Пушкин в Записках и выписках М. Г. Гаспарова

Серия "Конспекты ликбеза"

Выписка фрагментов с упоминанием Пушкина:

Дядя мой однажды занемог…
А С. Пушкин

Автопародия  У Пушкина в «Оде Хвостову» стих «А ты глубок, игрив и разен» копирует собственное «К морю»: «Как ты, могущ, глубок и мрачен».

(«Онегин» как автопародия южных поэм итд). Не казался ли Пушкину «Беппо» автопародией «Дон-Жуана»?

 «Берберова  не любила Пушкина». — Несмотря на Ходасевича? — «Именно из-за Ходасевича» (с О. Роненом). «Она очень заботилась идти в ногу с временем: даже Ходасевича не объявляла великим поэтом, пока к ней сами не потянулись интересующиеся. Но неприязнь к Пушкину была прочна».

Добродушный  С. П. Бобров в «Инт. лит.» 1940, 7–8, 266, цитирует предисловие Фета к Катуллу — как Пушкин «сам добродушно признавался»: «и меж детей ничтожных мира всех, может быть, ничтожней он» — «кто сейчас мог бы расслышать в этом «добродушие»?!»

Евреи  «М. К Тихонова сказала о Тынянове: он сделал Грибоедова евреем» (записи Л. Я. Гинзбург). «Так он и Пушкина сделал евреем!» — воскликнул О. Ронен. Лишь потом (МН, 1996, июнь) со слов Харджиева было напечатано, что любимым раздумьем Тынянова было: кто из русских писателей насколько был евреем?

Ё  («заяшный сказ»). Пушкин писал через ять: «ВсЬ те же ль вы» (не менялся ли ваш состав?); без ятя же, несмотря на отсутствие точек над «ё», единодушно читается: «Всё те же ль вы» (по-прежнему ли вы такие, как были?). В «Анне Карениной» только точками над «ё» можно заставить читать имя «Левин».

Козьма Прутков  Курс лекций «Античность в русской поэзии конца XIX — начала XX в.» приходилось начинать «Спором философов об изящном», а кончать «Древней историей по Сатирикону»: вся поэзия укладывалась в эти рамки. «Голливудская античность», сказал завкафедрой. Пушкин написал «Феб однажды у Адмета близ угрюмого Тайгета», и отсюда явился Тайгет у Мандельштама, хотя от Адмета до Тайгета — как от Архангельска до Керчи. («Ассоциация со словом "тайга"», сказал О. Ронен.) — На Козьму Пруткова очень похожи листовки С. Шаршуна.

Кто о ком  «Огонек» напечатал Ходасевича со статьей о нем Вознесенского. Его мерило — Пушкин; а чтобы иметь право мерить Пушкиным, нужно объединиться с ним в смерти, потому что объединиться с Пушкиным в жизни может только Хлестаков. Он не считает, что с ним погибла вся вселенна.

Любовь  В. Вейдле: французская литература была для Пушкина родителями, которых не выбирают, а женой, которую выбирают по любви, была английская.

Метатеза  О. Б. Кушлина заметила, что «Ночь, улица, фонарь, аптека» сделано по образцу того стихотворения Бальмонта из «Хоровода времен», которое пародировал Благов: «Тюлень. Пингвин. Глупыш… Глупыш. Пингвин. Тюлень… Тюлень. Глупыш. Пингвин…» В таком случае общий их предок — эпиграмма Пушки на «Шихматов, Шаховской, Шишков» и ее французские образцы, исследованные Томашевским. Кроме трагического и комического аспекта, есть и лирический: застывающая концовка «Канута» А. К. Толстого — «…Шиповник пахучий алеет…Шиповник алеет пахучий».

Может быть  Адамович о Пушкине: «бессмертья, может быть, залог» — осторожность, кружится голова от неизвестности, тогда как Лермонтов с бессмертьем неразлучен и панибратствует. Считать ли подтекстом Пушкина «великое peut-etre»?

Не у нас  «Беспристрастие и здравый смысл наших суждений касательно того, что делается не у нас, удивительны» (Пушкин, по поводу «Истории поэзии» Шевырева).

Пародия  Всякий конспект может быть воспринят как пародия полноты: даже Пушкин как конспект мировой культуры.

