Иногда я стенаю, как голубь

    Дине Медведевой, моему верному Другу и Партнёру! 

    Осень 1962 года была весьма тревожной из-за возникшего противостояния СССР и США, название которому “Карибский кризис”. Массы советских граждан, по сути, ничего  не знали об этом событии, поскольку все строго дозированные   новости приходили из сообщений ТАСС и СМИ, а те отрабатывали установки партии и правительства на правильное освещение темы. Какая-то информация поступала от вражеских голосов. Сложив “правду” наших вещателей и американских можно было хоть как-то представить себе, что же на самом деле происходит. А происходило то, что мир в этот период стоял на грани войны.

    И вот именно в эту пору в Москве происходит сенсационное культурное событие - в СССР с гастролями прибывает американский хор Роберта Шоу и в Большом зале консерватории должен состояться его концерт. Я узнал об этом от своего друга и однокурсника Юры Карпенко.  Мы решили пойти на этот концерт, чего бы это ни стоило. Речь, шла, конечно, не о деньгах, которых у нас в нужном количестве не было, а о тех усилиях и ухищрениях, которые надо было проявить, чтобы попасть в консерваторию чуть ли не бесплатно.

    Вечером, за полчаса до начала концерта мы были уже около консерватории. На улице поддувает ветер, холодно, всё-таки, конец ноября. Перед главным входом под козырьком, на лестнице толпится много людей, в том числе спрашивающих лишний билет. Ещё бы, в Москве, неизбалованной гастролями больших американских коллективов, выступление хора с мировой известностью. Это сенсация!          
В кассовом зале шумно. Большие очереди стоят в кассы и к окну администратора.

    –  Чувак, надо посмотреть на бабулек. Кто там сегодня на боевом посту. Пойдём. Юрка направился в сторону билетёров и я за ним. На контроле пожилые билетёрши в консерваторских костюмах проверяли билеты, за ними на небольшом удалении стояли музыковеды в штатском.

    – Да-а-а! На первое отделение мы не прорвёмся никак. Видишь двойной заслон. Наша бабулька, вот та, которая справа. Ты стой здесь, я подойду к тётушке, обозначусь.
       
    Отзвенели все звонки, кассовый зал заметно опустел, но страждущие попасть на концерт ещё оставались, надеясь на лишний билет. Мы же надеялись только на нашу билетёршу. Юрка постоянно маячил у неё перед глазами, но она, еле-еле покачивая головой, давала понять, что пока у неё за спиной стоят надсмотрщики, бесполезно даже пытаться пройти.
 
    В хорошо просматриваемом фойе уже не осталось никого из публики. Билетёрши прикрыли створки проходов, но сами, также, как и их контролёры остались на своих местах.

    – Нет. Сейчас ничего не получится. – С угрюмым, расстроенным видом сказал Юрка. – Но на второе-то отделение мы точно попадём. 
    –  А, что изменится?
    – Изменится многое. Во-первых, какой-то народ после первого отделения потянется на улицу, покурить, подышать свежим воздухом. Во-вторых, при возвращении билеты у них, как правило, не проверяют. В-третьих, уже не будет этих чёртовых наблюдателей, и наша тётушка легко и свободно нас пропустит. У неё для этого есть стимул – два рубля, который я ей вручу. С тебя, кстати, рубль.
    – Что, за два рубля мы сможем попасть на концерт? – удивился я.
    – Чувачок, а ты забыл, что на два рубля мы с тобой гуляем в «Арарате» с чебуреками и с пивом. Так что не надо принижать покупательную способность советского рубля.

    Первое отделение закончилось. Мы, действуя по задуманному сценарию, прошли в фойе, а оттуда после звонка рванули на балкон. Сверху было видно, что в партере и амфитеатре мест нет. Впрочем, и на балкон-то мы протиснулись с трудом. Я умудрился встать у края балкона. Неожиданно, в толчее на ногу мне наступила девица. На моё замечание она с виноватой улыбкой сообщила, что ей некуда поставить ногу. Так она и простояла на моей ступне почти всё отделение.
       
