За закатом всегда приходит рассвет. Часть 5
Обычно девушки уходили к реке, где рассказывали друг другу о событиях, мыслях и чувствах. В этот день загорелая и счастливая Яна приехала к подруге, привезя с собой целый мешок морских камешков для альпийской горки, о которой как-то упоминала Алина, жемчужное колье, серьги и браслет в подарок и застала ее за ноутбуком. На кровати лежал альбом и карандаши, на мольберте стояла начатая работа акрилом. Алина была настолько поглощена поиском в сети, что не сразу заметила стоящую в дверях подругу.
- И что ты сегодня там высматриваешь? – с улыбкой спросила девушка. Алина вздрогнула и оторвалась от экрана.
- Привет, - улыбнулась она. – Ты наконец-то вернулась…С возвращением!
Подруги обнялись, и Яна заметила:
- Прекрасно выглядишь! Прямо светишься вся.
- Да ну, скажешь тоже, - смутилась Алина. – Ты вон какая красивая. И счастливая. А загорела, как настоящая шоколадка.
Янка рассмеялась, села на диван и закинула ногу на ногу.
- Так что ты там увлеченно читаешь? – снова спросила она, кивком головы показывая на экран ноутбука.
- Анималотерапия, кинология, фелинология, - принялась перечислять Алина, - а еще читаю про бездомных животных.
- Ого, - Яна удивленно подняла брови. – С чего бы это? Ты никогда не интересовалась этой темой.
Она пересела на кровать рядом с подругой и заглянула в ноутбук.
- Мы с Дамиром несколько раз ездили в приют, пока ты отдыхала. Посмотри, вот их сайт. Я еще не все успела изучить.
- Дамир – волонтер? – глаза Яны округлились и стали похожи на два огромных синих блюдца.
- Ты тоже не знала? – со смешком спросила Алина. – Он еще и кинолог. И ассистент ветеринара.
Янка присвистнула. Алина пересказала ей все события, произошедшие с того дня, когда подруги виделись в последний раз, стараясь не упустить ни одной мало-мальски важной детали. Яна внимательно слушала, иногда задавая уточняющие вопросы, а потом сказала:
- И ты молчала! Могла бы хоть что-нибудь рассказать.
- Ждала, когда ты вернешься, - улыбнулась Алина.
Девушки немного помолчали, думая каждая о своем, потом Алина в задумчивости произнесла:
- Интересно, что еще мы о нем не знаем. Я про Дамира.
- Ага, - протянула Яна. – Вот ведь скрытный какой. Мог бы и сказать. С пеленок же дружим.
Алина подумала немного, потом произнесла:
- Может он и прав, что молчал. Зачем кричать об этом на каждом углу. Делай доброе дело и помалкивай, так, кажется, говорят.
Яна пожала плечами, а потом, хитро прищурившись, спросила:
- И что ты о нем думаешь?
- О ком? – Алина сделала вид, что не поняла подругу.
- Не прикидывайся, - Янка слегка толкнула Алину в плечо.
- Ничего я не думаю, - ответила девушка и почувствовала, как краска начала заливать ее лицо.
- То-то я и смотрю, что не думаешь, - Яна улыбалась. – Признавайся.
Алина тяжело вздохнула, отвернулась и посмотрела в окно. Яблоневые деревья слегка покачивались на ветру, касаясь тонкими ветвями прозрачного стекла. Воробьи оглушительно щебетали, перепархивая с ветки на ветку. По небу плыли ослепительно белые облака, похожие на гигантские порции взбитых сливок. И над всем этим великолепием неистовым ярким пятном сияло солнце. Жизнь продолжалась во всем своем многообразии и беспрерывном движении. Девушка перевела взгляд на свои безжизненные ноги, а потом посмотрела на подругу. Яна заметила, как изменилось ее лицо, до этого излучавшее живой интерес и веселье. Сейчас в глазах читалась та вселенская тоска, которая так пугала ее, пока Алина была в больнице.
