Забытая мишень

В этот день, первый после моего отпуска, в отделе творилось что-то несусветное. Повсюду сверлили, долбили, ломали, чистили, замазывали, белили и красили, с таким остервенением, словно хотели построить новый мир на обломках вселенной. И называлось это бедствие коротким словом – ремонт.

Глотнув порцию пыли, я филигранно обогнул огромный с потёками извести бак и прильнул к открытому окошечку в мутном стекле дежурной части. Седой майор Багин отгородившийся от маляров широким куском фанеры, зажатым между стульев, нёс боевое дежурство.

Дружеская улыбка скользнула по усталому лицу старого товарища.
Мы обменялись сердечными рукопожатиями, перекинулись парой слов.

- Повезло тебе, как всегда, - сказал Багин, подавая мне две подшивки с материалами проверки, - здесь обычная бытовуха, люди уже вызваны по повестке, к десяти подтянутся, опросишь их.
- Ну и в чем везенье? - откликнулся я, не испытывая горячих чувств к проведению опроса на этой стройплощадке.

Майор отпер запыленный металлический ящик, возвышавшийся возле стола и, с не наигранной таинственностью передал мне ещё одну подшивку.

Я загорелся живым интересом, увидев гриф – «Совершенно секретно» и быстренько расписался в получении. Рутина за годы службы мне до оскомины надоела, а здесь явно вырисовывалось что-то особенное.

- С завтрашнего дня ты откомандирован в управление госбезопасности, искать какого-то особо важного преступника, - подтвердил дежурный мои ожидания, - так что с успехом пересидишь этот дурдом, - с легкой завистью  добавил он, стрельнув глазами на обшарпанные стены и груды стройматериала в завесе штукатурной пыли.

Я поднялся на второй этаж и, лавируя, как яхта среди рифов меж ящиков и вёдер, добрался до своего кабинета. Здесь ремонт только начинался, и было немного потише. Мои рабочие апартаменты уже оккупировали строители, любезно выставив стол в акваторию коридора. Столы других моих коллег выселенных из кабинетов также сиротливо жались к стенам. Несмотря на возникшие трудности, всюду кипела работа. Вперемешку сновали люди в форме, сотрудники в штатском, рабочие в спецовках, маляры, электрики, плотники, просто гражданские лица и этому не было конца.

- Ну и проходной двор! – цыкнув языком, вслух резюмировал я, бочком неловко усаживаясь и чувствуя себя незваным гостем за своим же собственным столом.

По первому материалу, о розыске пропавшего, пришёл молодой человек, с одутловатым, припухшим от длительного возлияния лицом и, дыша вчерашним перегаром, пояснил, что никуда он не пропал, а неделю пропьянствовал у товарища на таежной пасеке.

Во втором материале лежало объяснение принятое дежурным оперативником ещё вчера вечером, и от меня требовался только рапорт о передаче по подведомственности. Это заняло несколько минут, и я раскрыл третью папку.

Регистрация совсем свежая, трое суток назад. Копии материалов по делу об убийстве. Похоже на заказное. Пожилой мужчина полковник госбезопасности Чиндяев А.А. застрелен на пороге собственного дома из мелкокалиберного пистолета с глушителем. Орудие не найдено. Характер ранений плечо-грудь-голова образует этакий треугольник и возможно, указывает на почерк убийцы. В доме, перевернутом вверх дном, обнаружен пустой тайник. Назначена череда всевозможных экспертиз.

Согласно плану на первой странице, требовалось опросить женщину, состоявшую в далеком родстве с убитым.Ожидая посетительницу, я перечитал несколько подробных рапортов, выделяя главные моменты.

«Настоящим докладываю, что в ходе выполнения задания…. была выявлена некоторая особенность, объединяющая все эпизоды ранее зарегистрированных преступлений…. соотношение пулевых ранений на телах жертв в виде треугольника…. Везде фигурирует один и тот же пистолет системы Марголина МЦ-1 (мелкокалиберный)…. С последнего места происшествия изъята найденная в семейном фотоальбоме стрелковая мишень с вышеуказанным расположением пулевых отверстий…. бланк мишени сорокалетней давности…. шрифт с датой стрельбы и фамилией стрелка не читаем, чернила выцвели от времени. Мишень направлена на экспертизу».