Пилос  Есть знаменитое стихотворение: «… Шел по улице малютка, посинел и весь дрожал», автор — К. Петерсон. Е. О. Путилова установила, что это был тайный советник, пасынок Тютчева, а потом уточнила, что это был другой К. Петерсон, не тайный, а титулярный советник. Так Воейков о некотором тщеславном литераторе поместил объявление: «у действ, ст. сов. такого-то пропала собака» итд, а в следующем номере исправление опечатки: «следует читать: у губ. секр. такого-то»; Пушкин считал это лучшей сатирой Воейкова. Я вспомнил греческую пословицу: «Есть кроме Пилоса Пилос, но есть еще Пилос и третий».

Престиж  Н. Я. Мандельштам писала, что строку «А тополь встал самолюбиво» О. М. хотел изменить, чтобы «тополь» был в женском роде, «как у Тютчева». У Тютчева тополь не упоминается ни разу. Имелись в виду стихи А. К Толстого: «О друг, ты жизнь влачишь, без пользы увядая, Пригнутая к земле, как тополь молодая…», но А. К. Толстой был неуважаемым именем, и память (ее или его?) сделала ошибку. У Пушкина тоже был «Лишь хмель литовских берегов, немецкой тополью плененный», но спутать Пушкина с Тютчевым было труднее.

Престиж  Концовка стих. «Что поют часы-кузнечик..» отмечена нарушением рифмы («…ничем нельзя помочь — сердце теплое еще»). И. Альми отметила, что это напоминает концовку пушкинских «Стихов во время бессоницы» «хочу — смысла я в тебе ищу». Собственно, гораздо ближе концовка Саши Черного «кровь, любовь, морковь… носки!», но он не престижен.

Тютчев  «Для служилого дворянства Россия была государством, и пейзажи могли быть европейские; для отстраненного — поместьем, и природа в них — только собственного имения. Как непохоже на пейзажное западничество Тютчева и Пушкина цветущее евразийство поэта петровской индустриализации Ломоносова и поэта тропически-агрессивного екатерининского крепостничества Державина» (Д Мирский в «Евразии» 1928).

Штука  «Что Россия — шестая часть света (в смысле: шестой континент), сказал еще Краевский, а «Эта штука сильнее «Фауста» Гете» — Гоголь, по поводу пушкинской сцены из Фауста» (?).

Юбилей  (От А. В. Лаврова). Был опрос к 200-летию, какие стихи Пушкина знают люди. На первом месте оказалось «Ты еще жива, моя старушка?», на втором «Выхожу один я на дорогу», на третьем «У лукоморья дуб зеленый».  «Помните рассказ Толстого о саратовском мещанине, помешавшемся на том, что не мог понять, чем так знаменит и славен Пушкин?»

Язык  Знание французского языка развивает самонадеянность, а греческого — скромность, — доказывали Николаю I члены ученого комитета, вырабатывавшего гимназическую программу; но Уваров понимал нереальность, а Пушкин писал о ненужности, и греческий не ввели.

5. Можно ли говорить о слепом, культовом преклонении творцов русской культуры перед народом и о том, что этот культ стал причиной будущей гибели русской классической культуры?
Во-первых, я не вижу гибели русской культуры. Кончается одна ее форма (которую нам сейчас угодно называть классической) — начинается другая, менее привычная и потому менее симпатичная нам, но которая станет «классической» для наших детей. Обычное течение истории, никакой катастрофы.
Во-вторых, я не вижу преклонения творцов культуры перед народом. Ломоносов, Пушкин, Гоголь преклонялись перед народом? Щедрин, Лесков, Горький говорили народу: «Ты нищ и невежествен, поэтому ты лучше нас?» Нет, они говорили: «Пусть нищета и невежество перестанут душить твои способности и душевные качества — и ты увидишь, что ты не хуже, а то и лучше нас».
В-третьих, когда я вижу человека, который ничуть не хуже меня, а живет много хуже, и испытываю из-за этого угрызения совести, — можно ли их называть «слепым, культовым преклонением»? Не думаю.

двадцать лет назад мы чтили Пушкина за оду «Вольность», а теперь, кажется, чтим за «Отцы пустынники и жены непорочны» и за «Тень Баркова».

