Мэри и звезды

Пролог

Жила-была в одном огромном городе девочка по имени
Мэри. Она любила красивые платья — пышные и белые, туфельки с бантами и шелковые ленты. И чтобы непременно была корона на голове, а в руке — золотая волшебная палочка.
Об этом мне рассказала сама Мэри, когда я с ней познакомилась.
А еще по вечерам она любила пить теплое молоко с медом, усевшись с ногами на подоконник, словно на край молодого месяца. Смотрела на звезды и маленькими глоточками отхлебывала сладкий напиток.
Мэри знала: если мама делала «ночной эликсир», то он будет с пенкой. Как все маленькие принцессы пенку она не любила. Но когда молоко приносил папа, то белого и вязкого сверху не было. Кстати, это папа придумал напитку такое чудесное название «ночной эликсир». «Так вкуснее», — пояснил он.
Папа приносил молоко в большой голубой кружке, от которой шел пар. Он садился рядом с Мэри «на край месяца» и рассказывал забавные истории. А она радовалась и немного боялась, что от смеха они так раскачают месяц, что не удержатся на тонком серпике и бухнутся в черный кисель ночного неба.
И все же Мэри знала, что, даже падая, они все равно будут смеяться. Она знала, что с папой всегда тепло. Даже когда холодно.
Мэри любила мечтать. Ну а кто не любит? Все девочки любят мечтать и представлять, что у них в руках волшебная палочка, которой можно рисовать причудливые узоры в воздухе и творить чудеса.
О чем же мечтала Мэри? О мире во всем мире, о том, чтобы у всех животных был дом, у деревьев — каждая веточка на месте, у детей — родители, у родителей — их родители, бабушки и дедушки. Допивая молоко, она смотрела на папу
и думала, какой же он красивый и умный! Мэри очень им гордилась. И мамой тоже. Она мечтала, чтобы родители всегда оставались рядом. И конечно, Мэри хотела, чтобы они меньше ссорились и чаще обнимались, чтобы любили друг друга, как в тот день на свадьбе — фотография висела в гостиной на видном месте, и мама была там невероятно красивая, как настоящая волшебница.
Потом папа целовал дочку в макушку и шел спать. Мэри всегда просила его не закрывать плотно дверь в ее комнату, чтобы, засыпая, она могла видеть свет из спальни родителей.
Тонкий лучик был таким теплым и родным, что убаюкивал
лучше любой сказки. Она знала, что сегодня родители рядом.
А ведь сегодня — это почти навсегда.

Про вишневый сад

Однажды утром мама сказала Мэри, чтобы они шли с отцом в сад собирать вишню. Как же Мэри любила свой сад! Там росло множество фруктовых деревьев, а еще был огород с зеленью.
Стояло жаркое лето. Мэри обожала лето, ведь его любят все девочки земного шара! Надев шорты и светлую майку, подпрыгивая и напевая песню, она выскочила из дома, на ходу обрывая с грядки базилик и что-то еще очень вкусно пахнущее, что посадила мама и чему Мэри не знала названия.
Собрав целый пучок и с удовольствием отщипывая от «букетика счастья» ароматные листочки, она спустилась по ступенькам туда, где стояла красавица-вишня в компании восхитительных подруг. Деревья раскинули свои зеленые веточки, унизанные гроздьями спелых ягод. Вишенки были пурпурно-алые, чуть прозрачные, словно наполненные солнечным светом изнутри.
Мэри обожала вишню. У этих ягод был цвет, вкус и запах беззаботного счастливого детства. А еще плоды висели на тонких веточках, и если два срастались вместе, то можно было сделать смешные сережки.
Нацепив импровизированные сережки, Мэри принялась рвать ягоды и бросать их в ведро — чтобы у каждой вишенки, как и у дерева, была своя компания. Она знала, что потом эти полупрозрачные спелые плоды превратятся в изумительный
компот, такой вкусный, как бывает только в детстве. Даже если повторить рецепт в точности, когда тебе уже за тридцать, настолько сказочно-ароматного напитка все равно не получится.
Папа стоял в глубине сада. Увидев его, Мэри бросилась к нему со всех ног, как будто они не виделись лет десять. Она запрыгнула на отца, уронив сережки-вишенки, и повисла у него на шее, крикнув: «Папа!» Маленькая кудрявая счастливая девочка в папиных объятиях...
Обернувшись, они помахали маме. Она смотрела на них из окна, мыла посуду и гордилась тем, какие у нее помощники.
По крайней мере, так думала Мэри. Мама была такая красивая!
Папа сел на лавочку и посадил Мэри к себе на колени. Он наклонился, зачерпнул из ведра целую пригоршню вишен и протянул их дочке. Мэри вытащила самую большую ягоду и принялась крутить ее, рассматривая со всех сторон.
— Что бы ты сейчас хотела съесть, помимо вишни?
— О! Я хотела бы огромное мороженое! С вишневым вкусом!
И оба засмеялись.
Папа спросил:
— Как у Олли и Райли?
Мэри кивнула. Папа придумал удивительную историю про этих двух мальчиков. Он каждый день сочинял новую главу и рассказывал ей перед сном или вот так, в саду. Олли и Райли все время попадали в какие-то забавные и дурацкие ситуации: то увидят в поле зайца и решат догнать, то получат в подарок воздушного змея и упустят его, то распихают по карманам кашу, которую мама потребовала съесть на завтрак.
Папа рассказывал, а Мэри звонко смеялась и смотрела на трепещущие под легким ветерком листья вишен. Казалось, что кто-то невидимой палочкой дирижирует ими, исполняя чудесный фруктовый концерт.
Обедали они на веранде всей семьей: Мэри, ее родители и братик Мэри, который еще был в животе у мамы. Мэри узнала об этом позже. Узнав, она очень долго смотрела на маму и говорила: «Мамулечка, тебе нужно обязательно поправиться, чтобы моему братику было просторнее». Она его еще не видела, но уже любила. Мэри знала, что глаза у брата голубого цвета, волосы светлые, как лен, что он младше и что она будет всегда защищать его и рассказывать ему сказ-
ку про Олли и Райли.
А еще Мэри думала, что когда-нибудь они будут сидеть в этом саду, собирать вишню и вспоминать своих родителей, которые уехали очень далеко. Насовсем. Билет туда дают неожиданно и чаще с возрастом. Но… лучше об этом не думать.

Про звезды
Однажды я ночевала в комнате у Мэри. Вместе с ней сидела вечером на подоконнике, по чуть-чуть отхлебывая горячий шоколад, который принесла ее мама.
Мама Мэри была молодая, красивая и очень строгая. Не такая, как папа. Обращаясь к матери, Мэри всегда казалась немного испуганной. Мать же смотрела на дочку спокойно, но с каким-то холодным безразличием. Если безразличие вообще можно делить на горячее и холодное — это же не закуска, а чувства!
Мама никогда не расспрашивала Мэри о ее мечтах и не разговаривала с ней о звездах. В тот вечер, войдя в комнату, она лишь бросила:
— Слезь с подоконника. Там дует. Лучше почитай что-нибудь.
Мэри кивнула, улыбнулась — не ехидно, а заискивающе-покорно. Мама вышла, а Мэри с подоконника, «с края молодого месяца», так и не слезла. И мы продолжили молча пить шоколад, глядя в бездонную бархатную черноту.
Внезапно Мэри повернулась ко мне и сказала:
— Все люди разные, как и звезды… Если бы не ночь и звезды, я бы не хотела даже жить.
Я застыла: «Ого! Ничего себе заявочка!».
А Мэри продолжала:
— Звезды — мой личный психотерапевт. Только бесплатный. А ночь… Ночь — это другой мир, невидимый, но абсолютно реальный. Ночью все спят. Ночью меньше проблем, потому что зло тоже уснуло.
«Как она рассуждает! Как взрослая!» Но тут Мэри по-детски уткнулась носом в колени и прошептала:
— Так надоело, что родители кричат друг на друга. Особенно она… Когда вырасту, улечу отсюда. И даже телефона не оставлю.
В своих мыслях она уже преодолела сотни тысяч километров космического пространства, а заодно и границы, навязанные обществом, чтобы оказаться где-то там, в придуманной ею стране, где нет безразличия, зла и орущих друг на друга людей, а только ночь, звезды и тишина.