Примерно с того же времени, говорилось в донесении, были зарегистрированы первые убийства. Больше полусотни. Последнее, если не принимать во внимание, то, по которому я сейчас работал, зарегистрировано более двадцати лет назад. Если бы не новый эпизод, напрашивался вывод, что убийца либо сменил почерк, либо прекратил физическое существование, проще говоря, помер. Однако и то и другое казалось маловероятным при наличии нынешнего эпизода. Теперь же речь шла хоть и о столь продолжительной, но временной передышке.

Читая материалы, я никак не мог уловить основной мотив стрелка. Ликвидация директора крупного металлургического концерна в Польше, больше походила на заказное преступление. Убийство же известного ювелира в Калининграде с похищением денег и ценностей тянуло на банальное ограбление. И по остальным эпизодам такие же качели. Зверский расстрел семьи главного врача краевой больницы в одном крупном курортном центре, вообще побуждал предложить смешанную разновидность мотивов.

«Причиной для появления нового серийного убийцы мог стать гнев, психомоторное возбуждение, финансовая выгода или привлечение внимания», - вспомнилось мне еще с академии.

Я вновь вернулся к характерному почерку преступника. Казалось, убийца специально не менял свой стиль, ходил, как по лезвию ножа, заигрывал, бросал вызов. Он будто надсмехался: - «Поймай меня, если сможешь»!

Прошло более двадцати лет!
 
И вот, три дня назад, счет открылся вновь.

Пистолет Марголина МЦ-1, тот же самый – подтверждали результаты уже готовой баллистической экспертизы.

Что это, прокол или вызов? Мол, вы так меня и не нашли?! Возникало ощущение, что убийца, давно «ушедший на покой», вдруг заявил о себе, явно привлекая внимание способом убийства. И опять же пустой тайник в доме жертвы наводил на смешанный мотив преступления.

Ещё, не давала мне покоя изъятая стрелковая мишень с загадочным треугольником от пулевых отверстий. Человека, у которого она так долго хранилась, можно было смело считать первым подозреваемым, если бы он сам не был застрелен таким своеобразным образом.

«Да, – подумал я, - экспертиза по установлению фамилии и даты на мишени могла бы дать ответы на многие вопросы, если не на все сразу. А сейчас, предстоящий опрос свидетельницы, может, прольёт какой-то свет».

Пока я составлял для себя общую картину, стрелка на наручных часах плавно перевалила за десять.

Погруженный в чтение, я не заметил, как к столу кто-то подошёл. Учитывая окружающую обстановку, сдобренную общим шумом, это было немудрено.

- Вы, Житяев?

Я повернул голову и увидел невысокую невзрачную женщину в возрасте, с накинутой на тонкие плечи красной косынкой, отчего лицо её бледное, в мелких морщинах терялось на ярком фоне и совсем не бросалось в глаза. Одетая в серый непромокаемый плащ, синие брючки и черные замшевые ботики, она казалась совсем обычной. Той, что возможно живёт по соседству в твоём доме или даже подъезде тихой пенсионеркой, всегда вежливой, ухоженной и опрятной.

- Да, оперуполномоченный Житяев! - отрапортовал я. – А вы, Блейн Вера Ивановна?

Она молча кивнула, бросив напряженный взгляд в глубину коридора.

С лестницы несли какие-то коробки, и я от греха подальше, чтобы посетительницу ненароком не задели, быстро вскочил и предложил женщине свой стул возле самой стены.

Она присела и, не снимая тонких кожаных перчаток, щелкнула застежкой на маленькой дамской сумочке. На стол легли повестка и паспорт.

- Мне надо взять с вас объяснение, Вера Ивановна, - пояснил я, сверив документы.
- Да, конечно, буду, рада помочь, - негромко сказала она, уступая мне инициативу в беседе.
- О, у вас Калининградская прописка?! – удивился я, заполняя протокол с паспорта.- Так вы нездешняя?
- Москва город моей юности, здесь у меня остались дочь и внуки, вот приехала их навестить, а тут такое!

В трюме первого этажа затарахтел перфоратор, настойчиво дырявя стены.

Я наклонился поближе, чтобы лучше слышать, свидетельницу.

