Приключения

 Как  у  всех  детей,  у  меня  были  свои  детские  пристрастия.  Я  собирал  этикетки  со  спичечных  коробков, да   и   в  карманах  постоянно    что – то  лежало.  Это  было  интересно  не  только  мне,  но  сверстникам.  Ловко  получалось  у  меня  дело  с  обменом – «я  тебе – ты мне». Как – то,  в  1954  году,  я  где –то  приобрел  значок  «300  лет  воссоединения  Украины  с  Россией».  По  бокам  значка  были  флаги  государств  (точнее  братских  республик),  а  в  центре  значка  изображение   памятника   Богдана  Хмельницкого,  восседающего  на  резвом  коне,  а  булавой,  указывающего   на  Москву,  в  сторону  верного  и  близкого  по  вере  народа  России.  Вот  этот  редкий  значок   я  и   имел.    А  одна  девочка  в  классе,  очень  хотела  иметь  мой  значок. Я  выменял  его  у  нее  на часики  и  оказалось,  что  они  были  швейцарские  да  еще  и  золотые  на  рубиновых  камнях.  Такие  часики,  похожие,  продавались  в  магазинах  того  времени,  но  только  внешне  они  были  похожими,  но  не  по  содержанию.   Я,  как  она  показала  их  мне,  понял,  что  это  “вещь!”,  но  сильно  загрязненные.  Принес  домой  и  отдал  их  отцу,  он  их  прочистил,  промыл (а  он  был  хороший  мастер – часовщик,  только  не  знаю,  когда  он  успел  таким  стать  и  где  научился).  Часики  пошли!  Потом  папа  продал  их,  как  роскошь,  а  деньги  пошли  на  нужды  семьи.
Обменял не знаю на что, однажды,  боевой  дамский  пистолет  с  боекомплектом.   Естественно,  отцу его не  показал,  но  носил  в  кармане  и  сильно  сжимал  рукой,  пистолет  ложился  прямо  в ладонь. До  стрельбы  дело  не  дошло,  так  как  кому – то  показал,    а  он  доложил  об  этом  учителю  физкультуры. Учитель  был  фронтовиком  и  молодого  возраста.  Он  нашел  время  подойти  ко  мне  и  без  свидетелей,  в  доверительной  обстановке, побеседовал  со  мной,  пистолет  я  отдал  ему.  Учитель  при  мне  осмотрел  мой  трофей,  показал  как  взводить,  как   перезаряжать,  как  ставить  на  предохранитель,  как  заряжается  обойма.  Все  осталось  “тэт  а  тэт”.
Не  знаю  почему,  но  мама  Нина  называла  меня  “римским  менялой”,  так  как  без  прибытка  не  оставался, часто  что – то  приносил.   Как – то  пришел  к  моей  бабушке,  а  в  доме  никого  не  оказалось.  Я  пошел  в  сад,  где  росла  осенняя  яблонька  “пепинка”,  залез  на  яблоню,  стал  рвать  плоды  ее,  которые  были  очень  пахучими…  и  увидел  на  веточке,  висящую  поршневую  зелено – перламутровую  авторучку (очевидно, непрошенный  гость   “угощался” ее  плодами,  и  не  заметил,  что она  взяла  “плату”).  В  радости   я  взял  авторучку,  осмотрел  и,  слезши  с  яблони,  решил,  что  ее  нужно  продать: “а  где?”,  так  в  размышлениях  и  потопал  в  сторону  центра  города, где  и  повстречал  “представителя  покупки” – пацана,  которому  “расписал”  свой  товар  по  всем  видам  торговли. Парень  так  захотел  иметь  эту  ручку,  что  повел  меня  к  родителям.  Жили  они  недалеко  от  костела,  ручку  купила  у  меня  его  мама  за  20  рублей – это  было  целое  состояние!  Это  сегодня  не  понять,  что  значит  авторучка.  Тогда  все  писали  перьевыми  ручками,  макая  ее, периодически, в  чернильницу, которую носили  с  собой  школьники  в  портфеле  или, в  связанных  “в  сеточку”, мешочках. Авторучку  не  всякий  мог  себе  позволить  купить,  потому  что  она  стоила  целого  состояния,  а  народ  жил  в  послевоенной  бедности. На  взятые  в  торгу  деньги  могла  прожить  семя  целую  неделю(!). Конечно,  я  потратил  их  на  пропитание  свое.
