Легенда о Чивэне

— Великий Государь, беда! Началось! — с такими словами в покоях морского царя появился первый советник, а это не предвещало ничего хорошего. Вязирь хоть и был рыбкой небольшой, но в хитрости и проворности мало кто мог с ним соперничать. Ничто на океанском дне не могло укрыться от его пронырливых соглядатаев.

— Альбул, что случилось, не тяни, говори! — недовольно уставился на «белого лиса» повелитель, покачиваясь на мягких щупальцах актинии, что служила ему ложем.

 — В гареме переполох! У вашей любимой наложницы схватки начались!

 — Ах ты, ихтиокок лупоглазый! Радоваться надо, сколько веков уже наследника ждём! А ты — беда! Да я тебя в сети рыбацкие сошлю! — подскакивая с кровати, засуетился, собираясь, царь. — Почему мне не доложили? Как посмели?! — государь метался по покоям в поисках короны (негоже было показываться на рыбах с непокрытой головой).

— Так время ещё не пришло, над морем только полумесяц расцвёл! Вспомните, что водописи говорят: «Коли родится наследник престола в ночь без полной Луны быть беде», —  ощетинился плавниками Альбул, цитируя по памяти выдержки из старинных преданий.
 
Но Лунван его уже не слышал, поспешая в опочивальню роженицы. Как только он приблизился к покоям жены, раздался плач младенца, и через несколько минут в руки царя легла перламутровая раковина с наследником. Государь с умилением разглядывал «перепончатые руки и ноги, неестественно широкие и отвислые губы, стеклянные выпученные глаза».

— Приветствую тебя, Дагон, сын мой единственный! Покоритель морей и океанов… — начал было Лунван положенную протоколом речь, как из-за двери донёсся повторный детский плач. Царь недоумённо вздрогнул, похолодев и чуть не уронив наследника, хорошо вовремя подоспел вездесущий Альбул.
 
— Вот о чём я и предупреждал! Пришла напасть, открылась бездны пасть! — подхватывая ракушку, прошептал вязирь.
 
Вслед голосу младенца раздался пронзительный, душераздирающий вопль Мацзу, супруги Лунваня:
 
— Нет! Боги за что?!
 
Морской владыка ступил в комнату обезумевшей после родов жены. Та, разметав по подушке волосы-водоросли, лёжа в постели, прижимала к груди младшего сына, уродившегося тоже с характерными для царского рода большими губами, но коротким рыбьим телом и безрогой головой дракона.
 
— Отдай! — протянул к ней трясущиеся перепончатые пальцы Лунван. — Ты знаешь заветы предков! У морского царя может быть только один наследник!
 
— Муж мой, — рыдая, отвечала ему Мацзу, — поклянись, что дашь нашему сыну имя и предоставишь шанс выжить, сбросив в Мореинскую впадину, оставив его судьбу на волю лафивана.
 
— Обещаю! — проронил сквозь слёзы Лунван, принимая из рук супруги вторую раковину со спящим в ней ребёнком и растворяясь в толще воды.
 
Мацзу зашлась в горестном плаче и не слышала, как в комнату проскользнул Альбул. Он аккуратно положил на грудь матери Дагона, наследника морского престола, который тут же, повозившись немного, отыскал сосок, припал к нему и сладко зачмокал. Владычица замерла, тяжко вздохнула и прижала к себе оставшегося сына, помогая ему насытиться и поддерживая налитую молоком грудь.
 
А тем временем Лунван с обречённым ребёнком на руках остановился на краю бездны:
 
— Нарекаю тебя Чивэнь и опускаю в эту впадину ни за преступления, ни в наказание, а чтобы избежать братоубийственной борьбы за трон. Прости, сын, так всегда бывает, когда рождаются близнецы, — он поцеловал дракончика и позвал зычным голосом: — Кракен! Поднимись с глубин неизведанных!
 
Вспенилась вокруг государя вода, закрутилась, и из пасти водоворота показалась голова гигантского чудища.
 
— Кто осмелился побеспокоить меня?! — проревел монстр.
 
— Это я, Лунван, прими дар от царя морского.
 
— Давненько не баловали меня подношениями!
 
— Оставляю на твою милость сына моего, дракона Чивэня, отныне его жизнь принадлежит тебе!
 
Сказав так, Лунван, не смея больше задерживаться, вновь растворился в солёной океанской водице, а Кракен, сжимая в клешнях нежданный подарок, провалился в бездонную пучину.
 
Прошли годы…
 
— Кракен, Кракен! Хорош спать! Давай поднимемся наверх, оттуда звуки незнакомые доносятся, громкие, но красивые — ухо ласкают.
 
Лафиван лениво шевельнул хвостом. Ему не то что всплывать, а и двигаться было в тягость. Многие века лежал он себе тихо на дне морском, в омуте беспросветном, сладостным снам предавался, пока не появился в его унылой жизни неугомонный непоседа Чивэнь.  Досталось тогда всем обитателям глубоководным. Малыш, развлекаясь, нетопыря оседлал и по дну верхом носился; удильщику один фонарь разбил, второй — под глазом поставил; бочкоглазу и вовсе чернилами каракатицы прозрачную голову закрасил — тот потом во тьме потерялся, лафивану пришлось вместо послеобеденного отдыха по дну мотаться, бедного бочкоглаза спасать. У Кракена от этих воспоминаний чешуя дыбом поднималась.
 
