы-то как?
- У нас всё в порядке. Саша скоро «Жигули» возьмёт новые. Цветной телевизор купили, - стала рассказывать Нина, любовно глядя на мужа.
- Молодцы! А я вот ещё пока нормально одеться не могу. Ничего, зарплата хорошая, к зиме всё куплю. А пока в основном дома сижу. Дома тоска-а!
- Ой, а у нас сейчас и у самих-то денег нет совсем. Прямо не знаем как быть. Мы ведь и стенку заказали чешскую, и мне шубу брали…
- Нина, да я и не собирался занимать денег. Это так, к слову пришлось. Всё наладится. Мне одному и зарплаты хватит за глаза.
- Ну и хорошо! Так-то мы поможем, конечно. Вот только сами все дела устроим. А как материнский домик? В порядке?
- Да. Всё хорошо. Я ремонт кое-какой сделал, что можно было – в порядок привёл, крышу покрасил. Внутри всё убрал, подделал. Мебели пока маловато, но это вопрос решаемый. А в остальном нормально.
- Правильно, братан! Устраивайся, живи. Ни о чём не беспокойся. У нас по дому к тебе претензий нет никаких. Нам и своего пока хватает.
Лёха от его слов помрачнел.
- К чему это ты о доме, о претензиях?
- Ну, может ты подумаешь, что раз мать уехала и назад не вернётся, то может разговор о дележе промеж нами пойдёт? Так об этом ты, я говорю, не беспокойся. Мы требовать ничего не станем.
- А ты бы смог?
- Чего?
- Долю от дома маминого потребовать?
- А почему нет? Вроде оба права равные на дом имеем. Всё же и я там родился и рос, руки к ремонту прикладывал. Так что, по закону есть у меня право.
- Да, Лёша! Хоть мы ничего и не требуем, а там может и мать ещё вернётся, но, к слову сказать, мы равны с тобой в правах! Это, конечно, только к слову, ты не думай, - и Нина наложила на лицо такую сладкую улыбку, что Лёшке тошно стало.
Он встал со стула, подошёл к двери, и с обидой сказал:
- Я к тебе, Сашка, пришёл, как к родному брату, к старшему в семье. Мы ж с тобой три года не виделись. А ты ни о чём другом не придумал сказать, как только о дележе. Неужели своего мало? Разве так брата встречают?
- А как? Что, цветы тебе? Ты, может, в космос слетал? Подвиг какой совершил? Ты в зоне был! А я, между прочим, вкалывал! И Нинка моя работала от света до света! Так что, много нам или мало, ты не считай! Наше это!
- Как не совестно только! Жил шантрапой, в тюрьме сидел, а теперь брата упрекает! Как не совестно! Ах, подлец ты такой! – Нинка выглядывала из-за мужниного плеча, и кричала, брызгая слюной.
Лёшка открыл дверь, ещё раз посмотрел на брата, и тихо выдохнул:
- Ох и гад же ты…
- Вон! Пошёл отсюда! Чтобы ноги твоей в моём доме не было!
- Саша! В милицию позвони! Пусть заберут его. Где был, туда и вернётся!
После этого похода в гости, Лёшка долго не мог прийти в себя.
Глава 10.
Или вот ещё неприятность. Он, конечно, после отсидки ангелом не стал. Но, как я уже рассказывал, жизнь правильно понял, и возвращаться в камеру его, ну никак не тянуло! Хотел бы он забыть о том, что с ним произошло, но это прошедшее не хотело просто так уходить. То на работе ущипнут, мол, что с него взять, он же зек бывший. То, иной раз, с ребятами на брёвнах пошумят малость, а потом тётки на улице сидят и причитают:
- Эти-то, хулиганы, опять всю ночь орали! Спать не дают, никакого покою от них нет! И этот, Лёшка-то, всё с ними, тюремник…
Словно ярлык ему лепили. Ох и бесился он от этого. Но всё продолжалось вновь и вновь. Вот недавно, в пивной. Зашли с мужиками после работы, взяли по кружке… Всё тихо, спокойно. Один из них, тоже, как и Лёха, молодой, только-только женился. Вот он с ними за компанию пивко тянул. Вдруг его новоиспечённая супруга входит, и к ним. Ну, конечно, взялась мужа ругать, мол, домой не спешишь, тебе лишь бы с дружками пива напиться, и далее в тему. Максимыч – это старейший шофёр из их гаража, попытался вступиться, сказать, что мы вот только зашли, ещё даже губы не намочили, в шутку назревающий семейный конфликт свести. Так она на него руками замахала, чтоб, значит, не влезал, куда не просят! Лёха тоже, вежливо так, ей говорит, что не волнуйтесь, что мы лишь по кружечке, с устатку. Она к нему спиной повернулась. А потом Лёшка слышит, как она мужу вполголоса говорит:
- Ну чего ты с ними связываешься? Они - алкаши, да и этот…как его? Лёшка ваш! Он, вообще, только из тюрьмы. Ему – что пить, что не пить…
- Да ведь работаем вместе, - оправдывался муж - Да и Лёха вроде ничего…
- Вот именно! Ничего! В смысле, хорошего! Попьёшь своего любимого пива с таким вот другом разок, а потом всю жизнь в тебя пальцем люди тыкать будут, что ты такой же, как он!
Обидно Лёшке. Но он молча всё терпит. А что ещё ему остаётся делать? У них в гараже слесарь – мужик уже пожилой, на пенсию скоро идти, зовут его дядя Жора. Он, видя как Лёшка мучается, однажды в курилке подсел к нему и спрашивает:
- Что, дружище, достают тебя честные да чистые?
- В смысле? - не понял его Алексей.
- Да ты давай без кипеша, - усмехнулся тот. – Я же вижу, как тебе хреново. Ничего. Пройдёт. Ты про кольцо царя Соломона слыхал?
- Нет, - настороженно отвечает парень. – Я никаких колец не знаю. И вообще, я не по этой части!
- Да ты дурачок! – захохотал дядя Жора. – Ты подумал, что я тебя на дело сманиваю – ювелирный подломить?!
- А зачем тогда про кольцо спрашиваешь?
- Легенда гласит, что на кольце царя Соломона были две надписи: «Всё проходит» и «И это тоже пройдёт». Понял?
- Понял.
- Вот! О том, что всё проходит, я и хотел сказать тебе. Чтоб ты духом не падал. Я тоже по молодости, как и ты, за силу и лихость срок получил и полностью отсидел – пять лет. Да… А вернулся на волю – от меня люди носы воротят, мол, зек, тюремник… Словно я чумой болен. Я чуть было беды не натворил. Слава Богу, добрые люди вовремя со мной поговорили, надоумили терпением запастись, и ждать, когда окружающим надоест мою личность обсуждать.
- И что? Скоро дождался, дядь Жор?
- Дождался. Хотя и не так скоро, как хотелось бы. И работать стал, и женился, и деток с супругой нарожали и вырастили. Всё со временем улеглось в душе, успокоилось, отболело.
- Я понимаю. Просто тяжело всё это.
-Тяжело. Главное, не возвращаться туда. Ладно, Лёха, кончай курить, пошли работать.