    На сцене выстроился смешанный хор,  состоящий из мужчин и женщин, белых и темнокожих. Они стояли неподвижно в ожидании взмаха дирижёрской палочки. И вот такой момент настал, хор зазвучал, как единый многоголосый инструмент, хорошо отстроенный и технически совершенный. Женские сопрано и альты опирались на мощную поддержку мужских голосов, гармония торжествовала в каждом звуке. Хор  покорил меня. Мне даже показалось, что в лице Баха, портрет которого был расположен на противоположной стене самым первым к сцене, что-то изменилось в мимике. Строгая снисходительность у него сменилась на еле заметную доброжелательную улыбку. Мистика! Я почувствовал себя участником этого музыкального священнодействия, я просто растворился в баховской мессе. Мне подумалось, что совершенно не обязательно понимать звучащие тексты, потому что сама музыка говорит больше, чем все слова.

    Программа концерта закончилась. Тишина в зале длится несколько мгновений, люди приходят в себя, возвращаются от возвышенной духовной жизни к земной и зал заполняется нескончаемыми аплодисментами. Публика неистовствует, ей мало прекрасного, она хочет ещё и ещё. Бис! Бис! Бис!

    По всему видно, что хор исполнит какую-то свою коронную бисовку. Раздаётся закадровый голос ведущей, которая сообщает, что будет исполнен  спиричуэлс в аранжировке Роберта Шоу “Иногда я стенаю, как голубь” (Sometimes I Feel Like A Moanin' Dove).

    Зал затихает. На авансцену выходит темнокожая певица. Секунды молчания и тихо, печально, как это принято в негритянских духовных песнопениях, хор начинает музыкальное повествование. Вступает солистка*, у неё красивое меццо-сопрано, она печально рассказывает о тяжёлой и безнадёжной жизни, от которой она чувствует себя стенающим голубем и плачет от этого. Кажется, что у этой песни нет конца, сплошные рефрены. Но вот наступает кульминация, всплеск радости и надежды, героиня песни уже не чувствует себя стенающим голубем, ей кажется, что она орёл, который расправляет крылья. Хор торжественно поёт форте, но оказывается, что это мимолётный всплеск радости, на смену которому опять приходит тоска, уныние  и безнадежность.

     Я вернусь к тому, о чём говорил раньше, когда звучит музыка, текст отходит на второй план, потому что для восприятия текстов должно включаться сознание. А музыка его выключает и волшебным образом управляет непосредственно нашей душой. Именно музыка заставляет нас переживать, радоваться, воспарять, страдать, стенать, плакать и смеяться.  Музыка всесильна!


     * Возможно это была солистка хора  Флоренс Коплефф.


Sometimes I Feel Like A Moanin' Dove

Подстрочник

Иногда я чувствую себя стонущим голубем,
Иногда я чувствую себя стонущим голубем,
Иногда я чувствую себя стонущим голубем,
Заламываю руки и плачу, плачу, плачу,
Заламываю руки и плачу, плачу.

Иногда я чувствую себя ребенком без матери,
Иногда я чувствую себя ребенком без матери,
Иногда я чувствую себя ребенком без матери,
Заламываю руки и плачу, плачу, плачу,
Заламываю руки и плачу, плачу.

Иногда мне кажется, что я должна вернуться домой,
Иногда мне кажется, что я должна вернуться домой,
Иногда мне кажется, что я должна вернуться домой,
Заламываю руки и плачу, плачу, плачу.

Иногда я чувствую себя орлом в воздухе,
Иногда я чувствую себя орлом в воздухе,
Иногда я чувствую себя орлом в воздухе,
Расправляю крылья и лечу, лечу, лечу,
Расправляю крылья и лечу, лечу.

Иногда я чувствую себя стонущим голубем,
Заламываю руки и плачу, плачу, плачу,
Заламываю руки и плачу, плачу.