Глава 37

37.

Чай заварен. Конфитюр разложен по маленьким блюдечкам. Верхняя часть картонной коробки снята и отложена на буфет. Под ней действительно оказался бисквитный рулет, от которого и вправду, явно был отрезан кусочек – так сказать на пробу.

В общем, все было готово к чаепитию. Как сладкому – в гастрономическом смысле! – завершению этого…

Скажем прямо, весьма специфического свидания. 

Надо же хоть как-то подсластить ту самую, горькую пилюлю воспитательного рода и смысла. Которая была распробована младшей, можно сказать подчиненной стороной, в полной мере, если не сказать, с избытком.

Впрочем…

Нет, к этому самому моменту все было не так уж… больно и зудко. Просто потому, что Нютка предусмотрела и этот… честно говоря, весьма и весьма специфический момент.

Но у нее уже был… определенный опыт. А уж упрекнуть этого странного ребенка в отсутствии сообразительности, было никак невозможно!

- Там… в кармане! – произнесла она, будучи уже освобожденной от самодельных пут, из веревок и полотенец, но все еще возлежа на темно-вишневом покрывале постели хозяйки дома сего. – Правый боковой карман… на пиджаке!

- Что там?

Рута все еще была смущена. И самим, только что отыгранным ею болевым действом, и его финалом.

Трогательным - причем, в буквальном смысле! – и весьма приятным, для обеих.

- Мазь, - охотно пояснила девочка-ментат. – Та самая мазь, которой мама меня лечила в прошлый раз. Весьма действенное средство, можешь мне поверить!

- Да уж… - вздохнула главенствующая сторона. – Верю. 

Девушка прошла к стулу, на который она повесила их верхнюю одежду. Сдвинула свой пиджак, запустила руку в правый боковой карман верхнего школьного одеяния своей гостьи и вынула оттуда тюбик какой-то незнакомой мази.

- «Q-17», - прочитала она название препарата.

Нет, девушке это название ни о чем не говорило.

- Что это? – поинтересовалась она.

- Это то, что нужно, - как бы удивляясь недоверчивости своей собеседницы, сказала Нютка. И сразу же добавила, чтобы избежать дальнейших проволочек:
- Ты ведь хотела как-то облегчить мои страдания? Ну, так давай приступай!

- Как скажешь…

Рута вернулась к наказательному ложу, опустилась на колени, отвинтила крышку тюбика, отложила его на покрывало, рядом с возлежащей и выдавила на пальцы порцию мази… Скорее, геля, со странным запахом – приятным и свежим.

- Ты стащила его из маминой аптечки, да? – спросила она. Не в осуждение, просто для того, чтобы уточнить некоторые обстоятельства. Возможно, значимые.

- А вот и не угадала! – Нютка усмехнулась, глядя на свою Старшую искоса и снизу. – Нам давали это там, во время моих оймяконских похождений. В личную аптечку. От царапин, ссадин и прочего такого. Чтобы можно было любую ранку сразу же обработать в поле, и без последствий. Я запомнила название, когда мама в прошлый раз меня лечила. И сообразила, что в моих личных запасах есть такая же мазь. Она, вообще-то, от мелких бытовых травм. Ее используют геологи, в полевых выходах, охотники… Ну и прочие «лесные люди». От укусов мошки, комаров, всяких прочих москитов. От мелкого бытового травматизма. Даже, говорят, военные не стесняются держать ее у себя под рукой. Так что, не бойся, средство проверенное! Лично на мне!

- Как скажешь, - повторила врачующая сторона. – Тебе виднее.

- Мне еще и чувственнее! – напомнила эта сумасшедшая девчонка. – Втирай… аккуратно. Много не надо. Впрочем…

Девочка-ментат снова усмехнулась.

- Не волнуйся, - добавила она. – Если выдавишь лишнее… просто разотри вокруг. Эта мазь впитается быстро. Очень хорошая штука! Рекомендую!

- Ну-ну…

Девушка только этими словами смогла отреагировать на ее внезапный оптимизм. После чего, приступила к своим врачевательским обязанностям.

Выполнять их оказалось очень даже приятно. Такой повод снова коснуться воспаленной кожи – там, у нее, сзади и снизу. Тем паче, что на этот раз каждое такое прикосновение несло с собою облегчение зуда, после предыдущих болевых экзерсисов… В которых девушка приняла самое активное участие чуточку раньше.

Теперь пришло время умягчать все остатки, отголоски, последствия прежнего мучения у пострадавшей стороны. Чем, собственно, Рута Георгиевна Костицкая и занялась, с превеликим удовольствием.

Действовала она, не торопясь, аккуратно, не пропуская ни одной красной полосочки и даже выходя несколько в сторону – ну так, на всякий случай! Минут через десять, закончив со всеми этими ласковыми притираниями, девушка с удовлетворением оглядела результаты. Ей даже показалось, что следы от прутьев, которые первоначально были такими яркими, даже несколько побледнели.

- Порядок, - констатировала она факт завершения своей импровизированной врачебной работы. И сразу же поинтересовалась у пострадавшей:
- Как ты? Полегче?

- Небо и земля! - подтвердила возлежащая.

И сразу же добавила нечто шутливое и… вогнавшее в краску старшую сторону этого лечебного действа.

- Между прочим… ты можешь снова пройтись там… пальцами, - сказала она. - Тебе будет приятно. Да и мне… тоже!

Рута с трудом преодолела внезапное смущение и последовала этому ее совету. Да, все было в точности так, как указала подчиненная сторона. Лечебно, приятно и… В общем, все в пределах нравственного дискурса.

Интересные мысли бродят в голове. Оправдания таких вот… чувственных наслаждений. Запретных, но разрешенных.

Проблема в том, кто именно разрешил такие вещи. И чего стоит подобное разрешение.

Нютка одарила ее очередным своим сочувственным взглядом, направленным искоса и снизу. Но ничего не сказала, в ответ на путаные мысли своей собеседницы. Наверное, решила не усугублять. Девочка-ментат просто отвернулась и расслабила тело. Предоставив своей Старшей самой решать, прекратить это тактильное вмешательство или продолжить.

Рута выбрала некий промежуточный вариант. Еще несколько ласковых поглаживаний красных следов на ягодицах этого сумасшедшего ребенка. А после…

Три шлепка по отхлестанной коже – мягких, вовсе не болезненных. Но четко обозначивших завершение этой странной чувственной игры. Более чем сомнительной.

- Уже… пора? – откликнулась на этот тактильный жест возлежащая сторона. – Твое лечение закончено?

- Наверное…

Рута тихонько вздохнула, а после аккуратно натянула трусики своей подопечной на то самое исхлестанное место. Надеясь на то, что прикосновение тонкой хлопковой ткани побеспокоит девочку не так уж сильно.

Нютка восприняла это как повод для завершения, так сказать, горизонтальной части всех этих болевых и ласковых церемоний. Поерзала на покрывале, несколько смяв его - не существенно, по сравнению со всем предыдущим. Приподнялась, встала на колени, повернулась и живо спустила ноги на пол. А после протянула руки к коленопреклоненной.

- Обнимашки-поцелуйчики! – провозгласила она свой план дальнейших действий на ближайшее время. – Миримся и пьем чай, суровая ты моя!

- Да уж… суровая! – согласилась Рута, обнимая этого странного ребенка.

Других слов она подобрать, увы, не смогла. Впрочем, Нютку это вполне устраивало.

- Не парься ты! – попыталась она успокоить свою смущенную Старшую. – У нас еще есть часа полтора. За это время там все… В общем, все будет выглядеть не так ярко. Мама не испугается.

- Хотелось бы в это верить… - осторожно сказала Рута. – Впрочем…

Она отстранилась и поглядела на девчонку с некой долей укоризны.

