Родной дом

                «Без хозяина и дом сирота» –
                русская народная пословица.

   Каждый человек после рождения где-то живёт. И в его памяти навсегда остаётся картинка того места, где он жил покуда был маленьким. Некоторые проживают в своём доме, квартире, комнате всю жизнь. Но большинство покидает родительское гнездо, при этом никогда не забывая того места, где прошло их детство. Во всяком случае, так думаю я и те мои знакомые, с кем приходилось говорить на эту тему. Особенно это типично для деревенской молодёжи, которой в большинстве своём приходилось менять место жительства: то ли уезжая в город, то ли переезжая в новые дома. Человеку, живущему в городе, менее заметны изменения при смене места жительства, так как городские квартиры сильно похожи друг на друга. А вот для деревенского жителя дом, в котором прошло его детство, остаётся самым дорогим местом на земле. По-видимому потому, что в это время все его заботы берут на себя родители, и жизнь протекает беззаботно. Даже те трудности и житейские проблемы, которые возникают в каждой семье, практически не остаются в памяти детей, поскольку они решаются родителями. И те, кому по жизни пришлось уехать из родного дома, а потом, хоть ненадолго, возвращаться обратно, как правило, испытывают чувства радости и успокоения в стенах своего дома, где прошло их детство. Особенно приятно возвращаться в дом, где живут родные и близкие люди. Но вот, когда в доме уже никто не живёт, возвращение к нему вызывает чувство грусти и тоски. Да и сам дом, покинутый людьми, всегда смотрится как сирота. Пространство вокруг него быстро зарастает сорной травой, на крышу ползёт мох, штукатурка начинает отваливаться, постройки вокруг дома быстро ветшают, создавая неприглядную обстановку. И мне пришлось наблюдать такую обстановку и испытать похожие чувства, глядя на свой родной дом, после того, как умер отец, и в нём никто не стал жить.
   Дом наш был в степной деревушке на юге Орловской области. Он стоял в конце деревни, на возвышенности. Практически сразу за садом начинался спуск в низину, где протекал один из рукавов небольшой речушки Медвежки. Дом, по сельским меркам, был большой. Стены из шлакоблоков, оштукатуренные изнутри и снаружи. Крыша покрыта шифером. К дому примыкали две веранды. А за домом почти рядом друг с другом теснились три хозяйственные постройки, в которых размещалась разная живность: куры, утки, индейки, гуси и поросята. С двух сторон от дома были сады, в которых росли и плодоносили яблони, сливы, вишни, смородина и ещё много всякой зелени. И за всем этим хозяйством, когда мы (дети) уехали в городскую жизнь, ухаживала мама, а отец лишь помогал. Так было до тех пор, пока жива была мама.
Мама моя умерла очень рано – в пятьдесят девять лет от инсульта. А отец после этого один прожил в доме ещё шесть лет. Последние три года он не работал, поскольку был пенсионером. Два, три раза в год я приезжал к нему, навестить. Так же, как и я, изредка его навещала сестра, которая живёт в Москве. Чаще приезжал младший брат, который закончил службу в армии и после мытарств с трудоустройством в разных местах жил в городе Орле. Хозяйство у отца было небольшое: десяток кур и кошка. Но, тем не менее, все дворовые постройки и сам дом он поддерживал в жилом состоянии. И поэтому, приезжая в деревню, подъезжая к дому, не ощущалось неухоженности и сиротливости дома. Хотя, конечно, отсутствие мамы чувствовалось во всём.
   Отец умер зимой в декабре месяце. Умер практически на ногах. Вечером ещё сидел у соседей и обсуждал различные темы, а ночью умер.
После похорон отца, на дверь дома был повешен замок. Ключи от дома находились у моего дяди, который жил в этой же деревне.
В деревню я приехал летом следующего года. И остановился у дяди, так как в нашем доме, чтобы жить, уже нужно было делать ремонт. За эти несколько месяцев после смерти отца дом изменился как внутри, так и снаружи. В доме было водяное отопление, которое работало от котла, нагреваемого сжигаемым углём, и после того, как котёл перестали топить, вода в трубах и батареях замёрзла и порвала их во множестве мест. По весне этот лёд растаял, вода вытекла на доски деревянного пола, которые, промокнув, увеличились в размере и вздыбились в разных местах. После этого пол стал иметь удручающий вид. 
