Вечная глупость и вечная тайна. Глава 14

Глава четырнадцатая. На новом месте.

Надвигалась осень, Вера, как прежде постоянно уезжала к маме на неделю, иногда на две. Чтобы быть на связи с ней постоянно я купил ей телефон, которым она очень гордилась. Я вспомнил о предложении своего дяди пожить зимой на хуторе его тещи, которая очень боялась, что там заведутся бомжи. Этот разваливающийся дом был дорог этой семье, как память, вероятно. Для культурного отдыха он не годился, скотины там давно никакой никто не держал, поля поросли бурьяном. Место нахождения этого хутора было не очень удобное – до автобуса надо было идти минут сорок по грязному проселку, вдобавок недалеко была свиноферма и в зависимости от ветра там иногда неприятно пахло. Но для меня это был неплохой способ сэкономить деньги. Платить надо было только за электричество, ну и по желанию можно было купить себе баллон с газом. Старая баня давно развалилась, воду надо было качать неисправной ржавой колонкой, которая в сильный мороз замерзала. В той комнате, которую мне отвели была крохотная изразцовая печка, которая неплохо держала тепло, но была маленькой для такого помещения. Дрова были напилены и не нуждались в колке, но лежали они не первый год на улице и были сырыми.

В одни выходные я нанял одного бывшего коллегу и перевез все на хутор свой диван, холодильник, стиральную машину, секцию, прочие мелочи, а остальную мебель бросил на съемной квартире. Вера, прибыв на хутор была напугана ветхостью дома и долгой дорогой до автобусной остановки, но больше всего её напугали миазмы клозетной ямы, то есть гравитационный туалет в тридцати метрах от дома. Я попытался её утешить тем, что есть все-таки газовая плита и есть домашнее животное – кошка, с которой я очень подружился. Вера всегда утверждала, что животные её очень любят, а она любит их. Однако кошечка, когда Вера к ней приблизилась, вся ощетинилась, зашипела и стрелой умчалась прочь из дому. Мой дядя, его жена и её родственники очень положительно отнеслись к Вере и моему желанию с ней жить.

В сентябре две тысячи первого года я в середине рабочего дня, переделав все заказы, отпросился на пару часов и поехал на центральный рынок покупать дешевый кошмарный велосипед, на котором приехал на работу, узнать, не появилось ли новых срочных заказов. Мой коллега, Юра, некогда занимавшийся велоспортом, со знанием дела оглядел мою покупку, сказал, что этот технический уродец долго не проживет, что мне все равно придется за приличную цену купить нормальный аппарат, и только потом торжественно изрек:

 - А ты знаешь, что пока ты эту порнографию ездил покупать, Третья Мировая война началась?

 - Шутишь? И кто с кем будет воевать?

 - Да пока не ясно, кому ответ держать перед американцами за атаку пассажирскими самолетами этих башен в Нью-Йорке.

 - Да ну, какая война? Реальные противники Америки не будут начинать атаку пассажирскими самолетами. Кто это может быть? Не китайцы же и не Северная Корея! У них ракеты есть, военные истребители. Войны не будет, во всяком случае мировой.

 - Наверное, исламские террористы угнали эти самолеты и направили из в этот всемирный торговый центр. Пока никто на себя за это ответственность не взял.

 - Нас это не касается. Заказы, как шли, так и будут идти до нового года…

Ничего срочного не было, и я поехал домой на новом велосипеде. По дороге заехал в супермаркет, купить продуктов. И пристегнул свой дешевый велосипед очень дешевым замком с тонким тросом. Когда я вышел из магазина с большим пакетом продуктов, своего стального коня я не нашел, на его месте валялся только дешевенький замочек с перерезанным тросиком.

Возмущенный подобным оборотом, я тут же позвонил в полицию. Диспетчер, выслушав меня, велел мне ехать в ближайшее отделение полиции и писать заявление. И я поехал, и просидел там в очереди около часа, потом меня обругала усталая женщина полицейский, но все-таки приняла у меня заявление, к которому приложила чек и технический паспорт велосипеда. Оттуда я поехал к Игорьку, зайдя в магазин, взяв выпить. До полуночи мы с ним пили и хорошо закусывали, потом я немного поспал, а утром я пошел на центральный рынок, купил там такой же велосипед, только уже не зеленый, а синий и приехал на нем на работу. Юра долго разглядывал мою покупку, а потом спросил, зачем я ночью перекрасил велосипед. Я мрачно соврал, сказал, что рама треснула, и я утром заехал и обменял велосипед. Признаваться в том, что у меня его угнали, было почему-то стыдно.

На велосипеде добираться с хутора до работы, по окраине, было удобнее и быстрее. Иногда, правда дождило, но на этот случай я припас брезентовую плащ-палатку времен Второй Мировой войны. Хотя ездить в ней было не очень удобно, и ноги промокали, я все-равно был доволен жизнью, ибо Вера в ту пору меня посещала достаточно редко. А она была нужна мне. После работы до полуночи мне уже некогда было растапливать печку и готовить себе есть, приходилось спать натощак, и в холодном помещении, навалив на себя побольше ватных одеял, в одежде. Велосипед, как и предсказал Юра, начал ломаться, причем ломался он почти каждый день. Я нашел приличную мастерскую, где мне заменяли дешевые запчасти на дорогие. Сначала я заменил педали, потом покрышки с камерами и переднее колесо, потом заднее, далее ходовую цепь и задние шестерни, после этого передние шестерни вместе с шатунами, тормоза тоже пришлось заменить. В последнюю очередь я заменил педальную ось и переключатели скоростей. Наконец мне надоело неудобное дерматиновое седло, и я купил очень дорогое кожаное. Как-то раз я вез Веру от вокзала до хутора на багажнике, после чего пришлось присмотреть себе прочный легкий и удобный багажник. К началу зимы оригинального на велосипеде осталась только рама и руль. Чтобы ставший дорогим аппарат у меня не угнали, я купил очень толстую цепь и массивный навесной замок.