Глава 10.
А время меж тем шло и шло. Вот уже и август начался. Лёшка, хотя и старался бывать в своей компании – с Тишковыми, с Макаром и остальными парнями, всё равно частенько оставался дома, чтобы побыть в одиночестве.
Одиночество… Порой оно – лекарство, необходимое любому человеку тогда, когда надо отдохнуть от людей, задаваемых ими вопросов, создаваемых ими проблем. Оно требуется, как глоток свежего воздуха, когда нужно привести мысли в порядок, обрести душевный покой, как говориться, «зарядить аккумулятор», набраться сил для того, чтобы жить дальше. А порой оно зло, крайне жестоко, неотвратимо, как кара небесная за все твои грехи сразу. И слабый, надолго оставаясь в его власти, может натворить множество плохих, а то и очень плохих, дел! Но не надо об этом.
Чем одиночество было для Лёхи Большого? Вряд ли можно об этом сказать однозначно. Правильнее будет говорить: когда как. Иногда оно было для него обычным, точнее, привычным состоянием. Он мог бесконечно долго смотреть, замерев, в одну точку, полностью погружаясь в мысли, переживания. А иногда оно врывалось в его дом, как палач, и мучило его, лишая сна, доводя до отчаянья. Не в силах бороться с ним, Лёха уходил из дома, и бродил по городским улицам до рассвета. Но всё же, чаще оно умиротворяло его, успокаивало, мирило с жизнью.
Впрочем, оставим его одиночество в покое. Тем более, что начался август, перевернувший жизнь Лёшки, на которой тот, явно поторопившись, решил поставить крест!
Всё, как обычно это бывает, случилось неожиданно. В очередной выходной отправился Алексей с друзьями на танцы. Был дождь, а потому дискотеку перенесли с танцплощадки в танцзал Дома культуры. Купив в кассе билеты, а затем предъявив их на входе пожилой контролёрше, они прошли в большое, наполненное молодёжью, разноцветными огнями и громкой музыкой помещение. Лёша остановился недалеко от входа, чуть в стороне от танцующих девушек и парней, чтобы осмотреться вокруг. И вдруг он увидел необычайно красивую девушку! Она стояла одна у огромного окна танцевального зала. Скачущие блики разноцветных огней ложились на её лицо, отражаясь в большущих бездонных глазах. На губах играла лёгкая, чуть виноватая улыбка. Длинные волосы золотой дымкой, искрящейся в свете прожекторов цветомузыки, окутывали голову, волной спадали на плечи, спину, грудь. Лёха некоторое время, замерев, рассматривал незнакомку, потом толкнул Макара:
- Слушай, кто это?! Ты её знаешь?
- Не понял! Кто? Где? – тот недоуменно закрутил головой, пытаясь понять, на кого ему указывает друг.
- Ну, вот же, у окна стоит! Не видишь разве?
- Не знаю, - пожал плечами Макар. – А ты смотри – крутая девочка! Ножки-то…
- Ладно! Всё! Хорош комментировать. Лучше поспрошай у девчонок про неё.
- О-о, Большой, что-то ты неровно задышал в ту сторону?!
- Макар, ну прошу же тебя! Если трудно – скажи…
- Да всё, всё! Для друга сделаем в момент! - С этими словами он исчез в толпе танцующих.
Лёшка нетерпеливо ждал Макара, не отрывая глаз от девушки. Модная короткая юбочка, чёрные колготки на стройных ногах, джинсовая куртка – всё как у всех. Но лицо!.. Оно было особенным, прекрасным! Может так казалось только ему одному? Нет! Она не похожа на других! Она - совершенна!
Его возвышенные мысли рапугал Макар, вынырнувший из водоворота света, музыки и людей:
- С тебя магарыч, Лёха! – заорал он.
- Будет тебе магарыч. Рассказывай.
- Приезжая она. С полгода уже как переехали. Работает в детском саду. Ни с кем из парней не встречается. На танцы пришла в первый раз. Зовут Ирина. Замужем не была, детей нет. Так что, свободна она!
- А живёт где?
- Проводишь – узнаешь!
- Спасибо, Юрка.
- Да ладно тебе, Лёха. Иди, приглашай на танец.
Очень кстати зазвучала красивая плавная музыка. В освободившийся центр зала выходили пары. Алексей подошёл к незнакомке:
- Можно вас пригласить? – спросил он её, чуть поклонившись.
- Да! – ответила она, улыбнувшись.
Он протянул ей руку, и она, оперевшись на неё своей рукой, прошла рядом с ним вперёд, туда, где уже кружились пары. Он осторожно обнял левой рукой талию девушки, она положила правую руку на его плечо, а ладонь левой вложила в ладонь его правой, и тихо прошептала: «Раз, два, три…». И танец увлёк их в долгий путь по кругу.
Жаль, что старый добрый вальс ушёл в прошлое с современных дискотек! Я с начала восьмидесятых годов и по сей день вижу, как пары медленно топчутся на одном месте, чаще - крепко обнявшись и изображая неземную страсть. Это, к сожалению, не вальс. Это даже не танец. Я, честно говоря, и не знаю, к чему его отнести, как назвать? В моей юности ещё звучали в танцзалах и на танцплощадках объявления: «Вальс! Белый танец! Шейк!». Потом, к концу семидесятых, мы слышали: «Быстрый танец! А сейчас – медленный!». А потом уже ничего не объявляли, потому, что всё стало одинаково: звучит быстрая музыка – все стоят на месте и делают странные движения руками и ногами, словно их ломка бьёт, будто у них начался припадок, в результате какой-то болезни. А если включили медленную музыку, то до того момента разрозненные индивидуумы объединяются в пары и начинают топтание на месте, обнимаясь и раскачиваясь. Чего греха таить, я и сам когда-то принимал во всём этом действе весьма активное участие!
Что тут поделать? Правы древние: «Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними».
Глава 11.
Лёха был на верху блаженства! Он, чуть склоняя голову, губами касался её волос, вдыхал аромат её духов. Внутри его всё замирало, когда он, чуть сильнее прижимая к себе партнёршу, ладонью ощущал гибкое, сильное девичье тело…
Но, как и всё в этой жизни, танец закончился. Он проводил её до места у окна, изобразил поклон и сказал «Спасибо!». Всё, как положено! Затем, отойдя от неё на шаг, прислонился спиной к стене и, стараясь быть незамеченным, любовался ею. Как ему хотелось поговорить с нею, познакомиться! Раньше у него с этим проблем не было. Но сейчас происходило что-то другое, ещё неиспытанное им… И всё-таки он колоссальным усилием воли смог справиться с собой, и обратился к ней:
- Извините, вы здесь впервые? Просто я не видел вас раньше.
- Да, я пришла сюда в первый раз.
- Вам здесь нравится?