Про принца на зеленом велосипеде

Мэри была необычной девочкой. Такой, как ты или я — мы же все необычные! Как написал когда-то Оскар Уайльд:
«Все мы в сточной канаве, но некоторые из нас смотрят на звезды». Мэри видела звезды сквозь одиночество, боль, грусть, отчаяние. Сквозь то, о чем нельзя рассказать даже маме. Тем более ее маме.
Когда-то давно у Мэри был друг. Его имени она не помнила, но говорила, что летом часто каталась с ним на велосипеде. Он сажал ее на багажник, она обнимала его за спину, и они ехали. Ветер трепал волосы и свистел в ушах, мимо проносились дома и деревья, и Мэри казалось, что ее увозит в сказочное королевство принц на белом коне. Ну… не на белом коне, а на зеленом велосипеде. Но ведь так даже лучше!
Иногда они ездили на лавандовое поле. Издали его можно было перепутать с морем — легкая рябь постоянно тревожила сиреневую манящую гладь.
Как же там восхитительно пахло! Мэри и ее друг зарывались в душистую траву и смотрели на облака. А лаванда вокруг была настолько высокой, что если бы не зеленый «конь», то никто никогда бы не догадался, что на поле кто-то есть.
Они часами болтали, смеялись и ели тосты с шоколадом.
Мэри мне по секрету сказала, что аромат лаванды и шоколада с тех пор стал для нее запахом любви. Как у всех девочек, которые рассказывают про своих друзей, щеки у нее в этот момент горели алым румянцем, а в глазах — вы не поверите!
— плескалось лавандовое море… И слезы. Я их тоже видела
в ее глазах.
Следующим летом, когда мама с папой купили Мэри желтый велосипед, она поехала на поле, надеясь найти там своего друга. Но его не было. Она подумала, что, возможно, он занят или заболел. А потом побежала по полю — вдруг она просто не заметила его в густой траве!
Мэри долго искала своего друга. Но так и не нашла.
Вернувшись с поля домой, она пошла в сад. Папа с мамой сидели на скамейке под вишней. Отец посмотрел на Мэри и спросил:
— Ты чего повесила нос?
— Куда повесила? Он на месте.
Папа улыбнулся. Но Мэри не хотелось шутить. Сердце у нее сжималось от тоски. Она прижалась к отцу и поделилась с ним тем, что ее тревожило. Папа ласково погладил дочку по волосам и с грустью сказал:
— Они переехали. Но я не знаю куда.
Мэри расплакалась.
Мама фыркнула и пожала плечами.
— Не забивай себе голову всякой ерундой! Придумала
тоже: принцы на зеленых конях!
Мэри стало еще обиднее, и она заплакала еще горше. Но маму это только разозлило:
— Если ты еще раз поедешь на это дурацкое поле и будешь потом реветь как белуга, я тебя выпорю!
Вечером Мэри, как обычно, устроилась на подоконнике и стала смотреть на звезды. Вдруг ей показалось, что одна из них совсем близко и как будто от нее даже исходит тепло.
Мэри сказала себе: «Вот эта звезда — мой друг. Теперь я буду видеть его каждый день». Впервые, ложась в кровать, Мэри плотно прикрыла дверь. Ей не хотелось, чтобы к ней в комнату проникал свет из родительской спальни. Ведь звезда, которая была рядом, светила так ярко — ярче любого света в мире!

Про цветы

У Мэри было особое отношение к цветам. Она обожала розы, гиацинты и лилии, которые росли у них в саду. Но больше всего Мэри любила полевые цветы. Они были такие нежные и трогательные, а их лепестки так красиво блестели
на солнце! Разноцветные бутоны в букете выглядели словно леденцы на палочке.
Рано утром, пока все спали, Мэри бежала на опушку леса и жадно рвала эти «леденцы» — желтые, розовые, синие, нежно-голубые. Последний цвет всегда преобладал в ее букете, потому что еще больше, чем цветы, Мэри любила море.
Как-то раз я поинтересовалась у нее, для кого она собирала букеты. Мэри с грустью посмотрела на меня и ответила:
«Для мамы». А потом заплакала.
Мне стало ее очень жаль. И тогда Мэри рассказала мне про утро, которое запомнилось ей на всю жизнь.
Однажды, проснувшись с рассветом, она тихо выскользнула из дома и побежала на цветочный луг. Мэри буквально летела по мокрой траве, которую покрывали серебряные капельки воды. Все ноги были в росе — крупной, кристально
чистой, такой же, как слезы, появлявшиеся в ее глазах, когда она говорила о маме.
В то утро Мэри собирала букет с особой любовью. Накануне вечером мама выглядела заплаканной и очень грустной, а Мэри мечтала, чтобы она улыбалась.
Когда Мэри набрала целую охапку «леденцов», ей страшно захотелось их лизнуть. Она уткнулась носом в букет, и пыльца тут же попала ей в нос. Мэри чихнула и засмеялась, остро ощущая пряную сладость момента. Она побежала до-
мой, представляя, как мама обрадуется, вдохнув аромат этого душистого букета, и забудет о проблемах, которые доставляет ей маленький сын.
Мэри очень любила свою маму. Любила ее запах, руки, голос. Как любая девочка, она считала маму самой красивой в мире. Если Мэри — принцесса, то мама — королева.
Ледяная. Мама никогда не была с ней так добра и ласкова, как папа.
Подбегая к дому, Мэри увидела, что родители завтракают на террасе. Папа пил чай, а мама, резко отставив чашку в сторону, что-то громко ему говорила. «Опять они ругаются, опять она кричит», — пронеслось в голове у Мэри.
Она взбежала по ступенькам и уже хотела протянуть маме букет «леденцов», но увидев ее лицо, остановилась. Рука с цветами сама собой опустилась вниз, как и ее душа.
— Где ты пропадаешь?! Я вся извелась! Куда ты опять бегала? Почему у тебя все лицо желтое? А платье! Ты в грязи валялась?
Мэри опустила голову и закусила губу, чтобы сдержать слезы. А мама продолжала ее отчитывать.
— Что у тебя в руках? Зачем ты рвешь эту траву? На ней же вся грязь с дороги! Вот скажи ей! — обратилась она к отцу.
— Скажи, чтобы она прекратила собирать всякий мусор!
Папа посмотрел на Мэри и сказал:
— Дай мне букет, я поставлю его в вазу.
Мама смерила папу гневным взглядом и вошла в дом, громко хлопнув за собой дверью.
Этот хлопок был таким, как будто что-то лопнуло. А это внутри Мэри лопнули, как мыльные пузыри, ее надежды и мечты.
Мама не обрадовалась букету «леденцов». Она вообще ничему не радовалась, разве что изредка маленькому сыну, которому уделяла все свое время. Мэри же была предоставлена самой себе.
Букет стоял в хрустальной вазе, но уже не казался таким красивым. Цветы не пахли той дурманящей сладостью, как на поле, и не напоминали карамель. Это были просто банальные сорняки с обочины, на которых осела дорожная пыль.
Когда Мэри говорила об этом, губы ее дрожали.
Потом она замолчала, отвернулась и стала смотреть
на звезды. А я смотрела на нее, и видела, что она — самая
уникальная и редкая звезда, которая мне когда-либо светила.
Милая маленькая Мэри!

