Не королевское. Глава шестая

НЕ КОРОЛЕВСКОЕ ЭТО ДЕЛО – ОТ ЛЮБИМЫХ ОТКАЗЫВАТЬСЯ.

Глава 6. НЕ ВСЁ МОГУТ КОРОЛИ.

Снег. Снег. Снег. Он пошел неожиданно за неделю до рождества. Пушистый, ленивый, сказочный, шел и шел не переставая, и весь Нючёпинг сам стал похож на сказку. Жители городка были в восторге: такого снежного богатства здесь никогда не наблюдалось. На улицы вышли десятки великанов с широкими снеговыми лопатами, чистили дороги с таким напором, что к обеду их дублеты становились насквозь мокрые, и великаны – королевские драбанты – придерживая за гарды свои огромные палаши, шли к воротам замка. Если рядовой клинок палаша достигал в длину метра, можно представить, какие убойные клинки на перевязи таскали за собой высоченные драбанты; и ведь не снимешь, иначе – какой же ты телохранитель? После обеда чистка продолжалась. Особо драбанты старались возле большого каменного дома с проездной аркой под ним, который принадлежал Юхану Шютте. Отец Юхана был много лет главой Нючёпинга и, не торопясь, выстроил трехэтажное каменное родовое гнездо. А под высокой аркой легко могли разъехаться две кареты. Королевские драбанты старались не случайно: в этом году шведский король Густав II Адольф решил второй раз в своей жизни встретить рождество в доме своего учителя Юхана Шютте.

Первый раз они зажигали в Нючёпинге рождественские свечи одиннадцать лет назад. Тогда еще герцог Сёдерманландский Карл, сын шведского короля Густава I Ваза, привез своего старшего сына к Юхану Шютте и коротко сказал: «Научи моего Густава всему, что сам знаешь». Юхан Шютте растерялся. Он хотел было сказать герцогу, что кроме шведской школы еще и девять лет провел в зарубежных университетах, научился читать и писать на семи основных европейских языках, и достиг этого к концу двадцать пятого года своей жизни. А сколько лет на обучение сына выделил герцог? Но Юхан Шютте ничего не сказал и не спросил, потому как герцог Сёдерманландский Карл почти сразу поворотил своего коня и уехал. И даже с сыном Густавом не попрощался.

И началась учеба. Юхан Шютте был поражен математическому складу ума своего ученика, которого абсолютно не интересовали гуманитарные науки. Писать и читать Шютте Густава конечно же научил, но вот учить правилам написания слов, да еще и знакам препинания? Зачем? Это долго и неинтересно! Густав всегда торопился, он как будто предвидел свою судьбу. Через год отец вспомнил про сына, приехал в Нючёпинг уже королем Карлом IX, передал Юхану Шютте кожаный мешочек с серебряными далерами и забрал сына. И вся дальнейшая учеба Густава шла урывками, где каникулы были значительно длиннее учебной части, и в какой-то момент Юхану Шютте пришлось перебраться в главный королевский замок Тре Крунур, что на острове Стадсхольмен, иначе королевича ждало воинствующее невежество. (Где, когда и кто дал королю Густаву II Адольфу академическое образование, такое что, как утверждается в «Вики»: «Густав был одним из наиболее образованных правителей своего времени»? Просто ума не приложу).

А там и второй королевич, белокурый ангелочек Карл Филипп, в школу пошел. Этого королева Кристина от себя не отпустила, выдержала все атаки монаршего супруга, желавшего и младшенького к войсковой жизни приучить, и Карл Филипп действительно получил достойное школьное образование. Юхан Шютте был в числе его учителей.

Живя в Стокгольме, Юхан влюбился и женился, и у них с Марией родилась дочка Вендела. А вскоре Шютте из учителя королевской школы неожиданно для себя превратился в дипломата. В 1610 году его пригласили в Круглую башню замка Тре Крунур. Он вошел в королевский кабинет и замер. Прежде он встречался с монаршими супругами, но всегда по-отдельности. Теперь же в кабинете присутствовали и король, и королева. Редкий момент, когда Карл IX ни с кем не воевал.

- Ваше величество, мой король! Ваше величество, моя королева! - учитель поклонился.

Он был уверен, что речь пойдет об успеваемости старшего королевича, и готов был защищаться. Нельзя так дергать ученика, «вырывать» на долгие месяцы герцога Густава из учебного процесса, а потом ожидать глубоких знаний. Но Шютте ошибался.