Пушкин был сформирован общественным подъемом 1812–1815 гг., а писал под общественным гнетом 1820—1830-х гг.

Филология трудна не тем, что она требует изучать чужие системы ценностей, а тем, что она велит нам откладывать на время в сторону свою собственную систему ценностей. Прочитать все книги, которые читал Пушкин, трудно, но возможно. А вот забыть (хотя бы на время) все книги, которых Пушкин не читал, а мы читали, гораздо труднее.

Самый повседневный опыт нам говорит, что между мною и самым интимным моим другом лежит бесконечная толща взаимонепонимания; можем ли мы после этого считать, что мы понимаем Пушкина?

У Пушкина есть черновой набросок, ставший одной из самых расхожих цитат: Два чувства дивно близки нам, В них обретает сердце пищу — Любовь к родному пепелищу: Любовь к отеческим гробам. [На них основано от века, По воле Бога самого, Самостоянье человека, Залог величия его.] Животворящая святыня! Земля была б без них мертва, Как… пустыня И как алтарь без божества.  При этом почему-то охотнее всего цитируется среднее четверостишие, зачеркнутое самим  Пушкиным, — вероятно, цитирующим льстят слова «самостоянье» и «величие». Не знаю, задумываются ли они, хорошо ли знал сам Александр Сергеевич, где погребен «отеческий гроб» его родного деда Льва Александровича Пушкина, и если знал, то часто ли навещал могилу.

Какова будет эта культура завтрашнего дня, я знаю не больше всякого другого, — могу лишь гадать. Самыми несомненными ее особенностями покамест кажутся две: она будет эклектична и плюралистична. Эклектична она будет потому, что эклектична всякая культура: только издали эпоха Эсхила или Пушкина кажется цельной и единой.

Для нескольких поколений Фет и Некрасов, Пушкин и Некрасов были фигурами взаимоисключающими: кто любил одного, не мог любить другого. Теперь они мирно стоят рядом, под одним переплетом.

XVIII в был веком движения культуры вширь — среди невежественного дворянства. Начало XIX ва было временем движения этой дворянской культуры вглубь — от поверхностного ознакомления с европейской цивилизацией, к творческому ее преобразованию у Жуковского, Пушкина и Лермонтова. Середина и вторая половина XIX в — опять движение культуры вширь, среди невежественной буржуазии; и опять формы культуры упрощаются, популяризируются, приноравливаются к уровню потребителя.

Пушкин свысока смотрел на лубочные картинки; теперь мы называем их «народная культура», и для нашего понимания прошлого она дает не меньше, чем та, к которой принадлежал Пушкин. Наши внуки будут ценить нынешние эстрадные песенки наравне со стихами Бродского, как мы ценим наравне Пушкина и протопопа Аввакума — а ведь это тоже взаимоисключающие культурные явления.

Школьники смеются над Татьяной, которая не уходит от нелюбимого мужа? Нечего смеяться, просто в той пушкинской экзотике были такие правила игры: странные, но связные. В самом деле, ведь реализм XIX века на самом-то деле привлек когда-то читателей не «правдой жизни», а экзотикой психологической и экзотикой социальной: диалектикой душевных движений и картинами быта тех слоев общества, с которыми читатели романов в жизни очень мало сталкивались.

Б. И. Ярхо писал: «Можно и цветы расклассифицировать на красивые и некрасивые, но что это даст для ботаники?» Для ботаники, конечно, ничего, а для стихов и прозы о цветах — многое. Это форма самоутверждения и самовыражения: статьи Белинского о Пушкине и Баратынском очень мало говорят нам о Пушкине и Баратынском, но очень много — о Белинском и его последователях.

Нам ведь только кажется, будто мы читаем наших современников на фоне классиков, — на самом деле мы читаем классиков на фоне современников, и каждый из нас в своей жизни раньше знакомится с Михалковым, чем с Пушкиным, и с Пушкиным, чем с Гомером. Отдавать себе отчет в том, где здесь прямая перспектива и где обратная, было бы очень полезно.

Когда мы читаем старые «Разговоры в царстве мертвых» — Цезарь со Святославом, Гораций с Кантемиром, — мы улыбаемся. Но когда мы сами себе придумываем разговор с Пушкиным или Горацием, то относимся к этому (увы) серьезно. Мы не хотим признаться себе, что душевный мир Пушкина для нас такой же чужой, как древнего ассирийца или собаки Каштанки.