- Алин, ты чего? – спросила Яна, заглядывая ей в глаза.
- Да так, ничего, - с тяжелым вздохом ответила девушка.
Помолчав, она добавила:
- Знаешь, я вдруг поняла, насколько слепой и глупой я была. Почему я раньше не видела, что рядом со мной всегда был Дамир? Он никогда меня не бросал. Никогда! Что бы ни происходило, он первый приходил на помощь. А я не ценила этого. Как будто так будет всегда. Я даже не задумывалась о том, что у него может быть девушка. Что в конце концов он женится и создаст семью. Представляешь, какая я эгоистка!
Яна молчала, давая подруге выговориться. Алина на миг прикрыла глаза, а потом продолжила:
- А теперь мне страшно. Я боюсь его потерять. Я вдруг поняла, как он мне дорог. Вчера он взял меня на руки, и я чуть не разревелась от счастья, представляешь? Какая я дура! Кому нужен инвалид на коляске?!
Алина закрыла лицо руками. Яна мягко обняла подругу и, укачивая ее, как ребенка, тихо проговорила:
- Успокойся, пожалуйста. Почему ты решаешь за него? Ты ведь даже не знаешь, о чем он думает. Может стоить спросить для начала?
Алина подняла заплаканные глаза:
- О чем спросить?
- Чего он сам хочет. Почему тебе помогает. Почему всегда рядом с тобой, - Яна сжала подруге руки. – Знаешь, ответы на эти вопросы очевидны уже для всех. Но только не для тебя. И ты упорно не хочешь эти ответы увидеть. Еще и мучаешь себя понапрасну.
- Какие ответы, Яна? Я – инвалид! – почти прокричала Алина.
- Ну и что? – спокойно ответила девушка. – Что это меняет?
- Да все! – если бы Алина могла, она начала бы метаться по комнате. – Абсолютно все! Он – мужчина. Молодой, здоровый. Даже если я ему нравлюсь. Или даже больше. Вместе мы все равно быть не сможем!
- Почему же?
- Неужели ты не понимаешь?
- Послушай, - Яна придвинулась почти вплотную и заговорила тихим успокаивающим голосом, - перестань себя мучить. А самое главное, прими себя такой, какая ты есть. Да, так случилось, что теперь ты на коляске. Но, по сути, ничего не изменилось. Ты все та же красивая, умная, добрая Алина, которую я знаю столько лет.
Она вытерла бегущие по щекам Алины слезы и продолжила:
- Ты говоришь, вы не сможете быть вместе. Но почему? Для настоящего чувства нет и не может быть преград.
Алина отрицательно покачала головой и тихо сказала:
- Я не хочу, чтобы он был со мной только из жалости.
- При чем тут жалость?! – чуть повышая тон, сказала Яна. – Я ведь не об этом тебе говорю. А о том самом настоящем чувстве, которого все так хотят, но не все обретают. Ведь что такое, по сути, любовь? Слова? Охи-вздохи? Или, может, постель? А, может, это те действия, которые мы совершаем для человека, которого любим?
- Я уже ничего не знаю, - отворачиваясь, проговорила Алина.
- Ты не хочешь смотреть правде в лицо, - сказала Яна, - или просто боишься.
- Ты права. Я боюсь. Боюсь поверить в сказку. Боюсь поверить мужчине. Боюсь поверить в то, что для меня еще возможны нормальные человеческие отношения. Я хочу, чтобы Дамир был со мной, и сама хочу быть с ним, но после того, как поступил со мной Матвей, мне страшно даже подумать о том, чтобы сблизиться с кем-то.
Алина тяжело вздохнула. Яна снова обняла подругу и сказала:
- Забудь о Матвее. Он просто подлый трусливый козел. Неужели из-за одного какого-то козла нужно всю свою жизнь слить в унитаз?
Алина невесело усмехнулась и проговорила:
- Ну ты и скажешь всегда.