- Просто ужас какой-то в один день всё случилось. Они хоть и не кровные мне родственники и Чиндяева я мягко сказать недолюбливала, но с сестрой его Розой поддерживала отношения и всегда навещала её, когда гостила у дочери. Вот и в этот день с утра, я, оставив у дочери чемодан, побродила по рынку и поехала к Розе. Разве могла я знать, что увижу её в последний раз! – Блейн потирая виски, сокрушенно покачала головой - горьким сочувствием отдавало каждое слово.

В деле имелся на первый взгляд необычный и больше похожий на чистую случайность эпизод. Чуть позже того времени, когда был застрелен полковник, его родная сестра Чиндяева Роза Андреевна, проживающая всего в паре кварталов, умерла в своей квартире от сердечного приступа. Присутствовала при этом Блейн Вера Ивановна, которую я сейчас и опрашивал в поисках истины.

- Так это вы вызвали скорую?
- Да, но было уже слишком поздно, - ответила женщина, - я только успела зайти, раздеться, мы поставили чайник…. Ах, если бы я смогла достать эти злополучные таблетки….
- О чём вы говорите?
- Нитроглицерин. Роза сидела на диване, когда ей вдруг стало плохо. Я бросилась за таблетками, но спешка никогда до добра не доводит, упаковка свалилась в щель между электроплитой и кухонной тумбой. Пока я достучалась до соседей, пока отодвинули плиту…, - она закрыла глаза рукой и опустила голову, - Роза, Роза….

Я задумался на минуту, давая женщине прийти в себя.

Работая в команде, которую составляли следователи, опера, эксперты и т.д., за годы службы я настолько сильно научился погружаться в рабочие моменты, что мыслил и даже выражался категориями подразделения, часто употребляя местоимение «Мы» вместо «Я». Впрочем, этот принцип не был новым и широко применялся, например, в армии.

- Мы ищем одну деталь, Вера Ивановна.
Искра интереса на секунду оживила холодный взгляд серых глаз.
Я продолжил:
- Находясь в квартире Чиндяевой, вы не находили письмо?

Позади меня что-то грохнуло и если бы не набирающий обороты ремонт, я решил бы, что случилось землетрясение. Отвлеченный на шум я не уловил реакцию Блейн на мой вопрос.

- Нет, - сухо ответила она, когда я повернулся,  - а что за письмо?
- Письмо от брата.
Она, как будто удивлённо, подняла брови:
- От Чиндяева?!
- Да, дело в том, что при осмотре на кухне был обнаружен пустой конверт с обратным адресом.
- Странно, я ничего подобного не видела, - пробормотала она больше себе под нос, чем отвечая мне и будто пытаясь что-то вспомнить. -  Может быть, Роза прочитала его да выбросила?
- Вряд ли, - парировал я, - смысл в том, что конверт нашли в мусорном ведре, а письма на удивление вместе с ним там не оказалось.

Блейн слегка вздрогнула, будто сожалея о чем то, что укрылось от её внимания, и тут же переспросила:
 - А почему вы думаете, что в конверте, вообще, лежало письмо? Брат мог послать ей деньги. Роза жила настолько закрыто, что даже счета в банке не имела.

- Мог, конечно, мог, - согласился я, - но письмо все-таки было. - Чиндяев более года страдал смертельным заболеванием, и на этом фоне у него стала развиваться деменция. Пока ещё в состоянии как-то контролировать этот процесс он банально записывал каждый свой шаг.

«Отправить письмо Розе» - гласила пометка трехдневной давности в блокноте, по иронии судьбы забытом Чиндяевым в своём офисе.

- Смертельно болен?! Вы меня ошарашили этим известием! – лицо ее еще больше побледнело и стало похожим на мел.
- Да, и жить ему оставалось недолго, он это знал, но, видимо, никому не говорил, даже родным, - предположил я, - он ведь практически ни с кем не общался. Может в этом причина его молчания? Вы, ведь тоже сказали, что не очень тепло относились к Чиндяеву, а почему?
Она сжала и без того тонкие губы:
- Чиндяев этот был себе на уме и с роднёй совсем не знался, кроме племянника. Всё ему мерещилось, что остальные только и ждут, как бы его дом и богатство унаследовать. Я бы его знать не знала, если бы он голову моей дочери не вскружил. А она ведь в два раза младше его. И что в итоге? После развода лишней копейки от него не получила, одни сухие алименты.