Возраст  «Пушкин относился к Катенину со снисхождением младшего к старшему (1812 год как рубеж поколений), а к Баратынскому — нет, только с радостью»

Годовщина  «День каждый, каждую годину Привык я думой провожать, Грядущей смерти годовщину Меж них стараясь угадать». В  Пушкинском словаре это значение не комментируется, — а ведь здесь предполагается обратное движение времени, счет от будущего, как в римском календаре или в числительном «девяносто». Хочется считать свои годы уже не вперед от рождения, а назад от смерти, а дата предстоящей смерти расплывчата, и это нервирует.

Двойчатки  мандельштамовские с противоположными выводами из одинаковых зачинов — их образец у Козьмы Пруткова, «Когда в толпе ты встретишь человека, Который наг (вар.: на коем фрак)». (Ближайший аналог: «Чтоб горло повязать, я не имею шарфа» — «И горло греет шелк щекочущего шарфа»). Или, если угодно, у Пушкина: «Народ безмолвствует» — «народ: Да здравствует царь Димитрий Иванович!». Сам Мандельштам мотивировал их еще в «Виллоне»: «Лирический поэт по самой природе своей двуполое существо, способное к бесчисленным расщеплениям во имя внутреннего диалога».

У хороших латинистов есть развлечение: переводить стихи Пушкина (и др.) латинскими стихами

Интерпретация  Обычно вольные интерпретации стихов Пушкина сводят их к экзистенциальным отвлеченностям или сексуальным непристойностям. Было бы проще теми же приемами свести их, скажем, к выбранным наудачу стихам Лермонтова. Или к собственным стихам интерпретатора, потому что Пушкин, конечно, хотел писать именно так, но не мог.

Иконика  невидимая — в концовке «Онегина»: «Итак я жил тогда в Одессе… [Но мы забыли о повесе…]». «Повеса» — из I главы, которую там начинал писать Пушкин; для Пушкина вычеркивание этой строки было материализацией ее содержания — забвения. (Замечено В. Смириным, см. НОСТАЛЬГИЯ).

Комментарий  — для какого читателя? Давайте представим себе комментарий к Маканину, написанный для Пушкина.

Лепетация  слово в дополнениях к Словарю языка Пушкина (по черновикам). Сокровищем родного слова (Заметят важные умы) Для лепетации чужого Безумно пренебрегли мы.

Сон в больнице. Голубой гроб, но вместо крышки — голубая же клеенка, приколотая кнопками; надо его выносить, но я замечаю под клеенкой шевеление, вынимаю кнопки из изголовья — из щели, змеясь, вылезает Евгений Онегин в цилиндре, отряхивается и говорит: «Надо что-то делать с Пушкиным».

Патент  Когда задумывался биографический словарь «Русские писатели» и в словнике малых и забытых имен странно выглядели Пушкин и Толстой, то А. П. Чудаков хотел предложить вообще пропустить десять крупнейших писателей, дав на них только библиографию. Какой спор был бы за последние места в этом патентнике на великость!

Перспектива  Из письма: «Не так важно, любим ли мы Пушкина и Овидия, как — заслужили ли мы, чтобы они нас любили. И тогда ясно: не только они нас не любят, но больше: Овидий недоумевал бы на Пушкина, а Пушкин смотрел бы на Блока, как на Жюля Жанена. Под взглядом в прошлое культура срастается в целое (идиллия волков и ягнят на одном хрестоматийном лугу), под взглядом из прошлого — рассыпается на срезы. Как одесская лестница: снизу — сплошные ступеньки, сверху — сплошные площадки».

Еще об античном рационализме. «Вот разница между современностью и актуальностью: Платон современен, а Аристотель актуален. Мне так совестно тех мод, которые пошли от меня, что я хотел бы написать апологию Аристотеля».

«Пушкин стоит на переломе отношения к античности как к образцу и как к истории, отсюда — его мгновенная исключительность. Такова же и веймарская классика».

«Пушкин был слишком эгоцентрист, когда написал Чаадаеву, что не хотел бы себе отечества с иной судьбой. Себе — может быть, а отечеству он мог бы пожелать судьбу и получше».