- Дорогой Юхан, - сказала королева Кристина. – Мы с его величеством королем Швеции Карлом IX считаем, что лучше вас герцога Сёдерманландского Густава II Адольфа в нашем королевстве не знает никто. Учитывая ваши академические успехи, достигнутые в Европе, мы предлагаем вам отправиться в Лондон. К его величеству королю Якову I Аглицкому из рода Стюартов.

- К его величеству королю Якову в Англию? – переспросил потрясенный Шютте.

- Возглавите посольство, - уточнила королева Кристина. – В вашей учебной карте написано, что вы знаете аглицкий язык.

Юхан Шютте молча кивнул.

- Да не волнуйся ты! – королю Карлу IX быстро надоедал высокий стиль общения. – Твоему посольству не надо будет объявлять войну Якову Аглицкому. Твоя задача, Юхан, рассмотреть королевскую дочку Елизавету. Говорят, не глупа, и руки-ноги на месте. Если все так, то станешь просить руки Елизаветы Стюарт для нашего Густава.

- Смею заметить, ваше величество, что его высочеству герцогу Сёдерманландскому еще и шестнадцати лет не исполнилось, - аккуратно заметил Шютте, который до этого о королевских свадебных договоренностях имел весьма смутные представления.

- Не волнуйтесь, дорогой Юхан, - королева Кристина улыбнулась. – Ее высочеству Елизавете Стюарт едва четырнадцать исполнилось. Вам, в случае согласия его величества короля Якова I Аглицкого не придется везти принцессу в Швецию. Это будет первичная договоренность. Вы передадите в Лондоне нашу королевскую петицию и, в случае родительского согласия, оговорите сроки приезда из Стокгольма следующего охранного посольства за принцессой.

(Похоже, что посольство Юхана Шютте было удачное, потому как уже в следующем 1611 году он был назначен губернатором одной из центральных шведских провинций – Вестманланда. Что там дальше не заладилось со сватовством? Любовь к Эббе Браге помешала? Или юная Елизавета сама влюбилась в красавчика Фридриха? То не ведомо мне. Знаю только, что в 1613 году семнадцатилетняя Елизавета Стюарт вышла замуж за ровесника Фридриха V, курфюста Пфальца. А если бы короли Швеции и Англии тогда породнились? Ох, держись Европа! Особенно католическая ее часть!)

И вот, снова рождество в Нючёпинге. И свечи. И рождественский гусь, специально откормленный для священного праздника. Конечно же, многое изменилось за это время. Непоседливый ученик вырос и стал властным королем. Одним взмахом руки он ограничил число сменяемых драбантов в доме Шютте до четырех клинков; впрочем, и тех хватило, чтобы тесно заполнить входной зал. Зачарованная пятилетняя дочка Юхана – Вендела – несколько раз выбегала к драбантам, посмотреть на великанов. Потом родители ее все-таки поймали и уговорили почитать новые стихи. Собственного сочинения! У них и стульчик специальный имелся для юной поэтессы. Сказывают, король Густав II Адольф с удовольствием слушал маленькую поэтессу и подарил ей на рождество дюжину прекрасных лебединых перьев.

А наутро после рождества король и Юхан Шютте взялись за работу: надлежало написать королевскую речь для риксдага, который должен был открыться в королевском замке Эребро 1 января 1614 года.

(Поскольку в некоторых поздних документах встречаются иные даты открытия риксдага, уточним календарный счет времени. В 1582 году католические страны Европы перешли с юлианского календаря на григорианский. Более точный. Протестантские страны долго сопротивлялись изменениям, но постепенно и они перешли на новый счет времени. Православная же церковь дольше других доказывала несостоятельность чуждых календарей, пока Петр I из рода Романовых своим указом не заставил считать новый год «Генваря с 1 числа 1700 года во всех бумагах лета от Рождества Христова, а не от 7208 Сотворения Мира». Сомнительное, конечно, «Сотворение мира», но не о нем здесь разговор. Так вот, Россия с 1 января 1700 года перешла на… юлианский календарь. А всем последующим Романовым просто недосуг было европейские календари разглядывать. Потому и праздник Великой Октябрьской Социалистической революция мы празднуем 7 ноября. Все так, только в 1918 году Россия перешла на григорианский календарь, и 31 января «перелистнули» сразу на 14 февраля.  А Швеция и Финляндия еще в 1753 году примкнули к «григорианцам», потому и события тех лет порой двойную датировку имеют).