- Ты все это заранее продумала, - уверенно произнесла девушка. – Все, вплоть до мелочей… Даже предварительное лечение от меня! Ведь так?

- Ничего себе, мелочи! – с деланным возмущением в голосе откликнулась девочка. – Там, между прочим, было… Очень даже зудко! В прошлый раз я оценила. А сегодня… Да, я знала, что все будет… Что все окажется еще строже! Но излишне страдать я вовсе не намерена! Да и тебя вводить в переживания по поводу моего самочувствия, мне вовсе не хотелось!

- Ценю, - хмуро откликнулась Рута.

Нютка вскочила на ноги, резким движением поправила юбку, схватила девушку за руку и потянула за собой.

- Пойдем! – категорическим тоном потребовала она. – Чай, рулетик и прочее… Сами себя не попьют и не поедят!

Шальная девчонка улыбнулась, как будто это приключение лично для нее оказалось не таким уж болевым. Впрочем, возможно так оно и было…

Рута поднялась на ноги, по-прежнему ощущая себя объектом манипуляции. При этом она уже не имела ни сил, ни желания ей противостоять. Чем, собственно, девчонка беззастенчиво пользовалась.

Ее фирменный стиль. И кто здесь главенствует, скажите мне, на милость?

Вопрос остался без ответа – во всяком случае, словесного. Всегда удобно, читая мысли, игнорировать те из них, которые окажутся несколько несообразными образу мыслей и действий организатора и вдохновителя неких… странных идей и задумок. 

На кухне все было готово. Вроде бы. Но как обычно, не без нюансов. Когда Рута взяла в руки свой обычный кухонный нож, Нютка оценила этот поварской аксессуар весьма критическим взглядом и сразу же отрицательно замотала головой. Ни слова не говоря, метнулась обратно в спальню – наверное, к своему пиджаку. Вернулась она, держа в руках какой-то непонятный предмет. Плоский кожаный чехол, из которого торчала какая-то штуковина в виде плоской петли, вытянутой в узкую полосу, закругленную сверху. Этот металлический хвостик был длиной дюйма четыре, не меньше. Девчонка выдернула за нее из чехла узкий предмет из белой полированной стали, оказавшийся странного вида ножом – с клинком, кончик которого был скошен по отношению к лезвию, по прямой линии, эдаким углом, как нос военного корабля. Ланцет – не ланцет… В общем, нечто загадочное, с одной стороны плоское, с другой – заточенное эдакими плоскими скосами.

- Что это за ужас? – осведомилась скептически хозяйка дома. – Опять какое-то… холодное оружие в японском стиле?

- Почти! – улыбнулась Нютка. – Автор вдохновлялся какими-то боевиками про японскую мафию. Выглядит забавно, но… Мне нравится! Во всяком случае, куда острее, чем… это!

Любительница японского народного оружия* пренебрежительным жестом указала на предложенный девушкой кухонный нож.

Рута вздохнула.

- Вечно тебя тянет на всякую экзотику! – ответила она. – Знаешь, я как-то боюсь это даже в руки брать! Все такое… острое и непривычное!

- Не преувеличивай! – возразила опытная пользовательница разных занятных девайсов. – Это особый нож, «скелетник». Здесь есть вполне удобная выемка, для указательного пальца. А рукоятка… Да, тонковата. Но это компенсируется остротой и компактностью. Зато, его легко отмыть от крема и прочего. К тому же…

Девочка вставила петлеобразный хвостовик скелетного ножа в чехол и… получила еще более несообразную конструкцию, которую протянула хозяйке дома. Рута с осторожностью приняла подношение и оценила его в руке, на ощупь.   

Странно, но этот предмет оказался неожиданно удобным – как минимум в удержании. А вот насчет возможности реза...

Девушка покачала головой и вернула нож обратно владелице.

- Не пойдет, - авторитетно заявила она. – Знаешь… Я слышала про такие ножи. Японские, заточенные только с одной стороны. Говорят, ими очень трудно резать. Все время уводит в сторону. Попробуй сама.

- Просто ты не привыкла, - вздохнула Нютка, забирая этот предмет. – Смотри, это совсем не так уж сложно. Надо только держать нож чуточку под углом. От скоса, по оси клинка, плоскостью к разрезаемому. Или просто держать его покрепче в руке. Вот так.

Девочка нацелила нож на рулет и аккуратно разрезала его на тонкие ломтики-срезы. Потом прошла к мойке, вынула нож из рукоятки, вымыла его под струей воды, с губкой, вытерла полотенцем и вернула обратно в чехол. Ну, или в ножны – это как посмотреть.

- Видишь, как надо? – спросила она, положив на стол спорный предмет. – Все просто. Дело, как говорится, привычки. Ты просто очень консервативна, и не любишь лишний раз пробовать что-то новое.

- Зато у тебя тяги к инновациям хоть отбавляй! – улыбнулась девушка.

И жестом предложила своей собеседнице присаживаться, мысленно надеясь на то, что мазь все-таки подействовала.

В общем, чаепитие скорее удалось. Нютка даже не ерзала своей пятой точкой по полумягкой кожзамовой поверхности кухонного табурета. Пила чай, болтала обо всякой всячине – о разных посетителях их дома, друзьях и коллегах своего отца. О школьных новостях и прочем, забавном и отвлеченном. При этом, старательно избегая всех и всяческих разговоров о произошедшем. Рута охотно поддерживала разговор и узнала из него много нового. О своей подопечной, о ее семье и близких… Ну, и еще, обо всяком разном, околовсяческом и весьма интересном. В этом смысле, общение было весьма содержательным. Вот только кое-что настораживало: явное исключение из этого содержания всего того, что случилось.

Обиделась ли девчонка на ее суровость? Или, напротив, на то интимное и ласковое, что позволила себе главенствующая сторона?

Вряд ли. В ее поведении нет никаких признаков неловкости. Ну, или же натужной веселости, скрывающей возможную обиду. Значит, все не так уж плохо – на сегодняшний день, как минимум.

Когда чаепитие завершилось, девушка глянула на экран телефона – справиться о времени. Нютка прекрасно поняла этот намек. Девочка вздохнула. 

- Ты права, - сказала она, с пониманием кивнув своей Старшей. – Мне, наверное, уже пора. Вот только…

Нютка усмехнулась, как-то отвлеченно, почти бесшабашно.

- Ты найдешь для меня еще несколько минут? – поинтересовалась она. – И… Если можно, дай мне копиичку!

- Хорошо…

Девушка порылась в карманах брюк и нашла монетку.

- Извини, это гривенник, - сообщила она, протягивая своей подопечной требуемое. И сразу же поинтересовалась:
- А зачем тебе?

- Какая ты у меня богатая! – с улыбкой ответила шальная бестия.

Нютка живо припрятала гривенник в боковой карманчик школьной юбки – надо же, он там все-таки был! А потом…

Передвинула в сторону своей Старшей зачехленный нож – тот самый, который, по-прежнему, так и лежал на столе.

- Теперь он твой! – безапелляционно заявила она. – Владей! Штука ценная, правильная… в каком-то смысле. И только для тебя! Так сказать, эксклюзив!

- Спасибо, - смутилась адресат очередного подарка, в стиле «порубить-порезать». – А в каком смысле это… Ну, эксклюзив?

- Я заказала его специально для тебя, через Сеть, - охотно пояснила девочка. – Ну, не сама заказала. Отца попросила. Он мне помог. Работа одного… Скажем так, кастомного мастера. Который живет… не здесь.

- В смысле, за границей? – опешила Рута. – Нютка, да зачем?

- Я так захотела, - охотно пояснила любительница холодного оружия. – Хочу, чтобы у тебя был своего рода оберег. На всякий случай – пожарный и не очень. Носи его всегда при себе. Я знаю, на твоих пиджаках, слева, внутри, есть такой специальный карман, для ручек. Я измерила его – уж извини, без твоего ведома! Ножны как раз туда входят. Будет совершенно незаметно!