Про брата

То, что у Мэри есть младший брат, я узнала не сразу. В те редкие минуты, когда она о нем говорила, на ее лице не отражалось ни сияния звезд, ни блеска росы. Словно свет внезапно заслоняли грозовые облака — темные, страшные, пускающие жуткие стрелы-молнии. Этими облаками были воспоминаниями о брате. Его имени Мэри никогда не называла, словно забыла и имя, и брата.
Сколько нежности, тепла и любви было в ее словах, когда она говорила о папе, бабушках и дедушках, о друге. Но о брате она упоминала лишь вскользь, совсем по касательной.
Мэри говорила о нем шепотом, как будто кто-то мог нас подслушать. Как будто за любое неосторожное слово грозовые молнии могли вонзиться ей прямо в сердце. Она убегала от них в своих воспоминаниях туда, где ей было уютно, светло и не больно — на лавандовое поле, пропитанное ароматом цветов, шоколада и восторга. Но и там, в густой зеленой траве, таилась тоска по принцу на зеленом велосипеде.
Я как-то спросила ее:
— Ты так и не узнала, куда он переехал?
Мэри ответила:
— Я думаю, что он не просто переехал. Он уехал... от меня.
Я начала ей возражать, а она прервала поток моих объяснений и сказала:
— Не придумывай сказок. Их не бывает. Я сама в этом убедилась.
Началось все с того, что мама с папой стали вести себя как-то странно. Они все время о чем-то шушукались, а когда Мэри входила в комнату, резко замолкали. Таинственность, недосказанность и скрытое недовольство настолько
пропитали дом, что воздух в нем казался жирным и плотным, как сливочное масло. Мэри была заинтригована и однажды, на цыпочках подкравшись к родительской спальне, попыталась подслушать разговор.
Мама шепотом возмущалась:
— Как мы с малышом поедем в неизвестность? У нас здесь все есть! Зачем куда-то ехать? Я понимаю, обстоятельства, работа, но…
Папа что-то ответил, но Мэри не расслышала. Она не поняла ни того, что происходит, ни масштаба ожидающихся перемен.
В один из дней, когда Мэри играла в вишневом саду, папа выглянул из окна и позвал ее:
— Куколка моя, зайди домой!
Мэри побежала в дом и прямо у входной двери натолкнулась на маму. Та строго посмотрела на нее и произнесла:
— Идем, нужно поговорить.
Разговор оказался коротким. Мэри сообщили, что через две недели они переезжают в другой город. Ни ее мнением, ни ее чувствами никто не интересовался.
Когда Мэри рассказывала об этом, в ее глазах стояли слезы.
Я спросила:
— Вы переехали сюда? А когда это было?
— Очень давно...

Про переезд

Мэри очень не хотелось уезжать от своих друзей и подруг. Она переживала, что здесь останутся любимые бабушки и дедушки. А еще в другом месте не будет такого вишневого сада, такого лавандового поля и такой чудесной липовой ал-
леи, по которой можно на велосипеде доехать до железнодорожной станции, откуда раз в день уходит красивый красный поезд.
Мэри очень нравилось стоять на перроне и махать вслед уезжающим пассажирам. Они тоже ей махали — кто-то рукой, а кто-то платочком для большей художественности.
Мэри и подумать тогда не могла, что скоро сама окажется на их месте. Однако, когда этот день настал, никого, кто мог бы помахать ей, маме, папе и брату, на перроне не оказалось.
За две недели до отъезда родители начали паковать вещи. Мэри подумала, что и ей тоже надо собрать свои игрушки, но мама, увидев, что дочка набивает ими коробку, велела вытащить, как она выразилась, «весь этот хлам».
— И так места для одежды не хватает! — недовольно заметила она.
Мэри долго сидела в комнате с «этим хламом» и плакала. Она обнимала каждую милую ее сердцу игрушку и прощалась с ней. Она говорила, что будет всех их вспоминать. Даже ту сломанную собачку на колесиках, которую она катала на веревочке, когда была еще совсем маленькой. Пластиковый белый пудель с красным ошейником смотрел на нее грустными черными глазами — она до сих пор помнила, как он выглядел.
В том доме Мэри оставила не только свои игрушки. Она оставила беззаботную жизнь, надежду и веру в чудеса.
В последнюю неделю все комнаты были заставлены коробками, и Мэри казалось, что дом сам превратился в один большой неуютный короб. Горы упакованных вещей словно перегораживали ее мир, делили его на «до» и «после». Мэри
очень хотелось поджечь все эти коробки. Но она не была хулиганкой. Она была просто расстроенным ребенком.
Как-то, когда уже вечерело, а родители опять о чем-то спорили, Мэри выскользнула из дома и побежала в сад. Листья вишен трепетали на легком ветру. Ягоды уже собрали, и деревья выглядели скромно без своих сочных рубиновых сережек. Мэри казалось, что они очень грустят от этого.
Сердце ее защемило от тоски. Она прижала к себе веточку и начала целовать каждый листочек на ней. Ей хотелось остаться в этом саду навсегда, хотелось крикнуть родителям:
— Я никуда не поеду! Здесь вся моя жизнь!
Но она не кричала, а только шептала это деревьям. А еще говорила им:
— Простите меня, мои девочки! Простите меня, красавицы! Когда-нибудь у меня будет свой сад, и я обязательно посажу ваших деток! Они будут расти вместе со мной и вырастут такими же большими, как вы.
Впоследствии так и случилось. Но в тот момент Мэри, конечно же, не знала об этом. Она сидела на скамейке в саду и горько-горько плакала. Она думала: почему нет такого волшебного строительного крана, который бы зацепил крюком
крышу дома и перенес бы его вместе с садом, ее мечтами и надеждами, прошлым, настоящим и будущим — со всей ее жизнью — в тот город, куда решили уехать родители. Потом Мэри вспомнила о людях в поезде, которым махала, и вдруг поняла, что в тот момент они не видели, кто стоит на перроне. Все они мысленно прощались с местом, откуда уезжали — кто-то на короткое время, кто-то на долгое, а кто-то и навсегда.
Мэри очень хотелось забыть те ужасные дни перед отъездом. Но она помнила, как плакали бабушки и дедушки, потому что родители забирали у них самое дорогое — внуков.
Они обнимали Мэри и ее брата, целовали их. Но ведь никогда не хватит сил и времени, чтобы обнять человека, с которым ты прощаешься надолго… а может быть, навсегда. Тебе захочется прижать его к себе и никуда не отпускать.
Мэри смотрела на дедушкину машину, не зная, сможет ли когда-нибудь еще прокатиться на ней. Автомобиль был старенький, но казался Мэри почти что сказочной каретой.
Ее взгляд скользил по кустам крыжовника, за которыми виднелась колонка, где они качали ледяную родниковую воду. Мэри пила ее из пластиковой кружки и прекрасно помнила этот удивительный вкус. Для нее та вода была магическим
напитком, который давал энергию, силы и счастье. Вот ты бежишь-бежишь-бежишь и, наконец, запыхавшись, зачерпываешь кусочек неба, отражающийся в кадке. Ты делаешь несколько глотков живительной влаги и, наполненный ею, словно чудесным эликсиром, несешься дальше. Скорее всего, в том месте, куда они переедут, не будет кадки с родниковой водой. Может быть, она и будет, но другая. А другая кадка не обладает той магической силой, которую имеет все
то, что родом из нашего детства.
Закончив вспоминать переезд, Мэри смахнула слезинку, катившуюся по щеке, и сказала:
— Лишь одно меня немного утешало: я думала, что, может быть, там, в другом городе, найду его.
— Кого?
— Принца… на зеленом коне, то есть на велосипеде. Но...
я его не нашла, и от этого стало в два раза больнее. Переезд убил мою мечту и надежду когда-нибудь снова увидеть мою любовь.
— Мэри… Это была настоящая любовь?
Она улыбнулась сквозь слезы:
— Принцессы о таком не говорит, это им не к лицу.
И снова заплакала. Бедная милая Мэри.

