Морковка

               
О сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух…  Между собой мы ее называли  «Морковка». По паспорту она Анна Марковна, учитель  русского и литературы, сначала в мужской гимназии в послевоенные годы  для взрослых, потом директор этой же, уже общеобразовательной школы, потом по парадигме приемственности она опять учитель литературы и русского, а директор - учитель географии этой же школы.  Когда я бросила спорт, это была школа, куда мама словно нашкодившая маленькая девочка боялась показываться. Но выбора не было, я изучала английский язык, в школе рядом – немецкий. А тут то,ч то нужно -  английский.  Я получила дома в свой адрес массу эпитетов о том, какая ужасная, ничего не довожу до конца и все в этом духе. Мой старший брат учился в этой школе с первого класса  и еле-еле  закончил ее, а мама словно «откинулась», говоря на тюремном жаргоне, если бы это событие праздновали, то его бы праздновали всем районом.  Вот он незакрытый гештальт, выражаясь языком психологии привел мою маму уже со мной, к тогда еще директору  Анне Марковне. Я не видя этого «зверя», в своих фантазиях была растерзана им  не раз.  Ее зычный голос, как у Левитана времен войны  звенел в моих испуганных и оглохших  ушах просто гулом, я не понимала слов и только в конце фраза:  - Я надеюсь она, не как ее братец!  Мама что- то лепетала, что я учусь прекрасно, что не подведу и прочая.  Мы вышли из кабинета, у меня  было  чувство, что у меня есть просто какой-то порядковый номер, как в концлагере и все, и я просто обязана быть лучше, чем мой братец. С тех пор она называла  меня исключительно по фамилии, иногда спрашивала, как братец.  Из неизвестных источников  она слыла старой девой, но кто ж это знает наверняка и что это дает? Ее семья – это ее сестра и все, что с ней связано, и  школа, которой как я сейчас понимаю, она была предана  без остатка. Такие  и правда, как правило остаются одни. А у  нее все было по правилам, как в удобной гардеробной – все на своих местах, подписано  и не приведи, как говорится Господи. Ее предмет - русский и литература. Как мне повезло, я с ними неплохо дружила, отучившись несколько лет в спортивной школе, где на тебе не порядковый номер от Анны Марковны, а название команды, за которую я плавала, такая, так сказать  «безымянная звезда». С гуманитарными предметами у меня  все сложилось, в  отличие от аналитических. Говорят же, есть какой-то природный дар, может это он?   На ее  уроках у нас не было шеи, наша голова прям так и держалась на плечах. Она смотрела в журнал пристально,  и громко нараспев голосом Левитана  говорила: - Тааааак, к доооске пойдет, к доооске пойдет, откусывала с громким треском, неизменную антоновку в руке и называла фамилию.  Пока звучали все ее таааак, голова у всех  уже была, где-то внутри утробы.  Фамилия прозвучала, все выдыхали, даже тот чья фамилия была названа. На ее уроках, как говорится и плохиши не звучали.  Итак, впереди Москва, отступать некуда,- говорила она и приглашала узника к доске.