Допускал  я, к сожалению,  и  мошенничество,  как  единолично,  так  и  в  составе  группы. Однажды  шел  по  городу  и  увидел  “домашнего”  мальчишку,  сверстник,  такой,  понимаете,  “скрипачек”  и  очкарик,  а  в  руке  у  него  немецкий  трофейный  фонарик  “дайман” – рефлектор  и  лампочка  высший  класс! Если  бы  в  те  времена  я  позволил  себе  такое  восхищение  немецким  товаром,  то  “десятка”  была  бы  обеспечена  и  узнал  бы,  что  такое  тайга  и  как  растут  кедры.  Так  вот,  решение  мною  было  принято  практически  мгновенно:  сдружиться,  заговорить.  Войти  в  доверие…  и  фонарик  должен  быть  моим.  Что  было  и  исполнено. Предложил  мальчишке  большую  сумму  денег,  но  нужно  было  пройти  минут  десять к  дому, “где  я  живу”. Сверстник  согласился,  а  дальше  план  выстраивался  сам  собой,  между  узкими  переулками,  недалеко  от  места,  где  проживала  моя  бабушка,  находился  двор,  у  соседей,  куда  все  заходили  брать  воду  из  колодца.  Двор  был  проходным(!?).  Вот  и  весь  план,  так  как  мальчишка  этого  не  знал. Я  уговорил  его  дать  фонарик, “чтобы  показать  родителям  и взять   условленную  сумму”.  Попросил  его  постоять  у  калитки,  а  сам  вошел  во  двор  и  понесся  “пулей”  на  другую  сторону  двора  “и  бывал  таков!”,  а  бегал  я  быстро  и  далеко.
Прошло  много  времени.  Пришел  я  к  бабушке,  а  она  запомнила  тот  день,  точнее  вечер, “как  какой - то  мальчик  бегал  по  переулку  и  так  кричал  и  рыдал  (как  сумасшедший)”,  бабушка  и  говорит:  “я  сразу  поняла,  что  это  было  дело  рук  Женика,  но  молчала,  так  как  боялась  неприятностей”…  я  не  помню,  что  ответил  бабушке.
Послевоенная  жизнь  менялась  к  лучшему.  В  центре  города  начали  строить  комплексный  “П” – образный  пятиэтажный  кирпичный  дом. Событие  это  было  большим  для  города.  Мы,  пацаны, а нас  называли  “кашкэтами”  (по–русски  “шкеты”),    дословный  перевод  на  украинском  языке  “кашкэт” = “фуражка”. ”А  ци  кашкэты  хлопци  досужи”,  что  значит: “а  эти  шкеты   -  ребята  вездесущие (досужие)”,  “где  что – там  и  они”. Вот  мы  и  бегали,  смотрели…  Я  был  свидетелем,  когда  экскаватор  рыл  яму  под  фундамент,  а  из  ковша  посыпалось  золото,  точнее  золотые  монеты,  зацепил  дубовую  бочку  полную  золота.  Все  рабочие  бросились  в  яму,  стали  хватать,  кричать.   А экскаваторщик  ковш  не  опускал.  Только  смотрел  на  все  это  событие, прибежала  милиция -  “все  перешло  под  контроль  государства”,  так  как   “все  общенародное  (и  клады)  должно  принадлежать    народу”,   а  против  Конституции:   “ни – ни”…
Когда  дом  отстроили,  то  на  углу  его  повесили  первый  в  городе  телефон – автомат,  который  работал  от    пятнадцати  копеечной  монеты.  Люди  еще  не  знали  как  им  пользоваться.  Так  вот,  этим  я,  собственно,  и  воспользовался  В  отсек  “возврат  монет”  падали  монеты  от   неправильного  пользования   телефоном,  поэтому  ячейка  была  полностью  забита  монетами.  Я  это  обнаружил  случайно,  что  свойственно  детям,  из  любопытства,  все  включать,  щупать,  нажимать.  Открыв  ячейку  «возврата  монет»  -  обнаружил  “клад”(!),  забирал  монеты  и  перекладывал  в  свой  карман.  Потом  отходил  и  “прогуливался”,  подходил  снова   и   вычищал   этот  маленький  сейф.  Таких  экспертов  потом  оказалось  много  и  кладезь   для  меня,  и  моих конкурентов,    иссяк  вовсе.