Она повернулась к нему, задумалась на мгновение, чуть нахмурив брови, затем улыбнувшись, ответила:
- Знаете, это, наверное, везде одинаково – музыка, которая сегодня в моде, наряды молодёжи, которые так же в моде на этот день, цветомузыка, запах дыма сигарет и косметики, толпа, двигающаяся в едином ритме. Конечно, в разных местах есть какие-то местные особенности, но, в целом, всюду одно и то же. При этом подобное необходимо для общества, особенно для его молодой части. Такие вечера помогают решить проблемы снятия усталости и напряжения, накопившихся за день, общения, знакомства, и ещё массу разных. Есть, конечно, и немало негативных моментов, но это уже относится к таким сферам, как воспитание и культура, охрана правопорядка и так далее. Нравится ли мне? Наверное, да. Другого же никто ничего не придумал. Да и невозможно придумать, по всей видимости.
Лёха, слушая её, чуть рот не раскрыл от удивления. Вот это она даёт! Это рассуждения не воспитательницы детского сада! Она, поймав его несколько обалдевший взгляд, смутилась, замолчала, потом весело рассмеялась:
- Ой, извините! Что-то меня понесло! Не обращайте внимания!
Ага, щ-щаз-з! Не обращать внимания, когда девушка говорит, как школьный учитель! А то, может, и как преподаватель ВУЗа?!
- Ну, что же вы молчите? – она тронула его за руку.
- А? Да! Я тоже…
- Что тоже? – не поняла она.
- Ну,.. ну всё вот это, - он окинул взглядом зал. – Я тоже согласен.
- О-о, да вы и не слушали меня?! – засмеялась она.
- Нет! Нет, я слушал! Но не слышал, - он тоже рассмеялся.- Меня зовут Алексей. Можно просто – Лёха.
- А меня зовут Ирина. Можно просто – Ира.
И стало легче общаться, больше не нужно было «выкать». Лёшка перестал теряться и краснеть. Они танцевали, о чём-то болтали, и казалось, это будет бесконечно. Но танцы всё же подошли к концу и надо было идти домой.
Когда вышли из ДК, она уже по-свойски взяла его под руку. Макар, стоявший в толпе парней здесь же, у входа, широко улыбнулся и показал Лёхе большой палец. Он ему кивнул в ответ.
Они тогда долго бродили по улицам. Говорили мало, больше молчали. Да и говорил, в основном, Лёшка. Ирина слушала его, наклонив голову и загадочно улыбаясь. Он рассказывал ей смешные случаи из жизни, что-то о виденных фильмах, о прочитанных книгах. Но он ничего не рассказал ей о своём преступлении и наказании за него. Когда они в очередной раз проходили по улице, на которой она жила, Ира остановилась у калитки своего дома и посмотрела на часы:
- Ой, Лёша, сколько уже времени! Мама, наверное, с ума сходит! Ты не обижайся, но мне пора.
- Нет, что ты! Я не обижаюсь! Мы ведь завтра увидимся?
- Обязательно! Ты в девять приходи. Хорошо?
- Приду!
- Ну, пока! Спокойной ночи! – Ирина, улыбнулась, развернулась, хлопнула калиткой, и побежала по дорожке к дому.
А Лёшка не спеша направился к себе домой, благо идти было, в общем-то, недалеко. Он шёл и думал об Ирине, вспоминал её взгляд, улыбку, голос. Он не верил, что судьба вдруг улыбнулась ему. Он строил какие-то фантастические планы, в которых были только он и она, представлял, как она завтра выйдет к нему, и они будут вместе долго-долго, может быть до самого утра…
Они встречались каждый день. Вместе ходили на танцы, в кино, на речной пляж. Макар при встрече теперь шутливо ругал Лёшку:
- Ну вот, Большой, я тебя знакомлю с девочкой, а ты бросаешь меня ради неё! Ни пивка попить, ни посидеть вечерком вместе. Да она уже на шею тебе села! Смотри, так и до ЗАГСа недалеко!
Лёха в тон ему отговаривался:
- Нечего было знакомить! А пиво от нас не уйдёт. Вот только подожди – до ЗАГСа дойду!
Тишковы были рады Лёшкиному роману. Вера говорила ему:
- Вот свадьбу грохнем тебе – совсем тогда человеком станешь! Ох, и погуляю я на свадьбе!
Любовь к Ирине захватила всё Лёшкино существо. Он уже не мог думать, мечтать о своём будущем, не представляя рядом её. Любая его мысль обязательно возвращалась к ней. Ночью она приходила к нему в снах, не оставляя ни на минуту. Любовь к Ирине стала смыслом и целью его жизни! Она помогла ему поверить в себя, забыть о том, что он чуть не стал изгоем общества. Мысли о ней залечивали раны в его душе, так часто наносимые злыми человеческими языками. Эти мысли стали для него соломинкой, за которую он хватался в минуту отчаянья! Оставаясь с Ириной вдвоём, Лёшка верил, что всё будет хорошо.
В конце августа Ирина сказала:
- А у меня через неделю день рождения! Я приглашаю тебя к себе. Отцу и маме я уже о тебе рассказала. Они очень хотят с тобой познакомиться. И ты их узнаешь. Придёшь? Не забудешь?
- Да, приду обязательно! Только я боюсь знакомиться с ними. Они будут что-нибудь спрашивать, а я не знаю, что надо отвечать.
- Не бойся! Они у меня очень хорошие! Они тебе обязательно понравятся! И ты им. Ну что, договорились?
- Договорились. А много народа будет?
- Нет. Мама с папой, мой дядя с супругой, две девочки – мы вместе работаем, и мы с тобой.
- Ну, тогда постараюсь не боятся. Но ты будешь рядом сидеть!
- Ну, конечно! Вот смешной… Запомни! Второго сентября, в пять часов.
Глава 12.
Всю эту неделю Лёшка только и делал, что волновался. Ещё бы! Ведь на день рождения, вот так чинно, в семейном кругу, его приглашали лишь раз в жизни. Но, во-первых, он тогда учился только во втором классе (о том дне рождения у него остались лишь смутные воспоминания), во-вторых, ему предстоит знакомиться с родителями любимой девушки! Как тут не волноваться?!
Утром второго сентября, за трёшку, соседка нарезала ему большой букет каких-то красивых пахучих цветов. В них он разбирался слабо. По её совету он поставил его в трёхлитровую стеклянную банку, куда налил предварительно воды.
Вера приказала ему утром принести ей его парадную одежду. С работы он отпросился пораньше, забежал домой, где тщательно вымылся и побрился. Обернув букет хрустящим целлофаном, и обвязав розовой атласной лентой, захватив подарок (духи рижской фабрики, что были тогда в большой моде), он помчался к Тишковым.
Время подходило к половине четвёртого. Готовый костюм и сияющие ботинки уже ждали его. Когда он оделся, Вера только и смогла сказать:
- Ну, Лёшка, ты неотразим!
А Коля, который всё время крутился рядом и давал советы, как вести себя в гостях, покрутил головой и выдал:
- Жених, бляха муха! Натуральный!
Когда он подошёл к дому Ирины, до начала празднества оставалось ещё более получаса. У него от волнения и страха тряслись руки и колени. Из открытого окна доносились звуки музыки и женский смех. Он осторожно открыл калитку и пошёл к дому по выложенной кирпичами дорожке. Поднялся на широкое деревянное крыльцо и подошёл к двери. Она была приоткрыта, и из-за неё доносились голоса. В одном из них он узнал голос Ирины. Её собеседницами были, по всей видимости, мать и жена её дяди. Разговор шёл о нём. Он прислушался, и застыл на месте.