- Не в бровь, а в глаз, - улыбаясь, сказала Яна. – Слушай, ты рассказывала о Быстригиных. Сколько лет они вместе? И сколько лет Быстригин – инвалид? Марина все эти годы с ним. Не ушла, не бросила. Живет же молодая здоровая женщина с мужиком на коляске. И ты говоришь, она счастлива.
- Ну да, - медленно проговорила Алина, задумываясь о семье Быстригиных.
- Вот и поговори с ней, как они пережили кризис.
- Ты что, - Алина замахала руками, - я не смогу. Как можно об этом спрашивать?
- А что тут такого? – удивилась Янка. – По мне, так совершенно спокойно. Тебе-то сам бог велел.
Алина задумчиво накручивала прядь волос на палец и молчала. Янка внимательно смотрела на подругу и ждала. Наконец та перевела свой взгляд на Яну и сказала:
- Ладно, я подумаю об этом. Не знаю, как и когда, но я попробую поговорить.
- Вот и умничка, - улыбнулась Янка и поцеловала подругу в макушку.
Август ознаменовался жарой и буйством красок на клумбах. Цвели посаженные Тамарой Петровной георгины, циннии, рудбекии и астры. Гайлардии полыхали огненно-красными лепестками с желтой каймой, эхинацеи пестрели розовым, оранжевым и желтым. Сад наполнял неумолчный гул насекомых. Мельба и квинти, ранние яблони, были усыпаны ароматными плодами, и Алина вместе с мамой устроили на кухне маленький консервный заводик, закатывая на зиму банки с компотами, маринованными огурцами и помидорами. Алина приспособилась работать с закаточным ключом, и ей понравился результат своей работы: ровные рядочки банок разного объема, которые Дамир помогал опускать в погреб на хранение.
Алина стала часто бывать в приюте. Она подружилась с Мариной Александровной, волонтерами и стажерами и познакомилась со всеми его обитателями. Девушка любила всех питомцев, но особенный трепет вызывали у нее животные-инвалиды. Она много времени проводила с ними, ухаживая, играя, занимаясь или просто наслаждаясь общением. Часто можно было увидеть, как рядом с креслом Алины бежали несколько собак на инвалидных колясках. Девушка весело смеялась, когда эти животные, пострадавшие от рук человека, играли с мячиками, бегали за игрушками или отнимали друг у друга небольшой кусок скрученного каната. И невозможно было подумать, глядя на их веселые игры, что это собаки с тяжелой судьбой, спасенные буквально с того света. Животные-инвалиды, которые ни при каких обстоятельствах себя таковыми не считали. И их радость, любовь к жизни, стремление к общению были для Алины настоящим вдохновением. Если вдруг в душе у девушки возникали сомнения, тревога или тоска, она шла к ним – к собакам и кошкам на колясках – и они, как настоящее лекарство, всегда помогали Алине излечиться.
Девушка попросила Марину Александровну обучить ее азам ветеринарии, чтобы стать еще более полезной и нужной. Молодая женщина-ветеринар, смеясь, говорила, что уже сейчас она очень полезна и нужна, но Алина хотела учиться, и Марина сдалась. Вечерами они просиживали за учебниками, лекциями или вебинарами, а потом долго обсуждали увиденное.
Виктор Сергеевич Быстригин иногда составлял компанию женщинам, но чаще пропадал у себя на работе. Совещания, переговоры, контракты отнимали много времени и сил, но все же он находил возможность приехать в свой приют, чтобы пообщаться с любимыми питомцами. Смеясь и обнимая жену, он говорил, что, если дать ей волю, она будет жить в приюте. На что Марина отвечала, что он и сам такой. Алина с радостью и каким-то затаенным волнением наблюдала за тем, как общаются между собой Марина и Виктор, сколько теплоты и любви есть в их семье, и в тайне от всех мечтала, что, может быть, когда-нибудь и у нее может получится что-то подобное. Младшая дочь Быстригиных, Ирина, студентка ветеринарного университета, присоединилась к обучению, а позже стажеры, узнав, что Марина учит Алину, заявили, что им тоже интересно и полезно поприсутствовать. Так что Марине Александровне пришлось стихийно организовывать импровизированные курсы.