Чечерейцы  Пушкин начал поэму о Гасубе; Жуковский прочитал и напечатал его имя «Галуб», ничего удивительного; но Лермонтов, воевавший на Кавказе и слышавший, как неестественно звучит это произношение, все-таки дал это имя своему чеченцу в «Валерике»: «Галуб прервал мое мечтанье…»

Из письма В. С. Баевского: «Горько думать, что после смерти Пушкина всем людям, связанным с его гибелью, стало лучше. Или во всяком случае не хуже. Николай I дождался-таки своего часа, и Нат. Ник. стала его наложницей. Потом под его покровительством благополучно вышла замуж за Ланского. После гибели Пушкина все ее денежные затруднения кончились: об этом позаботился царь. Дантес прожил долгую жизнь и сделал большую политическую карьеру. Екатерина Ник. хорошо прожила с ним всю жизнь. Геккерен до глубокой старости успешно продолжал дипломатическую карьеру. Никто из авторов анонимного пасквиля так и не был разоблачен» .

в прошлом месяце А Ф. Лосеву исполнилось девяносто лет, юбилей его отмечался в МГПИ, где он раньше преподавал. Я мало его знаю: философским языком я не владею и большие книги его понимаю плохо. Его античность — большая, клубящаяся, темная и страшная, как музыка сфер. Она и вправду такая; но я поэтому вхожу в нее с фонарем и аршином в руках, а он плавает в ней, как в своей стихии, и наслаждается ее неисследимостью. «Вы думаете, он любит Пушкина? — говорил С. А. — Пушкин дня него слишком прост. Вот «Мы — два грозой зажженные ствола…» — это другое дело».

Пушкин перевел сцену из Вильсона, «Пир во время чумы»; переводил он очень точно, но из 400 стихов у него получилось 240, потому что все, что он считал романтическими длиннотами, он оставлял без перевода. Это был, так сказать, конспективный перевод. И он очень хорошо вписывался в творчество Пушкина, потому что ведь все творчество Пушкина было, так сказать, конспектом европейской культуры для России. Русская культура, начиная с петровских времен, развивалась сверхускоренно, шагая через ступеньку, чтобы догнать Европу. Романтизм осваивал Шекспира, и Пушкин написал «Бориса Годунова» длиной вдвое короче любой шекспировской трагедии. Романтизм создал Вальтера Скотта, и Пушкин написал «Капитанскую дочку» — длиной втрое короче любого вальтер-скоттовского романа. Романтизм меняет отношение к античности, и Пушкин делает перевод «Из Ксенофана Колофонского» — вдвое сократив оригинал. Техника пушкинских сокращений изучена: он сохраняет структуру образца и резко урезывает подробности. Я подумал: разве так уж изменилось время?

Бы  (В. Викери, в разговоре). Если бы Лермонтов не погиб и решился бы уйти из армии, он не удержался бы в столице — по бедности, — и жил бы в деревне, предтечей Фета и Толстого. Так и Пушкин, идя на дуэль, надеялся поплатиться ссылкой в деревню. Хотя помещики из них получились бы плохие.

Бы  Я не раз прикидывал, что было бы с Пушкиным, если бы в декабре 1825 повстанцы победили. Получалось: он пережил бы и смуту, и диктатуру Пестеля; первым человеком в русской литературе стал бы Булгарин; Пушкин бы с ним жестоко спорил; и погиб бы около 1837 г., возможно, что на дуэли.

Верлибр  Я писал статью о строении русской элегии, перечитывал элегии Пушкина и на середине страницы терял смысл начала, так все было гладко и привычно. Чтобы не перечитывать по многу раз, я стал про себя пересказывать читаемое верлибром, и оно стало запоминаться.

Кубизм  В статье Д. Мирского 1934: пушкинская Татьяна от ранней к поздней смещена, как на кубистической картине

Культура  Погибает русская культура? Погибают не Пушкин и Гоголь, а мы с вами. А положа руку на сердце: разве нам не поделом?

Любовь  Великую любовь Пушкина каждый сочинял по своему вкусу: Щеголев — Раевскую, Брюсов — Ризнич, Цявловские — Воронцову, Ахматова — Собаньскую, Тынянов — Карамзину. Психоанализ Пушкина — дело сомнительное, но психоанализ пушкиноведения — вполне реальное.

