Тренер от Бога

Наконец я дополз до двери. Извивался на паркете около недели -  жутко болела спина. Я вспоминал сбор клубники у фермера в Финляндии. Там тоже мы корчились от боли над кустами красных ягодок, зарабатывая приличные для российского человека деньги.  Некоторые ягодки не долетали до корзины, немного скрашивая наши монотонные будни.

И вот похожая работа. Укладываю паркетинки в ряд, намазывая сначала клеем, потом прибивая к основанию гвоздиками. Красиво! Правда, местами вс; же мелкие щели, но ничего, научусь. Это же моя первая комната.

Мой напарник, он же учитель этому ремеслу, укладывает соседнюю комнату. На вид ему лет двенадцать. Но мастер пытается убедить, что шестнадцать. Сбежал из дома в Средней Азии, как и многие после развала Союза. Каких только дров не наломают наши правители!

Паркетинки часто приходится подпиливать, а пила одна. Ренат разворачивает ее к себе, я  - в другую сторону. И вот - последняя, у двери. Пару сантиметров надо срезать. И тогда я наконец распрямлюсь. Может, выпью кофе. И буду смотреть на удивительные узоры древесины на полу. Пройдусь из угла в угол. Не скрипит?

Какое счастье смотреть на первую большую работу! Вот только ещ; эту паркетинку и...

Дикая боль пронзила вс; тело. Меня отбросило на пару метров. Казалось, пила тоже бросилась за мной вдогонку, перерезав собственный провод. На стене появились яркие красные полосы, почти до потолка, напоминающие большой кост;р.

"Оригинальный дизайн  сочинил", - подумал я. Со страхом глянул на кисть левой руки. Все было в крови. Кажется, мизинец болтался на коже, но разглядывать сил не было.

Вторая мысль - теперь я не смогу играть на гитаре. Я и так нечасто брал ее в руки. Но иногда она все же ложилась на колени, словно мурчащий кот, и звуки простеньких прелюдий и адантино убаюкивали и уносили от проблем жизни.

Замотав кисть тряпкой, вышел во двор. Повезло. Совсем рядом нашел поликлинику с травмпунктом. Приложили лед. Сознание так и норовило меня покинуть. Я мужественно терпел. Рядом сидел еще такой же бедолага. Он сточил на станке фаланги двух пальцев.

Оказалось, что это футболист молодежной команды "Зенит". Вот уж никогда бы не подумал, что такие люди где-то пилят доски. Ну и времена пошли!

Через час нас повезли в Военно-Медицинскую академию через весь город. Светофоры в тот день работали со скрипом. Они никак не могли включить зеленый. И пробки были совсем не уместны. Впрочем, иногда неслись по встречке с сиреной.

Я знал, что пальцы можно прирастить, если сделать это быстро. Успею ли?

Потом наркоз. Врач досчитал до пяти и начал творить. Да, у хирургов тоже творческая работа. Мизинчик он отрезал. На то он и мизинчик - совсем никчемный пальчик. Откуда ему знать, что он бодренько прижимает гитарные струны, а без него никак.

Соседний безымянный ему понравился. Понравился тем, что он был раздроблен на семнадцать частей. " Совсем как пазлы собирать", - подумал врач, и стал перебирать косточки, выстраивая миниатюрную "Эйфелеву башню". На среднем было перерезано лишь сухожилие. Да  хватит уже за "спасибо" работать, остальное за наличку", - подумал он.

К вечеру я уже был дома. Как всегда радостной улыбкой встретил жену. Забинтованную руку спрятать не удалось, в карман она не влезала.

- Зажив;т, - успокаивал я Юлю, будто порезалась она.  - Я даже не знаю, что там мне смастерили.
- Ты знаешь, я прямо сама ощутила всю твою боль, - ответила она.

Если уж она тонко чувствовала Шопена, виртуозно перебирая клавиши, то что говорить о такой боли. Я ее понимал. Мы ведь - как одно.

- Я вот подумал - за что мне это? - продолжил я разговор. - Ведь хотел бросать свое тренерство в спортшколе. На паркете я за месяц мог бы зарабатывать больше, чем за год на своей работе. Но Бог увидел и вот таким образом не дал мне бросить своих воспитанников. " Ты в ответе за тех, кого приручил" - я так и слышу эти его слова, пусть и написанные Сент-Экзюпери.

-- Да, ты - тренер, - только и сказала Юля, - тренер от Бога.

Боль ещ; долго не уходила. Иногда я чувствовал, будто мой палец целый. Я пытался его потрогать, но ощущал пустоту. Особенно больно было задевать за конец обрубка.

И тут мне неистово захотелось играть. На чем угодно! Попробовал флейту - звук совсем не получался. И тогда я начал разучивать Лунную сонату Бетховена на фортепьяно.

Юля показывала, какие ноты надо брать, а я часами пыхтел, стараясь кривым, несгибаемым безымянным пальцем дотянуться до нужной клавиши. Возможно, этот палец еще можно было реанимировать, но за большие деньги. К сожалению, до Лунной сонаты мне было, как до Луны,  пришлось оставить свои амбиции.

На паркет я все же вернулся через полгода. Работал в свободное от тренировок время. Той пилы уже не было, купили нормальный станок. Страх конечно еще держал, но к тому времени я уже научился его преодолевать.

Простой способ укладки "вразбежку" сменился "елочкой". Однажды и сложный узор в центре комнаты собрали. Но дети... Все-таки я не смог их бросить. А тут и время спортлагеря подошло. И я вспомнил фразу из " Джентельменов удачи": " То - бензин, а то - дети". Для меря она звучала вовсе не юмористически.

Но история с пальчиками на этом не закончилась.

Как быстро летит время! Всего каких-то десять лет, а мы на другом конце мира. Свобода! Вокруг сады, яркое жгучее солнце, мой собственный дом с двумя  печками. Вот только какую топить? Топим по-очереди. То в одной комнате мерзнем, то в другой.

- А нельзя ли из двух сделать одну большую? - спросил я печника.
- Нет проблем, - ответил он, - четыре тыщи.

Мы съездили за глиной на карьер. Утром я его привозил издалека, вечером отвозил. Когда полностью разобрал одну, оказалось, что надстроить не удасться.
- А зачем вам большая? - сказал он. - У меня вот такая одна. Топим целый день, а как иначе?
Печник оказался не  настоящим. Он даже со сломанным молотком пришел работать.

- Давай, я сделаю новую ручку, - предложил ему.
- Кто ж откажется.
Не отказывался он и хорошо поесть и выпить.

Включил станок, достал заготовку. То ли затупился нож, то ли порода дерева была не по зубам, но ручка затрепетала. Инстинктивно прижал ее, но попал под резец. Мой бедный уже четвертый пальчик на той же руке!

Я срезал его под острым углом, получилось что-то вроде указки. Не зря же он назыается указательным. Скорая. Укол ( давление упало до опасного предела). Опять очередь к хирургу.

Надо  же, врач учился в той же Военно-Медицинской академии в Питере. Что-то слепил, перевязал.
- Красоты не будет, - предупредил он, - и ногтя тоже.

Здесь он оказался неправ. Ноготь вс; же вырос, только указка изогнулась и стала показывать направо.  Вот я и думаю:" А что теперь сказал Бог, что там направо делают? Или мне надо вернуться в Питер и продолжить тренерство, а не упираться так сильно, разрабатывая гектар земли? "

Знаки, знаки... Может, ну их к черту. Напридумывали разных умных слов: предназначение, смысл жизни, здесь и сейчас. Жизнь так удивительна, и потрогать хочется так много.

... Только вот потом бывает больно.