Как-то вечером после очередного урока Марина и Алина сидели на улице и наблюдали за игрой собак на площадке. День был жаркий, а вечер принес свежий чистый ветерок, и две молодые женщины наслаждались легкой прохладой, теплыми красками заката и ароматами подступающей осени. Алина, поглаживая мягкую шерстку Сибы, сидевшую рядом с ее креслом, вдруг спросила:
- Марина, а как вы познакомились?
- С Быстригиным? – поднимая на Алину глаза, спросила Марина.
Девушка, вдруг смутившись, кивнула.
- Мы учились в одной школе. Только он на четыре класса старше. И, если честно, я никогда не обращала на него внимания, - Марина подмигнула Алине. – Несколько лет он пытался за мной ухаживать. Чего только не делал, чтобы я снизошла. И цветы дарил, и подарки разные, и караулил после школы, и песни писал, и куда только не приглашал. Но я – сама неприступность.
Молодые женщины рассмеялись, и Марина продолжила:
- Я тогда в десятом классе училась, а он давно школу закончил. Где он учился и чем занимался, я не знала. Да и неинтересно мне было. Ну не нравился он мне, и все тут. Влюбилась я тогда в своего одноклассника, Димку Сотникова. А тот высокий, красивый, черноглазый. Первый парень на деревне, как говорится. Вся школа по нему сохла. И у меня перед глазами только его образ и был. Во сне и наяву. Какой уж тут Быстригин – пухлый белобрысый коротышка с дурацким именем Витька.
- И как же ты его все-таки заметила? – спросила Алина, захваченная рассказом.
- Как-то раз я возвращалась с тренировки домой. Я тогда еще спортивной гимнастикой занималась, и часто тренер нас задерживал. Особенно когда к соревнованиям готовились. И вот иду я вечером домой, а из-за угла Быстригин. Догнал меня и говорит: «Чего так поздно возвращаешься. Вдруг обидит кто. Давай провожу». Я как всегда – ноль эмоций. Идем с ним вдвоем, он мне о чем-то рассказывает, а я и не слушаю вовсе. Все про Сотникова думаю. И тут вдруг этот щенок.
- Какой щенок?
- Маленький совсем. Черненький. Лежал он около помойки и был ужасно грязный, вонючий и истощенный. Я в темноте его сначала и не заметила. А вот Быстригин сразу увидел. Я и не поняла, почему он вдруг отстал и ничего мне больше не рассказывает. Поворачиваюсь, а он уже этого малыша с земли поднял, к груди прижал, гладит его по голове и что-то нашептывает. Рубашка у него была белоснежная, а ему все равно. Знай обнимает щенка, к себе прижимает. Тут он на меня посмотрел и говорит: «Прости, но ему нужна помощь». Развернулся и пошел. Я остолбенела, но потом догнала его, и мы вместе повезли щенка к Виктору домой. С того самого дня мы не расстаемся, а малыш подсказал мне, кем я хочу стать. Тогда с ветклиниками было плохо, да и ветеринаров особо не было. Приходилось знания по капле собирать, учебники забугорных авторов читать. Английский ради этого выучила.
Марина немного помолчала.
- Мы назвали его Аякс, и он стал нашей первой общей собакой, - заговорила она снова. – И прожил он с нами шестнадцать долгих лет. После Аякса кого только у нас не было. Даже хорьки, бурундуки и совы. Я иногда Быстригина русским Даррелом называла. А он отшучивался, мол, не создал он еще заповедник для редких видов животных.
