Зачем косёнку загубили... супостаты?

Коса десятого номера (в обиходе - «десятка») водилась в нашем хуторе в одном единственном экземпляре, потому как косить траву косою длиной в метр, не каждый мог себе позволить. По той простой причине, что во всей хуторской человеческой природе не находилось таких здоровяков, чтобы обуздать такую махину. И всё же, один был... Яков Михайлович Колундаев (на фото).
 
К слову сказать, у его соседей по сенокосу имелись премного меньшие по размеру косы – «шестёрки», «семёрки», лишь изредка - «восьмёрки». Ими тоже было несладко махать, но чтобы «десяткой». Однако речь пойдёт не о диковинном размере колундаевской косы, а о том, как начисто «загубили», да что там говорить, в конец изничтожили её чересчур уж  сердобольные соседи Якова Михайловича по сенокосу.

Здесь важно сделать одно немаловажное отступление. Мало того, что коса у него была выдающихся размеров, так он ещё имел обыкновение косить траву не отбитой и не наточенной до бритвенной остроты косой. Хуторские косари, искренне изумлялись, как он "рвёт жилы", кося густую траву тупой косой и не раз ему предлагали отбить и наточить косу. Но Яков Михайлович решительно отказывался от подобной помощи. Отказ они получили и в тот раз, когда вышли косить лужок у плотины, ну да всё по порядку.

Палящее солнце не слишком шибко, но все, же приближало полуденную пору. Кое-кто, из уставших работяг достав домашние харчи, присел под кусты подобедать, а кто-то даже завалился "чуток вздремнуть". Яков же Михайлович «тормозок» с собой не брал, и спать на природе не ложился, а всегда ходил обедать домой.

Вот и сегодня закинув «косёнку» на плечо, как он ласково называл своё детище, неторопясь поплёлся домой.
- Яша, да ты хоть косу тут оставь. Зачем она тебе, только плечи оттягивает, не намаялся что ль ещё?

К удивлению присутствующих он молча согласился с озвученными доводами товарищей и, воткнув косу носиком в землю, уже более размашистой походкой направился  домой. Проводив взглядом за соседние левады, заговорщики-косари быстро, второпях стали отбивать косу. Постучав от души отбойником, лихо навели лезвие косы точильным бруском и определили её на прежнее место.
 
Время обеденное как водится, пролетело быстро, да к тому ж хитрющие косари, не дожидаясь конца обеда, дружно выстроились в рабочую шеренгу и начали косить. Отдохнувшие от утренней работы руки быстро прибавляли валки к уже скошенному сену и дело косарское у них явно спорилось…

И тут из-за голубевских левад показался Яков Михайлович. Увидев дружно работающих косарей, он, стыдливо крякнув, прибавил шагу и, подхватив чудо-косу, пристроился в конец косарского ряда. Не обращая никакого внимания на косые взгляды косарей и не замечая  изменившегося внешнего облика косы (лезвие предательски блестело), Яков Михайлович что есть силы, размахнулся…

На совесть отбитое, остро заточенное лезвие косы вкупе с богатырским размахом, не встретили со стороны густого травяного покрова  ни малейшего сопротивления. Хозяин, не ожидавший столь лёгкого кошения, волчком крутнулся вокруг себя. А переведя дух, больше от испуга, нежели от нагрузки, произнёс, ставшую крылатой в нашем хуторе фразу:
- Вот же…  супостаты! Совсем косёнку загубили? Как же теперь ею косить?

Смех полутора десятков косарей вдрызг разорвал послеобеденную тишину луга. Мелкие птицы дружной стайкой вспорхнули с окрестных кустов, а в соседней леваде зачакакали потревоженные  людским гомоном сороки.

Целых два дня «мучился» Яков Михайлович с отбитой на совесть косой пока она не пришла в своё обыкновенное состояние. И с той поры уходя домой на обед, он не рисковал оставлять её товарищам-супостатам, а бережно носил на своём натруженном плече туда и обратно.

Через какую-то неделю и этот сенокос благополучно закончился. Однако история про «загубленную косёнку»  живёт в нашем хуторе, и по сей день - вот уже без малого шестьдесят с лишком лет.