Мертвые души  Цензоры-азиатцы говорили: нельзя, теперь все начнут скупать мертвые души. Цензоры-европейцы говорили: нельзя, два с полтиной за душу — унижает человеческое достоинство, что подумают о нас иностранцы? (Гоголь — Плетневу, 7 янв. 1842).

Интеллигентский разговор. — Как вы себе представляете Пушкина, если бы он убил Дантеса, а не Дантес его? — Представляю по Вл. Соловьеву, ничего лучше не могу придумать. — Ведь Дантес вряд ли хотел его убивать. Почему он попал ему в живот? Скверная мысль: может быть, целился в пах? — Исключено: ниже пояса не целились, дуэльный этикет не позволял. — А если бы попал? — Очень повредил бы своей репутации. — Совсем трудно стало представлять себе, что такое честь. Сдержанность: оскорбление от низшего не ощущается оскорблением. В коммунальной квартире так прожить трудно. У Ахматовой было очень дворянское поведение. — Это она писала: для кого дуэль предрассудок, тот не должен заниматься Пушкиным? — Да. — О себе она думала, что понимает дуэль, хотя в ее время дуэли были совсем не те. — Как Евг. Иванов писал Блоку по поводу секундантства, помните? «Помилуй, что ты затеял что, если, избави Боже, не Боря тебя убьет, а ты Борю, — как ты тогда ему в глаза смотреть будешь? и потом, мне неясны некоторые технические подробности, например: куда девать труп…» Вот это по Соловьеву».

Несомненно  Ходасевич жаловался Гершензону на научное одиночество: «Гофман — очень уж пушкинист-налетчик; да Котляревский — ужасно видный мужчина, и все для него несомненно». (И. Сурат).

Ахматова говорила Чуковской: «Мы, пушкинисты, знаем, что «облаков гряда» встречается у Пушкина десятки раз», — это неверно

Поэзия  Есенин с извозчиком: а кого из поэтов знаешь? «Пушкина». — А из живых? — «Мы только чугунных» (Мариенгоф).

Постмодернизм  О. П.: «Фомичев говорит, что в новом академическом Пушкине непристойности все равно будут заменяться черточками — почему? — потому что очень уж много их наплыло в современную литературу. Вот постмодернизм неведомо для себя: он воспринимает Пушкина на фоне Юза Алешковского».
Из писем помещицы Коробочки к Ф. А. Петровскому. «Как печатать такие слова, как «ни фаллоса»? не набирать ли их латинскими буквами, а объяснять в примечаниях, вместе с Эос и гиатусом?»

Псевдоним  Надеждин получил свою семинарскую фамилию от рязанского преосвящ. Феофилакта (Барсуков, II, 343); знал ли об этом Пушкин, сочиняя Косичкина?
Пушкин  Ахматова стилизовала Пушкина под свою жизнь, Цветаева — под свое творчество.
Пушкин  Л. Толстой о памятнике Пушкину: стоит на площади, как дворецкий с докладом «кушать подано» (восп. И. Поливанова, рукопись).
Пушкин  Ф. Сологуб говорил в ленинградском Союзе поэтов: «Будет время, когда придет настоящий разбойник в литературу. Он смело и открыто ограбит всех, и это будет великий русский поэт». А неоклассики грабят не всех, а выборочно, и каждый одного, поэтому мало надежды, что из них явится Пушкин («Ленинград», 1925, № 27, хроника)
Пушкин  Ахматова стилизовала Пушкина под свою жизнь, Цветаева — под свое творчество.
Пушкин  Л. Толстой о памятнике Пушкину: стоит на площади, как дворецкий с докладом «кушать подано» (восп. И. Поливанова, рукопись).
Пушкин  Ф. Сологуб говорил в ленинградском Союзе поэтов: «Будет время, когда придет настоящий разбойник в литературу. Он смело и открыто ограбит всех, и это будет великий русский поэт». А неоклассики грабят не всех, а выборочно, и каждый одного, поэтому мало надежды, что из них явится Пушкин («Ленинград», 1925, № 27, хроника). [281]

Марина Цветаева запрограммировала себе гибель еще с юности: она была пародией на Лермонтова, как Ахматова пародией на Пушкина.