- Ну что ты в нём нашла? – спрашивала мать.
- Мама, он очень хороший! Он добрый, и любит меня!
- Дура! Он из тюрьмы пришёл! Они оттуда все приходят одинаковые. Или вор, или убийца, и обязательно - пьяница! Он тебе всю жизнь искалечит!
- Но, мама! Лёша не пьёт! Он не обижается на меня никогда, даже когда я капризы свои выставляю.
- Ириша, это пока – не пьёт, добрый, благородный, терпеливый, - послышался голос второй женщины. – До свадьбы они все хорошие. А вот когда распишешься, вот тогда-то и наплачешься. Только поздно уже будет. А если ещё и дети пойдут…
- Тётя Нина, ну зачем вы так?! Ведь вы его совсем не знаете!
- Зато я знаю жизнь, милая.
- В общем, всё я тебе сказала, дочка! Думай!
- Но, мама! Ну, послушай…
- Ничего не хочу слушать! У него ни кола, ни двора. Мать на него плюнула давно, и уехала...
- Да и мамаша-то у него хороша была! Та ещё штучка! Гуляла, не могу как!
- Да, Нина, есть ему в кого быть – по тюрьмам-то сидеть!
- А то! Папаша-то был алкашом! Прекрасные детки от такого родятся!
- Тюремник – он тюремник и есть! Брат родной отказался его в дом пустить! Куда уж дальше?!
- Мама, это всё сплетни!
- Нет, дочка, не сплетни, а чистая правда. Это мне сказали люди, которые его с пелёнок знают.
- Но мама!..
- Всё! Я тебе так скажу: никаких с ним встреч и гуляний! И про любовь свою забудь! Вам с ним встречаться больше ни к чему.
- Ну, хорошо, не ругайся. Но как я ему скажу, что всё?
- А так и скажи: вот тебе Бог, а вот порог. А ещё раз подойдёшь, мол, я в милицию заявлю!
- Хорошо, мама.
Тут Лёшка стряхнул с себя оцепенение и бросился вон, подальше от этого дома! Его догнал крик Ирины, полный боли и ужаса:
- Это он! Лёша! Постой!
Против воли он остановился у калитки и повернулся ей навстречу. Она подбежала. Долго смотрела на него. Потом тихо сказала:
- Ты рано пришёл.
- Я спешил, - ответил Лёшка. – И напрасно, да?
- Да.
- Прощай. С днём рождения тебя.
- Спасибо.
Он протянул ей красиво упакованный подарок и букет.
- Возьми цветы. Они ещё пахнут.
Затем он круто развернулся и пошёл. Она бросилась за ним:
- Не уходи, Лёша!
Он вновь остановился, повернулся к ней.
- Твоя мама права, нам незачем встречаться.
- Не уходи! Я ведь люблю тебя!
Тогда он побежал.
Глава 13.
Куда бежал, он не знал. Пришёл в себя Лёшка на лугах, в копне сена, у небольшой речушки, что протекает по окраине города. Вытер рукавом мокрое лицо, встал, стряхнул соломинки с одежды, и пошёл туда, где на брёвнах обычно коротала время компания парней с его улицы. Правда, к этому времени все уже разошлись по домам. У догоравшего костра сидели только Винни-Пух и Макар.
- Привет, - сказал он им, присел на бревно и закурил.
- Здорово, Лёха! – поприветствовал его Макар. – Что-то ты сегодня как фон-барон разоделся? Или как жених? А?
- Не ори, Юра. Лучше скажи, выпить что-нибудь есть?
- Найду. Только вот денег у нас нет ни копейки.
- Вот, держи, - он выгреб из кармана всё, что там было. – Бери на всё.
- Большой, тут литра на два хватит. Не слишком нам?
- Бери.
- Винни, добеги до Хромой. И закусить что-нибудь спроси.
-Уже!
Они сидели и ждали молча. Только один раз Макар спросил:
- Что с тобой, Лёха?
- Ничего. Молчи, Юра, - ровным, тусклым голосом ответил ему Алексей.
Вскоре пришёл Винни. Лёшка взял стакан и протянул Макару:
- Лей. Полный.
Тот послушно опрокинул горлышко в стакан. Алексей выпил. Винни-Пух протянул кусок сала на хлебе и несколько стрелок зелёного лука.
- Не надо. Макар, давай, разливай по кругу.
Они выпили. Потом пили ещё и ещё. Наконец, все четыре бутылки, уже пустые, улеглись за брёвнами.
Лёха аккуратно поставил допитый стакан, и встал.
- Так, Макар, Винни, пока. Я пошёл.
- Ты куда, Лёха?
- Не знаю. Надо мне.
- А-а, ну ладно. Как у тебя с этой красивой?
- У меня всё в порядке. Ты понял?
- Конечно. Всё понял.
- Ну и отлично. Пока.
И Лёшка, покачиваясь, побрёл по улице. Обида, боль, отчаянье, усиленные алкоголем, всё больше туманили голову. Он был смертельно пьян, но не чувствовал этого. Ему казалось, что он твёрдо шагает по улице, хотя его мотало из стороны в сторону, как во время сильного шторма на палубе корабля.
Он не понял, что уже вышел на соседнюю улицу, пересёк её, а потом и следующую, и подошёл к железнодорожной насыпи. Он взобрался на неё и пошёл сбоку, спотыкаясь о шпалы – перешагнуть рельс у него не было сил. К этому моменту он впал в ужасное состояние: он шёл и плакал, разговаривал сам с собой, жалуясь на свою мать, которая бросила его, на брата, которому он был никогда не нужен, на девушку, которую он так сильно полюбил, и которая предала его. Жаловался на свою жизнь, и проклинал её… Гудок приближающегося тепловоза остановил его, он оглянулся, испугался, и попытался сойти вниз, под насыпь. Ставшее непослушным, пьяное тело подвело его – он успел сделать шаг в сторону, как его настиг страшный удар! Лёшку подбросило, и он полетел с насыпи вниз, в темноту…
Вечером следующего дня Макар долго стоял у калитки дома Ирины, не решаясь войти. Наконец, он решительно рванул на себя створку калитки и пошёл к двери. После недолгих колебаний нажал кнопку звонка. Щёлкнул замок, дверь раскрылась, вышла женщина:
- Что вы хотели, молодой человек? – спросила она.
- Здравствуйте. Мне увидеть Ирину на минуту.
- Вы от этого?..Ну, как его?.. Ах, да! Алексея?
- Нет. Я от себя. Позовите, пожалуйста.
Она окинула его подозрительным взглядом, подумала, и кивнула:
- Хорошо. Подождите, минуту.
Ждать пришлось недолго. Ирина вышла в лёгком домашнем халатике, тапочках, и замерла у двери. Макар молча смотрел на неё. Она под его взглядом слегка покраснела, смущённо опустила глаза. Потом спросила:
- Вы меня спрашивали?