Но  уроки  с  телефон – автоматом  не  оказались  зряшными.  Уже,  через  много  лет,  когда  появились  первые  автоматы  камер  хранения,  то  отсек  “возврат  монет”  не  раз  выручал  меня  на  вокзалах,  когда  нужно  было  закрыть  свою  ячейку   (при  отсутствии  монеты - не  мог  спрятать  свой  багаж).  На  память  приходили  уроки  из  детства,  и  я  спокойно  протягивал  руку  к  ячейке  возврата  монет,  соседних  камер,  и  выгребал  мне  необходимое.
А  что – же  мама  Нюся?  Она  жила  с  дядей  Сашей  и  Мусей  в  Бессарабской  в  семейном  общежитии.  Женщины  и  маленькие  дети  в  одной      комнате,  а  мужья  -  в   другой   большой  комнате.  Эти  комнаты  напоминали  залы  ожиданий.  Там  была  большая  кухня – зал,  в  центре  стояла  большая  многокомфорная  плита,  которая  отапливалась  углем.  Рядом  столовая,  где  стояли  рядами  столы  со  скамьями.  Вот  и весь  уют  пятидесятых  годов  прошлого  века.  Туалет  (уборная)  находился  на  улице  в  метрах  семидесяти  от  здания  общежития.  Конечно,  коммунистическая  партия  побеспокоилась  и  о  спортивном  досуге:  волейбольная  площадка  находилась  на  середине  пути  к  уборной,  но  справедливости  ради,  в  метрах  восьмистах  построили  спортивный  стадион,  где  и  гоняли  мяч  футболисты     спортивного  общества  «Локомотив»,  а  далее,  в  метрах  двухстах,   место  летнего  отдыха  местной  детворы  и  их  родителей – большой  водоем,  называемый  в  народе:  «карьер».   Когда – то,  Бессарабская,  до  начала  1945  года,  была  под  румынами,  а  с  победой  наших  войск,  в  прошедшей  Отечественной  войне,  перешла  к  Молдавии  в  составе  СССР  (Союза   Советских  Социалистических  Республик – так  называлась  наша  Родина  и  страна).  Бассарабяска  (по–молдавски)  являлась  важным  стратегическим  пунктом  на  юго – западе  СССР,  здесь  сходились  ветки  железнодорожных  путей,  то  есть  узел,  что  и  определило  приезд  сюда  многих  железнодорожников.
Началась,  для  того  времени,   большая  стойка.  В  районе  «флэмында» – голодная,  начали  возводить  дома  на  четыре  семьи,  улица  за  улицей,  приезжие,  а  это  были  в  основном  славяне,  не  говорили  «флэмында»,  а  «фламында».
Семенов  Александр  Кириллович  работал   машинистом  на  паровозе,  Муся  ходила  в  школу   на  станцию,  потому  что  школу  на  улице  Гоголя  еще  не  достроили.  Мама  устроилась  работать  продавцом  в  продуктовый  магазин.
Когда  мы  жили  в  Жмеринке,  уже   с  мамой  Ниной,  пришла  посылка  с  конфетами,  обувью  и  одеждой,  но  отец  поговорил  со  мной  и  с  моего  «согласия»  все  продал,  а  отдал только  конфеты, которые  я    и  поделил  на троих:  папе,  тете  Нине,  мне, кстати,  говоря,  тетя  Нина,  а  потом  -  мама  Нина,  очень  любила  конфеты,  я  часто,  уже  потом,  замечал,  что  положит  их  в  карман  халата  и,  втихую,  их  поедала,  прятала  их  в  квартире  и  брала  потихоньку.  Чтобы  никто  не   заметил  и  употребляла. Я  это  видел,  замечал,  но  обиды  и  никаких  особых  мыслей  о  ней    не  имел.