Меньше всего мне хотелось сейчас выслушивать и разбирать личные вопросы, но быть жилеткой по совместительству неотъемлемая часть  нашей работы. Блейн так рьяно взялась за эту тему, видимо отношения у родни с Чиндяевым и впрямь были неважные.
 
- Племянника он только своего привечал. Вы, кстати, не нашли его? – как бы между делом спросила она и я снова уловил промелькнувший уже знакомый огонёк в серых глазах.
- Племянник? – удивился я. - В деле о нём ничего нет.
Она приняла задумчивую позу.
- Хотя, ничего странного, Дуров прощелыга ещё тот, ветер в голове!
- Вы, про племянника?
- Да.
- Расскажите о нём, - я приготовился записывать.
- А что рассказывать? Он и Чиндяев два сапога пара, да и не видела я его уже лет двадцать.
- Имя, как выглядит, чем занимается, где живёт, всё что знаете.
- Дуров Валерий, по отчеству Игоревич, кажется, сорока пяти лет, - будто нехотя начала она, но я чувствовал её нетерпение и интерес, -  среднего роста, полноватый, темноволосый. Чем сейчас занимается и где живёт, не знаю, он и Розе-то, матери своей не больно часто на глаза появлялся….

Я слушал ее и размышлял: смертельно больной Чиндяев снимает в банке все свои деньги (справка из финуправления подтверждала - он полностью обналичил счета), потом его убивают и обчищают дом. Мы ищем преступника. Всё просто. Картина выходила вполне связная. Но интуиция подсказывала мне, что и смерть сестры Чиндяева и наличие конверта без письма в её квартире и затерянный на просторах страны таинственный племянник всё имеет отношение к делу, а возможно и к его раскрытию.

- А с Чиндяевым у него какие отношения, что их связывало?
- Так это дела давно минувших дней. Валера в юности у Чиндяева лучшим учеником был.
- Учеником? – с удивлением спросил я и подумал: - «Интересно, каким учеником можно быть мальчишке у сотрудника госбезопасности»?
- Чиндяев тогда вёл секцию пулевой стрельбы…, - как бы отвлеченно добавила Блейн.
В этот момент мне внезапно показалось, что в груди вместо сердца забился перфоратор в режиме отбойного молотка. Будто, раз, и сошлись на небе звезды.

Преступник, а теперь становилось совершенно ясно, что это близкий Чиндяеву человек, видимо, не знал, что тот в далеком прошлом оставил на память мишень с тремя пулевыми отверстиями,  фамилией и инициалами стрелка. Четко совпадало и количество нечитаемых пока букв - ровно пять фамилии и две инициалов - Дуров В.И.
Теперь я и помыслить не мог, что это мог быть кто-то другой.

 В воздухе среди взвеси строительной пыли, парило невесомое облако моих размышлений – для дела требовались доказательства, веские и неопровержимые.

- Савелий Семенович! Вас к телефону, из экспертного отдела! – перекрикивая белый шум  грандиозного строительства, раздался густой бас  из глубины кабинета младших оперативников. Я обернулся и увидел в конце коридора убеленного до времени сединами известковой пыли лейтенанта Ладожского. Огромная его фигура маячила в полуразобранном дверном проеме. – Экспертиза по мишени готова!

Это был момент истины, но, тогда, сразу, я не придал этому особого значения. Любезно попросив гражданку Блейн меня извинить, я встал из-за стола и проследовал к телефону, в обычном рабочем порядке принять информацию.  И лишь минутами позже понял, что последние слова Ладожского о готовой экспертизе в его громогласной тираде оказались непоправимо лишними.