Молодые женщины снова надолго замолчали, любуясь розовато-лиловыми красками заката. Яркий диск солнца медленно погружался за горизонт, фейерверком рассыпая вокруг пучки золотистых лучей. Небо, залитое огнями засыпающего светила, меняло глубокий синий цвет на предночную темноту. Собаки давно разошлись по своим вольерам, наелись и улеглись спать. Одна только Сиба составляла компанию двум женщинам, которых волшебство заката натолкнуло на откровенность. Дамир и Виктор, сидевшие в дальней беседке и о чем-то тихо беседующие, почти скрылись в густеющих сумерках. Только тонкая струйка дыма от сигареты, которую курил Быстригин, выдавала их присутствие.
Алина прокашлялась, пытаясь задать волнующий ее вопрос, но Марина ее опередила:
- Ты, наверное, хочешь спросить, как мы пережили его травму? И как сам Быстригин смирился со своей инвалидностью?
Девушка смущенно кивнула и сказала:
- Мне казалось неудобным об этом спрашивать.
- Я понимаю, почему тебе хочется это знать, - погладив Алину по плечу, проговорила Марина. Она немного помолчала, словно погружаясь в воспоминания, потом глубоко вздохнула и произнесла:
- Это было самое тяжелое время в наших отношениях. До травмы у нас все было прекрасно. Семья, работа, доход. Все складывалось как нельзя лучше. Сын пошел в первый класс, дочь в детский сад. Мы много путешествовали и вообще жили так, как нам хотелось. Быстригин построил горнолыжку, и мы начали осуществлять еще одну свою мечту – строить приют для животных. Общались с волонтерами из Европы, ездили к ним для обмена опытом. У них за бугром уже тогда были приюты, а у нас и в зачаточном состоянии не было ничего. А потом случилась беда. Как-то Виктор с друзьями устроил экстремальное катание. Теперь уже история умалчивает, кто был инициатор, но Быстригина взяли на «слабо». Он упал с обрыва и ударился спиной о скалу. И как результат – инвалидное кресло.
Алина вспомнила свое последнее катание на северном склоне, как сложно ей было удержать равновесие, когда она не могла сосредоточиться на спуске, как почти улетела с трассы, и содрогнулась. Тогда ей повезло, а Быстригину при схожих обстоятельствах – нет. И все же они оба оказались на инвалидных креслах. Так или иначе.
- Как он отреагировал, когда узнал? – услышала Алина свой собственный голос.
- Ужасно, - вздохнув, проговорила Марина. – Сначала он не поверил. Потом начал кричать. Потом несколько раз пытался покончить с собой.
Алина слушала, затаив дыхание. Переживания Виктора эхом отдавались в ее душе. Она вспоминала свои мысли и чувства, которые пережила в больнице, и словно заново в них погружалась. Только теперь это были переживания взрослого мужчины.
- Я тогда жила в больнице, - продолжала рассказывать Марина. – Не отходила от него ни на шаг. Но он постоянно гнал меня. Не хотел видеть. Не хотел ничего слушать. Детей не пускал на порог. Я никогда в жизни его таким не видела, и думала, что сойду с ума.
Алина взяла руку Марины и сжала ее. Воспоминания до сих пор причиняли боль, и девушка уже сожалела, что всколыхнула их.
- Потом Виктор впал в депрессию. Перестал разговаривать, перестал следить за собой, и у него началась инфекция мочевого пузыря. Ты знаешь, как это опасно для тех, кто обездвижен.
Алина кивнула.
- Пришлось еще и бороться с инфекцией. Я уже не знала, как ему помочь. Плакала каждый день, похудела. Сын пытался меня поддерживать, а дочка была слишком маленькой, чтобы понимать, почему папа так себя ведет. Она стала говорить, что, наверное, он ее больше не любит. В какой-то момент мне захотелось все бросить, уйти и оставить его. Ведь невозможно помочь тому, кто не хочет помочь себе сам. Но что-то меня удержало. Однажды я пришла в палату, а он, как всегда, лежал на кровати, отвернувшись к стене. Я села рядом и начала рассказывать. О том, какие успехи у детей. О том, как идут дела на стройке приюта. О том, что сотворили наши питомцы дома. О том, что его любимый Грей сожрал кресло и теперь надо покупать новое. Я приходила каждый день и просто рассказывала обо всем. Я ничего не спрашивала, ни о чем не просила, просто говорила и говорила. Как-то раз я пришла и увидела, что он лежит, не отвернувшись к стене, как обычно, а на спине и смотрит в потолок. Он скользнул взглядом по мне и снова перевел глаза вверх, но я заметила, что он все-таки поглядывал в мою сторону, когда я начала рассказывать.
