Гл. 50 Четыре года в фашистской неволе

ВОСПОМИНАНИЯ ВОИНА 416 СТРЕЛКОВОГО ПОЛКА 112 СТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ АЛЕКСАНДРА ИВАНОВИЧА БАРТОВА (1911 – 2005)

В статье «Ты же выжил, солдат…» («Искра»,  3 февраля 2022 года), мы поведали о судьбе фронтовика Александра Ивановича Бартова (1911 – 2005). При подготовке публикации использовали в том числе его воспоминания, хранящиеся в архиве Кунгурского музея-заповедника. Сегодня мы ещё раз н ним обратимся. И вот почему. По нашим данным, через немецкие лагеря прошли около 400 воинов Кунгурского полка (136 из них погибли, 153 – освобождены, о судьбе 109 человек ничего не известно), и лишь один оставил воспоминания о жизни в фашистской неволе. Публикуем их с небольшими правкой и сокращениями.


ИЗ ОКРУЖЕНИЯ – В ПЛЕН
Прибыли мы в Белоруссию на ст. Дретунь (в 416 стрелковый полк Александра Бартова призвали на второй день после начала войны, 23 июня 1941 года – В.О.)
Наш лагерь воинской части уже был разбит налётом самолётов. Я был рядовой, телефонист, связист. Мы ещё не обмундированы и не получили оружие, а многих уже не досчитались – были убиты и ранены.
Получили противогазы и винтовки на 2-й день. Пошли на пополнение в г. Краславу. По пути наша часть попала в окружение… Окопаешься, займёшь позицию, а немцы уже далеко впереди. Ночью шли лесами, днём спасались от налётов самолётов. Там и шли на восток. С перестрелками. Так и все отступали. Батальон был разбит.
Стали выходить из окружения группами. Командиров уже не было. Ушли – кто куда. Одно спасение – днём пробирались болотами.  Связи между ротами, взводами нет. Был случай – стреляли друг в друга. Связь только через связных по направлению ориентира – вот там такой-то батальон и рота. Идёшь, а он уже ушёл. Идёшь обратно к своим командирам, вспоминаешь обстановку, где и что пришлось узнать.
О питании говорить нечего. Питались когда как. Галеты сухие – 2-3 штуки. Иногда помогали колхозы – давали хлеба кусок, кружку молока, ещё что-нибудь. А потом ничего не было. Шли мы уже группами. Нас было 6 человек.
Просили мирных жителей. У кого есть – покормят, у кого нет – откажут. Другие  скажут: «Идите к Сталину, он накормит вас». Всё было.
Убита лошадь, от неё уже пахнет. Отрезали кусок. А как сварить? Немец увидит огонь…  Так и бросили.
Под Невелем нас окружили фашисты. Прижали к озеру. Голод не тётка. Пошли вечером в один дом к крестьянину (названия деревни не помню). Он немцев хвалит, их порядки, а у нас, по его словам, всё плохо. Сказал: «Вчера бомбили немцы, убили двух коров. Вот наварил мясо». Наложил большое блюдо, дал хлеба по куску. Пошли поспать в овин, сарай, выставили пост наблюдения – 2 человек, а остальные заснули. Да и, наверно, нас подвел крестьянин. Идёт хозяин, идут два немца. Зашли к нам, а мы сидим в яме. Наставили на нас оружие, сопротивление не могли оказать, проспали.