- Да.
- Я вас знаю. Вы Лёшин товарищ.
- Да.
- Он что-то просил передать мне? Скажите ему, пожалуйста, что…
- Нет, - перебил её Макар. – Он ничего не просил. Он уже ничего не попросит. Лёшка вчера ночью погиб. Прощайте. Счастливо вам.
Глава 14.
Да, история эта в то время стала событием громким. Жена Ирининого дяди, та самая тётя Нина, рассказала о том злосчастном разговоре всем своим знакомым, соседям, коллегам по работе. Не отстала от неё и мама Ирины. Правда, они рассказывали не совсем так, как было в действительности, но, в целом, содержание разговора ими было передано верно. И Новореченск заговорил о парне, который повторил «подвиг» Анны Карениной, бросившись под поезд из-за несчастной любви!
Лёшку жалели почти все. Были, конечно, и такие, кто ругал его, как слабака, кто-то говорил, что всё произошло из-за того, что он попытался «срубить дерево не по себе». Кто-то отнёсся к этой трагедии равнодушно. Да-да, были и такие. Есть же люди, которые живут по принципу «моя хата с краю, я ничего не знаю»? Вот. Это о них речь идёт. Или, например, есть те, кто считает, что вот погиб человек, ну и что теперь? Голову этим забивать?! Оно нам надо? Но большинство его искренне жалели.
А между тем Лёшка не погиб. Он попал в больницу с тяжёлой черепно-мозговой травмой, переломами ноги, обеих рук и пары рёбер. Ну, там ещё ушибы, ссадины, царапины.
Но вся соль этой истории не в том, о чём я вам рассказывал выше. Это было своеобразное вступление к настоящей истории, чтобы вы могли понять, кто такой Лёха, какой он, как жил, о чём думал.
А сама история, которая и заставила меня чрезвычайно удивиться тем кульбитам, что так любит выделывать наша жизнь, началась ранним утром, где-то числа двадцатого сентября, когда Лёшка, наконец, пришёл в сознание. Пришёл он в себя в больничной палате, на койке, весь загипсованный и забинтованный. Палата ему досталась небольшая, но светлая. В ней стояли его кровать, тумбочка, стул, капельница, по прозрачной трубочке из которой какая-то жидкость переливалась ему в левую руку. На стуле сидела явно молодая женщина, но её лица он разглядеть не мог, так как она опустила голову на руку, которую положила на спинку кровати у него в ногах, и, судя по всему, спала.
Он не мог пошевелиться, не мог говорить, у него не было ни сил, ни возможности – его опутывали бинты и гипсовые повязки, а одна нога и вообще висела на растяжке. Но он должен был сделать хоть какое-то движение и разбудить эту медсестру или санитарку, так как его терзали несколько желаний: он очень хотел пить, очень-очень хотел в туалет, а ещё хотел знать, что с ним, и как он сюда попал.
Наконец ему удалось чуть повернуться с боку на бок, от этого движения кровать качнулась, заскрипела. Его тело прострелила острая боль, и он громко застонал. Девушка в белом халате вскочила и бросилась к нему:
- Господи! Ты очнулся! – закричала она. – Я сейчас! Я мигом!
Она выбежала из палаты, прикрыв за собой дверь. Он без сил закрыл глаза. Ему показалось, что он знает эту девушку, но сказать, кто она, не мог. Так бывает, вроде бы человек тебе знаком, но, по факту, ты не знаешь его. Просто похож на кого-то.
Через несколько минут в палату вошли люди в белых халатах, шапочках и масках. Один из них – высокий, и, судя по седине в видных из-под шапочки волосах и очкам, достаточно пожилой, взял стул, поставил его рядом с кроватью, и присел, внимательно глядя на Лёшку.
- Так, Алексей, вот ты и с нами! – весело сказал он. – Я твой врач. Меня зовут Сергей Иванович. С остальными познакомишься по ходу дела. Согласен?
Алексей кивнул и попытался привстать. Врач прикрикнул на него:
- А вот этого делать не надо! Лежи спокойно!
Далее последовал осмотр, перевязка, потом были процедуры. Все его желания помогла исполнить пожилая санитарка, которую звали Мария Семёновна. Кроме одного – ему так и не рассказали, что же с ним приключилось. Врач ему прямо сказал:
- Тебе ещё рано волноваться. Придёт время – всё узнаешь.
Но Лёха и сам вспомнил все события того сентябрьского вечера. Вспомнил и Ирину, её разговор с матерью и тёткой, так вовремя услышанный им, самогон, который они пили с Макаром и Винни-Пухом, гудок тепловоза, услышанный им за миг до удара.
Глава 15.
Дни в больнице проходят скучно, по раз и навсегда заведённому порядку. Но как всегда это бывает, смотришь, вроде тянется день бесконечно, а уже и неделя пролетела. Скрашивало существование то, что загипсованы руки были так, что в них удобно было держать, что журнал, что книгу – кисти рук у него работали прекрасно! Да, он вновь обратился к книгам. Санитарка или кто-нибудь ещё приносили их ему, а он читал, читал, читал…
Кроме врачей и Марии Семёновны к нему заходили медсёстры – ставили капельницы, делали уколы. Но девушка, которую он увидел первой, когда очнулся, больше у него в палате не появлялась. Однажды он спросил у санитарки:
- Марь Семённа, а вот неделю назад, когда я пришёл в себя, здесь девушка сидела – около меня дежурила. Она потом убежала, врачей позвала, а сама больше не появляется. Она кто? Что-то лицо мне знакомым показалось.
- А-а, это, Лёша, наверное, Настя Быстрова была. Она все дни и ночи, как тебя привезли на «Скорой», да в палату поместили, от твоей кровати не отходила. Видать, знались вы с ней раньше-то?
- Настя Быстрова? Не помню такую…
- Вот и вспоминай. Чем не занятие?
- А она сейчас на дежурстве?
- Так она вчера сменилась. Теперь только послезавтра будет.
- А почему она больше не заходит ко мне?
- Вот уж чего не знаю, того не знаю. Мы уж и так удивляемся: сама тебя перевязывала, с уткой носилась, всего тебя влажной тряпкой протирала, когда требовалось, поила, колола, а тут ты в себя приходишь, а она в бега! А вообще, она девушка очень хорошая – добрая, заботливая, умелая, скромная. И красивая! Ты присмотрись к ней. Таких мало сейчас!
- Тёть Маш, как же я присмотрюсь к ней, когда она не заходит сюда, а я туда выйти не могу?
- Ну не век же ты обездвиженный будешь. Встанешь скоро. Я сама слыхала, как Сергей Иваныч говорил, что у тебя богатырское здоровье.
На следующий день врач распорядился растяжку с Лёхиной ноги снять. Заодно он порадовал его, что последствий черепно-мозговой травмы у Лёшки не останется. И вообще, по всему выходило, что дела у нашего героя идут на поправку полным ходом. Правда, до сих пор его кормили с ложечки, но это тоже затруднение временное – кости рук срастались хорошо, как и рёбра. Он окончательно повеселел.