   Дядя спрашивал меня, что делать с домом, потому как если за ним не ухаживать, то он начнёт разрушаться. Да и народ потихоньку начнёт его растаскивать по частям. Я не знал, что ответить. С одной стороны – было жалко расставаться с родным домом, но с другой стороны – видеть, как он будет ветшать и разваливаться, тоже не хотелось. Возможности содержать дом в порядке, находясь вдалеке, у меня не было, да и часто приезжать в деревню после того, как умерли родители, не было необходимости.   
   Я уговаривал брата взять на себя пригляд за домом, и использовать усадьбу как дачу, поскольку он жил в городе Орле. Но тот заявил, что у его подруги есть хорошая дача в непосредственной близости от города и их она вполне устраивает. Тогда я предложил ему заняться продажей дома по его усмотрению. И вот через какое-то время из телефонного разговора с братом я услышал целую эпопею с продажей  дома.
   Брат договорился с председателем бывшего колхоза, а в тот момент товарищества с ограниченной ответственностью, чтобы они забрали дом и усадьбу (более 40 соток земли) в товарищество для передачи нуждающимся работникам. В связи с тем, что в товариществе не было финансовых средств, чтобы заплатить за дом сумму, запрошенную братом, председатель предложил ему оплату зерном. На дворе стояла осень, уборочная закончилась, и на току хозяйства было много зерна. Была середина девяностых, реализовать урожай по приемлемым ценам было очень сложно. А брат в это время занимался как раз поставками зерна на комбикормовые заводы. И он согласился. Они договорились, что за дом товарищество передаёт брату полный КАМАЗ пшеницы (примерно 11 тонн). Подписали договор. В долларовом выражении эту пшеницу можно было продать примерно за 1,5 тысячи долларов США.
   Брат договорился с Кромским комбикормовым заводом о поставке им этой  пшеницы. Чтобы отвезти её в Кромы на завод, он за 100 долларов нанял в районе частный КАМАЗ. Рано утром они загрузили машину зерном и выехали в сторону Покровского, чтобы там въехать на автостраду, идущую в Орёл. Тяжело нагружённая машина плавно преодолевала неровности на дороге.  Ничего не предвещало неприятностей. Проехав деревню Одинцовка, машина вырулила на дорогу, идущую из Верховья в Покровское. Дорога шла под уклон на мост через речку Липовец и машина стала разгоняться. В момент, когда КАМАЗ уже почти въехал на мост, у него взорвалось переднее правое колесо. Водитель испугался этого взрыва и на некоторое время потерял управление. Но этого было достаточно, чтобы КАМАЗ, наклонившись вперёд направо, съехал с полотна дороги и, медленно заваливаясь на правую сторону, покатился по насыпи в сторону речки. Несмотря на торможение, машина скатилась прямо к воде, остановившись вдоль берега речки, но не устояла и завалилась на правый борт в речку так, что левый борт и кабина торчали из воды. Холодная вода хлынула в кабину через щели в двери, у которой сидел брат. Водитель с трудом открыл свою дверь, и они с братом с немалыми трудностями, матерясь, выбрались из машины. Зерно из кузова машины высыпалось в воду. Лишь небольшая её часть оставалась в машине, залитая грязной водой. Зрелище было грустное.
   Эту историю и рассказал мне брат по телефону через несколько дней после случившегося. За то, чтобы вытащить КАМАЗ из речки, он ещё заплатил 50 долларов. Большая часть зерна высыпалась в реку, а ту часть, что осталась в кузове разобрали жители деревни.
   Но с того дня наш дом перешёл в собственность товарищества. Через некоторое время местные умельцы его отремонтировали, и в него поселилась семья фельдшера. Они и сейчас живут в этом доме.
   Я после этого несколько раз подъезжал к своему дому и видел, что он жив, и даже стал краше, по-видимому, после ремонта. Хотелось бы, чтобы людям, поселившемся в нашем доме, было всегда тепло и уютно, а выросшие в нём дети всегда помнили о нём, как о родном.

08.06.2021