ИЗ ЛАГЕРЯ В ЛАГЕРЬ
Повели нас по линии фронта. Укрепление - большое. Пришли в лагерь военнопленных. Поле большое, огорожено колючей проволокой, небом крыто. Это было 23 июля 1941 года. Кормили один раз в сутки. Давали кусок хлеба 200 граммов, 1 литр супа с брюквой, нечищенной картошкой. Но суп ещё надо во что-то налить, подставляли жестянки ржавые, пилотки, кто что нашел... Вот так жили. Холод, дождь, нет уборных. Кругом мокрый песок. Так и спали. Для раненых был «равир» (больница). Одна палатка небольшая, что там говорить о помощи, перевяжут - и иди, ищи себе местечко, где повыше и нет грязи.
Немцы ходили, набирали группы, человек 20-30 - каменщиков, плотников... А тут весь лагерь, все специалисты. И меня взяли. Привезли в лагерь «Гебенроде» (Восточная Пруссия). То же самое небом крытое поле. Сказали: «Вот стройте для себя». Начали ходить на работу. Корчевали мелкий лес, рыли канавы, заливали фундамент. Носилки большие, пятеро накладывают, несут двое. Говорим: «Поменьше кладите,  ребята». Они говорят: «А вон стоит немец, он нам за это наложит». Все истощены. Несут носилки, и вдруг у кого изменит сила – упадёт. Тут его сразу пристрелят, берут другого.
Построили фундамент, но жилья нет. Дали палатку нашу, русскую. Натянули четыре палатки. Это было в конце сентября. Появилась крыша над головой. Каждый знал своё место. На подстил сена нет, использовали кто что нашёл – траву, мешки из-под цемента.
…Строили лагерь «Гайда круг». Насчитывалось, по слухам, 12 тысяч военнопленных. Дожило до весны 1942 года 2,5 – 3 тысячи человек. Условия были ужасные. Подъём – 7 часов утра. Кормили утром – 1 литр чая, это вода, заварена листом брусники. Обед – 0,5 литра супа с нечищеным картофелем. Вечером – 1 буханка хлеба на 5 человек. Хлеб - с опилками или привезут без опилок, наполовину заплесневелый. Это 250 граммов. Чайная ложка маргарина и кусочек кровяной колбасы, 30-40 граммов. Вот и всё.


30 НОЯБРЯ 1941
Не забуду вовек этот день Рядом с нами стоял барак. Все в нём померли. Был холод. Радели покойников догола. Положили у барака штабелем. Хоронить возили на двуколке, телеге, по 10 человек», «Мит команда». Клали умерших друг на друга, забрасывали слоем земли, и опять ряд. Свалили тела в овраг, лог этот сровняли (Это рассказ военнопленного из этой бригады). Я работал в этой бригаде недолго.


«ХОЧУ СДЕЛАТЬ КОРЗИНКУ»
Начали корчевать лес. Там сосняк молодой. Земля – песок. Корень у сосны длинный, тонкий. Я надрал пучок. Пошёл строиться в колонну. Меня остановил немец, кричит: «Комас». Я сказал: «Нис фарштейн». Он кричит: «Долмеча комас». Переводчик спросил меня: «Что несешь?». Я сказал: корни, хочу сделать корзинку. Немец сказал: надо две. Я говорю: долго проделаю. Он пишет записку. Утром я предъявил охране, и меня оставили на месте. Рядом со мной был сосед Саша Животов. Он мог немного говорить по-немецки. С немцем докалякался, он его тоже оставил. Вот и мы вдвоём начали изобретать, конструировать корзины, как сделать…. Видал, как чашки для  хлеба были плетены. Давай делать. Одну сшили. Вот сидим в палатке, Саша чистит концы корней, а я шью.
По счастью, немцы собрали всех умельцев, отвели одну комнату. Военнопленный Марко (шил) корзины из лозы отлично и очень быстро. Коля Чебурнин тоже корзины делал, но не так хорошо. Иван Яковлев, чуваш, - это мастер. Плёл мебель разных фасонов.
Жизнь немножко наладилась.
Ходили за лозой с мастером, немцем. Он переводчик. Говорит чисто по-русски, мы его похвалили. Он сказал: «Я тоже русский. Мои родители были ленинградские, петербургские. В 1918 году уехали в Германию.
Он дал нам жизнь. Сам жил тоже. За счёт нас сплетёт корзинку, отдаст хозяину. Те дадут картошки, кусок хлеба.
Один раз говорит: французы едят устрицы, первое блюдо в ресторанах. И вот нашёл эти ракушки… Мы рады. Пошли. Взяли мешки, сумки, противогазы. … их обвязали, через вахту пронесли. Бочку с водой заполнили. Ракушки высыпали, давай их чистить. … была печка круглая для отопления. Достали ведро небольшое, давай варить. Какая уха хорошая, белая, как молоко, мясо хрустит
Вот и есть начали. Выйдет запас – просим его, опять наберём ракушек. Поправились, работаем, продукцию уносим на склад немцам


ВОТ БЕДА: 3 НОЯБРЯ 1941
Однажды меня заставили делать немцу корзинку. Ему надо было к утру. Я начал её мастерить с вечера и провозился часов до 7 утра. Наш военнопленный полицай стоял надо мной, орал: скорее. Материал ломается, да и я психую. Когда сделал, он говорит: не надо, немец уехал. Я не утерпел. «Ах, ты, сволочь продажная, всю ночь стоял над душой, издевался». Взял корзину в обе руки, поднял кверху и дал ему по морде. Раскровавил. К вечеру пришёл полицай с немцем и давай меня нажаривать плетью (они ходили с плетьми). Сказал ему: «Если ты хоть продался, но, может, ещё не всю совесть продал. Прости меня, Христа ради». Сам упал на колени. Бить перестал.