К нему стали пускать посетителей. Да, оказалось, что немало людей о нём помнят, беспокоятся. Первыми пришли из гаража водители, во главе с завгаром. Побыли они недолго, но как-то хорошо так было всё. Они его подбодрили, сказали, что его КАМАЗ ждёт своего хозяина и скучает по нему. Потом, осторожно пожав ему руку, они удалились, оставив на столе пакет с яблоками и мандаринами.
Вторыми его гостями стали Коля и Вера Тишковы. Завалили ему всю тумбочку разными вкусностями. А потом, сев на стул, Вера заплакала, глядя на гипс и бинты, на свежие шрамы на лбу. Лёшка что-то бубнил, пытаясь объяснить, что уже выздоравливает, что всё хорошо, на что Вера сказала:
- Ничего не хорошо! Ты был на волосок от смерти! Зачем ты полез туда?! Почему ты не думаешь о тех, кто тебя любит, волнуется за тебя?! Мы тебя за брата родного считаем, а ты что творишь? Подумаешь, девушка бросила! Не тебя первого! И ничего! Никто в петлю не суётся, под поезд не бросается! Если плохо тебе было, то почему к нам не пришёл? Выпили бы, поговорили по душам, оно и полегчало бы. Эх ты! Я вон поседела вся, а Коля три ночи не спал, когда сказали, что ты погиб.
- Простите меня! Коля, Вера! Я и сам тогда ничего не соображал, когда разговор их услышал, когда она так легко предала меня. Так больно было, такая обида на всё в сердце была… Шёл куда-то, а сам всё думал, вот мать уехала, брат отвернулся, а теперь любимая от меня отказалась! Как дальше мне жить?! Ну и вот результат.
- Бедный ты, бедный, - покачала головой Вера. – Валится на тебя со всех сторон… Но ты сильный, Лёша, ты со всем справишься. Только больше глупостей не делай.
- Да, братишка, крепись, силы и терпение копи, и не сдавайся. Жизнь она разная. Такое ещё может подкинуть, что только успевай уворачиваться, - сказал ему Коля, прощаясь.
А после обеда пришёл… брат Сашка! Вот уж кого не ожидал Лёха увидеть! Он пришёл один, с пакетом, который положил на тумбочку, сел на стул. Долго сидел, опустив голову и глядя в пол. Потом глубоко вздохнул, поднял голову, и, глядя на Лёшку, сказал:
- Слава Богу, живой. Здравствуй, Алексей. Я когда услышал про эту аварию, думал, что не переживу, до того плохо мне было. Только тогда до меня дошло, что ты мой брат родной, младший. До этого я тебя, если честно, даже и в расчёт не брал. Только ты не таи на меня обиду, не всегда мы сразу всё правильно понимаем. А потому, прости, если когда неправ был, обидел…
- Сашка, о чём ты?! Ты мой старший брат, как отец! Мне без тебя, без мамы, очень плохо было…
- Больше не будет из-за этого плохо, Лёха. И маму мы найдём с тобой. А там, может и не сразу, но как-нибудь притрёмся друг к другу. Да! Я к тебе домой заглядывал. Всё там в порядке. Ты не волнуйся. Я и дальше заходить буду. Пригляжу там. Ты только выздоравливай, ради Бога! Тут я пирожки принёс, даже бананы. Ты не пробовал? О! Вот и покушаешь заморской диковины. А мне пора. Я прямо с работы к тебе забежал.
Он наклонился к Лёшке, прижался на миг щекой к его щеке, и потом стремительно шагнул к двери…
Последними визитёрами в этот день стали Макар и, конечно, Винни-Пух.
- Ну как ты, Лёха?
- Да живой я, Юрка. Что мне сделается?
- А мне сообщили на следующий день, что ты того… Совсем… Я чуть с ума не сошёл! Думаю, как же так?! Мой лучший друг, и вот так? Неправильно, несправедливо. Ты прости меня, Лёшка, но я к этой,.. твоей бывшей, прямо домой пошёл. Хотел всё там разнести, к хренам! Ты из-за неё в яму, а она, как ни в чём не бывало, будет жить и радоваться?! А потом, когда увидел её, подумал, да зачем ты нужна, дура?! Лёхи нет, а ты живи, если можешь, не к чему об тебя руки марать. И ушёл.
- И правильно сделал, Юрка. Не поверишь, я как сумасшедший был, жить не хотел! А в больнице, когда пришёл в себя, про неё вспомнил, про разговор тот, внутри ничего не дрогнуло даже, честное слово! И до сих пор так. Даже вспоминать её не хочется. Винни, то есть, прости, Владик, как у тебя-то дела?
- Я когда узнал о твоей гибели, даже,.. только не смейтесь, заплакал тогда.
- Что же тут смешного? – Макар обнял его за плечи. – Мы же друзья. Правда?
Глава 16.
На следующий день санитарка Мария Семёновна кормила Лёху во время завтрака. Своими загипсованными руками он ещё самостоятельно есть не мог. Как обычно, была молочная рисовая каша, и какао. Когда завтракать закончили, и кормилица вытерла ему полотенцем губы, он спросил у неё:
- Тётя Маша, а эта Быстрова, ну та медсестра, о которой я спрашивал тебя, пришла на работу сегодня?
- Тут она, - подумав, ответила Мария Семёновна. – Что, нужна тебе?
- Да, хотел поблагодарить её за заботу. И вообще, поговорить, познакомиться.
- Ох, Лёшка! Ещё выздороветь не успел, а уже на девок заглядываешься! И ведь на самых лучших норовишь!
- Куда мне, тёть Маш, заглядываться на кого-то. Не до того сейчас. С койки бы больничной встать.
- Встанешь! Куда тебе деваться? А Настя - девушка хорошая. Не обижай её, смотри! А то мы с тобой враз раздружимся. Сейчас пойду на кухню – посуду понесу, вот по дороге и скажу ей, чтоб к тебе зашла.
- Спасибо.
После этого пролетело, наверное, более часа. Лёшка уж и ждать перестал. И тут в дверь постучали.
- Кто там? Заходите! – крикнул он.
Дверь приоткрылась и в палату вошла девушка в белом халате. Красивые густые русые волосы были собраны в пышный хвост. Белизна халата подчёркивала стройную девичью фигуру. Она широко раскрытыми глазами неотрывно смотрела на Лёшку. Он даже смутился, покраснел, но всё же улыбнулся, скрывая смущение, и спросил её:
- Ты так внимательно смотришь на меня… Наверное, мы когда-то были знакомы? Да? Просто мне твоё лицо тоже знакомо, где-то я тебя уже встречал. А может ты так смотришь, потому, что я тебе здесь уже надоесть успел? Лежал ведь как бревно, а ты со мной мучилась.
- Я тебя куда больше мучила…
- Ты про уколы? Так это больница, тут уж ничего не поделаешь. Ты же не специально, чтобы сделать мне больно, колола?! Ты мне жизнь спасала. И спасла. Я теперь для тебя всё, что хочешь, сделаю! Честное слово!
- Всё, что захочу? Не передумаешь потом?