Про Полли

У каждой принцессы есть любимая кукла. Порой даже не одна. Маленькие девочки часто собирают кукол вместе и устраивают чаепития, катают их в колясках, учат и лечат. Они им как младшие сестрички или подружки.
У Мэри тоже была любимая кукла — с розовыми волосами, в атласном малиновом платье и золотых ботиночках. Ее звали Полли.
Мэри делилась с Полли своими мечтами и тайнами. Она рассказывала ей на ухо о том, что ее радовало и тревожило, удивляло и печалило. Мэри гладила Полли по волосам и, крепко обняв, засыпала вместе с ней.
Все маленькие принцессы рано или поздно становятся взрослыми. Сначала они играют с любимыми куклами, оберегая их, а потом, когда вырастают, с еще большим рвением опекают собственных детей.
На кукол у Мэри времени почти не оставалось. Как только родился брат, ей пришлось заботиться о нем. Порой детство может закончиться очень быстро, а ведь его и так мало у каждого из нас. Нам хочется, чтобы беззаботная пора длилась как можно дольше, желательно всю жизнь, ведь в детстве всегда хорошо — солнце, лето, родные рядом, много смеха и сладкого вишневого компота. И как же хочется эти воспоминания не растерять, а сложить в пазл и получить картину, запечатлевшую маленький отрезок того счастливого времени.
У всех взрослых принцесс и принцев остаются в жизни «кусочки» детства — потрепанная кукла или ржавая пожарная машинка, выцветшее одеяло или потертый плюшевый заяц. У Мэри была Полли. Вот и сейчас она сидит на кровати и слушает нас — верная молчаливая нестареющая подруга, надежно хранящая все секреты.

Новый город

Город N был очень большим, с высокими и практически одинаковыми домами, которые, словно стражники, ждали Мэри. Когда она оказалась в новой квартире, то часто смотрела вниз с высокого этажа и думала, что даже если захочет
убежать на лавандовое поле, эти великаны-стражники непременно вернут ее обратно.
Можно было, конечно, представить, что дом — это высокий замок, но Мэри говорила, что после переезда из принцессы превратилась в обычную девочку, живущую в обычной квартире обычной многоэтажки.
Как-то раз она мне заявила:
— Я официально сложила свою корону и волшебную палочку в долгий-долгий ящик. Поняла, что в этом городе с ними буду выглядеть нелепо.
Мэри показывала мне вещи, которые, как она сказала, остались у нее из той беззаботной и безвозвратно утраченной жизни. Их было совсем мало: кукла Полли, пластмассовый домик с башенками и небольшой блокнот с ветками сирени
на обложке.
— Этот блокнот мне подарила бабушка, когда я еще не ходила в школу и не умела читать и писать. Я долго его хранила, а сейчас записываю сюда свои мечты, воспоминания, мысли.
— А что нового ты написала? — спросила я ее.
— Я написала про нашу школу.
В нашем классе училось много принцесс и принцев. И конечно же, по закону жанра, была злая королева — учительница. Она не любила Мэри, хотя та прилежно выполняла домашние задания, была аккуратной и милой.
Впрочем, не только учительница отличалась вредным характером. Многие принцессы также обладали дурным нравом. Они постоянно потешались над тем, как выглядела Мэри, которой мама покупала вещи на вырост, висевшие мешком
на худенькой фигурке. Возможно, все эти принцессы просто завидовали Мэри, ведь у них не было того, что было у нее — богатого внутреннего мира и безграничной фантазии.
Я помню, как однажды на перемене Мэри стояла, прижавшись к стене и глядя в пол. Одноклассники не обращали на нее никакого внимания, пробегая мимо, как будто она была не живой девочкой, а каменной статуей. Тогда я решила сама
подойти к ней.
— Чего ты грустишь одна? Пойдем в столовую, там на завтрак дают вкусные слойки.
Мэри удивленно подняла на меня глаза:
— Да… Пойдем, — слегка запинаясь пробормотала она.
Мы спустились в столовую, где школьные принцессы гордо восседали за столами, как будто на светском приеме. Они медленно ели слойки, запивая их яблочным компотом, и придирчиво оглядывали собравшихся.
Мы с Мэри взяли еду и подсели за стол к нашему классу. Это не осталось незамеченным.
— А вот и тихоня явилась, — констатировала одна из принцесс.
— Явилась — не запылилась, — продолжила другая.
— Ну и чего ты молчишь, язык проглотила? — с вызовом
спросила третья.
— Она просто воды в рот набрала! — отозвалась первая
принцесса.
— Не воды, а компота! — заметила ее соседка, и они вместе прыснули со смеху.
Принцессы продолжали подтрунивать над Мэри — «тыкать» в нее невидимыми острыми палочками, совсем не волшебными, а похожими на отравленные стрелы. Мэри не отвечала, лишь совсем низко опустила голову. А я сказала девочкам, чтобы отстали от нас.
На уроке Мэри села со мной за одну парту. Мне так хотелось ее развеселить, что я стала шептать ей на ухо всякие глупости. Так мы и подружились.
Как только я начала общаться с Мэри, другие принцы и принцессы перестали брать меня в свою компанию. Но мне это было безразлично. Я стала Мэри лучшей подругой и тоже сложила с себя королевские полномочия, убрав в невидимый
сундук свою корону и волшебную палочку.

Про Джона

Иногда мы с Мэри обсуждали принцев. О, это были еще те принцы…
Майкл — круглый отличник и главный задавала нашего класса. Сутулый, словно вопросительный знак, мальчик в очках с большими диоптриями. Он был невероятно заносчив и ни разу не снизошел даже до того, чтобы просто поздороваться с Мэри.
— Видимо, у него в очках бутылочные стекла, раз он никого не видит, кроме себя, — однажды заметила она.
Не лучше себя вел и Алекс — капризный и избалованный любимчик учительницы, который постоянно пакостил исподтишка и ему все сходило с рук. Он носил брендовые вещи и регулярно хвастался дорогими обновками перед другими
принцами и принцессами.
Но, конечно, самым главным принцем нашего класса был Джон. Красивый, высокий, с изящными руками с длинными пальцами, русыми волосами и изогнутыми ресницами.
Он действительно был похож на принца, в отличие от Майкла или Алекса. Но Джон общался с принцессами, которые любили унижать Мэри.
— Этот Джон немножечко похож на моего принца на зеленом велосипеде, — как-то сказала она.
— У Джона нет велосипеда, — возразила я ей. — Его привозят в школу на королевском экипаже. То есть, на машине. Мы засмеялись, и я добавила:
— Если он не умеет водить велосипед, то, наверное, не научится водить и экипаж, потому что побоится замарать в пыли свои прекрасные руки.
Мэри обладала хорошим чувством юмора. Других принцесс и принцев это раздражало. Их злили веселые шутки и меткие прозвища, которые она давала тем, кто ее обижал.
— Представь, что мы попали в сказку, — фантазировала она. — Учительница — злая фея, а ты — добрая, которая меня расколдовала. А вон там идет Принцесса-лягушка. Только почему идет? Ведь лягушки должны прыгать, а не ходить!
В тот день мы сидели после уроков на лужайке перед школой и видели, как Принцесса-лягушка направилась к Джону. Мэри отнюдь не из вредности дала ей такое прозвище. Просто тех, кто ее унижал, она предпочитала называть не дураками, а лягушками.
Глядя на Джона, Мэри сказала:
— Только представь: сейчас она его поцелует, и он тоже превратится в лягушку! Нет! Я не хочу, чтобы он стал уродливой жабой! Я хочу, чтобы он оставался прекрасным принцем — таким, как сейчас.
Тем временем Джон увидел нас и помахал нам рукой.
— Привет, Мэри Поппинс! — насмешливо крикнул он ей.
Она серьезно посмотрела на Джона и крикнула в ответ:
— Я не Мэри Поппинс! Я просто Мэри!
Джон был единственным в классе, кому она не придумала прозвище. Мэри произносила его имя с придыханием, и было понятно, что она в него влюблена. Она не знала, что принц Джон не умел любить никого, кроме себя. Я-то это понимала, потому что когда-то тоже вздыхала по нему. Тогда от мыслей
о нем становилось так приторно сладко, как будто целый день ты ешь огромный-преогромный торт.
У каждой из нас был такой принц — красивый недоступный Джон. Когда ты засыпаешь, то мечтаешь о том, как он подъедет к твоему дому в белом экипаже, выйдет оттуда с роскошным букетом цветов и повезет тебя в сказочный замок, где вы будете жить долго-долго и счастливо. Это потом, когда принцессы становятся постарше, они выбирают мальчиков на скутерах, мотоциклах и машинах. А в детстве все девочки мечтают о принцах в экипаже.