- Привет, Сава! С выходом что ли! Как отдохнул? – обрадованно прохрипела телефонная трубка.
- Здоров, Андреич! – узнал я эксперта. – Отлично! Два дня, как с моря вернулся. Загорел, накупался на полгода вперед. Почаще бы так!
- Красота! – порадовались за меня с оттенком легкой грусти. - А я люблю зимнюю рыбалку, снежок, костерок, ушицу…
 - Андреич, не тяни! – перебил его я, зная,  что о рыбалке он может говорить часами. - Что по экспертизе?
- Ладно, будет минутка, заедешь, расскажешь, какая она, черноморская водичка, - он откашлялся, будто вездесущая ремонтная пыль добралась и до него на другой конец города. - Докладываю: бланк мишени производства 1960 года, пулевые отверстия от мелкокалиберного патрона 5,6 мм, фамилия в табличке стрелка - Блейн В.И….

Когда я выскочил в коридор, словно от взрыва мины, то сразу понял, что кто-то соображал явно быстрее меня. Одинокий стул у стены возле моего стола оказался пугающе пуст.

Едва не налетев на какие-то доски, я рванул по коридору. Повернув на лестницу, буквально скатился вниз, не замечая ни ведер, ни банок, ни малярных лесов, ни куч строительного хлама. Отбросив вежливые просьбы, растолкал в холле какой-то народ и, почти выбивая входную дверь, выбросил себя на улицу.

Накрапывал мелкий дождь, погружая город в хмурую одинаковую серость. Едва не поскользнувшись на мокрой площадке парадного входа, я притормозил,  давая глазам возможность сориентироваться в широком пространстве оживленных и запруженных городским транспортом улиц. С высоты крыльца взгляд мой метался, как воробей, пытаясь найти хоть малейшую зацепку. Автомобили, дома, офисы, длинный ряд придорожных ларьков и люди, сотни людей снующих, как муравьи в лабиринте улиц.
 
На тот момент я и не знал, что исходя из пропавшего письма, весь свой обналиченный капитал Чиндяев поместил в банк ячейку на предъявителя, отпирающуюся с помощью ключа и шифр кода. Шифр соответствовал номеру воинской части на плече Дурова в памятной татуировке о службе в горячей точке. А ключ вместе с дубликатом письма был спрятан в тайнике загородного рыбацкого домика.

И раз в год, всем родственникам это было известно, Чиндяев с Дуровым встречались там, в день рождения полковника. Без телеграммы, телефонного звонка приезжали и всё. Рыбачили, общались и просто душевно проводили время.

И что по случайному стечению обстоятельств Роза Чиндяева за день до смерти говорила с Дуровым по телефону и прочитала ему содержание письма.

И что до даты рождения Чиндяева оставалось всего два дня.

И не знал я самого главного, что ей, Вере Ивановне Блейн, в квартире Розы Чиндяевой случайно на глаза попался тот самый ненайденный следствием оригинал письма.

Однако, теперь я знал имя убийцы и, это автоматически расставляло пункты плана моих действий в ближайшее время.

Меня буквально разрывало от напряжения, я готов был кричать, бежать, даже катиться кубарем, творить что угодно, только не терять драгоценные секунды.
 
Влево, вправо, поверх голов, меж домов, деревьев и фонарных столбов мятущийся мой взгляд искал силуэт беглянки и вдруг замер, как пронзенный стрелой, выхватив её из серой массы. На ходу сворачивая и пряча зацепившуюся в спешке за серьгу красную косынку, женщина протискивалась в число первых ожидающих подходившего троллейбуса.
 
И тогда я побежал, гончим псом рванул с места, прямо через проезжую часть, принимая на себя злые, но справедливые ругательства водителей, сквозь резкий визг тормозов и надрывные сигналы клаксонов. Водитель троллейбуса заметил меня, но я могу лишь догадываться, что им руководило, когда буквально перед моим носом захлопнулись входные двери.
 
Я не винил его, возможно, из-за столь вызывающе одержимого порыва, меня приняли за психа, сбежавшего из сумасшедшего дома, да мало ли ещё по какой причине известной только ему одному, но в посадке мне было самым бесцеремонным образом грубо отказано. Гадать по этому поводу, не было времени. В сердцах я пнул разукрашенный рекламой борт троллейбуса и моментально сообразил, что есть шанс зацепиться за техническую лестницу сзади.
 
Я пропустил мимо длинный хвост транспорта и к своей досаде обнаружил, что спасительная лестница как назло отсутствует. Пару десятков метров я настойчиво догонял троллейбус с надеждой на сознательность водителя, но безрезультатно. Как некстати ни одного автобуса или троллейбуса, не предвиделось, а бежать до следующей остановки, выглядело пустой затеей, всё равно, что тягаться в беге коту с гепардом.