Дело  шло  к  лету,  картошка  стала  всходить,    начали  пропалывать   картофельные  поля  далеко  от  города. Власти  давали  земельные  участки,  по  организациям, чтобы  люди  садили  картофель,  овощи.  Это  было  значительным  подспорьем   для  населения,  которые  жили  достаточно  бедно.  В  это – то  время  я  ушел, в  очередной  раз,  из  дома.  Напарником  моим  был  Вовка  Алпатов – сосед  и  сверстник. Ночью  отдыхали,  уже  вдвоем,  в  том  же  стогу  соломы,  где  я  когда – то  «зимовал»… Ходили  мы  с  ним  и  искали  пропитание,  да  и  вообще  путешествовали  далеко  и  близко  от  города…  решили  пойти  в  лес,  в  сторону  «пятого  километра»  от  Жмеринки.  Прошли  мимо  полей,  на  одном  из  них,  работала  семья – пропалывала  от  бурьяна  проросший  картофель.   Время  было  дообеденное,  светило  ласковое  солнце,  до  леса,  уже,  рукой  подать, подошли  к  опушке,  стали  искать  дикий  щавель,  чтобы  подкрепиться,  а  так  же  начавшую  созревать  землянику.  Если  со  щавелем  было  сносно,  то   ягодки  еще  были  зеленые  или  полу зелёные,  горькие  и  твердые,  присел  я  и  стал  осматривать  где  и  что  растет.  Вдруг  моему  взору  предстал  большой  заяц,  лежащий  на  животе  и  тяжело  дышавший  (живот  его  то  вздувался,  то  опускался)  и  торчали  большие  уши.   Мне  казалось,  что  он  смотрит  на  меня,  но,  почему  не убегает (?!),  я  подал  знак  рукой  Вовке  и  показал  на  зайца,  чтобы  он  заходил  осторожно  с  другой  стороны,  а  сам,  как  вратарь,  бросился  вдоль  земли  и  ухватил  зайца .  Когда  же  я  стал  осматривать  косого,    то  увидел,  что  у  него  повреждены  задние  ноги.  Зайчище  не  вырывался,  а  спокойно  лежал  у  меня  на  руках.   Мы  его  гладили  и  стали  думать:  «что  с  ним  делать?».  До  этого,  кролей,  мы  у  Вовки,  забивали  и  обдирали  шкурки.  Но  мысли   забить  зайца  да  еще  и  содрать  шкурку,  чтобы  приготовить  себе  пищу,  не  приходили  в  наш  совет  (жалко  было  бедолагу).  Решили  идти  мимо  той  семьи,  работающей  на  прополке,  и  громко  восклицать,  как  бы  их  не  видя  и  радоваться  о  пойманном  зайце  (а заяц  был  достаточно  большой).
Вот  хозяйка,  как  все  женщины,  хранительницы   семейного  очага,  сразу  сообразила,  что  зайца  нужно  у  нас  купить  и  предложила  5–ть  рублей (?). Это  была  смехотворная  цена  за  мясо  зайца,  еще  дышащего  у  нас  на  руках (точнее  у  меня).  Она  подошла  и  стала  гладить  зайца,  лежащего  на  моих  руках.  Я  держал  его  за  передние  здоровые  ноги  и  про  хворь  зайчишки  ни  слова,  потому  что  необходимо  было  его  продать.  Женщина  оставила  своих  и  пошла  с  нами  в  город.  Когда  мы  пришли  к  ее  дому,  находящегося  около  маслозавода,  то  я  приятелю  тихо  шёпотом  сказал,  чтобы  он  подотстал  и  ждал  меня  за  углом  перекрестка,  а мы подошли  к  калитке  ее  дома.  Я остался,  а  она  прытко  и  в  спешке  побежала  в  дом.  Вышла,  неся  пятирублевку,  передала  мне,  а  я  переложил  зайца  ей  на  руки   и  еще  прытче,  чем  она, понесся  от  ее дома,  чтобы  она  не  успела  разглядеть  дефект  в  желанном   зайце.  Довольные  от  сделки,  мы  пошли  покупать  пищу.
И  здесь  я  вижу  милость  Бога  ко  мне,  а,  заодно,  и  к  Вовке  Алпатову,  ведь  я  был  рожден  для  милости  Его.
Прошло  много  лет,  уже,  когда  нам  было  около  пятидесяти  мы  снова  встретились  с  Вовкой  и  я  уговорил  пойти  его  на  Евангелизационное  Богослужение,  которое  проводилось  на  том  месте,  где  была  воинская  часть,  где  я  тягал  ракеты  осветительные  и  сигнальные,  а  так  же  взрывпакеты.  Рядом  пас  коз,  драил  в  водоеме  заболоченные  гусеницы  танков  Т – 54.  Жизнь  Вовки – сплошной  кошмар.  Он  погибал  в  алкоголе,  распалась  семья.  От  всего  его  поведения – ушел  в  вечность  отец  и,  плюс  ко  всему,  горе  матери – видеть  своего  сына,  потерявшего  человеческий  облик,  увело  добрую  и  маленького  росточка  женщину,  с  живыми  и  сокрушенными  глазами,  в  мир  иной  и  вечный.