- Но мне это вовсе не нужно! – попыталась протестовать одаряемая сторона. – Слушай… Ты меня всякими ножами уже снабдила, да так, что мама не горюй! Один здесь… Складной нож для сыра, которым я нарезаю себе завтрак здесь, на кухне. Таежный нож с Оймякона… Там, у меня в столе, в каморке. А теперь еще и это… странное! Куда мне столько?

- Для моего спокойствия, - не моргнув глазом ответила ее подопечная. – Хочу, чтобы ты была, так сказать, во всеоружии. Ну и могла… тортик порезать, если что. Тебе что, сложно?

- Ну… Не привыкла я к такому. Как его использовать… так и не поняла. Да и есть у меня уже… другие!

Девушка вяло сопротивлялась, однако… Взяла со стола тот самый спорный предмет и задумчиво повертела в руках. Нютка довольно улыбнулась.

- Владей! – повторила она свое предложение – едва ли не требование! – Захочешь пользоваться им – научишься! А мне будет спокойнее, что ты у меня вовсе не безоружна!

- Вот только не говори, что это, так сказать, для самообороны! – почти возмутилась ее Старшая. – Знаешь, у нас все спокойно! Никаких поводов к тому, чтобы отмахиваться от потенциальных убийц у меня не было, нет, и не предвидится!

- Хорошо, - неожиданно серьезно откликнулась девочка. – Но я все-таки покажу тебе, как им пользоваться для такой, чисто гипотетической ситуации!

Девочка поднялась с табуретки и взяла в руки нож. Вынула его из ножен и вложила его обратной стороной, то есть, хвостовиком обратно, в кожаный чехол.

- Смотри, - сказала она менторским тоном, - если его вставить вот так, чтобы верхняя часть скоса была сверху, им просто удобнее резать. Помнишь, я именно так сделала, когда разрезала рулет?

- Забудешь такое! – буркнула недовольно в ответ обучаемая.

- Хорошо, - зафиксировала промежуточный результат юная учительница. – А вот если его вставить иначе… Ну, так, чтобы скос рукоятки был вниз, то… Это очень удобно для атаки колющим ударом. Попробуй сама!

Она протянула нож собеседнице – правильно, рукояткой вперед. Девушка взяла его, повертела в руке, сомкнула пальцы на этом странном предмете и провела воображаемую атаку – естественно в сторону. После чего, скептически покачала головой.

- Уверена, что это, - она с усмешкой показала девчонке нож, - считается непригодным для колющего удара. Да, палец ложится сюда, - Рута показала, как указательный палец сам собою лег в глубокую подпальцевую выемку, на металлической основе. – Но рука идет наискось. Как-то вбок. Неудобно для… такого применения.

- А вот здесь есть тонкость, - усмехнулась девочка, не понаслышке знакомая с приемами борьбы, вооруженной и не совсем. – Смотри. Сзади, на рукояти, есть закругление. Оно прекрасно ложится в середину ладони, если взять рукоятку подальше. Не надо заморачиваться. Бери нож плоско, уперев в ладонь. Это называется «финский хват». Указательный палец вперед, по плоскости, кончиком выходи на стальную часть. Он как бы сам указывает направление атаки. Ладонь на коже… Кстати, там внутри очень прочная деревянная основа, специально подогнанная для этого клинка, как говорится, и так, и так. В смысле, для безопасного хранения и для применения. В общем, попробуй!

Рута послушно взяла из ее рук сие загадочное оружие, переменила хват и…

Ощутила странное желание что-нибудь проткнуть.

Удивительно! Когда-то она читала о том, что оружие само может подсказывать вариант его использования. И даже провоцирует владельца на некую агрессивность. И вот, наконец, узнала, как именно это бывает…

Непривычное чувство. Но сразу становилось понятно, что эта девочка чувствует примерно то же самое.

Быть коллегой по ощущениям деструктивного рода… Да, это снова кольнуло изнутри.

- «Финский хват»… - озадаченно произнесла она. – А ведь и правда, удобно. Но ведь… опасно?

- Для тебя – нисколько! – авторитетно завила ее педагог по разрушительным идеям – вооруженным и прочим. – Обратная сила отдачи, при колющей атаке, не так уж и велика. Все идет точно по линии руки. Палец указывает направление. Атака идет точно и неотвратимо. Все просто – вот прямо, как пальцем ткнуть… в цель! Только вооруженным. Ты потренируйся!

- Не хочу, - досадливо помотала головой девушка. – Зачем мне это твое… вооруженное рукомашество? Какой в нем смысл?

- Я же сказала, для моего спокойствия! – авторитетно заявила воспитанница восточной школы боевых искусств. – Разумеется, это на всякий случай. Просто, чтобы ты знала, как надо поступить… в нехорошей ситуации!

- У меня этих самых нехороших ситуаций… и без оружия хватает! – вздохнула обучаемая. – Кстати, в том числе и твоими стараниями!

- Об этом потом, - как-то очень серьезно ответила девочка. – Не сегодня.

- В смысле? – опешила Рута. – Не сегодня, а… когда?

- Потом, - Нютка досадливо отмахнулась от очередного неудобного вопроса. – У нас не так много времени… осталось. А я хочу, чтобы ты кое-что запомнила. Вставай!

Она схватила девушку за руку – левую, невооруженную! И потянула девушку на себя, с умоляющим видом. Рута, как ни странно, подчинилась этому тактильному требованию. Встала, вышла из-за стола и передвинулась на условно свободное место.

Нютка отпустила ее, отодвинулась в сторону и жестом предложила своей внезапной ученице исполнить атаку против воображаемого противника. Девушка припомнила фехтовально-танцевальные па, знакомые ей по телевизионным постановкам из средневековой жизни, наполненной, в соответствии с воззрениями романистов, сценаристов и режиссеров, разного рода зрелищными поединками, дуэлями и прочим «боевым». И немедленно показала эдакий выпад – правой ногой вперед, с переносом на нее всей тяжести тела, вкладывая в атаку воображаемой цели силу и массу. Как будто в руке у нее действительно, было некое подобие шпаги или рапиры… а вовсе не странный предмет, условно режущего свойства и назначения, созданный бредовой фантазией иностранного найфмейкера**.

Нютка пришла в полный восторг.

- Браво! – воскликнула она. – У тебя получилось! Все надо делать именно так… Только быстрее и резче! Попробуй еще раз!

- Ну, уж нет! – девушка вернулась в исходное положение и сделала свободной рукой отрицающий жест. – Хватит с меня боевых упражнений! И, между прочим…

Рута огорченно покачала головой.

- Ты снова мною манипулируешь, - констатировала она несомненный факт. – И, по-моему, ты просто уклоняешься от какого-то серьезного разговора.

- Не время, - Нютка явно смутилась ее догадкой и потупила очи долу. – Прости…

Девушка тяжело вздохнула и вернула клинок ножа обратно в рукоятку-ножны. Отложила на стол зачехленный предмет и повернулась в сторону своей подопечной, всем своим видом предлагая ей объясниться.

Нютка, по-прежнему не поднимая глаз, подошла к ней и обхватила свою Старшую руками, прижалась к ней. Коснулась губами ее плеча – сквозь тонкую ткань блузки это чувствовалось странно, почти интимно! И прошептала:
- Спасибо! Ты лучшая…

Да уж… Умеет она переводить тему. Неужели искусство уклонения, знакомое девчонке по боевым искусствам, так хорошо транслируется на обычные формы человеческого общения?

Наверное, так. Во всяком случае, желания требовать ответов на множество незаданных вопросов куда-то улетучилось. Стоять вот так вот, на кухне, с нею в обнимку было куда приятнее, чем выяснять отношения как-то иначе.

