Убить Коха... Глава-11. Подкоп...

 
 
В интересах контрразведки Кузнецов сумел очаровать горничных норвежского и иранского послов (обе были немками), а также жену личного камердинера посла Германии Ганса Флегеля Ирму.

Потом, кстати, подобрались и к самому Флегелю.

Он был страшным бабником, на этом подловили и его.

Это тоже было значительное личное достижение Кузнецова.

Флегель был настолько убежден в про германских и про нацистских симпатиях Шмидта, что на Рождество 1940 года подарил ему... членский значок НСДАП, а позже достал экземпляр книги Гитлера «Майн Кампф».

Потом Кузнецов добился прямо-таки невероятного:

во время очередного кратковременного отъезда Шуленбурга в Германию он уговорил камердинера показать ему квартиру посла в Чистом переулке (теперь в этом особняке резиденция патриарха) и потом составил точный план расположения комнат и подробнейшее описание кабинета.

Не забыл даже указать, что на столе Шуленбурга стояли в рамках две фотографии:
министра иностранных дел Германии фон Риббентропа и... берлинской любовницы, русской по происхождению...

От Флегеля мы узнали немало важного.

В частности, он сообщил о любопытном и примечательном факте, подслушав разговор посла с одним из сотрудников, это уже было, кажется, в конце апреля 1941 года.

Шуленбург тогда вернулся из Вены, где был принят Гитлером.

В разговоре с фюрером посол сделал последнюю попытку отговорить его от нападения на СССР.

Гитлер пришел в такую ярость, что смахнул на пол и вдребезги разбил дорогую настольную лампу.

Военный атташе посольства - генерал Эрих Кестринг жил в особняке с наружной охраной в Хлебном переулке, 28.

Он прекрасно владел русским языком, говорил без акцента.

Проникнуть в его жилище обычным, накатанным способом было невозможно.

Между тем обстановка на границе сгущалась, мы все понимали, что война на носу (она и разразилась через два месяца).

Придумали такое: в полуподвал жилого дома рядом с особняком пришли строители.

Жильцам объяснили, что произошел разрыв труб, нужен серьезный ремонт.

На самом деле с торца дома прорыли подземный ход в подвал особняка, отсюда проникли в кабинет атташе, вскрыли сейф, пересняли важные документы, наставили повсюду «жучков» и успешно замели, как говорится, все следы своего визита.

От того же Флегеля и его жены мы узнали и о том, что уже в марте в подвале стали сжигать документы, а семьи дипломатов потихоньку, под невинными предлогами отправлять на родину.

Когда началась война, мне и моим сотрудникам было поручено занять здания посольства и произвести в них тщательный обыск.

Нашли много чего, в том числе и настоящий склад оружия.

Последний раз я видел Николая Кузнецова 20 июля 1941 года, перед моим отъездом из Москвы.

По приказу начальства я сопровождал специальный поезд с персоналом германского посольства в Армению, в Ленинакан.

Здесь, на границе с Турцией, они были обменены на советских дипломатов и других граждан, застигнутых войной на территории третьего рейха.

В той самой конспиративной квартире на улице Карла Маркса выпили по рюмке и простились до победы.

Когда в ноябре 1944 года прочитал Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении ему с группой товарищей звания Героя Советского Союза, то не сразу и понял, что это наш «Колонист».

Долго надеялся, что еще увидимся.

Ведь в Указе слово «посмертном» после его фамилии не стояло...»

В. Рясной не мог знать, что впервые месяцы войны Кузнецов способствовал разработке сотрудника аппарата военного атташе... Японии!

После отъезда В. Ряснова, Кузнецов, продолжая быть, особо засекреченным
агентом по линии контрразведки, начал выполнять поручения П. А. Судоплатова, заместителя начальника службы разведки НКВД.

Павел Анатольевич, оставил свидетельство о работе Кузнецова в Москве:

(Стиль и орфография документа, полностью сохранены)

«До войны Кузнецов участвовал в операциях по перехвату немецкой дипломатической почты, поскольку время от времени дипкурьеры останавливались не в германском посольстве, а в гостиницах «Метрополь» и «Националь».
Кузнецов, также активно участвовал в разработке взятых под подозрение контрразведчиков еще одного сотрудника японского посольства, члена германской торговой делегация Майера, венгерского гражданина с немецкой фамилией Шварце, представителя шведской авиакомпании Левенгагена, американского журналиста Джека Скотта, проявлявшего излишнюю любознательность, и ряда других лиц».

В ряде публикаций о Кузнецове утверждается (кстати, на основе его собственных писем и рассказов некоторым друзьям), что он участвовал в войне с Финляндией 1939–1940 годов, что тогда же с разведывательными заданиями — на это намекал, объездил всю Германию.

Содержание этих писем и рассказов - чистая мистификация, причина которой кроется в сугубо личных отношениях Николая с адресатами.

Так, в одном из писем бывшему однокашнику он фантазирует только для того, чтобы утереть нос за былые обиды, подлинные или воображаемые, уже не имеет значения.

Явление не такое уж редкое и необычное в определенном возрасте.

На самом деле Николай Кузнецов за границей никогда не был и быть не мог, за пределы Москвы в служебные командировки выезжал два-три раза, в том числе в Западную Украину.

Произошло это так.