 По милости  Господа,  я  встретил  Вовку,  когда  он  пытался   избавиться  от  губительницы – зэлэного   змия,  был  в  трезвости,  приобрел  человеческий  лик  потому,  что  жизнь  даровала  ему  случай – он  встретил  старую  знакомую,  которая  всеми  силами  пыталась  вырвать  его  из  погибели,  в  котором  еще  теплилось  сэрденько  на,  возможную,  семейную  жизнь  с  ним,  так  как  видела,  что  он,  Вовка,  ее  любил  и старался  «стать  человеком».  Вот,  именно,  в  таких  обстоятельствах   я  и  пригласил  их  и  ходил  вместе  с ними  в  палатку,  где  проповедовали  Христа  распятого  и  грядущего  вновь.
  Там  призывали  к  покаянию,  но,  как  оказалось,  Вовка  не  верил  всему,  в  этом  месте,  сказанному,  да  и  мне.  Ему  казалось,  что  «я  за  это  получаю  от  штунд  деньги,  что  я  на  самом  деле  не  верю  в  Того  о  Ком  ему  свидетельствовал».  Он  ходил  из  любопытства:  «а  чем все  это  закончится?»  (он  мне  об  этом  потом  сказал),  да  и  перед   подругой  показать, что  он  имеет  приятеля  детства  офицера – подполковника,  ведущего  добрый  образ  жизни,  который   «на  равных»  имеет  общение  с  ним,  а  значит  и  у  него  все  в  порядке.  Я  долго  о  нем  молился.  Просил  местных  христиан  не  оставлять  его,  Вовка  один – два  раза  посетил  Дом  молитвы,  а  потом  стал  прятаться  на  чердаке,  когда  друзья,  во  Христе,  приходили  к  нему  со  Словом  Жизни  и  добрым  намерением – спасти  его  душу,  привести  ко  Христу,  но  он  доверился,  снова,  водке  и  свой  выбор  сделал - в  смерти:  наступила  белая  горячка,  умопомрачение  и  погибель, Вовки  Алпатова  не  стало.
Все  ближе  подхожу  к  событию,  когда  я  должен  был  уйти  от  отца,  с  которым  прожили  тягостные  времена,  частично,  затронутые  мною  в  этих  воспоминаниях,  которые,  отразились  в  моем  сознании,  как  я  их  видел  и  что  осталось  в  чувствах  и памяти,  шрамируя  мое  маленькое  сердечко  от  переживаний,  тайных  слез,  неправд  по  отношению  ко  мне  и,  как  отклик  на  воздействие,  отражались  в  моих  поступках,  как  протест.  Как  набат:  «Вы,  что – то  со  мною  не  так  поступаете.  Остановитесь,  изменитесь,  не  концентрируйтесь  только  на  себе.  Удержите  меня,  помогите  мне,  я  нуждаюсь,  как  никогда,  именно  в  Вашей  любви  и  попечении».  Конечно,  я  так  не  думал,  но  еще  раз,  проведу  ту  же  мысль:  «что  у  всякого  следствия – есть  причины».
Мы  часто  начинаем  «воевать»  со  следствием,  не  вглядываясь  в  причины,  побудившие  следствие.  Врач,  определивший  причины,  радуется,  так  как,  воздействуя  на  них,  убирает  и  следствие – болезнь.
Здесь  я  не  становлюсь  в  позицию  ни  обвиняемого,  ни  обвинения  кого – либо,  ни  защиты,  того  десятилетнего  «кашкэта», сама  жизнь  учит  этому.
Когда  же  терпение  родительское,  по отношению  ко  мне,  кончилось,  то  были  собраны  все  документы  и  согласования,  чтобы  меня  отправить  в  тюрьму  для  малолеток  и  подростков – колонию.  Но,  еще  раз  отмечу,  по  милости  Божией  ко  мне – этого  не  произошло…  Я  написал  письмо  маме  в  Молдавию,  чтобы  она  срочно  забрала  меня  к  себе,  либо  меня  предадут  в колонию  (я  знал  сверстника,  который  «перевоспитывался»   в  колонии,  кстати,  сын  одной  сестры  во  Христе,  но  старше  меня  не  более,  чем  на  два  года,  мы  с  ним  были  хорошо  знакомы.  Я  не  помню,  что  он  мне  о  себе  рассказывал,  но  помню  хорошо,  что  после  «перевоспитания»  в  колонии,  стал  заключенным  полноценной  тюрьмы).