В ТИФОЗНОМ БАРАКЕ
Велели мне собирать монатки. Надел шинель. Повели. В лагере был «ревир», больница. Там в тифозных бараках, дощаных, холодных, лежали (больные). Раздели. Оставили в нательном белье. Взял у меня шприц крови, граммов 200 – и приказали  лечь на койку. На койке лежат по 2-3 человека, но тут был один, я стал вторым. На следующий день я заболел. Температура, весь белый и тифозное состояние. Пайку получу – тут же её унесут, оголодал совсем. К счастью, опомнился. Пайки стал есть. Познакомился с соседом. Спим рядом. Он из Ивановской области, Володя Борисов. Вшей было! Они прямо ползали по нарам и по нам, не били их, стряхивали с себя.
Лежал до декабря 1941 года. Борисов начал чувствовать себя совсем плохо. Однажды ночью лежу, весь одеревенел, но не шевелюсь, чтобы не разбудить больного соседа… Был уговор. Но не вытерпел. «Володя, я проснулся, поворотись». Щупаю его – он холодный, не дышит. Позвал санитара Токина: «Володя помер». Он: «Ну, что давай его смотреть». В руке у него полпайки хлеба, он только раз откусил
Ещё говорю санитару: посмотри у него в головах полпайки завернута в красную тряпочку. Он достал её, я взял и поел. Я хорошо опять уснул.
Договорились с санитаром не говорить, что Володя умер, и наутро я получил порцию супа за него, в обед суп, тоже две порции. Володя лежал четыре дня (а хлеб мне санитар не дал)
Ежедневно в нашем бараке умирало человек 50. Немцы делали учёт больных. В бараки сами не шли: там вошь, тиф. Нас, всех больных, кто может, выгоняли на улицу. А кто не может - тебе пайки хлеба и супа не будет. Давали только поналично. Зима – снег. В нательном белье, тряпка-одеяло на голове, на ногах колодки деревянные. В барак заползёшь – и то хорошо, а то полицай затащит, под задницу напинает – заходи.

СПАСИТЕЛЬНАЯ СОЛОМКА
…Лежу в тифозном бараке на кровати вверху, гляжу вокруг. Поворотился, слышу – подо мной матрас из деревянной стружки, а в голове - подушка из соломы. Ох, и как обрадовался. Разрезал наволочку, стал выбирать солому, помочил, решил делать шкатулку небольшую.
Наши полицаи надо мной стоят: «Давай делай, отдадим немцу». Немец за шкатулку дал табака… Табак поменял на суп. Достали охранники мне ещё соломы, сделал новую шкатулку. Пошёл на улицу, решил плести коробку… Подошли мои друзья Саша, Коля Чебурнин. Удивились, что я живой. Думали – помер, из тифозного барака отправлялись только на тот свет.
Ребята обо мне рассказали переводчику, что я живой. На
второй день он привёл меня оттуда в барак к своим друзьям.


ЭХО СТАЛИНГРАДА
В 1942 году наши войска взяли в плен армию немцев под Сталинградом. До этого немцы били, убивали пленных, а тут наше правительство дало ноту, что их пленных будут так же содержать, как они нас. С этой поры отношение к нам изменили. Стали кормить, это суп хороший (400 граммов), картофель, пюре, в общем, совсем не хуже, чем у них. Иной раз переводчик придёт, похвалит: «У вас суп лучше, чем у нас».  Работать, конечно, заставляли: «Шнель шнит».