Мыться и стирать на хуторе было очень энергозатратно, сначала надо было накачать воды, потом наносить, потом натопить плиту в кухне, чтобы нагреть эту воду, перенести горячую воду в теплую комнату. Мылся я в детской жестяной ванночке, поливая себя из кувшина. А потом надо было вынести грязную воду и вымыть эту ванночку. Стирал я на улице, выкатывая машину во двор, воду нагревал прямо в машине большим кипятильником, белье сушил в комнате, развесив на бечевках, натянутых около печки.

В одну прекрасную пятницу, на работе у кого-то был день рождения и после работы мы долго это отмечали. Я напился до такой степени, что на велосипед залезть уже не мог, потому я взял такси и поехал к Шурику, до Игорька дозвониться не удалось. Странно, но он очень обрадовался моему позднему визиту. Он лежал посередине комнаты на своем детском матрасике, видеодвойки уже не было, телефон у него был очень дешевый, холодильник пустой. У него не было даже сигарет. Я сходил в круглосуточный магазин и принес куль продуктов и куль с пластиковыми баллонами пива, хотя он и просил у меня купить спирта на точке. Выпив немного, он поведал мне о том, как его уволили с пары рабочих мест, как он пропил две тысячи лат с соседями – семейной паре, отправившей детей в интернат, чтобы не мешали им пить. Немного помявшись, он признался мне, что и эту, однокомнатную квартиру он потерял, и скоро его из неё выбросят на улицу.

 - Маклер уже третий день мне названивает, - глядя в пол, говорил он. – Она хочет мне ключи от моей новой квартиры отдать. Сестра на свое имя купила квартиру на Матиса с частичными удобствами без ремонта. Я там побывал один раз и мне плохо стало – бомжатник, конкретный! Там даже стекол в окнах не хватает, где-то фанерой забито, где-то вообще тряпками заткнули. Клозет не лестнице и то не работает. Не, не буду я там жить, лучше умереть!

 - Да ответь ты человеку, когда позвонит, возьми ключи. Лучше там, чем совсем на улице. Завтра вместе поедем. А с работой-то чего?

 - Да холодно сейчас уже, надо весны ждать, когда стройки заработают.

 - Ты бы Покемону позвонил, может у него что-то есть. Слушай, а у тебя помыться можно? А то у меня на хуторе с этим геморрой конкретный.

 - Газ отрубили за неуплату, потому горячей воды и отопления у меня нет. Вот, у калорифера греюсь, электричество тоже отключили, но соседи мне удлинитель протянули…

На следующий день мы все-таки поехали на улицу Матиса, чтобы он встретился с маклером и забрал ключи от своей новой квартиры. Квартира действительно была в ужасном доме и в кошмарном состоянии. После того, как он взял у маклера ключи, что-то подписал, и получил документы, ему очень захотелось выпить чего-то крепкого. Я не соглашался покупать ему выпивку, говорил, что в его ситуации пора с алкоголем завязывать. И тут он предложил пойти в общественную баню, вспомнил, что не так уж далеко, в Гризинькалнсе на улице Таллинас есть очень даже приличная баня. По дороге туда мы зашли в магазин, где купили полотенца, трусы и носки.

В бане до этого я был только раз. Это было в раннем возрасте как раз на том хуторе, где я проживал. Баня там была грязная, темная, душная закопченная и потому мне там не понравилось. Однако, когда я зашел в баню на Таллинас я был поражен её великолепием – огромный ярко освещенный зал, стены отделаны большим кафелем с узорами, душевые кабинки, бассейн, в который можно было нырнуть, и поплавать и парилка, отделанная осиновой доской, в которой чем-то приятно пахло и главное нежное тепло обволакивало тело. Мы парились, плавали в прохладном бассейне, потом курили в специальном помещении на кожаных диванах, пили там пиво, а потом снова шли париться, и так раз десять, до самого закрытия бани. Вход в эту баню стоил три лата – не так уж и много, для моей тогдашней зарплаты.

Алкоголь и прочие яды вышли из организма, тело покраснело, и пошло белыми пятнами. Унылая погода - мокрый снег, переходящий в дождь, уже не казалась такой мерзкой. Захотелось поесть чего-то горячего, и мы зашли в пельменную, где съели по две больших порции. Шурик все-таки выклянчил у меня сто грамм водки, а мне не хотелось даже пива. В центре мы распрощались. Я сел в свой автобус, и там немного задремал настолько был расслаблен. Потом, правда, пришлось в этом расслабленном состоянии долго топать до хутора под собачий лай, но зато я, протопив печь очень крепко заснул, и проспал почти все воскресенье. После тех выходных я стал посещать баню каждые выходные.  Даже нашел баню около работы, которая работала до одиннадцати вечера.