Что говорить, все проделки дракошки и не перечислить. Справиться с ним только рыба-капля и могла. Много сказок да преданий поведала она Чивэню, убаюкивая, и всё бы хорошо, вот только научила желеобразная нянька маленького рыбёнка глотать всё без разбора. Не раз приходилось Кракену щекотать Чивэня по пузу, чтобы заставить выплюнуть проглоченных жителей морской пучины. Сколько раз он пытался призвать дракона к порядку, но тот никого не слушал и продолжал поглощать всё что ни попадя. А рыбы чудовищные только рады были! Их скучная жизнь неузнаваемо изменилась , и втайне от лафивана они баловали Чивэня.  Один лишь Кракен старался держаться от младшего сына морского царя подальше. Ну не терпел он, когда вокруг него воду баламутили. Хотя, что уж скрывать, любил повелитель бездонности по-своему шебутного приёмыша.
 
Вот и сейчас, с нежностью поглядывая на выросшего и возмужавшего сорванца, добродушно проворчал:
 
— Достал! Надо было тебя в младенчестве проглотить! Пожалел на свою голову! Никакого покоя!
 
— Кракен, ты от своего покоя уже всеми видами рачков покрылся, из тебя скоро песок посыплется, как из рыбы-попугая. Ползаешь по дну старым энипниастом!
 
— Я нестарый — я бессмертный! Всё на своём веку повидал.
 
— Ты только послушай, говорят, с океанским гастрольным турне сам Уёк прибыл. Хочу посмотреть на него поближе!
 
— Уёк?! Знаю я этого Мойва безголосого, очередной песенкой морестреля меня не удивишь!
 
— Ну и лежи здесь, пока, как камбала, не окосеешь, а я на концерт всплыву.
 
Рассерженный Чивэнь устремился со дна Мореинской впадины в срединное море-океан, где уже собрались поклонники творчества певца,  а лафиван, повздыхав недовольно, отправился следом. Он хоть и ворчал, а переживал за наивного и непутёвого отвергнутого сына Лунваня.
 
Уёк в серебристой концертной чешуе очаровал Чивэня. Выросший в бездне, тот никогда не видел такого роскошного представления. Мойв появился на сцене, украшенной фитобентосами и спирулинами, в окружении морских звёзд и рыб прилипал. Взмахнув плавниками, морестрель взлетел на грибовидный пластинчатый коралл и запел. Вокруг него извивались в танце ламинарии, на заднем плане подпевали морские коньки, и крабы в такт пощёлкивали клешнями.

Зал неистовствовал, засыпая своего любимца жемчужинами, крилем и бактериями. Исполнив несколько известных песен, эстрадный идол ошарашил публику новой композицией.

Это была баллада о морском принце Дагоне и его возлюбленноЙ Жоржине. История знакомства и любви человеческой девушки и русала покорила воображение воспитанника Кракена. Развесив уши, он внимал каждому слову. Ещё бы! Чивэнь знать не знал, что, кроме водной стихии, есть на  свете странная суша, населённая человеками.
 
Чем дольше слушал морестреля Чивэнь, тем ярче разгорались искры заинтересованности в его глазах, что не могло не напрягать Кракена.
 
«Что он снова задумал?» —  переживал глубинный монстр и приказал удильщикам внимательней следить за Чивэнем.
 
Как оказалось, не зря его сердце билось в сомнении. Спустя несколько недель после концерта Чивэнь нарисовался пред его очами и заявил:
 
— Кракен, я отправляюсь на поиски своего человека, хочу землю повидать и себя показать.
 
— Что ты там делать будешь, гуппи аквариумный!  Люди коварны: в сети поймают — зазря пропадёшь! Будешь в океанариуме ручным драконом через обруч скакать! — пытался отговорить безрассудного юнца лафиван.
 
— Лучше в океанариуме человеков развлекать, чем бессмертную жизнь бездарно в пучине пролёживать! — надув губы и набычившись, словно лобастый зубан, не унимался Чивэнь. — Уйду я от тебя, буду на суше жить. Видеть тебя больше не могу!
 
Сказав так, Чивэнь устремился к поверхности навстречу новым приключениям, а Кракен закопался глубже в ил, смежил веки и попытался погрузиться в привычный сон…
 
Быстро скользил Чивэнь по толще морской, активно работая плавниками,  передразнивая чудище и ругаясь на него: «Дракон океанариумный… гуппи дрессированный… а сам-то — латимерия ископаемая?! Совсем закостенел в своей пучинной глуши! Не хочу так жить и не буду! Я ещё удивлю тебя, Кракен, и докажу на что способен!»
 
Так поднимаясь всё выше и выше, Чивэнь вырвался из воды и растерянно заскользил по воздушному океану «без руля и без ветрил».
 