ПО ЛАГЕРЯМ…
Я был во многих лагерях: Хан Либенбам, Инстербург, Ханда круг, Гейде роде, Воздунбак, Кадык.1
В 1944 году нас привели из лагеря Ханда круг в Инстербург.2 Дали жару и здесь. Причина – не пошёл во Власовскую армию3. Гоняли  неделю. Только ляжешь спать, поднимают: «Встать, бегом…» Гоняли до пота. И кормить стали плохо.
1945 год. Красная армия стала подходить к Кенигсбергу. Начали бомбить аэродромы. Наши лагеря всегда были рядом с ними. Наш барак разбомбили, но в лагере успели сделать окопы. Больных унесли в укрытие. Тогда на аэродроме были солдаты убитые, раненые… Нас Бог спас. Началось хождение.
25 января 1945 года. Отходили из Восточной Пруссии. Отступали и мирные жители Германии. 
Ночевали мы то в сараях, то на чердаках. Ходили даже недалеко от Берлина, Штатионг4…Потом город при Балтике, не помню названия. Нас переправили на остров.5 В нашем Штрафлагере было 100 человек, охраны больше. Зима. Холод. На мне одеяло, колодки деревянные, шинель… Вскоре нас накормили хорошо, повели к берегу. Пошли гуськом, один за другим, на расстоянии 3 шагов. Впереди немец… Сзади на нас наставили три пулемёта…  Застыл лёд, светлый, как зеркало. Шли, наверное, не менее двух часов. Вышли на болото с осокой. Развели костры, погрелись - и дальше.
Подходим, течёт река, ходит паром.  Стоят в его ожидании немцы, кричат: «Убивать надо, а вы их спасаете». Погрузили нас на катер, перевезли на тот берег. Завели в столовую, даже каша была еще тёплая. Как немцы выбрались оттуда, мы там жили ещё почти неделю. Немцы иногда были как шелковые. Кормили их, сами были сыты, был отдых. Подкрепились. Начали нас вести всё островом, лес да… дорога… 50 км идём. Начинает таять снег. Смотрим: там лежат люди мертвые, где голова, где ноги, где руки, и трупы вытаивают.
По дороге остановились, и долго, оказывается, наша колонна шла вперёд. Немцы и повозку разбитую оставили. Увидели машину, груженную сахарным песком. Немцы набрали, нам дали по котелку. Прошли 50 км… Ещё осталось 30 км до Данцига. Там пробыли недолго, направились в Чехословакию, г. Кадынь. 6
Это было примерно в марте-апреле 1945 года.  Водили нас по населённым пунктам, спали на чердаках, в сараях, кормили плохо. Все обросли бородами. Грязные, оборванные, голодные.
Наши войска в это время были на подходе к Берлину. Немцы отступают. Видим их, едут на машинах, даже на подножках стоят. Винтовка. Штык в земле, а на прикладе висит мундир. Нас встречают наши военнопленные. Власовцы чуть не постреляли, но комендант нас спас…


ОСВОБОЖДЕНИЕ
8 мая 1945. Жили в сарае три дня. Построили, сказали, что поход будет большой – 60 км, а кто не пойдет или вздумает выйти, то будут убивать. Дали нам хлеба, чехи накормили нас, кто, чем мог. Хозяин накормил – зарезал барана, хлеба дал досыта. Наварил котёл картошки, наложили в мешки. Комендант лагеря смотрит на часы: «По двое становись». Раздал  продукты – хлеб (по 300-400 граммов), сырые картошки  (штук пять)… Сказал: «Ничего с вами не сделают ваши русские». Всё разделили, поели, и пошли на Кадынь.6
Идём строем. Местные жители нам бросают: кто хлеб (булки), кто – папиросы, кто что может дают. Поднялись на гору, сели отдохнуть и поделить всё на группы. Не успели поделить. Идёт машина. Смотрим – выходят из кабины лейтенант, старший сержант, два солдата. «Здравствуйте, товарищи, как и откуда и куда идёте?» Всё рассказали. Были все оборванные, худые, измученные.
Лейтенант нас предупредил. Сказал: «Много у вас обиды, много пережили, но не думайте мстить, мародёрничать, Наша политика мира. Теперь идите в город. Будет митинг». Но митинг не состоялся.
Зашли мы с другом в дом. Там пожилая женщина, дрожит… Попросили одежду. Она дала мне туфли. Колодки я бросил. Потом нашли магазин, оделись в бельё. Хотели помыться. но воды не было. Надел комбинезон, потом долго его носил.
Недели две жили, командования над нами не было. Пили, ели, кто что достанет. Прибыл старший лейтенант. Всех нас построил. По очереди подходим. Со стола дал бумаги, заполнили, кто откуда, кем служил в армии, как попал в плен. Проверили, и через неделю выехал я в полевой военкомат. Мобилизовали в армию. Служил – в 78-м отдельном батальоне, связистом, линейным надсмотрщиком… Демобилизован по Указу Президиума ВС СССР от 25 сентября 1945 года.
Александр Бартов
2000 год
Подготовил к печати
Владислав Одегов