Рвануть к своим в отдел, объявить оперативный план «Перехват», прыгнуть в служебную машину, не спасало ситуацию. Надо было что-то делать здесь и сейчас.

Вдалеке по трассе приближались попутные автомобили и вдруг, на перекрестке перед остановкой загорелся красный сигнал светофора. Проскочить успели только старенькие бежевые «Жигули». Это был единственный шанс - секунды таяли безвозвратно.

Я выбросил руку в сторону дороги жестом автостопа. «Жигули» почти промчались мимо, словно не замечая и вдруг, заскрипели тормоза, заморгала лампочка поворотника,  сила моего желания похоже пробила где-то невидимую броню безучастности и равнодушия.

Но тут произошло непредвиденное. От резкого торможения на влажном асфальте машину круто занесло, раскрутило волчком и  выбросило с дороги. Не без участия «Неба» на пути в тот момент никого не оказалось.
 
Почти тонна неуправляемого железа вылетела на тротуар. Ужасный удар, казалось, потряс всё вокруг, даже землю. Звон разбитого стекла, скрежет металла леденящий кровь. Народ шарахнулся в сторону, женщины пронзительно закричали, заплакал чей-то ребёнок.

 Автомобиль врезался в многоэтажный дом, влетел в узкое длинное окно какого-то спа-салона на цокольном этаже и, клюнув носом, застрял в выбитом проёме. Взметнулась высоко вверх почти вертикально задняя часть кузова, отчего колёса оказались над асфальтом, и некоторое время продолжали вращаться в воздухе, но потом остановились и они. Я, было, метнулся туда.

«Стоит ли туда бежать, неужели при такой аварии можно выжить»? - иглой кольнула меня циничная мысль.

 И, хотя разум подсказывал, что моей вины здесь нет, сердце сжималось от чувства причастности к этой трагедии.

Взгляд мой устремился в сторону уходящего троллейбуса, потом вернулся к разбитой машине.

«Здесь, в кабине, простой человек, которому уже вряд ли поможешь, а там, преступница, за которой тянется зловещий шлейф страшных преступлений и кто знает, что она ещё натворит».

По дороге медленно ползли машины, люди глазели на аварию. Минута и любая из них догонит троллейбус.
 
«Хотя бы узнать, что с водителем, может ещё можно оказать первую помощь»? – что-то человеческое на миг согрело мою душу.

«А ведь она же уйдёт, растворится и что тогда, что дальше»? – терзался разум.

«Но всё это потом, а сейчас, здесь, погибает человек, которому, возможно, еще можно помочь или хотя бы попытаться сделать это»!
 
Я закрутил головой направо и налево до боли в шейных позвонках, метаясь, словно, между двух огней.

Наконец, решение было принято. Я бросился к машине и втиснулся в узкую щель между кузовом и бетонным блоком окна. В спа-салоне горел приглушенный свет и, трудно было, сразу что-то понять.

Прошло несколько секунд, прежде чем я разглядел. Увиденное поразило меня - крышу автомобиля срезало, словно пилой. Невероятно, но человек остался жив. Он скатился по сиденьям в распахнутую пассажирскую дверь, будто зависшей в воздухе, балансирующей в проёме окна машины и поднялся на ноги внутри пустого спа-салона, в котором по счастью никого не оказалось. Круглое лицо мужчины посекли мелкие царапины, на лбу виднелся большущий синяк, из носа капала кровь. Левой рукой он держался за правое плечо.

- Как ты, дружище?! - с искренним сочувствием и тревогой в голосе спросил я.
- Нормально, плечо вот только ударил…, дорога мокрая…, занесло машину.
- Ничего, обойдется! – стараясь приободрить его, ответил я. - Живой ты, это главное, держись, сейчас помогу тебе выбраться.
 Он молча кивнул, даже попытавшись улыбнуться. Внешность его показалась мне до боли знакомой. Настолько, что какая-то смутная догадка  мелькнула в моей голове.
- Кто ты? Как твое имя?! – неожиданно спросил я.
- Валерий, - чуть слышно, хрипловато произнес он, - Валерий Дуров.