«Какая красота!» — ликовал сын морского царя, постепенно привыкая к новому пространству. Голубизна неба могла соперничать с цветом воды на мелководье. Ослепительное светило нежно щекотало бока дракона тёплым дыханием, а воздушные белоснежные кораллы легко скользили в высоте, покорные дуновению ветра — у Чивэня от восхищения дух захватывало! Он приветствовал пролетающих мимо птиц и, внимательно наблюдая за ними, осваивал непривычную для себя среду, учась парить в эфирном потоке.
 
Внезапно внизу он заметил необычную картину: в спокойном море тонул корабль, высоко задрав нос и быстро погружаясь в солёную воду, вокруг плавали безжизненные тела, а на покосившейся палубе металось странное существо на двух вытянутых плавниках. Оно беспорядочно тыкало вокруг себя длинной острой палкой и выкрикивало:
 
— Врёшь! Не возьмёшь!
 
«Похоже,  это и есть человек!» — решил Чивэнь и смело бросился на выручку. Он приземлился как раз вовремя, мужчина, будто отброшенный невидимой рукой, упал, потеряв своё оружие. Чивэнь ясно различил, как на  его грудь опустилась зыбкая тьма, окутала лежащее тело и принялась сжимать в смертельных объятиях.
 
Дракон и подумать не успел, как по привычке проглотил заинтересовавшую его субстанцию, рыгнул и сыто причмокнул, посмотрев на человека, уже поднявшегося на ноги.
 
— Спасибо, чудище, что пришёл на выручку!
 
— Я не чудище, я Чивэнь — дракон —  а ты кто?
 
— Цыке, рыцарь-мститель, посланный императором на борьбу с невидимым, безликим злом. Ты сейчас проглотил самого Ханьдуна — демона, являющегося источником катастроф и хаоса, досаждавшего императору долгие годы.
 
— А! Так вот что это было за лакомство! — облизнулся Чивэнь.
 
— Моя благодарность тебе не имеет границ! Проси чего хочешь! Высокий ранг Цыке в Поднебесной позволяет выполнить любое твоё желание, — сложив руки перед грудью, склонился в поклоне рыцарь.
 
— Скажи, человек, а много ли у вас на земле невзгод?
 
— Так много, что и не сосчитать!
 
 —  Тогда возьми меня в напарники! Мне пришлось зло по вкусу.
 
На том они и порешили. Чивэнь вместе с Цыке поселился во дворце императора, выбрав себе удобное место на крыше. Там он всегда был сыт, и ни одно несчастье не могло миновать его прожорливый рот.
 
Между тем сон не шёл к лафивану. Он себе все бока намял, искрутившись на дне морском. Не помогали ни сказки рыбы-капли, ни песни и баллады звёздного Уёка, ни доклады удильщиков…ничего. Сердце монстра разрывалось от волнения за Чивэня. Вконец измучившись, лафиван решил отправиться на помощь своему воспитаннику (то, что он попал в беду, сомнений у чудовища не вызывало). Кракен попытался оторваться ото дна, но грозди прилипших ракушек мешали ему подняться.
 
«Что ж, придётся выпить очищающее зелье! — лафиван покопался в припрятанных сокровищах и отыскал нужный пузырёк. Пара глотков быстро решила его проблемы, и вот уже, принюхиваясь к земным ароматам, чуткий нос Кракена безошибочно вывел его на запах Чивэня. То, что он увидел, заставило монстра содрогнуться. Его воспитанник покорно сидел на крыше человеческого дома и, разевая рот, ловил пролетающие мимо проклятия, сглазы и прочие беды.
 
— Чивэнь, дракончик мой, говорил я тебе, что люди злы! Поймали, на цепь посадили, гадостью кормят! — закружил он над крышей.
 
— Кракен! — обрадовался Чивэнь. — Что это ты распричитался!  У меня всё зашибись!
 
— Чивэнь, открой глаза, тебя что, околдовали эти мерзкие человечики?
 
— О чём ты говоришь?! Я самого Ханьдуня проглотил, вку-у-усный  — пальчики оближешь! А ты боялся, от меня пользы не будет! Я теперь императорский рыцарь — борец со злом и прочей нечистью. Оставайся со мной! Здесь интересно, скучать не придётся!
 
— Нет, спасибушки! Я лучше в Мореинской впадине в спокойствии буду дни коротать, чем людям прислуживать.
 
— Что ж, возможность стучится в дверь лишь раз! Жаль, но здесь мы расстанемся! — отвернулся от Кракена Чивэнь и принялся за любимую работу: много ещё бед и несчастий вокруг крутилось.
 
Повздыхал Кракен, но делать нечего —  насильно мил не будешь. Так и вернулся в пучину морскую один-одинёшенек век вековать, а Чивэнь до сих пор защищает людей от зла, горя и бед, высоко восседая на крыше человеческого жилища.

Никто его там насильно не держит, сам так решил!


ПРИМЕЧАНИЕ:
Чивэнь — безрогий дракон поглотитель злых духов
Альбу;ла или бе;лая лиси;ца — вид лучепёрых рыб
Удильщик, капля, бочкоглаз — глубоководные рыбы
Энипниаст – глубоководный морской огурец
Уёк – рыба мойва