- Нет! Вот только поднимусь с кровати, выздоровлю, и приказывай!
- Да разве уколы – это мука? Лёша, ты, что, правда, не узнал меня?
- Прости, что-то я торможу с утра. Ты – Настя Быстрова, медсестра, добрая, умная, и очень красивая. Так?
- Не знаю. Может быть. То, что Настя – это точно. А остальное – это уж тебе виднее.
- Вот именно! И мне виднее, что ты самая лучшая!
Она вновь внимательно посмотрела на него вдруг странно заблестевшими глазами, глубоко вздохнула, и присела на краешек стула.
- Лёша, ты вспомни ту Настю, которая столько беды тебе принесла. Ну, не узнал ещё?
И он узнал. Это была она – та, которая и упрятала его в тюрьму на три бесконечных года. Именно ей он когда-то мечтал отомстить, из-за неё он долгое время боялся идти на танцы, чтобы не сделать там при встрече чего-нибудь такого, в чём стал бы раскаиваться всю жизнь. Он вспомнил своего учителя Петра Николаевич, его слова о мести. Нет, ни о каком мщении он уже давно не помышлял. Просто он был растерян из-за этой встречи.
«Что мне сейчас сделать? Как правильно поступить?» - думал он, лёжа с закрытыми глазами, боясь раскрыть их и увидеть вновь её лицо. При этом он не хотел, чтобы она уходила! Почему? А кто его знает? Было в ней что-то такое, что не давало ему сказать ей грубые и резкие слова, которые верно оценивают её поступок.
- Узнал вот сейчас, - ответил он ей. – Здравствуй, Настя. Как дела у тебя идут? Всё ли дома хорошо?
- Здравствуй, Лёша, - ответила ему девушка. – Плохи дела у меня. И дома не всё ладится.
- Что так? Муж неласков? Дети плохо ведут себя?
- Нет у меня мужа, и никогда не было. И детей нет. Одна я. Живу у родителей. Работаю медсестрой вот здесь – в больнице.
- Счастлива?
- Разве могу я быть счастливой, когда по моей вине человек ни за что, ни про что свободы лишился?
- А почему нет? Не ты же на нары попала? Ну, помучилась с недельку, не без того, конечно, а потом живи в своё удовольствие и больше не вспоминай о грустном.
- У меня не тот случай, Лёша. Не было дня, когда бы я тебя не вспоминала. И не недельку я муки двойные принимаю, а все три года – со дня суда и до этого мгновения.
Лёшка внимательно посмотрел ей в лицо. Сейчас он видел всё то, что не заметил при первом взгляде: покрасневшие глаза, синие круги под ними, похудевшее красивое лицо, морщинки на переносице между бровями. Он злился на себя, но ничего с собой поделать не мог: ему было жалко её – не себя, а её!
- Почему – двойные? – спросил он.
- Потому, что меня заставили лжесвидетельствовать, и потому, что в тюрьму попал не тот, кто должен был, а тот, кого я… любила.
- Ты - любила? Кого?
- Тебя, Лёша! Неужели ты не понял?! – Настя, крикнув это, бросилась к двери, и исчезла за ней.
Глава 17.
Лёшка, совершенно обалдевший, лежал, уставившись в потолок. «Странно это всё, - думал он. – Получается, что она меня по большой любви под суд отдала? Глупость какая-то! Надо с ней, всё-таки, нормально поговорить. Что-то уж очень это всё непонятно».
В это время, как нельзя более кстати, в палату зашла санитарка. Он вновь обратился к ней с просьбой попросить Настю зайти к нему в палату.
- Ох, Лёша, - сказала ему она, - зачем же мне её звать, если ты её тут же и обижаешь, да так, что она в слезах от тебя выбегает?
- Да не обижал я её ничем, тёть Маш! Просто не поняли мы друг друга, вот и все дела. Позови, будь другом!
- Ну уж ладно, в остатний раз позову. А уж придти к тебе, или не приходить, ей решать. Я тут не ответчик.
- Спасибо, тётя Маша!
- Спасибо!.. Ишь, щедрый какой! Старухе по этажам скакать из-за спасибы твоей! – вот так ворча, Мария Семёновна вышла из палаты.
Через полчаса, или около того, она вернулась. Притворив плотнее дверь, санитарка сказала Лёшке:
- Не может она сейчас прийти – врач их собирает в зале заседаний через десять минут. А потом процедуры пойдут у больных. И так до самого вечера. А вечером она к тебе зайдёт. Вот уж наговоритесь вдосталь тогда. Дождёшься вечера-то, жених?
- Почему жених?
- А то я не вижу? Не ослепла ещё! Она вся как спичка вспыхнула, когда я ей сказала, что ты её умоляешь зайти к тебе в гости. Чуть заикаться не стала, бедная.
- А ты думаешь, тёть Маш, что я ей всерьёз нравлюсь?
- Нравишься? Не-ет! Ты не нравишься ей… Она влюблена в тебя по уши, Лёха! Это уж ты мне поверь! Я знаю, о чём говорю. Раньше у нас про таких говорили, мол, влюблена как кошка! Голову потеряла. И знаешь, что я тебе скажу? Она, видать, давненько в тебя влюбилась. Ох, давненько. Кабы, не с детства раннего.
- А почему же я об этом не знал ничего?
- А с чего ты должен что-то знать из того, что девушка скрыть хочет? Она - хорошая девочка. Напоказ себя выставлять не будет. В себе всё носить станет. Это какие-нибудь глупые, не той высотой воспитания, невыдержанные, или с гордостью девичьей у них совсем туго, они сами тебе о своей любви всё расскажут. А такие, как она – нет.
- А она мне сама сегодня в этом призналась.
- Ну, а я что говорю! Вон сколько в себе носила, таила чувства. А теперь, стало быть, что-то стряслось у неё. Ну, думаю, об этом ты сам лучше меня знаешь. Вот, значит, и не стерпела душенька её, и сказала она тебе. Так ведь не в объятья же кинулась, а убежала, поди, тут же, а?
- Убежала.
- Вот оно и выходит, что трудно девочке сейчас очень. Чувство её большое наружу рвётся, а стыд и гордость не позволяют ему. Да, видать, что-то ещё промеж вами было когда-то. Больно ей. Ты мужик, а значит сильнее, решительнее, да и умнее, чем любая из нас – женщин. Помоги ей. Если надо – прости, сможешь – забудь о плохом, живи новым и добрым. Ну, пошла я! Мне ещё коридор мыть, а я тут с тобой болтаю.
Глава 18.
Настя пришла к нему, когда уже опустели коридоры больницы, остались только дежурные врачи, а больные легли спать. Она зашла, постучавшись и услышав его нетерпеливое: «Входите, пожалуйста!».
Подошла к кровати и села на стул. Долго молчала, глядя на него, потом спросила:
- Как ты чувствуешь себя?
Он словно не услышал её вопроса, видно было, что какая-то мысль, наверное, важная, не даёт ему покоя.
- Ты хотел меня о чём-то спросить? – обратилась она к нему.
- Да. Расскажи, как всё тогда было? Почему ты поступила так? Зачем? Ведь я тебе не сделал ничего плохого.