Фаллос  Опрос студенток о браке и семье (АиФ, 1996, к 8 марта): в муже ценят, во-первых, способность к заработку, во-вторых, взаимопонимание, в-третьих, сексуальную гармонию. Однако на вопрос, что такое фаллос, 57 % ответили — крымская резиденция Горбачева, 18 % — спутник Марса, 13 % — греческий народный танец, 9 % — бурые водоросли, из которых добывается иод 3 % ответили правильно.

Крученых приводил на пушкинскую заумь примеры из «Джона Теннера»

Загадочные слова «ямб» и «хорей» я уже встречал в «Евгении Онегине» и был заинтересован. Когда мы вернулись в Москву и мать устроилась в Радиокомитет, я попросил из библиотеки что-нибудь по стихосложению. Она принесла две книжки: С. Бобров, «Новое о стихосложении Пушкина», 1915,  Б. Ярхо (и др.), «Метрический справочник к стихотворениям Пушкина», 1934. (Хорошая библиотека была в Радиокомитете.)

Когда я нахожу в такой-то ритмической форме у Пушкина вереницу строк «Его тоскующую лень», «Ее рассеянную лень», «Вдался в задумчивую лень», «Сойду в таинственную сень», «Лесов таинственная сень», «Она в оставленную сень», «Едва рождающийся день», «Его страдальческая тень», «Его развенчанную тень», а потом у Блока «Твоя развенчанная тень», а потом у Ахматовой «Твоя страдальческая тень», то я радуюсь, потому что это значит: стихи поэту диктует не откровение, мне недоступное, а привычка, которую я могу проследить и понять. Меня спрашивают: «Вам не жалко лишать поэзию ее тайн?» Я отвечаю: нет, потому что тайн в поэзии бесконечно много, хватит на всех.

Античных писателей мы переводим русским языком XIX в., в идеале — пушкинским.

Веспер  вечерняя Венера; у Пушкина «встречен Веспер петухом» — то ли глубокая игра, то ли такая же обмолвка (вечер вместо утра), как у Мандельштама «Равноденствие» вместо солнцестояния и старт вместо финиша. Если глубокая игра, то потому, что вся дуэль в «Онегине» нереальна — состоит из непрерывных нарушений дуэльных правил; так же нереальна, как вторая кульминация — финальная сцена, где Онегин сквозь пустой дом доходит до будуара Татьяны.

Возраст  «Молодые люди всегда одарены, это вроде возрастной болезни», — Брехт. «Пушкин нам кажется старше себя, а Лермонтов моложе, потому что он глупее, глупость очень молодит», — заметила Р.

Вымирание  Как вымирал от одного до другого конца души Вяземский, как умирал, чтобы не вымирать, Пушкин.

«Поэзия должна быть глуповата»  Может быть, Пушкин имел в виду, что поэзия, по В. Вс. Ив., подчиняется правому полушарию? спросила Н.
…Глуповата  «Он считал, что поэзия чужда рассудку и забывал лишь добавить: такому, как мой». Из рецензии. «Чем старше перечиты[347]ваю, тем меньше нахожу хороших стихов и тем лучше нахожу эти немногие».

Общеизвестная песня поется «Уж-как-пал-туМАН-седой — на-сиНЁ-море», но Пушкин нач. 1820-х гг. знал ее только по невнимательно прочитанному книжному тексту «Уж как пал туман седой на синЕЕ море» и примеривал на этот ритм фантастические подтекстовки «Легконогие олени по лесу рыщут» и пр, считая их народным размером.
Детерминизм  Ребенок эгоцентрически спрашивает: для чего солнце? — взрослый спрашивает: почему солнце? Но от вопроса «для чего Пушкин?» к «почему Пушкин?» переходит только филолог — и даже не всякий филолог. Большинство успокаивается на ответе: «чтобы он мне нравился».

Для  При Пушкине «писать для себя — печатать для денег» можно было одни и те же вещи, теперь только разные

Емкость  Пушкин вместил наследие XVIII века и Байрона, а вместить лютый французский романтизм уже не мог. Поэты следующего поколения вместили его, но вместить Пушкина уже не могли. Таковы пределы душевной вместительности.