Их внезапные обнимашки прервал мелодичный звонок, прозвучавший из прихожей. Нютка немедленно отпустила свою Старшую, метнулась туда и сразу же заскочила обратно в кухню, держа в руке свой «головастик». Нажала кнопку и поднесла аппарат к уху.

- Алло! Мама? – громко произнесла она, обозначая для девушки свою телефонную собеседницу. – Да, мы уже закончили. Не волнуйся, я в полном порядке… И Рута тоже! Мы даже чаю попить успели. Все хорошо! Ты уже подъехала? Конечно, я сейчас спущусь!

Нютка нажала кнопку отбоя и виновато посмотрела на девушку.

- Мама уже приехала, - сообщила она, в общем-то, уже известное. – Мне пора. Не сердись, хорошо?

- Хорошо…

Рута кивнула, выразив понимание… И смирение с тем несомненным фактом, что ее опять провели. Ничего не объяснили и по-прежнему ведут в какой-то неведомой игре. Но сил сопротивляться умелому манипулятору у девушки уже не осталось…

Вера Петровна встретила их возле своей машины. Маленький купе-кабриолет, с поднятым верхом, цвета «голубой металлик» - явно иностранного производства – был, как говорится, «под парами». В смысле, мотор был не заглушен и тихонько фурыкал – мелодично и успокаивающе. Как будто мать хотела умчать свое непутевое дитя, быстро-немедленно и подальше, от места страданий. Пускай и добровольных, согласованных всеми участниками этой тайной болевой операции, и в чем-то заслуженных провинившейся стороной. Но все-таки…

Женщина обняла, прижала к себе девочку и вопросительно посмотрела на ту, в чьей власти перед этим объятием был ее ребенок. Этот взгляд был красноречивее любых слов.

- Все хорошо, - Рута постаралась улыбнуться, хотя чувствовала себя очень неловко. – Аня… Нютка и правда, в порядке. Не волнуйтесь. Мы справились.

Глупые слова. Дурацкая интонация. Но надо же было хоть что-то сказать… напоследок.

- Да-да, конечно…

Мать, кажется, тоже чувствовала себя несколько некомфортно. И не находила нужных слов. Впрочем, это было к лучшему.

Разумеется, Нютка сразу же пришла на помощь.

- Мама, Рута вела себя хорошо и… правильно! – затараторила она, оглянувшись на ту, кто совсем недавно позволила себе исполнить их общую задумку, а теперь не знала, как ей себя вести дальше. – Я на нее ни капельки не обижена и… Спасибо, Рута!

Прощальная улыбка этого сумасшедшего ребенка была как некое подобие извинения. Но задавала единственную правильную интонацию для этого прощания.

- Спасибо… - тихо произнесла женщина.

Кажется, она была благодарна дочери. Хотя бы за подсказку.

Они уехали. Рута вернулась домой. Для начала, прошлась по спальне с совком и веником, собирая ошметки прутьев. Выбросила весь этот розгообломный мусор, как бы поставив точку в сегодняшних приключениях тела и духа. Потом разделась и приняла душ, с наслаждением подставив обнаженное тело под струи теплой воды, смывая с себя весь этот бред прошедшего дня. С его болевыми экзерсисами, безумными переживаниями, экзотическими наслаждениями, боевыми подарками и прочим. Приведя себя в относительный порядок, девушка накинула на плечи махровый халатик, зябко завернулась в него и вернулась в свою спальню. Там она первым делом освободила свой диван-тахту от веревочной привязи. Убрала сей странный набор в шкаф, в тайной надежде на то, что он более не пригодится. Расправила смятое покрывало и присела на то самое место, которое совсем недавно занимала ее подопечная. Мысли в голове бродили более чем странные. Обрывки воспоминаний о случившемся здесь теперь казались отголосками сна. Или какой-то другой реальности. Где было возможно… такое.

Недопустимое. Постыдное. Жестокое и…

Удивительно светлое.

Нет, ей вовсе не казалось, что она сегодня совершила некое преступление – против нравственности, общественного уклада и здравого смысла. Хотя, если посмотреть объективно…

Лучше бы никому этого за нею не знать. Просто из соображений ее, Руты, личной безопасности.

Но дело сделано. И даже оплачено – тем странным наслаждением властью над покорным ребенком. И прочим, что, несомненно, ни один человек в Стране, в здравом уме и трезвой памяти, никогда бы не одобрил.

Внезапно…

Прозвучал короткий гудок-зуммер текстового сообщения, пришедшего на ее мобильный телефон. Потом еще один. И еще. Девушка встрепенулась и потянулась к аппарату.

Сообщения были от Нютки. Если честно, в первое мгновение, услышав звук телефона, Рута испугалась. Вдруг, Вера Петровна все-таки возмутилась той степенью суровости наказания, которую она обнаружила там, на нижних-мягких своей дочери. Однако текст первого сообщения ее несколько успокоил. Оно гласило:

«Рута, не волнуйся! Мама все видела. Всплакнула, но смирилась».

Уже хорошо. Как-то, полегче.

В моральном смысле.

Дальнейшее сообщение было несколько иным – по духу и содержанию.

«Я все ей объяснила. Она тебя не винит. Только просила у меня прощения за то, что мне пришлось… вот так вот. Из-за нее».

Н-да уж… Искусство переводить с больной головы на здоровую, это ее все. Девчонка умело сманеврировала чувством материнской ответственности. Нечего сказать, талант!

Можно сказать, талантище!

А вот третье сообщение…

«Рута! Возьми нож с собой в постель. Положи под подушку. Это оберег… От дурных снов и всяческих волнений! Пожалуйста! Это важно!»

Однако…

Бред… Бред… Бред… И еще раз…

Бред.

Полный и окончательный.

Зачем девчонке такое выдумывать? Ну, про всякие опасности?

Может быть, она его заговорила? Нашептала всяких детских заклятий на то самое… оружие? Чтобы действительно, защитить ее?

Защитить ее… от чего?

Ведь память, зараза такая, не даст забыть все то, что случилось между ними. И хотелось бы прощения за это…

Прежде всего, от себя любимой.   

С другой стороны…

Что она, Рута Георгиевна Костицкая, теряет, исполнив это странное требование – почти мольбу? Вдруг и вправду, этот странный предмет убережет ее от ночных кошмаров?

Хотелось бы верить…

Девушка прошла на кухню. Вернулась с требуемым предметом в руках, отложила его на секретер. И начала стелить постель.

Накатила усталость. Ужин… Ну его нафиг! Чай выпили, рулет съели, посуду за собой вымыли. Как-то, есть уже не хочется.

Хочется спать.

Нет, не то.

Хочется провалиться в забытье, чтобы как-то зачеркнуть… Воистину, пережить этот странный день.

Еще один гудок зуммера. Да что это такое?

Рута открыла сообщение.

«Поверь, все хорошо! Делай, как я сказала! Я люблю тебя!»

Девушка вздохнула. Кажется, имеет смысл улыбнуться. С облегчением.

Что она и сделала.

Разговор с Верой Петровной, о случившемся, все-таки произошел. Женщина позвонила ей назавтра, после полудня.

- Рута Георгиевна… Здравствуйте! – начала она.

И замолчала, в неловкости, не зная, как именно продолжать общение по поводу вчерашнего.

- Как… Нютка?

Девушка еще не видела свою подопечную. И не имела с нею никакого общения, даже по телефону. Ночь, на удивление, прошла спокойно, вовсе без сновидений. И наутро, Начальница Музея встала с постели с ощущением, будто все, что случилось вчера, было как бы неким сном. Как нечто эфемерное… Просто привидевшееся ей.

Занятный такой… сон. Не более того.

И вот, отголоски этого вчерашнего бреда снова дают о себе знать.