- Скажи, ты ненавидишь меня?
- Нет. Сначала, да, может быть. Скорее потому, что не понимал причины. Да и сейчас не понимаю. Даже ещё больше, чем тогда. А в то время чего я только не передумал: и то, что купили тебя джигиты эти, и то, что отомстить ты мне решила.
- За что?
- Ну, например, за то, что проводил тебя как-то с танцев, а потом о тебе и не вспомнил. Ты не забыла, как я тебя провожал домой однажды, после танцев? И даже не поцеловал тогда. Помнишь? Но ты же тогда молоденькая совсем была! Классе в восьмом училась?
- В восьмом.
- А мне-то в тот год уж восемнадцать было. Я в армию собирался. Ну и побоялся, что за несовершеннолетнюю мне сильно попасть может. Может и зря боялся, ведь ничего плохого я не собирался делать? Так людям-то этого не объяснишь. Видишь, что мне в голову лезло, когда я пытался понять, что же случилось? Так что, не было у меня к тебе ненависти.
- А сейчас?
- Что?
- Ненависть ко мне есть?
- Нет. Просто знать хочу – за что?
- Знаешь, я ведь всё рассказала в милиции, как было, ни слова не переврала. А через день меня снова вызвали. Следователь предупредил о даче ложных показаний, и начал вновь о том же спрашивать. На следующий день вновь. Я рассказываю, как было, а он опять и опять те же вопросы задаёт, и пишет, пишет. Я злиться начала. Спрашиваю, чего он хочет? Он говорит, что ничего плохого, вот, протягивает ручку, прочтите и распишитесь. Я прочитала, а он попросил у меня листы протокола, мол, дату не поставил. Я спокойно отдала, ведь всё прочитала, ни о чём плохом не подумала. Всё было верно написано. Он расспрашивать о семье стал, о том, где учиться думаю, в авторучке стержень менять принялся. Потом даты на листах поставил, и мне подписать дал. Попрощался. И всё. А потом я узнала, что на суде мои показания главными были. На их основании тебе и срок судья назначил. Знаю, тебе трудно было там… Но, поверь, мне здесь тоже нелегко пришлось. Я так нервничала, когда приходила домой с этих допросов, не спала, есть перестала. Соседи, знакомые, родственники – все лезут с расспросами. Тётки маму уговаривают в больницу меня сводить – к гинекологу. Довели меня так, что я даже заболела тогда! Как раз в то время, когда суд шёл, я дома с сильной простудой лежала. Это я по вечерам из дома в сад убегала от своих, от их вопросов, советов, вот и простыла. От меня, если ты помнишь, на суде представитель был. А мне ничего не говорили ни о чём. Вот так всё получилось. Тебя посадили, эти кавказцы уехали сразу отсюда, Через два года тот следователь на пенсию ушёл и тоже уехал куда-то. А я словно прокажённой стала в родном городе – никто со мной дружить не хотел. Даже рассказать некому, что в действительности произошло. Мне пришлось уехать в другой город – медучилище там окончила. А тут вот мама заболела. Я вернулась. Устроилась сюда работать. Когда тебя привезли на «Скорой», и в операционную укатили, я заперлась одна в кабинете и молилась Богу, чтобы ты жив остался! Я слово себе дала, что если ты не выживешь, то и я жить не стану!
- Ты с ума сошла, такими словами бросаться!
- А мне, Лёша, без тебя никак нельзя...
- Перестань, Настя! Ты меня и не знаешь совсем, а так говоришь!
- Как это не знаю?! Здравствуйте! А ты помнишь, когда вы, семиклассники, у нас, младших, я в третьем тогда училась, «Весёлые старты» проводили? Ты ещё показывал, что на турнике можно делать, если тренироваться?
- Слушай!.. Помню! А тебя не помню…
- Это обидно! Все тогда по парам разбились. В паре обязательно семиклассник и третьеклассник. И вместе, парой, проходили задания «Весёлых стартов». Это-то помнишь?!
- Ну, конечно! Мы сами правила и придумывали.
- Так ведь мы с тобой в одной паре были! Ты меня на себе тащил! Ну, эстафета такая была! А я у тебя на спине сидела и во всё горло кричала, что мы победили! А ты весь приз мне отдал: шоколадки, блокнот, карандаши цветные. Помнишь?
- Помню отлично! Так это ты была?! Не может быть!
- Может. Ещё как может. Ты не поверишь, но я тогда-то в тебя и влюбилась. И до сих пор, вот уже одиннадцать лет…
- А что же ты молчала все эти годы?
- Как ты не поймёшь?! Я же девушка! Это парень может без проблем о своих чувствах сказать. А мы, девочки, так не можем. Вот и ждём, таясь от всех, чуда – то принца на белом коне, то Ивана-царевича, то Грея на корабле с алыми парусами.
- А ты не ошибаешься в своей любви? Прости, что спрашиваю такое.
- Правильно спрашиваешь. Я и сама себе этот вопрос миллион раз задавала! Нет, Лёшенька, не ошибаюсь! Моя заветная мечта – с тобой рядом быть, как говориться, и в горе, и в радости! Но я и сейчас бы хранила свою тайну и от тебя, и от всех на свете, да очень испугалась твоей ненависти, что потеряю тебя бесповоротно и навсегда. Потому и открылась. Но ты не волнуйся об этом. Я не собираюсь быть в тягость. Главное, что ты узнал правду. Мне теперь легче жить будет.
- А мне, чувствую, куда тяжелее придётся, - проворчал Лёха, садясь на кровати. Настя тут же подсунула ему подушку под спину. - Столько всего за раз свалилось, что никак не переварю. Вот ведь жизнь как поворачивается – то одним боком, то другим! Вроде бы врагом человек был, вдруг становится самым близким и родным! То он подлым казался, иудой настоящим, а то вдруг самым лучшим и дорогим стал. Настолько дорогим, что дыханье захватывает! Настя!
- Что? – она села на край кровати и положила свою руку на его, загипсованную.
- Настя, я не знаю, что у нас впереди, но ты, пожалуйста, будь рядом со мною. Думаю, что нам обоим это необходимо. Если вдруг поймёшь, что я не тот, о ком стоит мечтать, то уйдёшь…
- Не дождёшься! Я столько лет шла к этому трудному счастью, - она улыбнулась, и прижалась головой к его плечу.
Заключение
Вот, в общем-то, и вся история. Конечно, можно было бы рассказать о том, как они жили дальше, с какими трудностями им пришлось справляться, как люди повели себя, узнав, чем кончилось всё. Но, думаю, что это не обязательно. Как бы там ни было в дальнейшем, главное свершилось – они нашли друг друга! Двумя одиночествами на Земле стало меньше.
Что? Спрашиваете, откуда я узнал столько подробностей, деталей? Мне это рассказали сами Лёша и Настя, когда пригласили на крестины их второго сына. Не верите?! Напрасно!
Андрей Жалнин. Трудное счастье
© Copyright: Андрей Сокольский, 2022
Свидетельство о публикации №222112201582
Свидетельство о публикации №222112201582
Рецензии