Бархатный сезон Гл. 4. Шпион побережья

4. Шпион побережья

Уже сидя в кафе на набережной и потягивая коктейль через пластиковую соломинку, я сильно сожалел, что отправился шпионить за королём барахольного опта и его подружкой один, а не с Элоизой.
- Ну как там она? – спрашивал меня её дядя Аслан, щедро угощая меня вином.- Она ведь у нас красавица…Ей бы мужа побогаче…
- Пишет дипломную. Социологическое исследование работников СМИ…
-А-а!- разочаровано кривился отелевладелец. –Нашла о чём писать! Только не пойму – при чем тут социология? Она, вроде, поступала на юридический и уже проходила практику в суде, я сам по знакомству её устраивал помощницей. Один раз в мировом суде, в Хосте даже замещала районного судью. Та ушла на больничный – и Зуза разбирала дело о разводе, разделе имущества и установлении опекунства. Один черкес из дальнего аула женился на русской, жена, сочинская, работала в ресторане, гуляла напропалую с отдыхающими –и кончилось тем, что он выкрал ребёнка и увёз его в дальний аул к своим родителям.
Мои мысли были о своём. Я даже не обратил внимания на то, что в рассказе дяди Элоизы она превратилась в Зузу. Тем более пропустил мимо ушей неожиданную смену профессии племянницы Аслана. Я наблюдал за флиртующими по набережной парочками и как бы проводил своё социологическое исследование. Что ни говори, а во флирте, когда как бы «обнулены» все биографические данные впрягающихся в него партнеров, есть своя прелесть непознанности. А стоит начать «грузить» друг друга подробностями своей личной жизни, как улетучивается обаяние самообмана, когда фантазии мужчины и женщины, чьи траектории неожиданно пересеклись, ещё не травмированы ужасающими диссонансами несовпадений.
Вот, к примеру эта пара: лысоватый мэн в шортах и майке и «сланцах» на босу ногу –их я уже видел и в парке, и на пляже. Это явно не муж и жена. Потому что они ходят по Сочи, взявшись за руки, хоть уже и не молоды. А вот эти двое, застывшие неподалеку от наигрывающего «Лав стори» саксофониста, явно только что познакомились, иначе он так много и воодушевлённо не говорил бы ей о чём -то. Такими разговорчивыми бывают только те, кто «вешая лапшу на уши» хочет произвести впечатление. Расплачивающийся за выпитое и съеденное грузный мужчина с брюшком и в одних плавках, напротив которого под зонтом кафе сидит стройняшка в купальнике, –тоже не муж этой женщины и у них очевидный курортный роман.
Саксофон выстанывал рулады чувственности. Изогнутой в колене женской ногой с приспущенным чулком золотой рог сиял в руках музыканта. Его пальцы , как бы печатая историю на ретровом «Ремингтоне», двигались подобно суховатым пальцам детективщицы, наваявшей бесчисленные тома. Ночь темнела траурной вуалью, краденными бриллиантами над набережной сверкали звёзды.
Аслан подливал и подливал вина в мой бокал, предлагая ещё и ещё раз выпить за красоту и ум Элоизы. Я пребывал в полной эйфории. Когда Аслан на своих потрёпанных «жигулях» сочинского Корейко, чей чемодан с плотно уложенными в нём пачками дензнаков советского производства всё ещё томился на вокзальных полках камеры хранения, домчал меня до старинного краснокирпичного строения на склоне горы, выгружаясь, я видел только циклопические ворота, чье изображение я позже неожиданно обнаружил на фасадной стороне одного из дольменов, пальму под окном номера, куда он меня поселил. Я не придал значения ни тому, что дверцу с боку ворот нам отворил хорошенький кареглазый мальчик, ни тому, что на кухне, где продолжился пир,- домашнее вино , чачу, плов выставляла на стол молчаливая дочь гор.
Никакого воображения не хватило бы мне тогда и для того, чтобы представить, что у скромного держателя отельного бизнеса, дальних или близких его родственников когда-то изымались из –под лоз , спрутом опутавшего всё винограда, бидоны с залитыми парафином, замотанными скотчем крышками, а под теми крышками в навал – старинные золотые и серебряные монеты, новенькие купюры, жемчуга и бриллианты.
И хотя у настоящего детектива под микроскопом подозрений буквально все -и он наводит свою лупу на оставленные на месте преступления волоски, окурки в пепельнице, отпечатки пальцев на стекле бокалов с недопитым вином, мне было не до того. И потому я был никчемным детективом.
Проснувшись ясным сентябрьским утром, я увидел, как посреди комнаты витает залетевший в окно радужный мыльный шар. В нём отражался я – на койке, репродукция картины, изображающей маяк на мысу, хлещущие о камень волны, луч света , прокалывающий тьму, тумбочка с недочитанным детективом на ней , оставленном здесь предыдущим постояльцем, шкаф , грузный, и квадратноплечий, как старый служитель того же маяка, мой , так и не разобранный чемодан-булыгой.
Шар влетел в открытые двери, ведущей на плоскую крышу пристройки, выйдя на неё, я обнаружил, что хостел со всех сторон окружён громадами отелей, между которыми оставался лишь небольшой островок малоэтажных строений. Всё это зыбясь и искривляясь, отражалось в других разновеликих шарах, гроздьями сыплющихся сверху. Я поднял голову –и увидел златовласую девочку на балконе отеля. Она окунала в пластмассовый стаканчик кружочек на стерженьке –и дула в него. И оттуда являлись мириады хрупких, нестабильных планеток. Паря, они опускались вниз, залетая во двор, где их пытался поймать хозяйский мальчуган. Но тщетно. Стоило ему прикоснуться к переливающемуся зеркально-радужному чуду, как шар лопался…