Жалкий Сумароков  Подтексты сумароковские у Пушкина: «Гласят ей: наша ты отрада, Ко матери бегут так чада, Себе и ей в опасный час кончай, гласят, ты наши муки, И скипетр восприемля в руки, Ступай, спасай себя и нас »; «Пучина там на звезды плещет, Вершины льдяны в небо мещет И пену разъяренных вод . Бросает ветр огромны глыбы И тяжкие из бездны рыбы, Да разрушат небесный свод» (На новый 1763 год, причем последний пассаж — только в первом издании!). Кстати уж и у Тютчева: «Пошли, о Солнце, нам отраду,  Не дай мне зреть последних дней! Или ты паки горду гаду Вручило пламенных коней?» (Сумароков, На взятие Хотина). Ср. «Пушк.: иссл. и мат.», 12. — Подтексты ломоносовские у Пушкина: «И с Павлом, о драгой залог!» (1762); «И сильной крепостью своею» (1742); «И Персы в жаждущих степях» (1739). А В. См. раскрыл оды Петрова, и явилась начальная строка: «Герою, Муза, будь послушна», образец «Памятника».

Жена  «Желание Пушкина перевоспитать свою жену слабело перед ее нежеланием идти этому навстречу» (П. Брандт, цит. Б. Томаш. в ЛН 14/16, 1079).
Пушкин переименовал Матрену Кочубей в Марию///

Концовки  горациевских од похожи на концовки русских песен — замирают и теряются в равновесии незаметности. Кто помнит до самого конца песню «По улице мостовой»? А от нее зависит смысл пушкинского «Зимнего вечера».

Манилий  Цявловские устроили опрос: за что вы любите Пушкина? Бонди ответил: за то, что он не Горький, не Бедный, не Голодный. А Виноградов сделал пустые глаза и спросил: а откуда вы взяли, что я люблю Пушкина? (НЛО 29, 140).

Морг. Исследуются творческие явления? Нет, мертвые остатки творческих явлений. Мировая литература — это их бескрайний морг. Анекдот навыворот «Какие приметы вашего покойника? — Он кашлял…»; а теперь вместо этого: «Вот покойник, скажи, Кювье, кашлял ли он?»  Никакая любовь к трупу Расина или Пушкина не поможет на это ответить, сколько ни говори постструктуралисты: «Ну что, брат Расин?..»

Немезида  «Бледный огонь» в пер. Веры Набоковой, стихи переведены нерифмованным разностопным ямбом, как Набоков переводил «Онегина», и с таким же разрушительным результатом: Пушкин отмщен. Легче ли в этом русском стихе слышать не уместную схожесть с «Рустемом и Зорабом», чем в английском?

Пропаганда  «Клеветникам России» при жизни Пушкина переводилось на немецкий язык 6 раз: по нему его и знали в Европе.

Пушкин  «Сейчас у нас не пушкинисты, а временно исполняющие обязанности пушкинистов», сказал Л.

Самоубийство  Сколько у Пушкина было в жизни дуэлей? Пушкинисты избегают прямого ответа. Его многочисленные вызовы и единичные дуэли аналогичны рулеточным выстрелам Маяковского, которых было много, но сработали они, только когда стало необходимо.

Стиль  «Почему Пушкина не преподать иностранцам? потому что прозрачен, у него или одно значение, или, сквозь него, бесконечно много. А у Цветаевой четыре или пять, все можно перебрать» (кажется, А. Осповат).

Старость  Представить себе творчество старого Пушкина легче, чем старого Лермонтова. Первого — по образцу Вяземского и Тютчева, а второго по образцу — Огарева?? — «Как сказано у старика Лермонтова…» — сказал кто-то.

Старуха  В «Пиковой даме», гл. 3, графиня, умирая, «покатилась навзничь», а в гл. 4 утром «мертвая старуха сидела окаменев».

Уф  Наполеон спросил придворного, что скажут добрые французы, когда он умрет. «Ах, они скажут что же теперь с нами будет» итд. «Вы думаете? Может быть. Но сперва они скажут: Уф!» Мировая культура сказала «уф» после смерти Пикассо, русская после смерти Толстого, но не после смерти Пушкина: Пушкина она похоронила заблаговременно еще в 1830.