- Анюшка…

Вера Петровна помедлила. Но решилась продолжить. Без раздражения, без гнева, но как бы смущенно. И даже с сочувствием в голосе.

- Не волнуйтесь, - сказала она. – Я смазала ей там… Полечила… В общем, утром я проверила. Теперь уже все хорошо.

- Вы… сердитесь на меня?

Голос девушки дрогнул.

- На Вас… Нет, не сержусь, - послышался ответ. – Если кто и виноват, в том, что случилось, это только я сама. 

- Нет.

Рута постаралась произнести это слово твердо. Как смогла.

- Все сделала я, - сказала она. – Вы просто дали на это свое согласие… Но, конечно же, сказать словами это одно. Увидеть своими глазами результат – вовсе другое. Вы шокированы и вините во всем себя. Это неправильно.
 
- А кого мне еще винить? – как-то устало откликнулась женщина на ее признательный пассаж. – Я мать. Я отвечаю за мою Анюшку. А Вы…

Она вздохнула – тяжело и с болью.

- Как это Вы правильно тогда сказали, - продолжила мать после короткой паузы. И сразу же процитировала тот разговор, едва ли не дословно:
- «Ну, кто я такая, в конце концов! Не более чем… воспитательное средство!» И дальше Вы горько так упрекнули меня, за мою позицию… Мою слабость, когда я переложила на Вас эту нелегкую обязанность… Мол, розга сама действовать не станет, так почему бы не вложить ее Вам в руки, ради благих целей.

- Да, я так сказала, - согласилась девушка. – Я прошу прощения, если мои слова Вас тогда задели.

- Мало задели! – ответила Вера Петровна. – Вы были абсолютно правы, когда сопротивлялись нашему предложению. Я… В общем, вчера я по иному взглянула на эту самую ситуацию. И в полной мере оценила Ваше благородство.

«Ой, было ли это самое… благородство…» - мысленно простонала адресат ее слов.

Вслух же она сказала:
- Вчера я была, пожалуй, излишне сурова. Наверное, мне следовало поступить мягче. Простите, если Вас шокировали… результаты.

Повисла очередная томительная пауза. Далее последовал тяжелый вздох матери. И странная исповедь, которая заставила сжаться сердце девушки.

- Знаете, - Вера Петровна говорила с девушкой каким-то особенно доверительным тоном, - я примерно этого и ожидала. Когда накануне моя Анюшка сказала, что будет просить Вас о максимальной строгости. Ей почему-то было очень важно получить эту порцию страдания, во искупление чувства ее вины передо мною. А я… Не смогла, не решилась отговорить ее от такого… приключения. Мне даже было лестно, что моя дочь ведет себя честно и отважно… Пока я вчера не увидела результат… ожидаемый мной. Абстрактно думать о том, что все правильно, что моей девочке это все только на пользу, это совсем не то же, что лечить те полосы на ее заднюшке и жалеть ребенка, который, наверняка проревелся под лозой…

- Ваша девочка вела себя отважно, - осторожно ответила Рута. – Она действительно, не запросила пощады… И даже старалась не вскрикивать. Я восхищаюсь ее отвагой и… терпением.

- Я тоже, - вздохнула мать. – Но мне очень стыдно от того, что Вам пришлось это делать. Это все мои заботы. Постыдные, неудобные… Но все-таки мои. Однако моя девочка…

Вера Петровна грустно усмехнулась.

- Поверьте, она на Вас не сердится, - сказала она. – Напротив, она восхищается тем, как Вы себя вели с нею. Сделать все это… без грубостей, тактично… И так строго. Я бы не смогла.

- Я тоже думала, что не смогу, - призналась Рута. – Даже отговаривала ее. Но все-таки сумела это сделать. И мне все еще неловко… Стыдно за то, что я, наверное, была с нею слишком сурова.

- Вы неправы, - ответила мать. – Моей девочке это пошло на пользу. Здесь я не ошиблась. И, похоже, ей действительно необходимо такое… болевое воздействие. Именно от Вас. Вам она полностью доверяет. И я… тоже.

- Вера Петровна! – девушка перешла на самый серьезный тон голоса. – Если у Вас есть хоть какие-то сомнения… Если Вы передумали… Мы просто откажемся от такой суровой практики. Лично я вовсе не уверена в том, что теперь, после разрешения сложной ситуации, девочке потребуются такие вот… болевые средства! Возможно, после вчерашнего, Нютка сама пересмотрит свою точку зрения и вовсе не попросит о продолжении… подобного!

- У нас был вчера такой разговор, - призналась мать. – Я предлагала ей отказаться от болевых эффектов. Сказала, что хватит, довольно. Я уверена в том, что можно обходиться и без такого экстрима!

- И что же она ответила?

Рута откуда-то знала, точно знала ответ. Но эти слова должна была произнести сама мать.

- Анюшка… боится, - голос Веры Петровны дрогнул. – Вовсе не Вас, и не боли, которую получила вчера из ваших рук. Она по-прежнему опасается своей дурной наследственности. И считает, что строгий контроль, от Вас, лично, ей еще пригодится. В общем, все остается по-прежнему.

- Если бы я не знала ее, я бы сказала, что она просто дура, - девушка искренне отозвалась на эту ожидаемую новость. – Но если она так считает… Что ж, ей виднее. Впрочем, если подобное потребуется повторить… Знаете, я постараюсь быть с нею помягче. Обещаю.

- Вы правильно поняли меня, - ответила мать. – Позвольте мне считать себя обязанной Вашему благородству и тактичности. И… Спасибо Вам!

На этом разговор закончился. Вера Петровна попрощалась с девушкой, оставив ее в некоторых сомнениях.

С одной стороны, Рута сказала ей чистую правду.

С другой стороны… Раскрыла перед матерью далеко не все тонкости того, что случилось вчера. И тем самым повела себя ничуть не лучше, чем эта девчонка-манипулятор.

Опять-таки, рассказать все о своих действиях и, самое главное, ощущениях…

Нет. Это слишком… личное.

К тому же, сама Нютка окажется задета ее честностью.. И сочтет раскрытие их реальных отношений чем-то далеко за гранью оскорбления.

А она, Рута Георгиевна Костицкая…

Теперь не хочет ее терять. Ни за что.

Странно… Может ли ее желание, общаться с этим безумным ребенком, считаться хоть сколь-нибудь допустимым?

Нет. Все ее чувства к этой девочке совершенно за гранью морали. Получать удовольствие от такой специфической власти над нею…

Это то, что недопустимо. Ни по каким понятиям.

Но отказаться от этого…

Только если Нютка сама пожелает. Ведь это же надо, прежде всего, ей самой… Рута, главенствующая в этой ситуации, просто подстраивается под ее специфические нужды.

Хотя имеет к этому свой, весьма особый интерес. Чуть-чуть замаскированный в некие условные «педагогические» условия. Абсолютно надуманные…

Нютка нарисовалась в ее кабинете где-то в районе трех часов пополудни. В этот раз она вежливо постучалась – с той стороны двери. А потом уже вошла. Правда, вовсе не дожидаясь разрешения.

Девчонка в своем репертуаре. Но в этот раз она не получила никакого афронту. Как только она прикрыла за собою дверь и повернулась в сторону стола Начальницы Музея, случилось забавное. А именно, обе встретившиеся участницы вчерашнего болевого приключения, задали друг другу один и тот же вопрос.

- Как ты?

Дуэтом. То есть, одновременно.

И обе улыбнулись такому совпадению. Вернее, синхронности мышления друг друга. Рута с грустью, а девчонка обнадеживающе.

Что поделаешь, ситуации… разные.

- У меня все норм, - первая ответила Нютка. – Там… сзади… В общем, ничего уже и не видать. Я же говорила, эта мазь – мировая вещь!

- Это радует! – кивнула Рута. – А как насчет… остального?