Про небесное представление

Через некоторое время, после того как мы познакомились, Мэри пригласила меня к себе ночевать. Я помню, как долго стояла у порога ее квартиры, пока она упрашивала маму:
— Пожалуйста, позволь моей подруге остаться у нас до завтра!
— Да ты же ее совсем не знаешь! — возмущалась мама.
— Какая она тебе подруга? Придумала тоже. Подумай о брате! Сейчас холодно, грипп, всякие вирусы! Вдруг она больна и его заразит?! Мне показалось, что она хотела еще добавить: «А вдруг она его украдет? А вдруг она его унесет и отдаст на воспитание злой колдунье?» Но такого мама Мэри не сказала и в конце концов согласилась, чтобы я осталась у них ночевать.
Смеркалось. Мы сидели с Мэри на подоконнике.
— Сейчас начнется, — вдруг сказала она.
— Что начнется?
— Ну как же! Небесное представление!
И Мэри пальчиком указала на первую звезду, которая зажглась на вечернем небосклоне.
— Смотри! Вот одна, вот вторая… третья… А скоро их станет так много, что устанешь считать! Они начнут танцевать, а месяц будет играть им на трубе.
Звезды действительно появлялись одна за другой, и я во все глаза смотрела на их захватывающий танец. Мэри перечисляла:
— Вот танцует Большая медведица, вот Малая, а вот Лев...
В комнату постучали. Это был папа Мэри.
— Девочки, я принес вам «волшебный эликсир».
Каким же вкусным было сладкое какао с зефирками, которые тоже исполняли свой танец, как и звезды, только в чашке!
Мы наслаждались этим чудесным моментом. Вы не представляете (а может быть, как раз представляете?), какое это невероятное удовольствие — сидеть на подоконнике с кружкой горячего шоколада и смотреть на звезды, которые танцу-
ют для тебя, на месяц, который руководит всем этим весельем, или на полную луну, которая как будто подмигивает тебе.
Я любовалась вечерним небом, а Мэри рассказывала мне о себе и о том, как ей повезло встретить меня. Видимо, «небесное представление» слишком затянулось,
поскольку мама, проходя мимо по коридору, крикнула:
— Мэри, хватит уже свои сказки рассказывать! Ложитесь спать! А то завтра мама твоей подружки сделает мне выговор!
Конечно, моя мама ничего бы ей не сказала — она была истинной королевой и никогда не скандалила по пустякам. Но Мэри сразу же испуганно выглянула за дверь и ответила:
— Да-да, конечно, мы уже ложимся!
Она разобрала кровать и легла на нее так, чтобы мама услышала скрип пружин. Потом бесшумно встала и снова села рядом со мной на подоконник.
Мы тихо-тихо делились друг с другом своими секретами.
— Как думаешь, если я приду в школу с распущенными волосами, Джон обратит на меня внимание? — спрашивала Мэри. — Может быть, не надо было убирать корону и волшебную палочку в долгий ящик?
— Мэри, прекрати! Он не обратит на тебя внимания. Не потому, что ты некрасивая или неинтересная. Ты очень интересная! А вот он — нет.
— Откуда ты знаешь?
Я промолчала. А Мэри опять загрустила, и я, испугавшись, спросила ее:
— Ты на меня обиделась?
— Нет, что ты! Знаешь, может быть, это и хорошо, что мы переехали сюда — в этот большой город. Может быть, здесь я смогу затеряться, сделаться почти невидимой для мамы, которая постоянно меня ругает, и для учительницы, которая вечно мной недовольна.
— Ну что ты, от всех не скроешься!
— Нет, скроешься, хотя бы сегодня ночью.
— Так ты боишься дневного света? Ты что — вампир?
Мэри улыбнулась:
— Нет, я не вампир. Я просто не люблю плакать при всех.
— А почему ты все время плачешь? У тебя столько хороших воспоминаний! Их так много, что они все не поместятся не то, что в твою комнату, но даже в вашу квартиру! Твоих прекрасных воспоминаний тебе хватит надолго — пока не по-
явятся новые. А потом ты будешь вспоминать сегодняшний вечер и, может быть, даже немного грустить о том, как здорово было сидеть вдвоем на подоконнике, пить горячий шоколад и есть зефирки.
— Держи, — я выловила из какао последнюю зефирку и отдала ей.
— О! Спасибо! Ты правда думаешь, что так и будет?
— Конечно! У тебя будет еще много принцев — и на зеленом велосипеде, и на красном, и на синем. Да, они могут потом испариться. Но ты их обязательно найдешь. Если захочешь, конечно! Они будут жить на острове, который называется Принцы-на-велосипедах. Все девушки, которые хотят найти своих
бывших принцев, покупают билеты на корабль, который плывет на этот остров. Там они встречают тех, кто их обидел, и втыкают волшебные палочки в колеса их велосипедов. Вот так! Мэри восхищенно смотрела на меня своими огромными
глазами.
— Как ты все здорово придумала! Я с удовольствием нашла бы своего принца и проткнула бы шину его велосипеда. А еще, я прошла бы мимо него в новой короне…
Я очень хотела верить, что этот вечер станет новым счастливым воспоминанием Мэри. Воспоминанием без слез в глазах.