Кстати, в Нючёпингском замке когда-то короновали Карла IX. Здесь его и похоронили. И король Густав II Адольф рассчитывал, что именно в замке Нючёпинга ему удастся убедить в предваряющих шведский парламент дебатах, которые ему навязали риксрод и Тайный совет, необходимость дальнейшего ведения войны. С русскими. А потом и с Речью Посполитой. И вся его королевская речь, записанная и отредактированная Юханом Шютте, была проникнута идеей войны. А как иначе? Если с ранних лет отец приучил его к мысли о войне, втолковывал юному Густаву, что Швеция обязана сделать Балтику внутренним морем! А без войны с соседями этого не добиться. Хотелось бы еще и в Северном море повелевать, объединив усилия с протестантской Англией. Для того и сватовство принцессы Елизаветы Аглицкой из рода Стюартов задумано было. Но не задалось.

Сильную речь король с губернатором Вестманланда сочинили. Прочти король ее на риксдаге в Эребро, и весь парламент в едином порыве тотчас в великий бой на Москву ринулся бы. Вот только не дошла она до слуха риксдага. Предварительные дебаты в Нючёпингском замке на второй день после Рождества случились. Собрались в замке, поскольку даже большой дом семейства Шютте оказался маловат для такого собрания: почти весь риксрод собрался (в Выборге оставался барон Хенрик Карлссон Горн), а это более двух десятков сановников; да еще Тайный совет с не меньшим числом магнатов. А по прочтении документа королю безапелляционно заявили, что так не пойдет. Устала Швеция от войн. Все население желает мира. Хватит играть в оловянных солдатиков, пора взрослеть! Какие новые войны, когда еще и года не прошло, как подписан с датчанами Кнередский мир, по которому шведам еще платить и платить контрибуцию. Особо богачи из Тайного совета возмущались, на которых легла основная тяжесть выплат датчанам. И даже лорд-наместник, граф Визингсборгский Магнус Браге, уважаемый член риксрода и одновременно влиятельнейший магнат Тайного совета, смотрел на короля Густава II Адольфа осуждающе.

А королева-мать, которая тоже присутствовала «при чтениях королевской речи», защищать старшего сына не спешила. Дала, так сказать, прочувствовать ситуацию. Возможно, Кристине очень хотелось, чтобы именно Магнус Браге отчитал Густава, но и осуждающий взгляд «будущего тестя» был неплохой альтернативой. И только когда члены риксрода, государственного совета, стали один за другим в своих высказываниях делать акцент на молодости короля, Кристина не удержалась и «уколола» в ответ. Речь ее была безукоризненно выверенная, разрозненные ошибки членов государственного совета, которые, казалось бы, никак между собой не связаны, аккуратно выстраивались в замысловатую цепочку, к ней крепились звенья нелепостей или оплошностей членов Тайного совета, и в конце своей речи королева-мать подвела итог двум «королевским годам» Густава II Адольфа. По всему выходило, что некоронованному королю в равной степени навредили чиновники риксрода и богачи Тайного совета. Воспользовались тем, что ее старший сын (по сути исполняющий обязанности короля), никак не в состоянии контролировать шведскую казну, а потому и все начинания свои совершает с задержкой.

- Не вы ли, дорогие наши советники из риксрода, граф Густав Эрикссон Стенбок и барон Нильс Турессон Бильке на прошлом риксдаге, что прошел в этом замке, склонили его величество короля Густава II Адольфа к принятию клятвы, что он не станет принимать серьезных решений без риксдага и риксрода? – вопрошала королева-мать. – А теперь вы вроде как в стороне?

Выделенные из прочих Густав Стенбок и Нильс Бильке не нашлись с ответом. Кивать на других было глупо.