- Ты про родителей? – уточнила девчонка. И получив кивок от своей Старшей в подтверждение темы вопроса, тут же пустилась в объяснения:
- Отец не в курсе. Я при нем не стонала, не страдала… Мама со мною уединилась – ну, это нормально… теперь. После всего…

Но этом месте Нютка смутилась и опустила глаза. После чего задала вопрос.

- А… ты?

- Ну… Кошмары меня не мучили. Девочки кровавые в глазах не вставали, не беспокоили, - с жесткой иронией откликнулась ее собеседница. – Спасибо твоему оберегу… наверное.

- Ты его… носишь, да? – голос девчонки почему-то дрогнул. – С собой? В смысле, при себе?

Вместо ответа, Рута эффектным жестом распахнула левую половину пиджака и продемонстрировала верхнюю часть металлической рукоятки.

- А я все думала, зачем там такой… длинный и узкий карман? Для какой такой супер ручки? – по-прежнему иронично ответила она риторическими вопросами. – А вот он оказывается, зачем! Вот теперь чувствую себя неким… Тайным агентом! Ну, или ниндзя в походе. Между прочим, феерические ощущения!

Нютка подняла на нее свой взгляд и… выдохнула с явным облегчением.

- Носи его, - как-то серьезно откликнулась она на эту ее браваду. – Всегда. Хорошо?

- Ладно, уговорила, шелобонка! – усмехнулась Рута. – Нет, правда, откуда ты знала, про такой специальный карман?

- У тебя костюмы из специализированного магазина, - авторитетно пояснила Нютка. - Я изучала крой одежды, когда-то разработанной для педагогов. Вообще-то, этот карман для линейки. Ну, или для узкого пенала. Чтобы носить с собой. Но видишь… И для оберега… подошел!

- Все-то ты знаешь, - вздохнула Рута.

- Нет, не все.

Нютка несмело подошла к ее столу. Зашла сбоку, справа, вплотную к ее креслу и протянула руки девушке. И, получив встречное, сжала ладони своей Старшей, после чего опустилась на колени. Рута глянула на нее, сверху и с удовольствием, прямо залюбовавшись выражением лица своей подопечной. Там было волнение, смущение… И надежда.

Надежда на понимание и прощение.

Интересно, с чего это такие занятности в ее нынешнем настроении? Ведь вчера все уже разрешилось. Вроде бы.

Или нет?

- Нет, - ответила девочка на невысказанное.

- Ой, Нютка…

Девушка покачала головой.

- Поднимись, - сказала она. – Не дай Бог, кто-то зайдет. Объясняйся потом, с чего это ребенок передо мною колени преклоняет.

- Плевать на это, - отреагировала Нютка. – Скажу, что монетку потеряла. Укатилась под стол… к тебе.

- Та самая… монетка?

Рута намекнула на символическую плату за нож-оберег. Тот самый, о котором шла речь.

- Та, или другая… Какая разница? – досадливо мотнула головой Нютка. – Мы ведь не об этом… говорим.

- А о чем?

Девушка выразительно посмотрела на свою подопечную, вызывая ее на откровенность. Не без успеха.

- Тебе неловко, - ответила Нютка. – Ты все еще думаешь, будто вчера унизила меня. Обидела… Ну и все в таком роде. Но это не так. Еще ты думаешь, будто мама моя теперь вся в переживаниях, по поводу того, что сама отдала свою единственную дочь на всякие… мучения. А это тоже не так. Ну… не совсем.

Она снова опустила глаза. Рута вздохнула. А потом высвободила свою правую руку и провела по щеке коленопреклоненной. Нютка по ходу поймала ее губами, на мгновение коснулась запястья. И это было приятно. Но вовсе не снимало вопросов. И не давало на них ответов.

- По второму пункту, позволю с тобой не согласиться, - девушка продолжила выяснение отношений, невзирая на явный намек о прекращении этого сурового послесловия к случившемуся между ними. – Мы говорили с твоей мамой, по телефону. Она тоже, несколько… Скажем так, смущена. Кстати, что ты ей рассказала?

- В общих чертах… все, - ответила Нютка. – Все значимое. Мы обсудили с тобой все мои… прегрешения. От краж, курения и прочего… До наглых манипуляций мнением и сознанием моих родителей. Ты сказала, что так поступать нельзя. И после меня наказала. Строго, без жалости. В точности так, как я и просила. И ты не опустилась при этом до грубостей, оскорблений и каких-нибудь издевательств. Ты вела себя достойно. И мне не к чему придраться. Только поблагодарить.

- Значит, без подробностей, - сделала свой вывод Рута. – То есть, по-прежнему, ложь в умолчаниях. Ты намекнула на то, что была наказана за все сразу. Поэтому моя, скажем так, суровость показалась ей адекватной ситуации. Более или менее. Но ты не сказала ей о том, что часть твоих грехов я сразу же простила тебе. А остальное… Ты просто не стала пояснять. И не рассказала, как именно все это происходило. Чтобы не шокировать дражайшую свою родительницу. Так?

- Так.

Нютка подняла на нее глаза. Взглянула на свою Старшую серьезно и произнесла главное.

- Мама и папа… Они знают о моем таланте к манипуляциям. Но смирились с этим. Они точно знают, что я никогда не позволю себе действовать во вред им. Насчет подробностей. Мама видела результаты. Ей достаточно.

- А мне – нет.

Фраза прозвучала жестко, но точно. Девочка занервничала, но Рута вовсе не собиралась смягчать ситуацию.

- Я была жестока с тобой, - напомнила она. – То, как я все обставила… Было полнейшим издевательством. Над здравым смыслом… Над твоим чувством собственного достоинства, и еще… Над твоей стыдливостью.

- А, ты про это…

Нютка усмехнулась – сдержанно, почти зло.

- Рута, милая! – сказала она. – Ты даже не представляешь, как можно обставить подобное наказание. Что чувствует жертва подобной посеканции, когда тот или та, кто все это исполняет, вымещает на ней свой гнев и ярость. Или просто раздражение и недовольство. Стремится по-настоящему растоптать ее и унизить, смеясь над стонами и криками, издеваясь над нею… Или, как складывается подобная ситуация, если жертва попадает в лапы профессионала… Палача, который абсолютно безразличен к живому существу - к тому, которое он, этот палач, наказывает. Пустая, бездушная тварь, истязающая жестоко и… бессмысленно!

- Та-а-ак…

Девушка наклонилась и возложила ей руки на плечи.

- Откуда тебе это знать? – жестко спросила она. – У тебя не было опыта подобных истязаний. Не могло быть в принципе.

- Родовая память, - ответила девочка – возможно, искренне. – Сны о… прошлом. Кажется, в прежних моих воплощениях я получала нечто подобное. Запомнила.

- И что, есть разница… со вчерашним?

В голосе у девушки не было иронии. Просто интерес.

Нютка кивнула.

- Вчера все было иначе, - ответила она. – Знаешь, мне, как ментату, было даже… забавно! Странная смесь… жгучей боли и того, что ощущалось, как шлейф, вдогонку за каждым хлестом по моей коже.

Удивление на лице девушки и молчаливый вопрос вызвали у коленопреклоненной желание пояснить. И слова ее…

Сказать, что удивили – это не сказать ничего. 

- Хочешь, я выражу квинтэссенцию этого шлейфа? – спросила Нютка. И, получив со стороны своей Старшей утвердительный кивок, позволила себе нечто вроде интермедии в лицах:
- Представь себе очередной хлест… от тебя. Боль пронзает – там, сзади… А следом… Я чувствую твой взгляд. Буквально чувствую его, кожей, там же. И слышу все то, что ты думаешь… обо мне. «Какая… славная жопка! Красная полосочка на ней… так мило смотрится! Жаль, что тебе так больно, маленькая моя… Мне стыдно… Но мне так приятно делать это… с тобой! Прости… Я люблю тебя!» А дальше… Твоя улыбка. Странная волна нежности. И снова прут наизготовку! Сейчас еще раз стегнешь, и все повторится снова.

