Убить Коха... Глава-12. Вербовка Шмидта...
«Весной 1941 года чекисты обратили внимание на то, что один из сотрудников германского посольства, занимавший в иерархической табели о рангах ступеньку весьма незначительную вдруг изъявил желание съездить в Черновцы.
Просьба вполне заурядная, но сотрудник этот — назовем его «Карл» — был установленным опытным разведчиком, гауптштурмфюрером СС, ранее работавшим в Чехословакии, Венгрии и Польше.
Формальный предлог для поездки — выявление лиц немецкого происхождения, желающих репатриироваться на историческую родину (это предусматривалось соглашением между Германией и СССР).
Но такие лица фактически покинули Западную Украину и Западную Белоруссию, а также прибалтийские республики еще в 1939–1940 годах.
В Черновцах за Карлом наблюдали — безрезультатно.
Теперь вот от него поступила повторная заявка на поездку в Черновцы.
Что же такое особенно заинтересовало опытного разведчика в маленьком, красивом и уютном городе на берегу Прута?
Кузнецову предложили поехать в Черновцы и завязать с Карлом знакомство.
Билет ему купили в то же самое купе, в котором должен был ехать и немецкий дипломат.
Этим же поездом выехал и оперативный работник сопровождения.
В дороге представились друг другу самым естественным образом, как и положено в дороге попутчикам.
- Лев Михайлович, — первым назвался высокий моложавый мужчина с небольшим саквояжем, вошедший в купе вторым.
- Работник сферы культуры.
(Кузнецов был предупрежден, что при случайных знакомствах Карл представляется по-русски, так что собеседник, естественно полагает, что имеет дело с соотечественником, то есть советским гражданином.)
- Рудольф Вильгельмович, авиационный инженер, — назвал себя Кузнецов, протягивая попутчику руку.
Вместе они вечером сходили в вагон-ресторан, поужинали, немного выпили — Кузнецов был к спиртному совершенно равнодушен, но при надобности мог составить компанию, при этом держал алкоголь хорошо, никогда не пьянея.
Вернувшись в купе, долго болтали на разные темы, сыграли несколько партий в шахматы.
Утром, за завтраком и чаем, «Лев Михайлович» как бы , между прочим, полюбопытствовал, почему у советского инженера немецкие имя и отчество.
- Так я и есть немец, — простодушно рассмеялся Николай.
- У меня и фамилия немецкая — Шмидт.
- Мои родители переселились в Россию задолго до войны.
- Дома говорили по-немецки.
Тут следует заметить, что, готовясь к исполнению роли Шмидта, чьи родители происходили из Саара, Николай научился говорить по-немецки с архаизмами начала века, к тому же характерными именно для этой земли, именно так, как должны были бы говорить его мифические родители.
Расставаясь на перроне Черновицкого вокзала, новые знакомцы договорились продолжить знакомство в Москве.
Впрочем, предложил Лев Михайлович, почему бы им не пообедать как-нибудь и здесь.
Условились встретиться через два дня в три часа в ресторане гостиницы «Палас» на улице Регины Марии, тогда лучшей в городе.
Эти два дня местные контрразведчики неотступно следовали за Карлом.
И на этот раз он не совершил ничего противоправного или просто подозрительного.
Заинтересовало их лишь одно обстоятельство:
каждое утро Карл сам умело вел наблюдение за Шмидтом — проверял, действительно ли тот посещает предприятие, на которое был командирован своим заводом.
Это был хороший признак: значит, немецкий разведчик всерьез взял Шмидта на заметку.
За обедом в «Паласе» попутчики вели себя почти как старые знакомые.
Разговор был оживленный, на самую разную тематику, но, как показало позже прослушивание пленок звукозаписи, Лев Михайлович ненавязчиво, но весьма умело прощупал биографию Шмидта.
В Москве они встретились несколько раз.
Карл явно, хотя весьма осторожно и профессионально, вел дело к вербовке Шмидта, нажимая на природную любовь каждого этнического немца к фатерланду.
В конце концов, он признался Шмидту, что тоже немец.
Немного пооткровенничал: сказал, что война Германии и СССР неминуема и близка, что все немцы по происхождению, проживающие в Советском Союзе, должны оказывать армии фюрера полнейшую поддержку в эти исторические дни, и тогда после победы их ждут признание и награда.
Как и предвидели в контрразведке, когда готовили эту подставу, Карл, завербовав Шмидта, стал давать ему задания вроде бы простенькие, а на самом деле — весьма серьезные.
Например, ему поручили выяснить, что привело к гибели лётчика-испытателя Алексеева.
Кузнецову эта фамилия ничего не говорила, но в наркоматах обороны и авиационной промышленности сразу поняли, что к чему...»
Здесь я позволю себе сделать небольшое отступление, чтобы было понятно, о чём идёт речь:
Еще со времен Вильгельма Штибера, немцы считались асами шпионажа.
Раньше других они оценили возможности воздушной разведки.
Для этих целей, немцы использовали два частных самолета, принадлежащих бывшему асу Первой мировой войны Теодору Ровелю.
Самолёты взлетали с аэродрома в Киле и проводили аэрофотосъемку Польши и демилитаризованной Рейнской области.
В мае 1929 года, имя Ровеля стало известно всему миру — на одномоторном самолете «Ju-34», конструктора Гуго Юнкерса, Теодор установил мировой рекорд высоты, поднявшись на 12.540 метрa.
Канарис, шеф военной разведки, на которого негласно работал Ровель, добился восстановления знаменитого лётчика в рядах вооруженных сил.
Теперь у Ровеля было пять двухмоторных самолетов и группа опытных пилотов.
Эскадрилья из Киля перебазировалась на аэродром Штаакен в Берлине.
Отсюда немцы начали регулярные полеты над территорией Советского Союза, в частности:
разведку Кронштадтской военно-морской базы, Ленинграда, промышленных районов Пскова и Минска.
Свидетельство о публикации №222112300228