ПОД ФОТО
Александр Иванович Бартов, 1984 год

Фрагмент страницы автобиографии А.И. Бартова
Шкатулка из соломки – работа А.И. Бартова
Фото: Кунгурский музей-заповедник

ПРИМЕЧАНИЯ
1.  Хан Либенбам (правильно – в г. Хайлигенбайль, Восточная Пруссия (с 1947 года Мамоново - город в составе муниципального образования Мамоновского городского округа Калининградской области);
- в  г. Инстенбург,  Восточная Пруссия (ныне г. Черняховск  Калининградской области);
- Ханда круг - лагерь в/пл. Хайдекруг, Восточная Пруссия;
- Гейде роде, - возможно,  г. Хайденрод, Германия;
- Воздунбак – возможно, г. Вормдитт, Восточная Пруссия, ныне  г. Орнета, Польша.
2. Нас привели из Ханда круга (лагерь в/пл. Хайдекруг) в Инстенбург.
3. Власовская армия была организована 27 декабря 1942 года.
4. г. Штеттин, Пруссия (ныне польский г. Щецин). Также к округу Штеттин относились расположенные в Балтийском море острова: Узедом, Волин и другие.
5. А.И. Бартов описывает лагерь на острове в Балтийском море. Возможно – это «Узедом». Во время войны на острове близ озера Готензе располагался концлагерь «Узедом», где было развёрнуто производство ракет Фау-1, а затем и Фау-2. 8 февраля 1945 года из концлагеря «Узедом» совершила побег на захваченном бомбардировщике группа советских военнопленных во главе с лётчиком Михаилом Девятаевым.
6. г. Кадань, Судетская область Германии, ныне Чехия.
Автор примечаний – Евгений Петров


«ВОТ ОН  - РУССКИЙ ЧЕЛОВЕК»
ПОДЕЛИТЬСЯ СВОИМИ ВПЕЧАТЛЕНИЯМИ ОТ ЗНАКОМСТВА С ВОСПОМИНАНИЯМИ А.И. БАРТОВА МЫ ПОПРОСИЛИ КАПИТАНА ЗАПАСА ВТОРОГО РАНГА ЕВГЕНИЯ ПЕТРОВА (Г. НОВОРОССИЙСК)
Чтобы кратко хотел отметить:
- Александр Иванович  в 1933-36 годах отслужил срочную в погранвойсках НКВД;
- был мобилизован 23.06.1941 г. и назначен в 416 сп на должность связиста-телефониста, прибыл вторым эшелоном. Лагерь в Дретуни уже был разбомблен фашистскими самолетами;
- переодевали уже по прибытии, там же раздали винтовки и противогазы. Первые потери были ещё до этого;
- шли на Краславу, видимо, на поддержку. Не дошли 70 км, попали в окружение. Вышли группой из 6 человек;
- под Невелем опять попали в окружение, были прижаты к озеру. Сумели выйти. Прятались у крестьянина, который утром их сонных сдал фашистам;
- 23.07.1941 г. был помещен в первый свой лагерь в/пл.;
- затем до весны 1942 строили лагерь Хайдекруг на 12 тысяч человек, корчевали лес, осталось 2,5 тысячи. человек;
- 30.07.1941 – про барак с дистрофиками;
- переводчик из русских эмигрантов, бежал с родителями из Петрограда в 1918 г. Хорошо относился, подсказал, как варить суп из ракушек (устриц);
- 3.11.1941 – конфликт с полицаем из русских;
- 1944 – отказ вступать в РОА;
- лагеря в/пл., в которых он содержался, ВСЕГДА были рядом с аэродромами;
- март-апрель 1945 два раза чуть не расстреляли власовцы;
- 8.05.1945 – роспуск лагеря, комендант раздал продукты. Утром 9.05.1945 строем пошли на г. Кадань. Люди подавали им продукты;
- встреча с нашими (лейтенант и два солдата), неделю ждали представителя. Приехал ст. лейтенант. Писали объяснения;
- направлен в 78-й отдельный батальон связи, где с августа по октябрь 1945 года проходил службу  связистом-линейным надсмотрщиком. Демобилизован, 25.11.1945 встал на учет в военкомате.
ВЫВОД:
Последняя строка его автобиографии гласит:
«В жизни счастливой Бог не обидел!»
И этим все сказано… Вот он - русский человек!»

(«Искра», г. Кунгур, 7,14 апреля 2022 года)