Про книги

Мэри часто вставляла в разговор цитаты из любимых книг. В отличие от большинства своих сверстниц она много читала. Книги были для нее всем: безграничным волшебным миром, целой вселенной, самой жизнью! За стеклами книжного шкафа в ее комнате, тесно прижавшись друг к другу, стояли
многочисленные издания в цветных переплетах. Она могла, прибежав после школы или прогулки с братом, бросить рюкзак и, не переодеваясь, не перекусывая, схватить любимую книгу и читать, читать, читать. Книги были ее крыльями, на которых она улетала в неведомый другим мир фантазий и грез.
Она с упоением погружалась не только в новые, но и в уже знакомые сюжеты, чтобы увидеть нюансы и детали, которые упустила в первом или втором прочтении.
Любимыми сказками фантазерки-Мэри были, конечно же, «Алиса в Стране чудес», «Волшебник страны Оз», «Ветер в ивах» и «Добывайки». Даже в реальном мире Мэри жила этими книгами и в этих книгах.
Я расскажу вам, как это было.
Например, Мэри залезала на скамейку в городском парке и объявляла:
— Сейчас я выпью волшебный эликсир и стану огромной-преогромной, как эта сосна. Даже выше! Как Алиса в Стране чудес!
Она делала вид, что прыгает в дупло раскидистой сосны и тут же выныривает оттуда. Затем, соскочив со скамейки, садилась на корточки и обращалась ко мне:
 — Ой, я по ошибке выпила эликсир под названием «Уменьшалка». Ну и хорошо! Пойдем-пойдем за мной! Мне кажется, там, впереди, нас ждет Чеширский Кот. По крайней мере, я видела блеск его улыбки.
Она некоторое время шла на корточках, потом, наконец, устав, останавливалась и произносила:
— Так, теперь надо съесть пирожок!
Мэри доставала из кармана круглый пряник, мы разламывали его пополам и ели.
Едва прожевав, она спрашивала меня:
— Ты помнишь, как называется этот пирожок? Он называется «Растиболка». Сейчас мы обе станем выше деревьев, выше домов!
Она вытягивала руки к небу и восклицала:
— Вот! Смотри, какие мы высокие! Сейчас мы встретим Алису! Я уже ее вижу — она разговаривает с Чеширским Котом! Бежим к ним!
И мы бежали — не важно, куда, ведь главное — попасть в неведомый мир, где находятся любимые герои.
Это была невероятно увлекательная игра, и я с удовольствием подыгрывала Мэри, так как тоже обожала все эти сказочные сюжеты и истории. Наши вкусы с ней совпадали.
В другой день Мэри могла сказать:
— Так, сегодня мы с тобой идем… Как ты думаешь, куда?
В волшебную страну Оз! Дороти не может так долго путешествовать без подруг. Да, с ней соломенное чучело, Лев, Жестяной Дровосек, песик Тото. Но ты же понимаешь, что с ними невозможно поговорить по душам. Дороти обязательно нужны подруги, и этими подругами станем мы! Вот по этой желтой
брусчатке мы догоним Дороти и ее компанию. Кстати, я взяла новую рубашку для чучела — в ней Страшила будет выглядеть гораздо опрятнее. Побежали!
И мы снова бежали и на бегу оказывались в сказочной стране Оз. Городская аллея превращалась в таинственный лес, а бордюр тротуара — в веревочный мост. Мы забирались на него и шли мелкими-мелкими шажками, чтобы не упасть
в воображаемую пропасть.
Мэри шептала:
— Посмотри вниз! Там кипящая лава! Но мы не можем пойти назад. Мы должны догнать Дороти и помочь ей вернуться домой.
Мэри нередко добавляла в наши истории, придуманные по мотивам любимых книг, новых героев или соединяла персонажей из разных сказок. Однажды она сказала, что Дороти когда-нибудь обязательно встретится с Алисой, потому что они обе добрые, справедливые и красивые! Они — принцессы, а значит, в каком-нибудь волшебном королевстве на балу познакомятся друг с другом.
Иногда мы с Мэри превращались в персонажей сказочной повести «Ветер в ивах». Я была то Кротом, то Барсуком, а она непременно становилась жабой, мистером Тоудом, и с упоением демонстрировала его ужимки, точь-в-точь как описано в книге. Конечно, нас ждали опасности и приключения, о которых Мэри рассказывала на свой манер. Однако что бы ни происходило в нашем сказочном мире, все всегда заканчивалось хорошо.
Больше всего мы с Мэри любили играть по книге «Добывайки».
— Ты знаешь, куда пропадают булавки, спичечные коробки, катушечные нитки, маленькие меховые подушечки для иголок? — хитро прищурившись, спрашивала она. — Нет? А я знаю! У моей бабушки была такая подушечка…
Грусть, словно темное облачко, туманила ее глаза, когда она вспоминала о бабушках и дедушках, и я спешила ее отвлечь:
— Неужели булавки исчезают, потому что волшебные?
— А вот и нет! Их берут себе маленькие-маленькие человечки, чтобы обустроить свои дома.
Тут Мэри доставала из рюкзака пустой спичечный коробок с четырьмя дырочками, вставляла в них спички и говорила:
— Смотри! Это стол. А еще я вот что нашла!
И она вытаскивала подушечку для иголок с приклеенной к ней картонкой.
— Вот какой чудесный диван!
Я бережно брала в руки «находку» и внимательно рассматривала ее.
— На самом деле, — продолжала Мэри, — я стащила эту подушечку из маминой шкатулки. Не знаю, зачем она ей — моя мама ничего не шьет. Правда, она, наверное, с удовольствием зашила бы мне рот, когда я ем. Она же говорит,
что жевать нужно с закрытым ртом. Но как можно жевать
с закрытым ртом, когда делать это с открытым гораздо вкуснее!
Затем Мэри рылась в карманах и вытаскивала пуговицы, бусины, кусочки проволоки, обрывки ткани, и мы с ней принимались создавать миниатюрный мир, похожий на тот, что был описан в книге «Добывайки». А потом лепили из пластилина крошечных человечков.
Мы с Мэри всегда играли вдвоем. Остальным принцессам из нашего класса это было совершенно не интересно. Даже если они и читали «Алису в Стране чудес», «Ветер в ивах» или «Волшебника страны Оз», то вряд ли представляли
себя героями сказочных историй. Мы же с Мэри были на одной волне. Правда, я всегда как будто догоняла ее, хотя она от меня и не убегала. Я просто не успевала угнаться за полетом ее безграничной фантазии. Своими мыслями, чувствами, идеями она стремилась туда, вверх. Она летела и представляла, что паря над миром, видит Алису, которая знакомится с Дороти. А Дороти в свою очередь знакомит Алису с Жестяным Дровосеком, Львом, Страшилой и Тото. Мэри как-то рассказала мне по секрету, что Тото потянул Алису за платье
и оторвал оборку.
— Ой, так неудобно получилось, — со смехом повторяла она.
Однажды мы с Мэри смотрели телевизор, и она произнесла:
— Я хотела бы жить в мультике. Например, в «Бэмби».
— Почему?
— Я бы сделала все-все-все, чтобы не застрелили маму олененка. Я бы все переиграла, переставила всех персонажей. И сейчас Бэмби не грустил бы по ней. Ведь мама у каждого живого существа одна! Несправедливо, что олененок
остался сиротой. Я хочу, чтобы все было справедливо!
Я вздохнула:
— Мэри, справедливость — это хорошо. Но в реальной жизни гораздо больше несправедливого, чем в мультиках. Мэри кивнула, но тему разговора не сменила:
— А еще я бы очень-очень хотела жить в мультфильме «Золушка». Я бы не позволила злой мачехе унижать падчерицу. Кстати, две мачехины дочки некрасивые даже в нарядных платьях. Если бы туфелька пришлась им впору, принц все равно не женился бы ни на одной из них. К тому же я знаю,
как помочь Золушке и без феи. Мы вместе с ней перебрали бы и рис, и фасоль, и горох, накормили бы всех кур, свиней, лошадей. Я бы сама все платья перешила и сделала бы все по хозяйству, лишь бы Золушка смогла поехать на бал и не спешила бы уйти оттуда, как с неудачной вечеринки. Она
должна там затмить всех!
— Так она и затмила! Только потом потеряла туфельку.
— Для настоящей принцессы, — недовольно замети-
ла Мэри, — потерять туфельку — все равно, что на улице
остаться совсем без одежды.
Желание жить в сказках и мультфильмах ее никогда не по-
кидало. Она смотрела «Русалочку» и хотела быть рыбкой.
Смотрела «Снежную королеву» и мечтала стать северным
оленем. Она никогда не стремилась быть на первых ролях. Ее
главным желанием было помочь героям, сделать для них что-
то полезное и доброе.
— Очень важно в жизни делать добро, — говорила она.
— Если каждый человек будет делать одно доброе дело в день,
станет меньше ссор и непонимания и будет больше любви!

Про дружбу

Есть люди талантливые во всем. Мэри была именно такой. Когда мы стали старше, она научилась великолепно готовить жаркое, лазанью, пасту. Ее блюда были настоящими шедеврами. Я объедалась ими и чуть ли не каждый вечер сидела
на ее кухне, вся перемазанная невероятно вкусным соусом, как маленькие дети кашей.
А еще Мэри умела дружить. Она дружила гениально. Настолько, что нашу дружбу мог бы взять в качестве эталона или произведения искусства любой всемирно известный музей.
Мне хотелось быть такой же, как Мэри: так же уметь дружить, так же уметь любить. Я брала пример с этой девочки. Она показала мне, что очень важно не растерять себя во все ускоряющемся темпе жизни, помнить, кто ты и откуда.
Ей было сложно в школе, ведь педагоги попадались разные. Ей было неуютно в обществе. Но она никогда не подстраивалась под окружающих, не стремилась получить что-то получше, пожирнее. Таким же был князь Мышкин из романа
«Идиот». Эта гениальная книга, которую мы прочитали уже в юности, произвела на нас неизгладимое впечатление. Но, увы, люди, подобные князю Мышкину или Мэри, часто становятся изгоями.
Однажды со мной случилась большая неприятность: играя в теннис, я сломала руку. Перелом оказался сложный, и долгое время я не ходила в школу, сидела в своей комнате — читала, смотрела телевизор и плакала от обиды, что не могу
радоваться весне и кататься на велосипеде. Мэри постоянно навещала меня, подолгу сидела рядом, когда мне было совсем грустно и тоскливо. В эти дни она провела со мной даже больше времени, чем мои родные, несмотря на то что у нее было много своих забот и обязанностей. Утешая меня, Мэри говорила:
— Ты должна понять: жизнь — на всю оставшуюся жизнь.
Я прочла это на каком-то баннере и запомнила. Надо быть добрее и любить всем сердцем своих родных, ведь они у нас в одном экземпляре. Даже любимую куклу можно заменить на другую, пусть не такую красивую. А заменить маму или папу нельзя.
Однажды Мэри рассказала мне грустную историю про генерала, который застрелился от отчаяния. Его оклеветали, и он не смог доказать свою невиновность. А на следующий день после трагедии, пришло оправдание, повышение и награда. Главное — не опустить руки тогда, когда кажется, что уже все потеряно. Жизнь одна, и она не черновик.
Именно Мэри и ее любовь к жизни, звездам, книгам, морю и сказкам помогли мне пережить этот сложный период. Потом на протяжении многих лет она была рядом со мной в самых сложных ситуациях и держала в своих ладонях мою руку — сломанную или здоровую.
Да, порой нам бывает очень трудно. И так хочется, чтобы были под рукой сказочные эликсиры и пирожки из «Алисы в Стране чудес» или такие помощники, как человечки-добывайки. Но они будут под рукой только тогда, когда рядом такие люди, как Мэри.
…Она зашла в комнату.
— Ты разговариваешь сама с собой?
Я посмотрела на нее, улыбнулась и сказала:
— А кто меня этому научил?
— Не знаю. Кажется, одна сумасшедшая девочка, которая мечтала прокатиться на звезде, словно на дельфине. Рассекать эту черную, но нежную, как пудинг, гладь. Лететь и лететь в бесконечную даль!
Я посмотрела на нее. Не знаю, сколько любви было в моих глазах. А Мэри знала, потому что подошла ко мне и обняла.
Спасибо тебе, Мэри!