Рута прикусила губу и резко отстранилась. Повернулась вполоборота налево, откинулась на спинку кресла и зажмурилась.

Стыдно… Ой, как стыдно…

Нютка рванулась к ней, почти перегнулась через подлокотник кресла. Схватила девушку за руку и попыталась вернуть ее внимание.

- Что не так? – спросила она. – Разве я ошиблась? Ты думала именно это. Ну, несколько иными словами… время от времени. Но ты уж прости, я все прочувствовала точно. 

- Да, - подтвердила адресат ее откровений. – Ты не ошиблась. Но это… жестоко!

- Когда тебя, после каждого удара, обжигает взгляд, полный ненависти, раздражения, злости… Когда с каждым новым стежком по твоему телу все больше разъяряются, наслаждаясь твоими страданиями, желая услышать твой отчаянный крик… Когда ты слышишь издевательские поучения… Мол, вот тебе еще, за это… И за это… Кричи, дрянь, кричи! Еще кричи! Громче! Или когда тебя хлещет, без всякой жалости, совершенно пустое существо… Машина для истязания – лишь условно живая, а на самом деле, давно уже сдохшая, изнутри себя… Вот это настоящая жестокость! Знаешь, разница вполне ощутимая!

Рута стиснула зубы. Девушка зажмурилась еще сильнее, пытаясь сдержать непрошенные слезы, готовые уже пролиться из глаз…

Бесполезно. Слеза уже покатилась по щеке – правой, обращенной к той девчонке, которая позволила себе этот свой безжалостный выпад.

Нютка отреагировала моментально. Вскочила на ноги, в несколько шагов очутилась возле двери и заперла замок изнутри, на защелку. Вернулась обратно, подхватила стул по дороге и с грохотом поставила его рядом с начальственным креслом. Присела на краешек и, перегнувшись через подлокотник кресла, схватила девушку за руки.

- Это не жестоко, - сказала она твердым голосом. – Слышишь? То, что ты делала… Я чувствовала это совсем иначе. Больно, да… Но эту боль смягчало то самое… нежное. От тебя.

- Я… истязала тебя, - услышала она в ответ прерывистый голос своей Старшей. – Я… наслаждалась этой… педагогической процедурой. Я жестокосердная дрянь. Оставь меня.

- И не подумаю!

Девочка прижалась к ней – неудобно, вперегибку, но так, что уже не сбросишь никак. И это горько и стыдно, когда твоя жертва тебя еще и… жалеет.

Всхлип… Дрожащие плечи – отзывающиеся на прикосновения этого безумного ребенка, пытающегося унять психоз своей Старшей. И слова… Отчаянные, бессильные перед правдой-истиной. Той самой, которая просто обожает болтать устами младенца.

- Зачем… Ты… Так…

А после…

Губы, ловящие слезинки на твоих щеках. И шепот.

- Потому, что люблю…

- Тогда…

Рута произнесла это слово совершенно беспомощным тоном и дополнила его явной глупостью. Просто высказав самую яркую точку своей обиды.

- Зачем ты повторила это слово… «жопка»…

И снова всхлипнула.

Нютка ответила на все это не менее странно – можно сказать, куда большей глупостью. И даже бестактностью.

Фыркнула ей в плечо. И оттолкнулась, отстранилась от адресата. Оставшись, впрочем, на короткой дистанции. 

Это сработало. Девушка открыла глаза и уперлась заплаканным взором в лицо своей подопечной.

Нютка улыбалась! Сочувственно, вовсе даже не издевательски.

- Я так сказала… потому, что мне нравится это самое слово, - ответила она. – В твоих устах. Ну, или же мысленно, не суть, как важно! 

- Как может нравиться… такое?

Рута, от неожиданности, как-то даже отвлеклась от своих личных переживаний.

- Очень просто!

Девчонка смягчила свою улыбку. Можно сказать, натянула на лицо некую маску серьезности. Почти всерьез.

- Мама… стесняется подобных слов. Придумала эвфемизм… Ну, ты помнишь. Слово «заднюшка». Мило, но привычно. А твой вариант… Он куда свежее. И ты его думала про себя так искренне!

- Что в этом такого… хорошего?

Рута почти успокоилась. Девчонка понимающе кивнула и вынула их кармана темно-синего пиджака – верхняя одежда среднего звена ее школы – платок. Подала его своей Старшей и, пока та приводила в порядок свое лицо, высказала нечто забавное.

- Слово это уменьшительное. Ласкательное. Нежное. Мне нравится, как ты его… думала – при этом, отчаянно стесняясь произнести его вслух. Кстати, ты можешь использовать другое словечко. Мое. Которое я использую. Между прочим, вслух я его тоже предпочитаю не произносить. Чтобы не шокировать мою дражайшую родительницу. Но с тобой… Я хочу, чтобы оно присутствовало в нашем общем лексиконе.

- И слово это…

Рута вернула ей платок и всем своим видом показала интерес к предложению девочки.

- Я предпочитаю называть эту часть тела… жопусик.

Нютка произнесла сей неологизм с самым невозмутимым видом, как будто придумала некий вполне академический термин.

Рута не выдержала и прыснула, замахала руками – аккуратно, с небольшой амплитудой, чтобы не дай Бог, не задеть девочку. Нютка все поняла и снова отдала платок своей Старшей. Когда та еще раз утерла свой нос и прочее, девчонка махнула рукой, предлагая собеседнице забрать его насовсем. Что, собственно, она и сделала. Сложила его и засунула в боковой карман своего пиджака. Вовсе не по необходимости, а чтобы как-то выразить признательность. Просто в другом кармане лежал ее собственный. Но это, в общем, так сказать, уже детали…

Нютка довольно кивнула. Потом она сдвинулась обратно на свой стул, полностью и продолжила обоснование своей лингвистической оферты***.

- Жопусик, между прочим, вполне нейтральное слово, - сказала она. – Не то, чтобы детское… Но такое, ласковое и несколько игривое. Ты, к примеру, говоришь мне, мол, ну-ка, Нютка, заголяй жопусик! Ну… Если не сердишься, конечно!

Рута снова помрачнела.

- Знаешь, - сказала она, - я просила твою маму… В общем, предложила ей повлиять на тебя. Чтобы никаких таких… розгомахательных упражнений для тебя больше не было. Хватит тебе уже такого болевого экстрима.  Мне вообще кажется, что подобные экзерсисы тебе вовсе не нужны.

- Нужны, - не согласилась девочка. – Но для другого.

- Для чего?

Вопрос был поставлен предельно точно и твердо. Но, разумеется, девчонка предпочла уклониться от ответа.

- Не для чего, а для кого, - сказала она. – Для тебя. Для меня. Для нас с тобой.

Обозначение локальной общности, применительно к столь занятному времяпрепровождению впечатляло. Но при этом никак не вдохновляло на дальнейшее выяснение подробностей. Все равно, ничего толком не скажет. А провоцировать ее на очередную ложь – пускай и ложь в умолчаниях…

Почему-то не хотелось.

Нахлынула усталость, от внезапного стресса. Разумеется, Нютка это сразу почувствовала. И воспользовалась слабостью своей Старшей для того, чтобы окончательно сменить тему разговора.

- Между прочим, я снова к тебе по делу.

Эту фразу девчонка произнесла весьма многозначительным тоном. Явно рассчитывая на вполне определенную реакцию адресата.

- Что… опять? – упавшим голосом произнесла Рута. – Нютка, но ведь только вчера…

Девочка откинулась на спинку стула и рассмеялась. Почти искренне.