  Если  же  мама,  писал  я  ей,  не  сможет  приехать  за  мной,  то  я  сам,  под  вагонами  товарняков,  доберусь  к  ней  в  Молдавию,  так  проходило  время  в  ожидании: я  помогал  по  дому,  пас  коз,  рвал  траву.
   Запомнилось  из  детства,  как  пошли  длительные  ливневые  дожди.  Это  привело  к  тому,  что  ставы  в  долине, под  селом  Михайловкой,  переполнились  водой  (дамбы  были  высокими)  и  она  пошла  в  обратную  сторону  (в  сторону  города)  -  затопило  долину,  а  потом  и  огороды,  которые  были  в  цвету  картофеля. Перестали  лить  дожди,  вода  стала  медленно  сходить,  а  потом  и  вовсе  потекла  только  по  ручью.  В  рядках  между  картофелем  осталось  много  рыбы.  Все  с  радостью  собирали  ее  во  что  могли.  Рыбины  были  большими,  по  два – три  килограмма.  Когда  же  я  погнал  пасти  коз  в  долину,  то  в  копытцах  (следах  коров)  оставалась  водичка,  а  в  ней  карасики,  длиною  до  15  сантиметров.  Я  собирал  живую  рыбу  за  пазуху, бежал  домой,  выбрасывал  рыбу  в  железную  бочку  с  дождевой  водой,  которая  и  стояла  с  целью  ее  сбора  и  употребления  для  мытья  головы  и  стирки.  В  ней  батько  и  вымачивал  веревки  и  сыромятные  узкие  ремешки,  с  навязанными  узлами,  чтобы  проводить  «воспитательный  процесс»  через  экзекуции,  а  не  наказания,  с  усердием  рубцевал  мое  худое  костистое  тело.
Маленький  Олежик  и  Витя  очень  радовались  рыбке,  которая  азартно  передвигалась  в  свежей  воде,  собранной  в  бочке.  Они  ликовали,  пытались  ее  поймать  ручонками,  хлюпались  в  воде  с  не  меньшей,  а,   пожалуй,  еще  большей  радостью.  Для  них,  как  и  для  меня,  это  событие  было  впервые  в  жизни,  с  той  лишь  разницей,  что  я  рыбу  уже  видел.  А  я  бегал  челноком  туда – сюда,  оставив  коз  на  пастбище,  за  которыми  посматривал,  когда  прибегал,  набирал  рыбу  за  пазуху,  в  штанины  и  бежал  к  бочке ,  все  тело  пропиталось  запахом   рабы  и  было  клейким  и  скользким.
  Олег  и  Витя,  потом,  когда  стали  уже  взрослыми,  женатыми  и  имели  детей,  то  как – то  сказали  мне,  что   стали  рыбаками   именно  потому,  что  запомнился  им  день,  как  я  носил  рыбу  в  бочку.  Начали  они  ловить  рыбу  на  удилища  с  четырех-пяти  лет.
   А  рыбаками  они  стали  знатными.  Они  знали  все  водоемы,  где  и  что  ловится.  У  них  были  нужные  знакомства,  чтобы  ловить  рыбу  в  запретных  и  охраняемых  водоемах,  не  только  в  Жмеринке,  но во  всех  селах  района  и  далее.  Я  видел,  как  они  мастерски и  увлеченно  умели  ловить  рыбу  на  удилища,  донки,  которые  умело  зашвыривали  далеко  в  гладь  воды.  Я  и  Галя,  маленький  Денис,  ели  рыбу  от  их  уловов.  Рыбаками  они  были  фанатичными.  Это  был  их  любимейший  вид  отдыха,  с  пользой  для  дома.
Да,  грустно  и  возмутительно  читать  о проказах,  которые  я  совершал,  но  их  не  скрываю  для  того,  чтобы  видеть  трагичность  всего,  когда  нет  взаимной  любви  и  послушания  Богу  и  друг – другу.