Про любовь

Однажды Мэри мне призналась:
— Знаешь, я могу вытерпеть любую боль. Пусть в меня
тычут раскаленными прутьями, пусть скручивают в узел — я это переживу. Но я не могу пережить неразделенной любви. Это так больно! Представь, ты любишь так сильно, что когда в доме раздается телефонный звонок, тебя будто пронзает током. Ты несешься к телефону, но трубку перехватывает мама: «Алло! Рэйчел? Привет! Как дела? Как твои розы?..»
Ты спрашиваешь: «Мама, мама, кто это?» А мама, прикрыв трубку ладонью, сердито шипит: «Тетя Рэйчел из Колорадо. Не шуми тут, иди в свою комнату!» Ты просишь: «Мама, пожалуйста, не занимай линию — мне должны позвонить!»
А мама отворачивается и продолжает разговаривать.
Травма неразделенной любви терзала сердце Мэри, каждую клеточку ее души. Каким бы взрослым ни был человек, чем бы он ни обладал, он никогда не забудет того, кто его предал.
Я спросила Мэри:
— Ты все еще думаешь о нем? Мечтаешь, что он вернется?
— Мечты — это глупость, — ответила она мне. — Вот ты мечтаешь о том, как вы будете вместе, как он купит тебе обручальное кольцо, как предложит выйти за него замуж. А он то появляется, то пропадает, и ты не знаешь, где
он и с кем. Но ты все равно любишь его и боготворишь так, что даже любовь к родителям меркнет на этом фоне. Это же глупо?!
Я не поняла, спрашивает она или утверждает, и промолчала. А Мэри пояснила свою мысль:
— Понимаешь, вот ты ему вечером пишешь: «Я смотрю на звезды и думаю о тебе. Я тебя люблю!» И в ответ ждешь:
«Я тебя тоже. Сладких снов!» Если он отвечает, что хочет тебя увидеть, ты бросаешь все и бежишь к нему хоть вечером, хоть ночью, хоть в дождь, хоть в град… И неважно, что скажут родители.
— Мэри, а что делать, если он не отвечает?
— Что делать?.. — Мэри посмотрела в окно на догорающий закат. — Если ты по-настоящему его любишь, то будешь плакать, переживать, страдать, не хотеть жить. Тебе будет казаться, что ты стоишь на краю скалы. Впереди обрыв, еще
чуть-чуть и ты туда упадешь. Такова неразделенная любовь.
— А что для тебя любовь взаимная?
— Взаимная? Это любовь без предательства. Стоит один раз человеку оступиться, вонзить тебе нож в спину, и ты больше не сможешь давать ему авансов. Ты смотришь на него, пожимая плечами. Нет, он для тебя не пустое место. Ты все еще думаешь о нем, тоскуешь по нему. Но он становится чужим.
Предательство простить нельзя. Особенно в любви. Особенно после того, как человек поклялся тебе, что это навсегда, на всю жизнь.
Она внимательно посмотрела на меня и тихо добавила:
— Когда тебя предают, сердце разбивается на мелкие-мелкие кусочки. И дальше ты уже не можешь никому верить.
— И что же? Разочароваться в любви навсегда?
Она забралась на подоконник и поджала ноги.
— Я больше не хочу любить. И не прощаю ошибок.
— А Библия нас учит прощать, — зачем-то напомнила я ей. — Подставлять другую щеку, смиренно склонять голову.
— А я даже подходить не хочу к тому, кто в меня плюнул.
Зачем? Чтобы он плюнул в меня еще раз?
— Может быть, ты просто злишься, что не нашла в том, кого любила, то, что искала?
— А может быть, я злюсь на то, что жила им — помогала ему, жалела его в трудных ситуациях. А он… Понимаешь, настоящая любовь в жизни приходит один раз. Ну, может быть, два. Это джекпот. Когда это случается, ты становишься невероятным везунчиком — одним на миллиард! Но… я не хочу больше любить. В этом нет никакого смысла.
— Ты с ума сошла?! Любить нужно, любить классно! Тот, кто рядом с тобой, купается в твоей любви и становится от этого еще счастливее. Да, невозможно совпасть в интересах, предпочтениях, мыслях на сто процентов. Идеальных пар
не бывает. Но можно просто любить друг друга!
— Нет, это ты сошла с ума! — запальчиво воскликнула
она. — Зачем и кому дарить любовь, если твое сердце разлетелось на тысячу мелких и острых осколков? Зачем мечтать об эфемерном? Нет, я реалист.
— А я за любовь! До последнего вздоха, пока живу и дышу, я буду верить в любовь. Все остальное — это… Мэри высунула язык и закатила глаза:
— Смерть?
— Да, смерть.
— А если он тебе изменяет? Если он ни разу не поздравил тебя с днем рождения? Если он холодный, эгоцентричный человек? Нет, я не собираюсь приносить себя в жертву безумной любви. Ведь он, в свою очередь, не готов сделать для меня даже самую малость.
Я смотрела на нее. Милая девушка с белокурыми волосами, тонкими чертами лица и грустными светло-карими глазами. Мне захотелось ее хоть немного развеселить.
— Мэри! У тебя же есть волшебная палочка — махни ею!
— Какая волшебная палочка! Ты о чем?! Это все детские игры.
Я поняла, что волшебная палочка тоже не вечна, ее чудесные свойства со временем испаряются. В детстве мы думаем, что стоит сказать «крибле-крабле-бумс!» и обязательно произойдет чудо, ведь вера в волшебство — даже больше, чем само волшебство. А потом мы взрослеем, и эта вера исчезает.
И неважно, машешь ты волшебной палочкой или полицейским жезлом, пьешь сказочный эликсир или модный кофе с соленой карамелью — это не поможет реализовать мечты. Как будто кто-то выкинул их на асфальт, обвел белым мелом
по контуру и сказал: «Все! На выброс!». Вы спросите: «А что дальше?» А дальше, по крайней мере,
стоит дочитать эту книгу.

