И снова елка
Чтобы нас не было слышно в лесу, взяли ножовку. Два напарника, которые прельстились «десяткой», пошли со мною (на троих по три рубля, тридцать три копейки), но сами они были ленивцы и трусы, да и верностью они не отличались. Квартальную я уважал, потому что часто слышал в своем доме о ней только доброе. Десятка – хорошо, но я был готов и «затак». Ясное дело, что о своих планах никому из родителей не говорили. Пришли к железной дороге, проходящий поезд ехал на такой скорости, что мы все успели запрыгнуть на тамбур грузового вагона, продувало люто, зима… доехали до нужного «елового» места, спрыгнули на большом ходу, потому что эшелон, скатывал вниз, а дальше, пройдя метров сто по глубокому снегу, сквозь кустарники, пришли к намеченной цели.
Елки росли в несколько рядов, высокие, метров по двенадцать, и того более. Осмотрели верхушку кроны: подходит! Прикинули, что нужна елка высотою на метра три с половиною. Мои напарники замерзли, как и я, скуцылись, упали духом, а вечерело, нужно лезть на дерево, но никто из них этого делать не хотел, тогда я, без упреков, полез по ершистой елке вверх. Было холодно и колко… выше, выше – долез до нужного места, стал пилить с таким расчетом, чтобы спиленная верхушка упала туда, куда надо, а было страшно, так как понимали, что воруем, да и не так легко было ее пилить под собственным весом, да еще и сырое дерево, но я поборол, в себе, эти трудности холода и разные мысли. Верхушку подтолкнул, чтобы упала удачно, слез, потянули «красавицу» к железнодорожному полотну, ожидая проходящего товарняка.
Благо, что ждать пришлось недолго, вот и паровоз, пыхтя натужно парами, проехал мимо, начались вагоны, но «ужас!», не было ни одного вагона с тамбуром. Крикнул пацанам, чтобы цеплялись за скобы любого вагона и лезли вверх. Они бросили елку, уцепились и полезли в вагоны, а я, мгновенно, принял решение, обвязал ствол елки ремнем, пристегнул к своему телу, ножовку, за пояс с другой стороны, уцепился за поручни вагона и, превозмогая тяжесть ели, тянущей меня вниз, медленно пополз вверх, цепляясь окровавленными и продрогшими пальцами, за поручни, подтягиваясь с усилием, и сверх сил, к очередной скобе, достиг верхней части открытого, большого, грузового вагона, перевалил в него телом, а потом затянул туда и елку. Вагон был наполнен мелким углем… отдышался, весь «аж, промок!», так, вскоре и приехали к окраине города, где, отстегнув ель от пояса, сбросил основанием вниз, чтобы не поломалась, а затем, опустившись по скобам вагона вниз, благополучно спрыгнул на морозную землю. Вернулся за елкой, поднял ее, просунул голову сквозь ветки, положил удобно на плечо и пошел к дому, ободренный успехом, а тут и, горе-друзья, подоспели и, чем ближе было к дому, тем более, пытались забрать елку себе, дескать, это их работа, но я не отдавал своего успеха им.
Пришли к дому квартальной уже в темноте, глянул, а нижняя, пушистая, ветка-красавица надломилась, от всех обстоятельств, которые с ней произошли после подпилки, поэтому решили, потому что устали и было уже поздно, занести елку к одному из напарников, к соседу квартальной, а, назавтра, просверлить в стволе дырку и вставить туда эту ветвь, закрепить гвоздем и подвязать медной проволокой так, чтобы было незаметно, для равновесия, гармонии и красоты. Занесли ель в сарай, осторожно, чтобы не повредить другие ветки, поставили ее вертикально. Были удовлетворены успехом и довольные собой, что сделали такой труд и разошлись по домам. Когда шел к дому, то навстречу шел встревоженный отец и родители напарника. Но, видя, что мы целы и невредимы, не стали нас сильно ругать, когда мы сказали для какой нужды отлучались и для кого, то отец успокоился и не стал более ругать, потому что квартальная нашего городского района делала и ему много добра. Конечно, я не говорил о том, куда добирался за елкой и о всех событиях, которые пришлось перетерпеть. Пришли домой, помылся, поел, лег спать, а за окном была глубокая за полночь.
На следующий день, собрались, вытащили елку, посмотрели на нее при дневном освещении, посоветовались, как лучше устранить поломку ветки. Пришли к одному выводу, что отламывать и отпиливать низ елки нельзя, потому что пропадет вся красота и пышность, поэтому решили сделать так, как советовались вчера вечером. Сделали елочку по первозданному виду ее, хотя пришлось прооперировать веточку, по всем правилам «мастерства». Елка смотрелась прекрасно, симметрично красивой и пышной, а ремонт наш был почти незаметен, что нас и вдохновило ее нести в дом квартальной. Встретила она меня радостной и приветливо, что было свойственно ее натуре. Она была довольна, попросила пронести елку в ту комнату, в которую планировала ее поставить, в угол. Когда я поставил елку на указанное место, верхушечка немного подогнулась, а красавица леса, благоухающей красотой и запахом хвои наполнила помещение, чувствовалось ожидание и предвкушение, приближающегося мирного и всенародно любимого семейного праздника Нового года, я молчал, а мои «друзья», от страха, остались за калиткой на улице, ожидая мзды. Хозяйка, как и обещала, отдала мне десять рублей и гостинцы. Когда я вышел, то от радости, что все обошлось, побежали в магазин, что-то купили, разделили поровну заработок и разошлись.
По прошествии новогодних праздников, встретил я квартальную, которая, шутя, пожурила меня за вставленную, мастерски, веточку в ствол елки, помахав, в мою сторону, указательным пальцем и пошла по своим делам.
Вот, пишу это свидетельство и, пришла мысль: «а ведь часто меня предавали и подставляли, мои друзья, уже и во взрослой жизни, за мою простоту и доверчивость, что я ожидаю от людей того же отношения ко мне, которое я располагаю по отношению к ним: бесхитростности, радушия, доверия и верности. Когда меня предавали несколько человек одновременно, они и я это понимали, когда же выговаривал, одному из них, другие молчали и делали вид, что ничего не произошло». Но я их прощал, как и тогда, с той елкой, хотя уже знал, кто они на самом деле.
Не так часто, как раньше, но думаю, не дай только Бог, если повторится то, что уже было. Начиная от революции: погромы, гражданская война, предатели, подлые люди, доносчики, стукачи. Будут ли снова такие ? Прихожу к выводу, пожалуй не меньше, а более и больше, сам ответ заложен в человеческой сущности и окружающих обстоятельствах. Мы часто слышим: “а какой зверь самый страшный на земле?!” И, к глубокому сожалению, это «хомосапиенс» – человек.
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://proza.ru/2022/11/25/1430
Свидетельство о публикации №222112401059