 Когда  я  был  взрослым  юношей – офицером,  то   приехал  к  отцу  в  гости.  Пришел  Олег  и  мы  пошли  в  сад,  чтобы  подстричь  друг  друга  (Витя  носил  волосы,  как  у  девицы  да  и  Олежик  зарос).  Сперва  я  подстриг   «под  сержанта»   Витю,  а  потом  папа  стал  подстригать  Олега,  так  как  ему  не  понравилось,  что  я  снял  «девичью»  прическу  у  Виктора  (тогда  пошла  мода  отращивать,  «под  Беста»,  звезды  английского  футбола).  Мы  с  Витей  отошли  в  сторону  и    стали  беседовать  на  взрослые  темы  о  смысле  жизни  и  о  Боге.  Рядом  журчал  веселый  ручей,  невдалеке  перекликались  иволги,  нежно  и  мягко  произнося  свое  «фиу-фиу»,  благодатная  зелень  умиротворяла  настроение…  Я  спросил  у  Виктора:  «младенцы – грудные  дети  виновны  пред  Богом   или  нет?  Любит  ли  Бог  их?».  Виктор  ответил,  что   « да,  любит».  «Тогда, -  спросил  я, - почему  же,  этот  Бог,  лишил  меня  матери  и  я  стал  сиротой,  не  познав  ни  материнской  ласки,  ни  любви?».   Витя  молчал.  Я  продолжал  атаковать  его,  в  том  же  духе,  своими  «аргументами»,  разрушая  его  веру,  «за  какой  такой  грех  это  я  был  наказан,  за  что? почему?  В  чем  моя  вина? -  добивал  я  его.  Мне  казалось,  что  в  своих  доводах,    над  которыми  не  один  раз  размышлял,  я  был  весьма  прав  и  этим  загнал  брата  моего  в  «угол».  Я,  к  глубокому  сожалению,  обвинял  Бога,  был  на  Него  в  обиде.  Я  совершал  злое  дело  в  моем  брате,  в  его  вере  во  Христа  Иисуса,  делал  злое  в  очах  Божиих.
Пришло  время  и  трагедия    вошла  в  дом  отца  и  мамы  Нины,  в  церковь  Жмеринки,  Витя,  будучи  членом  церкви  Христовой,   «пошел  под  откос».  Семья  его  распалась,  две  девочки:  Таня  и  Ниночка  остались  сиротами  без  отца.  Виктор  ушел  в  мир  хлебать  свиные,  и  не  только  свиные,  рожки. Я,  к  глубокому  сожалению,  был  соучастником  в  его  трагедии,  говоря  свои  обиды  на  Бога,  а  он,  в  немощи  веры,  молчал.  Либо,  уже  он  был  во  грехах  блуда,  а  я  лишь  «подсластил»,  добавил  «ложку  дегтя  в  бочку  с  медом».
Сегодня,  по  милости  Господа,  ниспосланной  мне,  на  сорок  шестом  году  жизни,  когда  Иисус  призвал  меня  и  простил  все  мои  грехи  - я  счастлив,  но  постоянное  мое  переживание  за  брата  моего,  за  Витю:  «Господи!  Прости  его  и  помилуй  его.  Помоги  ему  покаяться»…, - молитва  моя  за  Витю,  ведь  когда - то  он  молился  о  моем  спасении,  все  в  руках  Господа  и  в  Его  воле.
Уже,  под  пятьдесят  лет  моей  жизни,  мы  беседовали  с  отцом, как наедине,   так  и  в  присутствии    мамы  Нины,  то  он   говорил:  «Женя,  из  вас  троих,  наших  детей,  подтверждаю,  что  ты  был  самый  послушный»,  потом  он с  грустью  молчал,  молчали  все  и  я,  а,  что  говорить?  Наломано   и  переломано  дров,  буреломов  и  дровишек,  проклятие  греха  губит  человеческую жизнь,  ведущего   в  ад,  но жизнь  без  надежды  и  веры  ведет  к  смерти.  Благо,  что  есть  еще  надежда  и  вера,  дарованная  Господом   для  грешника,  которые  ведут  человека  к  прощению  грехов  и  спасению  души.
  Будем  же  тверды  и  непоколебимы,  будем  оптимистами  в  доверии  к  Господу  и  благости   Его  милосердия.


  ПРОДОЛЖЕНИЕ http://proza.ru/2022/11/25/1442