- Ну что ты! – сказала она. – Неужто я, по-твоему, столь жестока… к тебе? Да нет, я о другом.

- О чем же?

Рута нахмурилась. Девчонка явно что-то задумала. Пакость – не пакость. Просто очередная манипуляция-многоходовка. Все ведь видно невооруженным взглядом.

- У родителей намечается очередной выезд наедине, - ответила Нютка. – У них такая традиция, раз в пару месяцев уезжать на уик-энд. За город, куда-нибудь подальше ото всех. Когда-то они брали меня с собой, но это… В общем, это им несколько неудобно.

Интонация, с которой девочка произносила этот пассаж, была несколько двусмысленной. Дескать, сообрази сама, чем занимаются двое взрослых людей наедине, без свидетелей, оказавшись подальше от любопытных глаз. Особенно, если они, эти двое, искренне любят друг друга.

В общем, намек был понят. Но смысл этого сообщения…

- И… что?

Рута намеренно подвесила свой вопрос на недосказанности. Вызывая девчонку на откровенность.

- Я сказала маме, чтобы она тебе позвонила… Ну и попросила тебя присмотреть за мной.

- Ага. Вот оно значит, как…

Задумка этого ребенка-манипулятора несколько прояснялась. Но вопросов от этого не становилось меньше. Скорее, наоборот.

Девушка собралась с мыслями и попыталась подытожить личное свое понимание этой ситуации.

Вслух.

- То есть… Ты предлагаешь мне приехать к Вам домой, и весь мой уик-энд ходить за тобою нянькой. Я правильно поняла?

- Ну… не совсем, - откликнулась Нютка на ее посыл, полный иронии – а куда без нее, в общении со столь занятной личностью? – Я уже не маленькая и в няньках не нуждаюсь. Но торчать одной в большом доме, как-то некомильфо.

И улыбка. Такая, обворожительная и многозначительная.

Опять двадцать пять…

- Ты хочешь, чтобы я погостила у вас?

Рута снова вызывала ее на уточнение позиций по столь щекотливому вопросу… Который эта шальная бестия, похоже, снова предпочла решить без нее, поставив свою Старшую перед свершившимся фактом.

- Тебе там будет неуютно поначалу, - ответила девочка. – Можно, мы в этот раз сыграем наоборот?

- В каком смысле?

Рута уже все поняла. Но ей было важно, чтобы юная собеседница все сказала сама.

Что она и сделала.

- Давай лучше я приеду к тебе в гости, - открытым текстом выразила Нютка свою очередную безумную идею. – Побуду у тебя. Составлю тебе компанию. Помогу тебе с уборкой и прочим… Ну, как вчера.

Слово «вчера» прозвучало более чем двусмысленно. А слово «прочее» как-то и вовсе настораживало.

- Ты… рассчитываешь на продолжение?

Девушка одним вопросом расставила точки над «i». Нютка заметно занервничала и потупила очи долу.

- Мы там, на месте определимся, - ответила она. – Ты решишь, как все будет… У меня есть, что тебе сказать и в чем повиниться… лично перед тобою. Но это будет зависеть только от тебя.

- Мазь… Ту самую, «Q-17», ты тоже с собою прихватишь?

Нютка проигнорировала едкую иронию вопроса. Она просто кивнула головой и пояснила.

- Я возьму… полную мою походную аптечку. Так, на всякий случай. В числе прочего.

- Ясно.

Рута ошарашенно покачала головой. Чего-чего, а вот такого напора она не ожидала.

- Я знаю, что у тебя суббота точно свободна, - добавила Нютка. - Ты выбила себе выходной день. Понимаю, я вовсе не подарок… Но можешь ты… Именно ты… Подарить мне это свое время?

- Я выбила себе два выходных дня, - вздохнула Рута. – И субботу, и воскресенье, кстати, тоже. И теперь мой отдых, мой шанс выдохнуть перед очень напряженной неделей, похоже, накрывается медным тазом. Целиком и полностью. Спасибо тебе, моя дорогая девочка. Все очень мило.

Она повернулась, вместе с креслом и взяла девчонку за руки. Нютка, наконец-то, рискнула поднять на нее свои глаза и встретила это движение девушки виноватым взглядом.

- Провоцируешь?

Голос Руты звучал…

Нет, не угрозой. Усталостью, на грани раздражения.

- Не провоцирую, - ответила ее подопечная. – Прошу. Пожалуйста.

- У меня есть шанс отказаться? – с прежней грустной иронией поинтересовалась Рута.

- Есть, - девочка кивнула, подтверждая ее предположение. – Но…

Девушка вопросительно посмотрела на нее. Девчонка, глядя ей прямо в глаза, продолжила.

- Я… постараюсь тебя не обременять, - сказала она умоляющим тоном. – Если хочешь – отсыпайся. Проведи сутки в постели. Я о тебе позабочусь. Пробегусь по магазинам, приготовлю поесть. Окружу тебя заботой, лаской и вниманием. Обещаю.

- Очень мило с твоей стороны…

Девушка отстранилась от нее. Повернулась налево. Откинулась на спинку кресла. Прикрыла глаза и попыталась успокоиться.

Вдох…

Выдох…

Вдох…

Выдох…

Медленно, сосредотачиваясь и очищая мысли.

Те самые мысли, которые для юной собеседницы как открытая книга.

С некоторых пор.

Да, отказаться… Это было возможно. Но это трусость. Боязнь продолжения вчерашнего. И еще...

Попытка избежать реального - и весьма соблазнительного! - шанса понять истинную, главную суть этого странного ребенка.

Как ни крути, а двое суток наедине с такой занятной личностью… Это челлендж****. С учетом специфики предполагаемой напарницы по домашнему существованию.

Имеет ли смысл его принять?

Вопрос риторический. В том смысле, что логика и чувство самосохранения говорят одно. А некая авантюрная составляющая – совершенно другое.

Ну и какая из них, из этих составляющих осмысления и понимания, имеет приоритет? Какая победит в этом противостоянии?

Девушка представила, как волнуется теперь юная собеседница. Как напряженно вслушивается она сейчас в ее путанные размышления. Как ждет этого ее решения.

Имеет ли она право ей отказать?

Разумеется.

Простит ли она себе такую… трусость?

Нет.

А это значит…

Девушка открыла глаза. Снова повернулась, вместе с креслом, направо и посмотрела на свою подопечную. Нютка замерла с глазами полными слез. То ли в испуге, то ли в надежде на благоприятное решение.

Впрочем, решение было принято. Наверняка, она его уже считала.

Девочка отрицательно мотнула головой.

- Скажи вслух, - потребовала она. И сразу же смягчила, одним словом:
- Пожалуйста…

- Ты будешь требовать… продолжения? – голос Руты звучал уже без иронии.

- Нет, - Нютка снова отрицательно мотнула головой. – Я могу только предложить. Рассказать тебе все… Все, что смогу. Ты сама все решишь.

- Приезжай, - коротко ответила девушка – Я согласна.

 



*Кобудо изначально предполагает работу с бытовыми предметами, при разного рода угрожающих и потенциально опасных рукомашествах.  Считается, что на Окинаве населению запрещали иметь что-то рубящее и колющее, каковое могло бы повредить захватчикам-самураям. Поэтому специфический стиль этой окинавской борьбы предполагает весьма творческий подход по применению в виде оружия чего попало, из обычных, вещей, как правило, привычных крестьянам. Соответственно, бойцы кобудо привыкли, к разного рода оружейной экзотике, и умеют ее применять весьма оригинальными способами.   

**Найфмейкер – англоязычное обозначение мастера, изготавливающего ножи.

***Оферта – в юриспруденции обращение с предложением заключить договор на определенных условиях.

****Challenge – в переводе с английского вызов, предложение решить сложную проблему. Так сказать, «на слабо».