Марина снова тяжело вздохнула и продолжила:
- Так продолжалось довольно долго. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем Виктор решил взять себя в руки и заново начать жить. Пока он был в депрессии, его бывшие друзья, узнав о его состоянии, попытались отобрать у него предприятия и горнолыжку. Мне пришлось тогда буквально выгрызать у них то, что Виктор создал. Об этом я тоже ему рассказала, и, наверное, тогда я и заметила первый проблеск желания вернуться к жизни. Он все еще держал нас на расстоянии, но хотя бы начал разговаривать. Стал заниматься с реабилитологом. Постепенно вернулся к делам. Но в семью возвращаться не хотел. Когда Виктор выписался из больницы, он купил квартиру, переехал туда и запретил нам к нему приходить.
Солнце наполовину скрылось за горизонтом. Мохнатые шапки облаков устремились за ним вдогонку, пряча ускользающие золотистые лучи. Насекомые начали свой ежевечерний концерт, наполняя теплый августовский воздух трелями и стрекотом. Марина задумчиво жевала травинку, пребывая в далеких воспоминаниях. Алина смотрела на молодую женщину и думала, какое у нее все-таки огромное сердце и сколько внутренних сил. Молодая женщина встала, потянулась, словно стряхивая с себя тягостные думы, и, улыбнувшись, сказала:
- Спина затекла. Давай отведем Сибу в вольер, а по дороге я расскажу остальное.
- Да, конечно, пойдем, - отозвалась Алина. – Сиба, пошли домой!
Собачка встала, потянулась, широко зевнула и потрусила рядом с креслом Алины.
- На чем я остановилась? – спросила Марина.
- Виктор Сергеевич переехал в свою квартиру.
- Да, переехал, но без нас. Дела он вел, как и прежде. И даже стал жестче. С партнерами на компромиссы больше не шел. С прежними друзьями, пытавшимися отобрать у него бизнес, разорвал все отношения. Деловая хватка у него всегда была железная, а стала просто удушающей. И в довершении всех бед Виктор начал пить. Нет, он не пропивал бизнес. Но выпивка стала регулярной и весьма обильной. Об этом рассказал мне наш общий товарищ, который остался единственным его другом, кого Быстригин не вычеркнул из своей жизни. И тогда я не выдержала. Как-то вечером отвезла детей к матери и поехала к нему на квартиру. Я решила выяснить все до конца и либо начать жить нормально, как любая семья, либо окончательно разорвать отношения.
Марина завела Сибу в вольер, сменила воду в поилке и вышла к Алине, задумчиво смотревшей на догорающий закат.
- Знаешь, меня тогда трясло так, что все валилось из рук, - продолжила Марина свой рассказ. – Я приехала на такси. Побоялась разбить машину. Виктора дома еще не было, и я осталась ждать его у двери квартиры. Он приехал за полночь и слегка навеселе. Увидев меня, жутко разозлился. Сказал, чтобы я убиралась и никогда больше к нему не приходила. И тогда у меня сдали нервы. Я начала на него орать, да так, что на крик сбежались соседи. Пригрозили вызвать милицию, если мы не успокоимся. Но мне было все равно. Я закатила его коляску в квартиру и высказала все, что о нем думала. Мне было наплевать, что я причиняю ему боль. Мне самой было так больно, что хотелось выть в голос.
- Я тогда был настоящим идиотом, - раздался тихий голос Виктора Быстригина.
Женщины и не заметили, как подошли к беседке, где сидели Виктор и Дамир.
- Что верно, то верно, - улыбнулась Марина мужу, присаживаясь рядом с ним.