Граф Магнус Браге слушал королеву-мать с легкой улыбкой. Хороша была в риторике королева Кристина. Ах, хороша! Нет, право, не было во всей Швеции для нее достойного противника. Легко и непринужденно она выдергивала очередного сановника риксрода, как морковку из грядки, вспоминала его огрехи за последнее время, а потом снова втыкала в землю. Словесные пощечины получили почти все. Только Магнуса Браге да канцлера Акселя Оксеншерна королева-мать и пощадила. Потом перешла к Тайному совету. И тем досталось по полной программе. Оказалось вдруг, что вовсе и не королева-мать затягивала с отъездом младшего королевича в Московское царство, а несогласованность решения риксрода и отсутствие финансирования посольства. Подумать только, уже полгода его высочество Карл Филипп сидит со своим посольством в Выборге, а риксрод никак не примет решения о его отзыве в Стокгольм. (Решение было за королем, но члены риксрода не рискнули перечить королеве-матери. Более того, Кристина знала, что месяцем ранее в Выборг был отправлен гонец с королевским наказом на возврат младшего братца). С ним два десятка посольских комиссаров, сотня прислуги, конный поезд с возницами, несколько сотен драбантов. И все это требует немалых финансов! И никто из умудренных опытом правительственных чиновников никак не всполошился!

Всё. Королева-мать показала всем, что более не потерпит «наездов» на старшего сына. В какой-то момент даже канцлер Аксель Оксеншерна с восхищением признался себе, что завидует таланту королевы-матери при случае «держать всех в узде». А потом со шведского посольства Карла Филиппа разговор перешел на посольство Ноугородское, а там и про русский север заговорили.

Спор разгорелся с новой силой. Стали искать главного виновника. Да-да, вопросы «Кто виноват?» и «Что делать?» и шведов всегда волновали. Собственно, виновных было всего двое: Делагарди и Карл IX. Но на почившем в бозе короле Карле IX висел грех бездарно затеянной Кальмарской войны, и делать его еще и виновным в необдуманном захвате крепостей русского севера, члены риксрода сочли неэтичным. Оставался Якоб Делагарди. Канцлер Аксель Оксеншерна попытался защищать друга детства, заявив, что ежели Тайному совету блокирование выхода Московского царства на Балтику не принесло никаких выгод, и вся эта нелепость с крепостями превратилась в напоминание о старом чемодане без ручки, который «и бросить жалко и нести тяжело», то может быть Тайный совет будет просить его королевское величество отказаться от дальнейшей экспансии русских крепостей? Тайный совет с доводами канцлера не согласился. Тайный совет просил канцлера предложить на роль виновного другую кандидатуру. Тогда канцлер сказал, что в равной степени с Делагарди во всей этой военной кампании принимал участие полковник Эверт Карлссон Горн, родной брат Хенрика Горна. Теперь уже в большинстве своем не согласились остальные члены риксрода.

Других кандидатур не нашлось. Так все неудачи шведов в захвате и потере русских северных крепостей на годы вперед связали с именем Якоба Делагарди. (Во все времена и у всех народов были свои Чубайсы). Возможно, именно с этим решением было связано долгое хождение Делагарди в чине полковника. (Еще в 1608 году Карл IX дал ему должность генерал-лейтенанта вооруженных сил в Финляндии, но должность не является присвоением генеральского звания. А звания фельдмаршал Якоб Понтуссон Делагарди был удостоен только в 1620 году).

Юхан Шютте, которого король взял с собой на дебаты в качестве личного секретаря, был полностью согласен с заявлениями членов риксрода и Тайного совета, что Швеция устала от войны. Став губернатором провинции Вестманланд, он воочию увидел оскудение шведских земель. Но Вестманланд – это центральная Швеция, которой практически не коснулась война. Что же говорить про контактные Смоланд и Хэланд, опустошенные Эстляндию и Финляндию?

Утром санный поезд из сановников и магнатов отправился в Эребро, до которого было добрых пятнадцать шведских миль, а Густав II Адольф и Юхан Шютте задержались в Нючепинге и взялись править «королевское послание парламенту». По сути, писали заново, так как свою прежнюю речь король бросил в горящий камин.

Юхан Шютте изложил на бумаге пожелания сильных мира сего, а шведский король Густав II Адольф зачитал их на риксдаге в первый день нового 1614 года. Не свои мысли и пожелания излагал, а следовал рекомендациям риксрода и Тайного совета. Поэтому пытаться найти логику в королевской речи и последовавших за ней королевских делах – занятие утомительное. Скажем только, что по завершение парламента в Эребро Густав II Адольф был зол. На всех. На сословие крестьян, которое посмело на риксдаге давать ему советы; на духовенство, которое зацементировало «монаршие заветы»; на дворянство, которое вдруг дружно устало от войны; да и на горожан-бюргеров, интересы которых представляли магнаты. Но прежде всего король был зол на себя! Потому как не рискнул на последнем заседании парламента объявить о своей любви к Эббе Браге и попросить у риксдага разрешения на неравный брак.