Про озеро

Прошло несколько лет и так получилось, что мы с Мэри расстались. Не по своему желанию, конечно. Просто ее семья вновь переехала — из тесной городской квартиры в просторный дом в пригороде.
Это был роскошный трехэтажный особняк, но Мэри чувствовала себя там неуютно. Ей казалось, что все это не для нее, а для мамы с папой и брата.
Одно ее радовало: неподалеку от дома находилось живописное озеро с деревянным пирсом. Этот узенький дощатый помост словно канцелярская скрепка соединял воду и землю, а плакучие ивы, нависавшие над озером, чертили тонкие линии по водной глади, как карандаш по тетрадному листу.
Мэри садилась на самом-самом краю пирса, свешивала ноги, которые не доставали до воды, и мечтала. Наверное, мечтательность — самый главный признак детства и юности.
Мы мечтаем, когда влюблены и когда разочарованы, когда воодушевлены и когда растроганы, мечтаем о том, какими будут наши дети и как нескоро состарятся родители. Мечтать, мечтать, мечтать… Это так важно! Увы, нам редко удается сохранить беззаботную мечтательность на всю жизнь.
Озеро было со всех сторон окружено деревьями, и летними вечерами Мэри подолгу любовалась чудесным пейзажем. Она наслаждалась летом, ведь в это время года все вокруг выглядит сочнее и ароматнее — как паста, которая с добавлением соуса обретает особый привкус, или торт, к которому предлагаются взбитые сливки.
Мэри утверждала, что, закрыв глаза, можно путешествовать на пирсе по воде. Мысленно она проплывала мимо камышей, которые стояли ровно, как солдаты в строю, и отдавали ей честь. Мимо огромных кузнечиков, которые прыгали в густой прибрежной траве, издавая звонкое потрескивание.
Мимо тихих заводей и бурлящих водоворотов. А выплывая в своих фантазиях из маленького озера в большую реку, она видела движение по воде. Кто-то плыл на коряге, загребая воду руками, словно веслами. Кто-то на лодке. А кто-то,
как и Мэри, на пирсе. Но все эти люди были одиноки. Так же, как и она сама. Ее родители были постоянно заняты выяснением отношений и проделками брата. Они ссорились практически каждый вечер, и их совершенно не интересовало, почему дочь часами сидит в одиночестве на пирсе у озера.
Мэри рассказывала, что постепенно перестала удивляться этому. А с годами перестала удивляться чему бы то ни было — словам, которые говорили окружавшие ее сладкоречивые мужчины, и людям, притворявшимся ее друзьями. Каждый раз, когда жизнь преподносила неприятный сюрприз, Мэри закрывала глаза и представляла, что плывет на пирсе, а рядом с ней несчастные, одинокие, грустные мальчики и девочки.
Она ощущала боль их одиночества и прощала им ложь, претензии, грубость и слабость. Она всем делала скидку, давала аванс, хотя многие не стоили даже цента ее внимания.

Эпилог

Рассказывая вам о Мэри, звездах, нашей дружбе, о том, как из одной сказки погрузиться в другую, о любви к родителям, бабушкам, дедушкам, вишневым деревьям и холодной родниковой воде, я поняла одно: нужно иметь огромное мужество, чтобы принять старость.
Я говорю все это не просто так. Я прожила долгую жизнь, и на ее закате волею судеб мы с Мэри вновь оказались вместе. В доме престарелых. Ее сюда отправил младший брат, имени которого она никогда не называла. А я… Я просто осталась
одна и не смогла жить в одиночестве.
Я думала, что она озлобится, оскалится на весь мир, который окружал ее и, в конечном итоге, предал. Но нет. Мэри вспоминала о детстве и звездах, об Алисе в Стране чудес и человечках-добывайках, о тенистом озере и лавандовом поле.
Где теперь тот принц на зеленом велосипеде? Где Джон? И где мужчина, чьего звонка она так ждала и который стал ее мужем, а потом ушел к другой женщине, Принцессе-лягушке?!
В тот вечер мы сидели и разговаривали очень-очень долго. Когда я собралась уходить в свою комнату, Мэри попросила:
— Анна, побудь, пожалуйста, со мной еще немного. Не оставляй меня одну.
И я, ее верная подруга, седая Анна, села на стул возле кровати, взяла Мэри за руку и сказала:
— Не бойся, засыпай, все будет хорошо.
— Анна, я не хочу засыпать. Я знаю, что это моя последняя ночь. Мне сердце подсказывает. Последняя! Больше я не услышу, как месяц играет на трубе, не увижу, как синхронно танцуют звезды. Больше не будет наших совместных воспоминаний, а значит, не будет и нас. Конечно же, я не такая святая, как ты расскажешь обо мне после. Я до сих пор злюсь на свою маму за то, что она не любила меня так, как брата. Я до сих пор очень скучаю по папе. Он где-то там… далеко… До него не дотронуться, его не обнять. И только слова долетают эхом:
«Я люблю тебя, моя милая Мэри». А брат… Он разгильдяй, раздолбай. От него было столько проблем, которые приходилось постоянно решать. Он никогда не ценил ни родителей, ни меня. Но я его не виню. Нас с ним мало что связывает.
Он мне чужой.
Она замолчала и добавила:
— Знаешь, о чем я больше всего жалею?
— О чем же, дорогая Мэри Голд?
— О том, что так и не смогла вернуться туда, где была по-настоящему счастлива.
— Куда же, Мэри? Назови мне это место! Мы сможем его отыскать! Она грустно улыбнулась.
— Если я и скажу, это ничего не изменит.
— Почему? Мы придумаем, как отвезти тебя туда!
— Это… Это невозможно. Я бы хотела вернуться в детство. Но туда нет билетов. И эти воспоминания, которыми мы тешим себя и утешаем, похожи на испорченную молью шаль. Она все еще греет, но уже не имеет вида и пылится в старом сундуке.
Мэри замолчала, и я поняла, что в своих мыслях она возвращается туда, где жили бабушки и дедушки, цвела лаванда и росли чудесные вишни, ягоды с которых превращались в сережки.
Ее глаза начали медленно-медленно закрываться.
— Мэри, Мэри! Пожалуйста, не засыпай! Пожалуйста!
— Прости… Я так хочу спать…
— Мэри, прошу тебя, не засыпай! Если ты уснешь, с кем мне мечтать? С кем мне возвращаться в детство? Кто поможет мне верить, что герои сказок оживут и пересекутся с нами в реальной жизни?.. Мэри! Мэри!
Она не откликнулась. Я нажала кнопку вызова персонала и крикнула:
— Сестра, сестра!
Вошла медсестра, женщина лет пятидесяти. Она быстро подошла к кровати и взяла Мэри за запястье. Затем нажала кнопку вызова персонала три раза и строго и пристально посмотрела на меня.
— Успокойтесь, не кричите. Не надо. Выйдите, пожалуйста, из палаты.
— Подождите, подождите… Я хочу остаться с ней! Она мне как сестра! Самый близкий мне человек! Пожалуйста!
Вбежал врач, и медсестра взяла меня за локоть и вывела за дверь.
— Если не хотите идти в свою палату, посидите, пожалуйста, в коридоре, — потребовала она, и заходя обратно в комнату Мэри, проворчала под нос: — Господи, какие же все стали сентиментальные. Все мы смертны. Увы. И я когда-то тоже умру от старости. И вы.
Через несколько минут, которые показались мне вечностью, она вышла в коридор.
— Она...? — слова застряли у меня в горле.
Медсестра равнодушно взглянула поверх очков и спросила:
— Кем вам приходится Мэри… — она посмотрела в карточку — Мэри Голд? У нее есть родственники?
— Есть… Брат. Но они не общаются. Жена запретила ему навещать сестру.
— Ясно. Может быть, на то были причины.
— Не вам об этом судить! — запальчиво выкрикнула я. — Кому угодно, только не вам, ведь вы не знаете, какая она!
— Меня это не касается.
— Вы просто бесчувственная особа. Для вас любые проявления эмоций — сентиментальность и глупость! Вам не знакомы доброта и сострадание!
— Не кричите.
— Я не кричу. Я вообще не собираюсь больше с вами разговаривать. Я уйду, а вы останетесь. Навсегда останетесь в плену своего безразличия.
Я повернулась и пошла по пустому коридору в сад, где в ночной тишине тихо пели сверчки и мерцали далекие звезды. И я поняла — нет, я знала это всегда! — где бы вы ни находились, куда бы ни забросила вас судьба, очень важно, чтобы рядом был такой человек, как Мэри, умеющий любить и мечтать.
Я не хочу заканчивать эту повесть словом «конец». Я хочу сказать: когда наступит ночь и зажжет вместо светильников звезды, помните, что одна из них — принцесса Мэри.
И не забывайте ночью хотя бы раз посмотреть на звездное небо!