- Мне было страшно, - сказал Быстригин, обнимая жену за талию. – И еще я думал, что Маринка меня просто жалеет, поэтому остается со мной. А мне была невыносима сама мысль о жалости. И я старался сделать все, чтобы она ушла от меня.
- А еще он мне тогда сказал, чтобы я нашла себе нормального мужика, представляешь? – со смехом проговорила Марина. – Зачем мне нужен был какой-то нормальный мужик, когда рядом со мной был мужчина моей мечты?
- Ну ты загнула, - ворчливо проговорил Быстригин, пряча смущенную улыбку.
- Короче говоря, разговор в ту ночь у нас был бурный. Мы орали друг на друга, потом мирились, потом опять орали. Потом рыдали. Как соседи не выполнили свою угрозу и не вызвали милицию, до сих пор остается загадкой. Я умудрилась расколотить вазу и новый сервиз. Быстригин разломал табуретку. Мы метались по комнатам, громыхая его колымагой, хлопали дверями, бросали вещи на пол. Это была настоящая ночь разгула пациентов, сбежавших из сумасшедшего дома.
- Но она оказалась решающей. Я сдался. Мы вернулись в наш старый дом.
- Ты не представляешь, как счастливы были дети и питомцы, - счастливо рассмеялась Марина.
- Да, они опрокинули мой ламбаргини, - расхохотался Быстригин.
Алина вопросительно подняла брови, и Марина, смеясь, сказала:
- Да его коляску!
- Я свое кресло всегда называю именами крутых тачек, - поглаживая подлокотники, сказал Быстригин. – Все веселее, чем инвалидное кресло.
Тут уже рассмеялись все четверо, и Алина внезапно почувствовала, как теплое счастье и ничем не замутненная радость разливается по телу. От этого восхитительного и нежданного чувства закружилась голова. Ей вдруг показалось, что теперь уж точно все будет хорошо. Просто не может быть иначе.
Быстригин посмотрел на нее долгим внимательным взглядом и сказал:
- Знаешь, первые два года после травмы самые сложные. Тебя терзают сомнения, ты пытаешься привыкнуть к новому образу жизни. Кажется, что люди вокруг только и делают, что шепчутся по поводу твоего увечья. Ты пытаешься осознать, что отныне ты – инвалид. Пробуешь это слово на вкус. Ужасаешься. Отрицаешь. Потом снова пытаешься принять. Это как замкнутый круг. Чем дольше по нему бежишь, тем труднее оттуда вырваться. А если кто-то из близких пытается протянуть тебе руку помощи, ты ее отвергаешь, потому что думаешь, что тебя жалеют, что тебя перестали воспринимать как полноценную личность. А уж если начинаешь задумываться, что ты теперь неполноценный мужик, тут вообще хоть сразу в петлю. Но…
Виктор помолчал, глядя на Марину. Она ответила ему взглядом, полным любви и нежности.
- Маринка мне однажды сказала, что за закатом всегда бывает рассвет. И самое главное – не пропустить его. Не остаться там, в стране вечной темноты. Я смог встретить свой рассвет. Уверен, ты тоже сможешь сделать это.
Алина почувствовала, как на глазах показались слезы. Слезы надежды и радости. Девушка протянула руки, и Марина, Виктор и Дамир заключили ее в свои объятия. Так они просидели несколько минут. В тишине. Даря друг другу поддержку, дружеское участие и что-то, чему так сложно подобрать определение. Наконец Алина сказала:
- Спасибо вам! Спасибо за все, что вы для меня делаете! Я не знаю, что бы со мной было, если бы не вы!
А потом, повернувшись к Дамиру, она произнесла:
- А без тебя я бы просто пропала.
Юноша улыбнулся и ответил:
- А может быть это я пропал бы без тебя. Кто знает, кто кому больше помог.
Он подмигнул Алине, поднялся со скамейки и сказал:
- Уже поздно. Я отвезу тебя домой.
Свидетельство о публикации №222112501341